С февраля текущего года Россия содействует 32 государствам в борьбе с COVID-19. Наибольшую заботу, проявленную другом и союзником, смогли ощутить на себе страны Центрально-Азиатского региона. Туда на безвозмездной основе была направлена самая крупная партия тест-систем и реагентов для пробоподготовки, средств индивидуальной защиты и медицинской техники. Кроме того, справиться с пандемией региону помогают российские мониторинговые комиссии, консультативные группы и работающий сегодня в Киргизии и Казахстане десант российских врачей.
Подобная практика для России в Центральной Азии уже давно стала традицией, ведь свой первый исторический экзамен на дружбу страна с достоинством выдержала еще полтора столетия назад.
Жизнь в эпидемиологическом коллапсе
История Средней Азии – это летопись войн, землетрясений и эпидемий. Последние одолевали среднеазиатские города регулярно, не только превращая в пыльные холмы прекрасные некогда дворцы и шумные торговые площади, но и меняя траекторию цивилизационного развития региона. Если верить текстам несторианских надгробий с городища Бурана, чума, свирепствовавшая в 1338–1339 годах в Чуйской долине, где ныне расположена киргизская столица, привела к запустению раскинувшихся здесь когда-то цветущих городов и упадку проходившего через них Великого шелкового пути, на многие столетия превратив урбанизированный оазис в кочевья киргизских и казахских племен.
Стабильно удручающий характер эпидемиологической ситуации в регионе – за один только XVIII век среднеазиатские ханства успели многократно подвергнуться эпидемиям ришты (гельминтоза), малярии, чумы, оспы, тифа, лихорадки, горячки и сифилиса – был обусловлен множеством факторов, один из которых состоял в соседстве с неблагополучными в санитарно-эпидемиологическом отношении странами, наибольшую угрозу среди которых представлял густонаселенный Китайский Туркестан – Кашгария. Командированный туда в августе 1886 года для оценки масштабов вспыхнувшей в кашгарском городе Аксу эпидемии холеры врач Сибирского военного округа Н.Л. Зеланд, зафиксировав в своих путевых заметках факты беспрецедентной антисанитарии, писал: «В течение 3–4-х недель болезнь была неслыханной жестокости. <…> Сотни и тысячи умирали в своих темных конурах, на мокром зловонном тряпье, и грудами вывозились на кладбища».
Попадая в среднеазиатские города, вирусы находили в них необходимую для своего стремительного распространения питательную среду, становясь настоящим бичом для местного населения. В своем двухтомном труде «Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области» санитарное состояние Оша, Маргелана и Андижана врач В.И. Кулешевский описал так:
«В базарные дни сюда стекается масса людей пеших и конных из всех окрестных кишлаков, которые толпятся в течение дня на базаре. Следы пребывания нескольких тысяч лошадей и баранов, а также все помои с различными отбросами, выливаемые с самым искренним простодушием тут же на улицу, должны образовать с каждым разом все более и более толстый слой навозного удобрения, которое в крытых улицах базара делает воздух негодным для дыхания. <…> Значительно больше воздуха загрязняется вода, которая, циркулируя в этих местах по арыкам, выщелачивает из почвы продукты органических разложений и, несмотря на это, употребляется туземцами для питья в сыром виде, без всякой очистки и фильтрации. Отхожие места, как частные, так и общественные, никогда не очищаются, и о вывозе нечистот туземцы не помышляли. Устроены они большею частью по персидскому образцу и состоят из весьма глубоких ям или мертвых колодцев».
Хлопковый базар в Бухаре. Из фотоальбома А.В. Левина «Противочумная экспедиция в Анзоб в русском Туркестане»
В таких условиях достаточно было лишь незначительного толчка, к примеру аномального повышения температуры воздуха или наведавшегося сюда из очага заражения со своим товаром иноземного торговца, чтобы мера терпения человеческого организма переполнилась и грянул разгул очередной эпидемии, противостоять которой в Туркестане не умели, да и не хотели.
Борьба с эпидемиями – борьба с предрассудками
Отсутствие лечебных заведений и врачей, но зато отряд мулл – один на 50 человек – таков был ответ среднеазиатского общества на регулярные эпидемиологические атаки. «Медицинский чемодан» служителя исламского культа был полон молитв, которые читались над тяжело больными, и «разных чародейных приемов», включавших «изгнание нечистого с помощью дутья и волшебных формул».
В случае если «религиозная» медицина расписывалась в своей несостоятельности, на помощь духовенству приходили практики-эмпирики – «табибы», лечившие своих пациентов разного рода снадобьями: ртутью, медным купоросом, опием, серой, жженым войлоком, порохом, травами и бараньим салом, от которых, по словам туркестанского администратора Н.И. Королькова, больные «зачастую или уродовались на всю жизнь, или же преждевременно умирали».
В тех областях, где ислам не успел еще глубоко пустить свои корни, к примеру в киргизских кочевьях, предпочитали пользоваться услугами «бубу-бакшы» – шаманов, лечивших «лекарствами, переданными им из потустороннего мира духами усопших».
В таком удручающем медико-санитарном состоянии часть Средней Азии вошла в 60-е годы XIX столетия в состав Российской империи, где к этому времени был накоплен большой опыт борьбы с эпидемиологическими заболеваниями. Он получил свое отражение в значительном количестве нормативно-правовых актов, свидетельствующих о суровости российского карантинного законодательства, позволявшего даже в условиях отсутствия необходимых вакцин и лекарственных средств с наименьшими потерями выходить из эпидемиологических кризисов.
Так, если человек, совершивший убийство, мог, к примеру, отделаться ссылкой на каторгу, то виновные «в выносе, выдаче или перебрасывании через черту карантинную, или черту оцепления, или в утайке вещей зачумленных» и пр., приговаривались к смертной казни. Вот только в Средней Азии, учитывая ее ментальную специфику, требовался иной, дипломатический, подход.
В 1889 году популярная мусульманская газета «Терджиман», издававшаяся в Бахчисарае исламским прогрессистом Исмаилом Гаспринским, писала о свирепствовавших в Бухаре эпидемиях холеры и малярии, унесших за лето около 15 тысяч жизней. При этом в издании подчеркивалось, что русские в Бухаре не заболели в связи с тем, что соблюдали санитарно-гигиенические правила.
Невежество и фатализм, пронизывавшие вертикаль среднеазиатского общества, на протяжении всего имперского периода становились, по словам В.И. Кулешевского, «поперек дороги, когда нужно было принимать соответствующие меры для прекращения развития и распространения разного рода болезней». «Умереть от болезней должны все те, которым предназначено умереть и выздороветь – все те, которым по воле Аллаха суждено было поправиться», – считали и бухарский эмир, и его наемные чиновники.
Открыть в находившемся под российским протекторатом Бухарском эмирате (территория современного Узбекистана, Таджикистана и части Туркмении) больницу удалось лишь в 1891 году по настойчивой инициативе российских врачей. Спустя четыре года в ней была устроена лаборатория, в которой группа известных бактериологов, прибывших туда из Петербурга для изучения санитарного состояния города, демонстрировала местным исламским богословам под микроскопом различные формы жизни, обнаруженные в образцах взятой из каналов воды, а также продуктов из харчевен и мяса с боен. Рекомендовавшие реорганизовать торговлю пищевыми продуктами, устранив таким образом в какой-то мере распространение инфекционных заболеваний, российские ученые услышали в ответ: «Мы не боимся воды, нас хранит бог. Мы не продадим свою веру. Это фокусы, им нельзя верить».
Кульминацией безрассудного противостояния стала крупнейшая в XIX веке эпидемия чумы, разразившаяся в 1898 году в кишлаке Анзоб, располагавшемся в труднодоступном Ягнобском ущелье в отрогах Гиссарского хребта, отделявшего Туркестанское генерал-губернаторство от Южной Бухары. Об эпидемии российские власти узнали случайно, и только через месяц после ее начала, от жителей кишлака Маргиф, к которым анзобцы обратились с просьбой занять им холста для саванов, которого тем перестало хватать.
Группа российских медиков на пути к кишлаку Анзоб. Бухарский эмират. 1899 г. Из фотоальбома А.М. Левина «Противочумная экспедиция в Анзоб в русском Туркестане»
И только благодаря энергичным усилиям прибывших из Петербурга и Киева в Анзоб 72 врачей (из них 15 женщин), 46 фельдшеров и трех врачей-бактериологов, а также принятым российскими властями экстренным мерам по изоляции зоны заражения очаг страшнейшей эпидемии довольно быстро был ликвидирован. Последующая вакцинация населения Восточной Бухары и Туркестана противочумной сывороткой, разработанной к этому времени в маленьком форте «Александр I», затерянном на острове Финского залива, российским бактериологом В.И. Турчиновичем-Вышникевичем, смогла сдержать распространение опаснейшего заболевания в регионе.
Вакцинация российскими врачами жителей кишлака Анзоб. Из фотоальбома А.М.
Левина «Противочумная экспедиция в Анзоб в русском Туркестане»
«Терджиман» еще не раз напишет об успехах российской медицинской науки и подвигах российских врачей, прибывавших на помощь жителям Бухарского эмирата для оказания медицинской помощи в разгар эпидемий. Сообщит она и об открытии в 1915 году на пожертвования жителей России в кишлаке Душанбе первой современной больницы, где на постоянной основе будет работать бригада российских врачей.
Эпидемия или бунт
Однако сопротивление новым санитарно-гигиеническим нормам оказывало население даже тех областей, где российская власть носила абсолютный характер, и санитарно-гигиенические предписания, принятые в городах Европы, требовали обязательного исполнения. К примеру, запрет хоронить в городской черте и использовать для этого специально отведенные места. «У туземцев существовал обычай устраивать кладбища даже в самых центральных частях города, – писал В.И. Кулешевский. – <…> Легко составить себе понятие о качестве воды в арыках, которая пройдет через весь город, мимо кладбищ, боен, базара, общественных ретирад и тому подобных мест, а между тем эту воду употребляют для питья в сыром виде».
Мусульманские похоронные традиции стали камнем преткновения в период борьбы с эпидемией холеры, вспыхнувшей в Ташкенте в мае 1892 года, вступив в противоречие с рациональными санитарно-эпидемиологическими мерами, предпринятыми русскими властями города для борьбы с заболеванием.
Обязательный медицинский осмотр тел, приводивший к задержанию похорон на 2-3 дня (по нормам шариата умерший должен быть предан земле обязательно до захода солнца), распоряжение производить захоронения на специально отведенных холерных кладбищах, а не в центре города рядом с предками и засыпать могилы известью, а также сожжение вещей зараженных вызвали волну негодования.
Оно усилилось после того, как был пущен слух о том, что русские врачи специально заражают воду в реке Бозсу, заболевшим холерой вместо лекарств дают смертельный яд, а затем препятствуют захоронению согласно мусульманским традициям, лишая их возможности после смерти попасть в рай.
Не помогли тогда ни разъяснительные беседы с населением, ни распространявшиеся по всему Туркестанскому генерал-губернаторству брошюры на русском и местных языках о характере заболевания и необходимых профилактических мерах. 24 июня разъяренная толпа фанатиков напала на военного коменданта города Степана Путинцева, вынудив власти прибегнуть к силе.
Сегодня этот исторический эпизод, получивший название «холерный бунт», принято называть антиколониальным восстанием, а предпринятые противоэпидемиологические меры – «интересами колониальной власти, готовой не задумываясь нарушить народные традиции и обычаи, религиозный уклад и национальные ценности». Характерно, что эта же «колониальная власть» спустя пять лет, в 1897 году, как напишет газета «Терджиман», с началом вспыхнувшей в Ташкенте эпидемии малярии вновь будет бесплатно раздавать населению лекарства и открывать во всех махаллях фельдшерские пункты.
Пройдет немало времени, прежде чем туркестанцы осознают, что громадные потери здоровья и жизней, которым они подвергались во все времена от злокачественных и опустошительных эпидемий и различных болезней, зависели главным образом от заражения воздуха и воды, а не от каких-либо таинственных сил, и проникнутся доверием к медицинским учреждениям европейского типа, появившимся в регионе в имперский период. Царская администрация, делала для этого все возможное. Например, персонал для амбулаторий, обслуживавших женщин и детей, подбирался исключительно из врачей женского пола, а медицинская помощь оказывалась бесплатно.
К 1909 году, согласно статистическим данным, приведенным И.И. Гейером в путеводителе «Туркестан», в Ферганской, Сырдарьинской и Семиреченской областях русского Туркестана функционировало 54 медицинских учреждения разного типа, в которых трудились 212 российских врачей (не считая фельдшеров, повивальных бабок и оспопрививателей), треть которых составляли женщины. Во многих городах имелись военные лазареты. Им прямо предписывалось оказывать помощь не только военным, но и населению, независимо от национальности и вероисповедания.
В отличие от других европейских держав, Россия, как и ее медицина, не знали этнической сегрегации, руководствуясь принципом «высшая и абсолютная ценность – человеческая жизнь».