60 лет назад начался Нюрнбергский процесс. Нюрнбергская ловушка

В конце войны правительства СССР, США, Великобритании и Франции решили провести процесс над главными немецкими военными преступниками. В августе 1945 г. был учреждён трибунал. С 20 ноября 1945 г. до 1 октября 1946 г. в городе Нюрнберге состоялся суд. Он приговорил 12 подсудимых к повешению и семерых к тюремному заключению, нескольких освободил из зала суда. Больше этот трибунал никогда не собирался.

Видимо, что-то вышло "не так", а потому в СССР о процессе вспоминали редко, ограничиваясь его славословием. В 1954 г. издали двухтомник материалов его, а в 1987 г. - сборник материалов из 8 томов. И это при том, что в архиве более чем 5,5 тыс. документов и десятки тысяч фотографий и киноплёнок. Однако полностью материалы процесса на русском языке никогда не были опубликованы.

В 1945 г., казалось, всё было очевидно. Вину подсудимых не надо было доказывать, доказательствами были их деяния. Миллионы павших, замученных и обездоленных взывали к отмщению. У русских, в частности, не могло быть сомнения в справедливости наказания военных и политических деятелей Германии, причастных к преступлениям против России и её граждан, к истреблению населения оккупированных территорий и грабежу, разрушению гражданских сооружений, не оправданному военной необходимостью. Враг разрушил в России 1710 городов и 70 тыс. сёл и деревень, сжёг более 6 млн зданий, 40 тыс. больниц, 84 тыс. школ и институтов, 43 тыс. библиотек, около 3 тыс. церквей. В немецком плену погибло почти 2,1 млн русских солдат, а на оккупированной территории (точных данных нет) было убито от 2,5 до 5 млн гражданских лиц. Можно такое забыть, простить, оставить без возмездия?

Среди подсудимых было 10 министров, 4 высших военных руководителя, 2 президента Рейхсбанка, 2 наместника оккупированных территорий. Их обвиняли в заговоре с целью захвата власти, в преступлениях против мира и человечности, в пренебрежении правилами и обычаями войны.

Победители решили наказать поверженного противника не на основании военных традиций. Они предпочли им формальности судопроизводства. Решили сыграть в гуманность. Не захотели использовать нормы национального уголовного закона. Им нужно было растоптать, заклеймить, вывалять в грязи Третий рейх в духе международного права, этой квинтэссенции ханжества, благих пожеланий и фарисейства. Вряд ли Москва просчитала до конца все последствия таких решений. И потому вместо настоящего суда с его доказательствами обвинения и контраргументами защиты, прениями сторон, правами и преимуществами обвиняемых, презумпцией невиновности и множеством других тонкостей, из которых скроено правосудие, получился судебный фарс, в лицемерии которого справедливость могла лишь утонуть. Получилась историческая фикция, имевшая лишь слабую связь с действительными преступлениями гитлеровского режима.

Огромный масштаб работы трибунала, который должен быть охватить политическую жизнь Европы на протяжении четверти века, с 1919 по 1945 год, не сопрягался с требованием закончить суд "быстро". Три месяца на предварительное следствие, одиннадцать - на судебные заседания. Если такой исторически важный процесс идёт с курьерской скоростью, если в течение месяца проходит 30 и более заседаний, то это скорее карикатура на правосудие, чем суд.

Понятно, отчего в Москве, Лондоне и Вашингтоне торопились. Процесс должен был отвлечь мировое общественное мнение, возбужденное страданиями и страхом. Ему предстояло доказать, что во всех бедах, обрушившихся на Европу во время войны, виновна лишь Германия и правившая ею клика, и, стало быть, нет основания для претензий к правительствам победивших государств. Быстрый суд, приговор которого был ясен заранее, к тому же устранял нежелательных свидетелей. Они слишком много знали и могли разоблачить неприглядную роль стран-победительниц. И потому суд быстро прошёл, справедливость восторжествовала, и концы были спрятаны в воду.

Не выдерживают критики обвинительный акт и речи главных обвинителей. В них есть и политическая публицистика, и исторические экскурсы, и ораторские приёмы. Вот только фактов, конкретных событий, чисел, дат и фамилий, подлинного анализа в них почти нет. И даже там, где возникает подобие улик, непонятно их происхождение, а факты нередко противоречат законам техники, физики, химии. Не все, но многие формулы обвинения выглядят несостоятельными или, во всяком случае, небесспорными.

Можно ли считать преступлением борьбу партии за власть в государстве? Является ли война преступлением? Можно ли было вести войну моторов на основе традиций, рождённых войнами мушкетов, тотальную войну наций по обычаям, возникшим из войн королей? Разве ограничивают суверенитет государства договор, конвенция или трактат, и неужели они остаются в силе даже тогда, когда заключившие их государства оказываются в состоянии войны? Допустимо ли строить обвинение на том основании, что мировоззрение, идеология и традиции обвиняемых, принадлежащих к одной цивилизации, несовместимы и противоречат мировоззрению, идеологии и традициям, которыми руководствуется обвинение, принадлежащее другой цивилизации?

Ущербность Нюрнбергского ещё состоит и в том, что, стремясь унизить германское руководство и отомстить ему за свои неудачи, ошибки, провалы и поражения первых лет войны, державы, в конечном счёте победившие в ней, использовали правосудие. Но оно имеет свои незыблемые основы, пренебрежение которыми превращает правосудие в "позитивные санкции беззакония". Нельзя преследовать кого бы то ни было, даже врагов, за мысли, идеи или намерения. Недопустимо наказание одних за деяние других. Ненаказуемо исполнение приказа начальника в военных условиях, даже когда приказ сам по себе противоречит законности.

И ещё одна грань этого процесса. Многое, что было вменено в качестве преступных деяний "преступному сборищу, представленному на скамье подсудимых", с полным основанием можно было бы предъявить и стороне обвинения.

Германия была обвинена в агрессивных войнах. Но разве сразу же после 1946 года Франция в Индокитае, США сначала в Корее и Вьетнаме, а совсем недавно в Югославии, Афганистане и в Ираке не совершала того же? Германию обвинили в применении бесчеловечных методов ведения войны. А разве атомные бомбардировки японских городов или ковровая бомбардировка Дрездена, предпринятые американцами без какой-либо военной необходимости, являлись гуманитарными акциями? Германию обвинили в преследовании евреев по расовым мотивам. А какими мотивами, кроме расовых, руководствовались США, дискриминируя негров? Германию обвинили в гонении на Церковь. А разве в СССР с этим было всё в порядке? Германию обвинили в том, что она создала концентрационные лагеря. Но ведь и США, как только началась война с Японией, создали у себя такие же "учреждения", бросив туда несколько сотен тысяч всех своих граждан японского происхождения. Им, значит, можно было? Германию обвинили в использовании принудительного труда. А как быть с СССР, где происходило то же самое? Германию обвинили в том, что её политика разорвала Версальский мирный договор. Но что это был за договор? Он оскорбил немцев, создал в Европе нежизнеспособные государственные образования с уродливыми границами и, заново поделив мир, провозгласил, что его пересмотр - преступление. Это сделало неизбежным новый военный конфликт. Фош, французский главнокомандующий, увидев текст Версальского договора, сразу же заявил: это не мир, а перемирие на 20 лет.

Нюрнбергский процесс, таким образом, был ещё и актом реабилитации "версальской системы", связанной с именами Клемансо, Ллойд Джорджа и Вильсона, её авторами. К тому же, в очередной раз поделив мир в результате второй мировой войны, державы-победительницы попытались в Нюрнберге, теперь уже в форме судебного прецедента, поставить вне закона какую-либо ревизию их решений. Этого не получилось.

Многим государствам навязаны ныне пакты и трактаты, не уступающие по своей алчности, бесцеремонности и несправедливости Версальскому договору. Нетрудно предвидеть, что нации, униженные и разоряемые такими договорами, рано или поздно сделают всё возможное, чтобы превратить их в клочок бумаги. И никакие Нюрнбергские процессы не в силах этому помешать.

Войны не стоят того, чтобы их бояться. Но их надо всегда помнить и к ним готовиться.

Сергей ПЫХТИН, "Русский Дом"