1986. Чернобыль. Как это было

Материал автора, с ником "Саперный танк" на Глобальной Авантюре, участник ликвидации аварии на ЧАЭС. Глазами очевидца.

Вот некий материал, в плане выполнения обещания отписаться по ликвидации Чернобыльской катастрофы как её видел и запомнил Ваш покорный слуга. Не претендую ни на всеохватность, ни даже на полную достоверность. Вернее не так. Я могу ошибаться, описывая какие-то моменты из-за того, что что-то не так услышал, чего-то не мог знать из-за режима секретности и просто «врать как очевидец» (избитый шаблон). Но в целом, надеюсь, что отклонения от истины будут небольшими.

Начну с того, что о масштабе беды я НАЧАЛ догадываться после того как услышал по радио: «реактор разрушен, радиационный фон в районе станции в норме». А когда вечером 5-го мая уехал с 8-ю дембелями из БОУПА капитан Кучук, а я получил приказа уехать через сутки да ещё с 25 бойцами, сержантом и прапорщиком, понял, что там полная жопа. Однако я даже представить не мог, что она НАСТОЛЬКО полная. Восьмого мая я с подчинёнными прибыл в Киев, где нас к моему удивлению уже ждал «Урал». Мы быстренько загрузились в него (а надо сказать, что везли мы всё кроме оружия). И поехали в Иванковский район, село Оранное.

картинка

Там нас разместили в расположении (после моего звонка, страшно сказать, маршалу инженерных войск Аганову, а что делать, привезли к лагерю, высадили и всё) понтонномостового полка имевшего ППД в г. Киев (номер, увы, забыл). По приказу Аганова, замполит полка, а командовал в лагере он (на удивление замполит, а толковый мужик ни разу не зазнайка), комполка убыл по дозе, быстренько поставил меня и всё моё воинство на довольствие, дал команду выдать палатку, в общем обустроились. Их полк развернул мостовую переправу на р. Припяти и нёс на том мосту комендантскую службу. Кроме понтонёров в Оранном и его окрестностях стоял целый ряд частей: начиная со 122-го моб. отряда, заканчивая инженерно-ремонтной бригадой. И среди прочих СОЛП №1 (Специальный Отряд  Ликвидации Последствий аварии) куда меня и моих орлов перевели через пару дней. Этот СОЛП был сформирован из частей  ПРИКВО (был ещё и СОЛП №2, который сформировала инженерная бригада штурма и разграждения из Броваров).

Вот там я и узнал о том, как работали наши дембеля. На тот период, ответственно заявляю, лучших механиков водителей ИМР и ИМР-2 (особенно последней, машина на тот момент новая даже у нас в бригаде был всего один взвод по подготовке специалистов для неё) во всех вооружённых силах страны не было. И их бросили сразу же на станцию грести графит, уран, бетон и прочее вылетевшее из реактора. Пятна были такие, что химики боялись сунутся туда. Да по большому счёту им и не на чем было заехать под реактор. У самой защищённой ихней машины РХМ коэффициент ослабления был всего что-то около 14-20 крат. Сравните с 80-ю у ИМР-2. И это в исходном варианте. Когда пришёл листовой свинец мы дополнительно усилили защиту тем, что положили везде, где можно по сантиметру-два свинца. А тогда с машин поснимали колейные минные тралы и пусковые установки удлинённых зарядов разминирования со всем оборудованием за полной ненадобностью и для уменьшения мест сбора грязи и пыли (в прочем и с остальными исходными машинами проделывали тоже самое). И в таком виде загнали на станцию (кроме 8 штук, были еще, потом приходили дополнительно, в том числе с усиленной защитой). Формально командиром машины является оператор, но в той ситуации главным был мехвод, так как приходилось работать бульдозерным оборудованием, кроме того блоки управления систем КЗ и ОПВТ находятся у него же. А умений работать с этим кроме как у инструкторов не было ни у кого (офицеры не в счёт, хотяяяя …. и мы тоже в этом плане были слабоваты, особенно по бульдозеру). В общем, менять инструкторов было некому. А сроки были поставлены очень жёсткие. Вот таким образом сложился график работы этих ребят. Утром в первый день в 9 утра была ими получена задача. В башнё на место оператора посажены бойцы из Прикарпатья. И поехали ИМРы под реактор.

Отработали 5 часов, вышли к АБК-1, при необходимости (в первый день необходимости не было) помылись в санпропускнике (на входе в столовку стоял дозик), переоделись там же, пообедали (обед привозился из лагеря), час отдохнули (а то и много меньше, если мылись) и снова на пять часов. Вечером ОБЯЗАТЕЛЬНО санпропускник, переодевание, для операторов отправка в лагерь, а для БОУПтян ужин и отдых. Час, чуть больше, чуть меньше. Приезд новых операторов предварял отъезд дневной смены. Ночная смена (а в нее, как и в дневную входили не только операторы машин, где работали инструктора) за это время распределялась по машинам, получала задачу и под реактор. Всё тоже только в ночном варианте. И так трое суток. Хочу сказать, что иного выбора НЕ БЫЛО! Судите сами. Система КЗ срабатывала по команде «А»! БШ думаю, знает, что это такое, а для остальных поясню. При вспышке ядерного взрыва (думаю, Мимохожий и Добряк уже прикинули мощность излучения) за бортом 10000р/ч. Автоматика ВЫКЛЮЧАЕТ нагнетатель приблизительно на 15 секунд, глушит двигатель, ставит машину на тормоз, закрывает жалюзи, входные отверстия для нагнетателя и газоанализатора системы КЗ, зажигает красную лампу «А» на блоке управления системы КЗ и выдаёт звуковой сигнал в танковое переговорное устройство (ТПУ). После прохождения ударной волны, а она за эти 15 секунд должна пройти, открываются отверстия газоанализатора и нагнетателя, нагнетатель запускается, причём воздух направляется через фильтр, а все тяги (топливного насоса высокого давления, тормозов, жалюзи) получают возможность соединится для нормальной эксплуатации. Это при ядерном взрыве. Когда такой поток кратковременный. Но тут-то взрыва нет! Поток такой мощности продолжает своё воздействие, и ждать когда всё придёт в норму можно до бесконечности. Машина заглушена (да ещё и не одна, а по очереди все)! И здесь на первое место выходит квалификация мехвода. Сообразить переключиться на блоке управления ОПВТ (есть там хитрый такой переключатель «ОПВТ-КЗ»), а не запаниковать, соединить все тяги, запустить движок машины и нагнетатель и спокойно продолжить работать (причём быстро, избегая лишнего нахождения в зоне высоких фонов) может только подготовленный человек. Эти были ПОДГОТОВЛЕНЫ. За эти трое суток народ конкретно исхудал, каждый раз, когда менялись операторы, они выбирали тех, кто побалоболистей. Говорили: «Ты хоть песни пой, хоть анекдоты рассказывай, только не молчи». Работали и сделали дело. Всю ОСНОВНУЮ грязь сгребли поближе к стенам реактора и, ЕМНИП, в какие-то места в кучи, откуда её загрузили в контейнера и вывезли в могильники. Но это уже было без них. А их под руки вели в санпропускник на втором этаже АБК-1. Помогали раздеться, мыли, одевали, потому, что эти мальчишки засыпали на ходу. Спящих их загрузили в «Урал», спящих в лагере заносили в палатку, где они и проспали почти трое суток. Когда проснулись, их первым делом накормили. Через день вертолётом отвезли в Киев. Их дальнейшую судьбу не знаю.

Если говорить о начальном этапе (точнее о самых первых после 26 апреля днях), то надо сказать, что никто не был готов к такому. Например, выгрузка личного состава и техники СОЛП №1 происходила на ближайшей к Припяти ж/д станции

Там же в течение суток находился и лагерь отряда. Для сведения, фон в Припяти в тот момент УЖЕ был 50 р/ч. Через сутки отряд перевели, ЕМНИП, в «Изумрудное» (база отдыха, ЕМНИП, студии имени Довженко, расположена между Чернобылем и Припятью). И только затем вообще вывели из зоны отчуждения в Оранное.

Выезд на работу всегда был в 8 утра. Процедура была следующей, перед завтраком всех прогоняли через лаборанта берущего кровь на анализ (при падении лейкоцитов отстранение от выездов до поправления их числа), а после командир отряда (выезжал ежедневно, чтоб быстрей набрать дозу и замениться) строил тех, кто сегодня выезжал. Вместе с ним на построение выходил начмед отряда (он же радиолог, коим стал после прохождения ускоренных курсов) с подносом на котором стояли мензурки с раствором йодида калия по числу выезжающих. Командир у нас на глазах глотал таблетку того самого калия-йодина (садист!! ему никаких неприятных вкусовых ощущений), а после этого проходил вдоль строя внимательно следя за тем, чтоб КАЖДЫЙ проглотил дозу этой мерзкой горько-соленой гадости. Опосля «ста граммов для храбрости» погрузка в «Урал» и вперёд. Заезжали в зону отчуждения мы через КПП Дитятки. Далее через Чернобыль по дороге на Припять до полевого парка. Какое-то время это было «Изумрудное»,

далее окраина села Копачи, и наконец, собственно территория станции на берегу пруда-охладителя, напротив третьей (недостроенной) очереди. Подготовка машин к работе и вперёд на станцию.

Кстати в конце мая машины в парк стали гонять только на ТО. А всё остальное время они стояли на станции возле АБК-1.

Интересное наблюдение. По первости, в самом начале работ, движение никто не регулировал. При этом поток был большой (даже по современным меркам, хотя с пробками не сравнить). Водители давили на всю железку, но при этом аварий почему-то не было. И это притом, что дорога была всего двухполосная. Потом постепенно стали появляться гаишники, регулировать (в смысле ограничивать) скорость, и при этом пошли аварии. И чем дальше шёл этот процесс, тем больше было аварий. Почему так получилось, не знаю. Одновременно стали расширять дорогу. Причём так, что это ни как не мешало движению. Вот бы везде и всегда так.

Однако вернёмся к нашим ИМРам. На дороге стихийно сложилась некая иерархия. Легковушки (в основном УАЗики) испугано прижимались к обочине при появлении на встречной всяких ЗиЛов, «Уралов». Те в свою очередь отпрыгивали от КрАЗов и «Татр». Появлении БТРов на дороге заставляло и этих прижиматься. И тут появлялись МЫ. Сорока семи тонная махина около 4 метров шириной (одна гусянка на середине дороги, а вторая на обочине) несущаяся со скоростью 70 км/ч тебе на встречу, кого хочешь заставит прижиматься к обочине. А сидеть в башне головной машины и наблюдать это, вызывает чувство гордости за свою принадлежность к инженерным войскам!

После некоторой гонки по автодороге (больше нигде и никогда по автодорогам с твёрдым покрытием ездить не приходилось на ИМР) прибывали на станцию. Все выгружались и шли в АБК-1. Л/с поднимался на второй этаж и располагался в коридоре. Командир группы спускался в убежище (которое звали почему-то «бункер»), где располагался штаб опергруппы особой зоны и там, у представителя инженерных войск получал задание.

Вообще это место было весьма занятным. Там располагался узел связи с прямым выходом на коммутатор генштаба. В ночное время тем, кто находился на станции, было разрешено (по крайней мере, в 1986 году, в период моего пребывания) звонить через него домой. Понятно, что позывные цепочки коммутаторов знали только офицеры, да и выход на городскую сеть в те времена точно отсутствовал и пользоваться этой услугой могли только они (офицеры).  Здесь же находились представители различных министерств и ведомств, непосредственно задействованных на ликвидации и представители промыслов, чья техника была в эксплуатации. Естественно здесь же были учёные-ядерщики (лично видел Велихова, в то врем, ЕМНИП, президент АН). Здесь также был народ и попроще. Как то караул на ЧАЭС, группа заправки машин, комендант станции со складом минеральной воды (это серьёзно, очень серьёзно) и «Фиесты» в бутылках по 0,33 л и т.д. Вся прелесть этого места заключалась в его некой демократичности. За исключением начальника опергруппы генерал-майора (фамилии не помню, хоть убей) все остальные (как впрочем, и в других местах АБК-1) знаков различия не носили и были одеты в белые АЭСовские робы с белыми колпаками, обуты в белые же АЭСовские боты и с «лепестками» висящими на груди на завязках. И понять, кто есть кто, можно было только по табличкам на столах. В этом белом царстве несколько выделялись люди из группы заправки замасленными робами. В общем – «белые люди на чёрной работе». Конечно все эти люди (за исключением штаба и представителей) постоянно перемещались, приходили, уходили, но всегда в бункере было много народа. Иногда нас командиры частей оттуда выпроваживали или получали задачу вместо нас. Но, как правило, порядок был такой. Командиры частей, кстати, там, как правило, обсуждали работу на завтра, решали какое количество народа необходимо привлечь, и какое количество имеется в реальности. При этом (решалось подобное за столом непосредственно начальника опергруппы) удавалось услышать довольно интересные вещи. Например, я таким образом узнал, что соседняя бригада химзащиты (располагалась в том же Ораном и отличались даже визуально, так как весь ихний л/с был одет в импрегнат) номер увы не помню (сформирована была из «партизан» в первые же дни) дважды была в полном составе «положена» (то есть ВСЕ рядовые и сержанты и многие офицеры получили предельные и даже превосходящие предельные дозы). Первый раз - когда чистили машзал, а второй – когда чистили крышу. И тов. генерал требовал оба раза от комбрига подтверждения и оба раза (честное слово, один раз сам всё видел), комбриг представлял журналы учёта доз, где как я успел заметить, кое-где были даже трёхзначные числа. А что тут удивительного (что подсмотрел), стол представителя инженерных войск стоял по соседству со столом начальника, а задача представителем ставилась не только мне, так что времени для того, чтоб «поводить жалом» было достаточно. Ну и про химиков скажу ниже.

Иногда были исключения. Когда валили «рыжий лес» на станцию не заезжали, а сразу из парка в этот самый лесок.

Кстати он стоил много «кровушки». Самая большая его неприятность состояла в том, что засохшие деревья очень охотно роняли ветви и хвою. И они (эти самые ветви и хвоя) быстро забивали обзор с места мехвода. И хотя окна – не триплексы танка, всё равно их размер не большой. И они забивались. Сдуть системой обмыва-обдува было не реально. Приходилось мехводам останавливаться, открывать люк, высовываться по пояс и руками сбрасывать загрязнения (весьма не хило светящие). Фон был в среднем под 50 р/ч. Иногда больше иногда меньше. Соответственно те самые мехводы хватали «шитиков» («рейганов», но на самом деле радов, так как у всех были накопители ИД-11) более, чем планировалось. Иногда в два раза. Да и пыль и самое главное хвоя попадали вовнутрь машины. А это было ОЧЕНЬ паршиво. Сидеть в «лепестке» под бронёй все пять часов, когда на небе НИ ОДНОГО облачка дело хоть и не приятное, но терпимое. Но тут мы вынуждены были пользоваться Р-2 («лепестки» давали в санпропускнике станции, а он одноразовый, в отряде, же были только Р-2). А это СОВСЕМ другая песня. Выдержать ТАКУЮ пытку было не реально. Лицо от полиэтилена, коим выстлана внутренняя поверхность Р-2, горело нестерпимо, внутри респиратора скапливался пот, который тоже разъедал кожу. И поэтому респиратор снимали все, как только закрывался люк и в машине создавался подпор чистого воздуха. А здесь эта хвоя, которая держит на себе пыли – мама не горюй.

 Была и ещё одна беда. Но тут уже человеческий фактор в полный рост. Положено при валке деревьев упираться в них стрелой, а бульдозером подсекать корни. Таким образом дерево валится от машины. Но это долго! А хочется побыстрей – раз-раз и готово. Поэтому стрелу из транспортного положения не разворачивали, давили бульдозером чуть повыше (примерно на полметра над землёй). Правда, при этом получалось не всегда свалить. Приходилось отъезжать назад и бить с разгона. И вот тут-то и появлялась засада. Ствол дерева высушенный до звона (а там в основном сосны, то есть довольно высокие деревья) от такого обращения частенько ломался. Причем в трёх местах: в месте удара бульдозером, метра на два с половиной - три выше и примерно в пяти-шести метрах. И если первые две части переломанного ствола получали наклон и падали почти плашмя, то верхняя треть падала строго вертикально и била в отсек с гидропанелью в раме бульдозера. Крышка этого отсека к броне ни какого отношения не имеет и имеет толщину около миллиметра-полутора. Таким образом - авария гидропривода мгновенная. Машина в ремонт, а в отсек гидропривода (гидропанели) попадало дохренища всякой радиоактивной радости и гидравлической жидкости. Что естественно, приводило в восторг людей на обслуживании, а командира отряда вынуждала вызывать спецов из рембригады (у нас не было ремкомплектов для ремонта гидропривода, трубки были, а золотников, гидрораспределителей и т.д. нет) и соответственно выяснения отношений с ихним комбригом по поводу переоблучения ремонтников.  Для БАТов (всех) такой проблемы, к слову, нет. Нет у них в раме гидропанели. Совсем. И соответственно отсека тоже нет.

А сам процесс ремонта выглядел следующим образом. Крышку мыли с помощью мойки высокого давления (200 атм, давление воды, t 80-90o С), по мере возможности откручивали болты. То, что не откручивалось - высверливали. Затем мыли сам отсек той же мойкой. Затем трахались с погнутыми и порванными трубками и навёрнутыми трёхпозиционными золотниками. А трубки (тонкостенная нержавейка), к слову, надо было выгибать по месту, что без знаний как это делать приводит к перелому последних. Затем выгоняли из системы моющий раствор. Затем трахались с замоченными проводкой и разъёмами. Затем рихтовали и заваривали крышку отсека. После чего старательно пытались приладить её на место и обеспечить её герметичность. В общем весело.

Тут надо ещё одну вещь пояснить. Бойцы распределялись по частям по принципу - лучшие убывают первыми. В итоге со мной поехали, скажем так, не самые лучшие в плане подготовки. В том числе и по правилам эксплуатации. Отсюда возникали всякие очень «нестандартные» коллизии. В частности не все понимали необходимость слива отстоя из влагомаслоотделителя пневмосистемы запуска двигателя (и соответственно не делали). БШ, думаю, представил, к чему это привело. Хотя вряд ли до конца. Так как машину стали заводить электрозапуском, пока она имела нормально заряженный аккумулятор (а чего новой, только с завода машине не иметь). А вот когда его разрядили (рацией резервной машины пользовались с заглушенным движком, не любят моторы семейства В-2 холостой колматёжки), тогда и стало понятно, что система запуска гикнулась. В общем, мыть от этой дряни, пастообразной консистенции, пришлось даже баллоны высокого давления. То есть всю систему воздушного запуска. Причём влагомаслоотделитель расположен в корме машины, а баллоны в отделении управления, справа от мехвода. Ещё повезло, что до воздухораспределителя она добраться не успела. И то хлеб.

Рабочий день заканчивался в 20 часов. Перед отъездом помывка в санпропускнике вначале на втором этаже АБК-1, потом был, ЕМНИП, третий этаж. В мае месяце и, по-моему, дней 5 июня в санпропускнике выдавали новое (робы, колпаки, боты), а после – стираное/обработанное. Хотя время от времени попадалось и новьё. Но надо было успеть и попасть на это дело. И выдавали «лепестки». Погрузка в «Урал» и в лагерь. В лагере ужин и отдых. На следующий день отдыхаем. В том числе и срочники. Для ночной смены всё тоже самое, но начиная с 20 часов.

И слово за контроль доз. По приезду в лагерь (у нас в отряде и потом в отдельном инженерном батальоне специальных работ 2036) командир группы выстраивал её перед палаткой дозика. Затем с бойцом (по очереди) заходил вовнутрь. Боец давал дозику свой накопитель ИД-11 (а все по приезду получили нулёвые накопители), тот при командире и бойце открывал накопитель, вставлял часть с кристаллом в проверочный прибор, сравнивал показания до и после и результат заносил в журнал учёта доз. Показатели накопителей также заносились нарастающим итогом в соответствующий журнал. После этого накопитель (естественно закрытый) возвращался бойцу. Командирские накопители проверялись аналогично. Не скажу, что везде было, так как у  нас. У химиков (в бригаде химзащиты, мной уже упомянутой) часто (по моим сведениям – как правило) был на группу один накопитель, и проверялся обезличено, по номеру, а дозу писали одну на всех.

картинка

Хочу сказать и о том, как промыслы реагировали на наши нужды. Когда встал вопрос о вывозе с площадки вокруг реактора «радостноактивной» дряни в могильники, выход был найден в виде контейнеров для бытовых отходов (обычных, стандартных), которые ИМР захватом-манипулятором вполне захватывали и поднимали. Их устанавливали на ПТС-2 (по этому поводу в его кузове (для защиты экипажа) установили несколько ФСок и кабину покрыли свинцом). ПТС их вывозил на могильник (тот который сегодня заполняется). Там другая ИМР контейнеры выгружала в собственно могильник (котлован, облицованный и разделённый на несколько отсеков ФСками). По мере его заполнения могильник перекрывался плитами перекрытия и засыпался грунтом. Естественно делалась гидроизоляция для отвода дождевых и талых вод. И гидроизоляция самого котлована с помощью полиэтиленовой плёнки. Вроде всё нормально. Но ИМР-2 не имела скребка рыхлителя. Вместо него на ней стояла пусковая удлинённых зарядов разминирования. То есть наполнять собственно контейнеры нечем. Решили по-быстрому эту проблему навариванием на захват-манипулятор эрзац грейфера из листовой стали. Однако  это привело к тому, что захват перестал полностью закрываться (в норме клещи закрываются с приличным, см 20 перекрытием)  и из-за этого его не возможно было установить в положение по походному (это когда проушина на захвате одевается на штырь на стреле). И при движении он болтался, что естественно не прибавляло ему прочности. Объём получившегося грейфера был больше объёма скребка, поэтому от стандартных скребков-рыхлителей от ИМР решено было не отказаться. Так вот в течении двух дней к нам пришёл «скребок» изготовленный из экскаваторного ковша. Он очень хорошо ложился в захват, имел очень не слабый объём, но весил примерно 2 тонны, то есть столько, сколько вся грузоподъёмность стелы. Промыслы учли это дело, и примерно через неделю - две (а ИМР-2 - машина ОЧЕНЬ мелкосерийная, а потому делается долго) пришла машина с правильным грейфером (и клещами захвата в ЗИПе). Примерно тогда же пришёл и первый «динозавр» (ИМР-2Д). О «динозаврах» попозже.

Пару слов о вертолётчиках. Через, примерно, два месяца после взрыва на отметке 72 м над реактором (высота трубы, той самой, что на всех фотках) мощность дозы составляла 10000 р/ч. И это когда реактор был завален и потушен. А в самом начале, когда горел графит,  было МНОГО больше. Насколько или во сколько  я не знаю. Не уверен, что хоть кто-то знает. Но МНОГО. Они ценой своего здоровья и лётной карьеры (как следствие утери здоровья) завалили реактор и таким образом прекратили горение и практически непрерывный выброс всякой бяки из него. Попытки бросать мешки с песком, глиной, бором и свинцом с безопасной высоты были не эффективны. Промахи были постоянно, значительная часть материалов оказалась разбросана в окрестностях. Тогда они начали бросать с очень малых высот. И в течение нескольких дней таки забили ему жерло. Правда, один вертолёт упал на обломки реактора. Как и почему это произошло, не знаю. Знаю, что цепанули винтом за трубу, и всё.… Самое обидное то, что большинство из вертолётчиков прошло Афган. Там выжили и победили, а тут.… У них не было шансов. Не мог тонкий дюраль корпуса защитить их. И они это знали. Низкий им поклон. Нас это коснулось тем, что наш л/с принимал участие в разгрузке свинца для них. Свинец был и в слитках, и в виде охотничей дроби. Тогда мы все (охотники Советского Союза) столкнулись с жутким её дефицитом

Возвращаясь к химикам. Теперь можно точно говорить, что им правду о дозах не говорили. Особенно рядовому и сержантскому составу из партизан. Я писал выше, что видел трёхзначные цифры в ихнем журнале учёта доз после того как они почистили крышу. Там работа была ещё та. Из всей защиты только фартуки применяемые рентгенологами. А фоны такие, что отказались работать немецкие и японские роботы. Один из этих роботов отказался останавливаться и уехал в реактор, свалившись с крыши. Остальные 4 остановились и ни в какую не двигались. А крышу чистить надо. Вот и пошли партизаны из бригады химзащиты. Работали от 15-20 СЕКУНД до 3-х минут (зависело от места на крыше и, соответственно, фонов по данным разведки). Командир взвода стоял за дверями на площадке на лестнице на крышу, прикрываясь бетоном стены. В руке секундомер. Личный состав с лопатами на лестнице. По команде взводного все выбегали на крышу (взводный запускал секундомер) и начинали бегом же грести лопатами скопившуюся там дрянь. По истечении установленного времени взводный давал приказ вернуться. Л/с бегом заскакивал назад, менялся, а взводный оставался. Но не всегда успевали в расчётное время. Доза в основном писалась по расчёту. Но часть имела накопители. И вот те, кто не успевал, или те, у кого на накопителе набегал перебор в журнале имели дозы, больше предельно установленных. Но самим им часто врали, говоря, что их доза до 25 бэр (если больше, положено было платить компенсацию, весьма не малую). Когда чистили машзал реакторного цеха (один общий на третий и четвёртый реактор) фон внутри составлял 700 р/ч. Потому работали 25 секунд. Технология управления работами точно такая же, как и на крыше. То есть секундомер, взводный за стеной и т.д. Роботов тогда ещё не было. Хуже было то, что необходимо было собирать обломки в кучу, а не сбрасывать с крыши, кучи грузить в мешки, а мешки вытаскивать на улицу. Некоторые в порыве взваливали мешки на плечи.… Вообще партизаны отличались какой-то безалаберностью, пофигизмом. Чего только стоят групповые фотки на фоне реактора (естественно со снятым «лепестком»)! Они радовались тому, что быстро набирали дозу (быстрее домой). А то, что быстро – это часто перебор, не задумывались. Курили, где попало. Срочники тоже бывало до такого доходили. Но это было для срочников исключением, а для партизан скорее правилом. Прошу не вешать на меня, даже в мыслях, обвинения в том, что я типа говорю: «Партизаны сами виноваты, что болеют сейчас». Когда постоянно работаешь в условиях высокой опасности, даже незначительное её снижение расслабляет. Со временем происходит потеря бдительности. Приходится себя ЗАСТАВЛЯТЬ соблюдать меры безопасности. Особенно когда эти меры создают значительные неудобства. А кругом солнце, лес, птицы (правда, на станции с этим было хуже, птиц кроме ворон не помню). Не шумит, не стреляет и радиация почти не заметна (когда первый раз попал под большой фон, начала болеть голова и во рту появился металлический привкус, через какое-то время прошедшие). Срочник в силу служебного положения более дисциплинирован. А про партизан что говорить, если даже кадровые офицеры (которые всё знают) могли поесть ухи из местной рыбы или местные же яблоки. Сложно это – быть постоянно на взводе. Выматывает.

Но вернёмся к машинам. Где-то числа 20 пришёл первый «динозавр». Машину сильно изменили. Начать надо с того, что на ней полностью отсутствовали окна. Вместо них три телекамеры и два монитора (один оператору, второй механику). Мехводу обзор обеспечивала одна телекамера (справа от люка), оператору две (одна на стреле, вторая на оголовке стрелы). Телекамеры мехвода и та, что на стреле, имели приводы поворота, и, в общем, копировали (а может и были ими) те телекамеры, которые ставили на вокзалах, в метро и т.д. Та, что на оголовке, смотрела на манипулятор, поворачивалась вместе с ним и имела вид цилиндра около полуметра длинной и сантиметров 20 диаметром. Рядом с ней был установлен гаммалокатор. Этакий массивный блестящий цилиндр около полуметра в диаметре и примерно столько же длинной. В торце, обращённом к манипулятору, имел отверстие сантиметров 5. А вот манипулятор…. Я не знаю, кто и что сказали разработчикам, но тот грейфер, который они поставили на первого «динозавра» можно было бы использовать где-нибудь на Луне или золотом прииске, но для наших дел он был явно мал. Его объём дай Бог был литров 10! Правда и его использовали весьма не слабо. Так как наиболее активные материалы, как правило, имели не большой объём, а гаммалокатор позволял очень точно их идентифицировать. Ещё одной особенностью первых двух ИМР-2Д было отсутствие бульдозерного оборудования (второй копировал первого, но отличался от него нормальным грейфером, пришёл недели через две). Все имели очень мощную систему фильтрации воздуха (этакий горб на жалюзях на основе воздушного фильтра от Т-80). Она даже не позволяла полностью положить стойку стрелы при работе. Самой главной же особенность было усиленная противорадиационная защита. Причём в разных уровнях - разная. По днищу 15000 раз, по люкам (обоим) 500 раз, на уровни груди механика-водителя, ЕМНИП, 5000 раз и т.д. Масса машин достигала, ЕМНИП, 57 тонн. Третий (пришёл уже в июле) отличался от двух предыдущих наличием окон (двух штук, вперёд и влево-вперёд совершенно неприличной, сантиметров 70 толщины, из-за чего смотрелись как амбразуры ДОТа) у мехвода (у оператора так и остались телекамеры и монитор), бульдозерного оборудования (вполне стандартного)  и массой 63 тонны. Вот он понравился мне больше всего. Хотя бы тем, что не торчал между ног у механика монитор совсем немаленького размера (здорово мешал работать педалями) и на нём было проще сориентироваться на местности и даже на месте (стоит сбить телекамеру в сторону от движения, и понять куда едешь, и куда смотрит нос машины уже довольно сложно). Кстати, на крышке люка оператора стояла совершенно зверская пружина, помогавшая открыть люк. Её диаметр приближался к таковому пружин «жигулёвской» подвески. Учитывая то что, сам люк весил 45 кг, да на него наварили кожух толщиной 30 см, заполненный свинцовой дробью, совсем не лишняя. Это надо было видеть. Обычно (на обычных машинах) листовой торсион держит крышку слегка приоткрытой. А когда закрываешь, она слегка покачивается после удара о край горловины. И для запирания люка её необходимо прижимать к горловине. В данном же случае люк закрывался с глухим стуком как упавший комок мокрой глины или пластилина, то есть СОВЕРШЕННО без отскока. Но так близко я с «динозаврами» познакомился уже в обср 2036. Первые два пошли в СОЛП №2. И пришли с экипажами.

Однако вернёмся к первым дням. По моим описаниям сейчас наверно многим может казаться, что ликвидация проходила плавно, планомерно и все всегда знали, что надо будет делать через день-два. Однако это не так. Много, очень много движений было лишних, исходящих из неправильных представлений и, главное, недостатка достоверной информации. Самое главное – недостаток информации. Были опасения, что возможно загорание самопроизвольной цепной реакции больших кусков топлива и даже возможности взрыва. Правда, как я понимаю не ядерного, а теплового. Боялись, что в результате реакции топливо прожжёт нижележащие конструкции и попадёт в грунт и далее в грунтовые воды. Многие решения принимались впопыхах, с низким уровнем проработки и недостаточной компетенцией принимающих решения. Как говорили, по этому поводу Велихов высказался так: «Если б дали всю власть военным, они натащили б сюда танков, пушек. Расстреляли б нахрен реактор и сами загнулись». Но это часть правды. Вторая часть состоит в том, что сами учёные плохо представляли себе, что в тот момент происходило в остатках реактора. И не всегда из-за этого могли дать правильные рекомендации. Так, например, кому-то пришла в голову идея по-быстрому закрыть  всю активность внутри реактора залив его сверху бетоном. О  том какая температура там, внутри никто не подумал. Стали думать о том, как технически это сделать. Приняли решение делать стойку-трубу с наклоном, так, чтоб можно было её тащить по грунту и бетону дорог, и её высота позволила начать лить бетон прямо во внутрь разрушенной активной зоны. Сказано сделано. Но как управлять этим гусаком? Ведь бетоновод надо тащить «из-за угла». То есть по дороге вокруг станции с последующим поворотом к разрушенному реактору. Думали каким-то образом приспособить ИМРку. Типа поворотом башни тянуть троса привязанные к трубе. И этим вызывать её наклон. И за счёт изгиба гусака получить эффект как от руля судна. Но расчёты показывали, что вернуть в обратное положение гусак может и не получиться. Тогда нашёлся тракторист, который предложил свои услуги. То есть гусак монтируется на трактор С-100, которым он будет управлять. Сотка, естественно, километровой длинны бетоновод не могла утащить. Для этого к трубе возле трактора (метрах в двадцати за ним, чтоб обеспечить манёвр трактора)  приварили крюки, к которым крепились тросы. А за них уже должны были тянуть бетоновод две наши ИМРки. В течении суток всё это дело смонтировали. И начали тянуть. Я это не видел, так что со слов участников привожу всё остальное. ИМРы выдержали. Всё проходило вполне в рамках расчётов. Тракторист управлял направлением движения гусака и по большой дуге вывел гусак на прямую к реактору. И когда фон (а ему дали ДП-5) зашкалил за сотню, на ходу выпрыгнул, оставив трактор на первой передаче и приемлемом газу. ИМРки же тянули, согласуя своё движение с тем, как ведёт себя бетоновод. Когда возникала опасность его перегиба, останавливались, сотка при этом вставала на дыбы. Ну ладно. Дотащили. Сотка упёрлась в стену и заглохла, в конце концов. Начали качать бетон и вызвали мгновенный «выброс». После того как реактор вертолётчики заглушили, выбросов радиоактивных материалов не было. В чём причина? А причина в том, что температура в активной зоне, как оказалось, была 300о С. Вода, содержащаяся в бетоне, закипела и пар потянул всё, что только смог с собой наверх. Естественно качать прекратили. Я потом тот трактор с гусаком видел под реактором. Он стоял там брошенный до тех пор, пока не начал мешать. Изящное с точки зрения инженерной, решение оказалось с точки зрения физики неприемлемым. И героизм (без всякой иронии, операция длилась несколько часов, а фоны до сотни и более р/ч) тракториста бессмысленным. Человек переоблучился просто так.

Ещё одним подобным решением было решение пробить резервуар барбатьера взрывом. Для этого СОЛП №2 тренировался в подвозе на ИМРах конструкции на подобии баскетбольного щита (только с двумя ногами, а не одной) с закреплёнными на них КЗУ. Пока тренировались, появились учёные (именно тогда, говорят, Велихов и произнёс вышеозначенную фразу) и это дело переиграли. Резервуар таки пробили, но использовали дуговые резаки и прорезали не один день. Причин, по которым отказались от взрыва, я не знаю. Потом говорили, что вроде и пробивать не надо было.

Точно так же получилось с охлаждаемым днищем для предотвращения прогара конструкций вниз. Шахтёры в течении нескольких дней (или недель, не помню точно, так как не нашего ума это дело было) пробивали штрек, завозили в него материалы, делали это самое днище. А потом выяснили, что угрозы то и не было.

СОЛП №2 кроме этого тренировался с реактивными тросомётами. Искали возможность одним двигателем запустить два троса через реактор (сверху). Для чего не знаю. Изначально это устройство (состоит на вооружении инженерных войск) должно тянуть один трос. Но видно его прочность оказалась не достаточной. Решили закинуть сразу два. Но сколько раз ни пробовали запускать, один из двух тросов рвался. Не надо о них, кстати, думать плохо на основании этих двух примеров. Ребята проделали очень много работы параллельно нам. И в конечном итоге на основании их и нашего отрядов и был сформирован Отдельный батальон специальных работ 2036.

В тот же период было несколько раз, что наши машины мы давали, так сказать «на покататься» ребятам из КГБ. Как потом мы узнали (у них были свои экипажи) они на них заезжали в реактор и пробирались в зал управления. Там собирали вещдоки связанные с тем, как косячил персонал. В том числе и распечатку ЭВМ. Таким образом,  МАГАТЭ смогла получить наш доклад в июне – июле. И эти же походы дали возможность достаточно безопасно проникать в реактор для установки различных датчиков слежения за всякими делами происходящими там. А это в свою очередь позволило работать без авралов и экстремальных идей.

Ну, совсем без экстрима конечно не обошлось. Да и не могло в принципе. Просто уровень этого экстрима всё время снижался. Возьмем, к примеру, работу в «динозаврах». Экстрим или нет? На первый взгляд нет. Машина имеет КОЛОСАЛЬНУЮ защиту, великолепную систему очистки воздуха, кучу датчиков в разных уровнях показывающих проникающее в машину излучение. Вроде всё под контролем. Но я уже тут упоминал, про сложности вождения машины по монитору. А это ведь чревато. В июне месяце, где-то в 20-х числах, таки произошло ЧП связанное с этим. Мехвод не заметил того, что одна гусянка съехала с бетонки на довольно рыхлый грунт (тот, что завезли, разровняли, а он улежаться не успел). Гусянка просела, и машина легла днищем на край бетона. И ни вперёд, ни назад. Между «динозавром» и резервной машиной стоящей возле АБК-1 оказался реактор с его зверским фоном и как следствие зоной поглощения радиоволн. Поэтому экипаж связаться по радио с командованием не смог. Ну а дальше паника, типа нас забудут - не вывезут. Открыли люки и бегом от машины в более мене безопасном направлении до ближайшей транспортной единицы. А уже на ней к АБК. В общем, вытаскивали того «динозавра» мы на следующий день. Пришлось подгонять БРЭМ, заводить восьмикратный, по-моему, полиспаст и вывозить машину сразу же на обслуживание, так как за сутки (без малого) внутри машина засралась по самое не могу. Но так до конца и не отмыли. Вот вам и экстрим сразу куче народа. Экипажу БРЭМа (а он не имеет такой же защиты как «динозавр») особенно с заведением полиспаста, (а это сделать можно только вручную, БШ не даст соврать),  командиру ремроты, стоявшему всё время рядом, пока полиспаст заводили, группе обслуживания, которых в срочном порядке бросили оного зверя отмывать. А так как гусочки динозавра были загрязнены, по самое не могу, а резина РМШ не отмывается (отдельные траки светили до 3000 р. включительно) пришлось «динозавра» переобувать, принимая меры против облучения. А попробуйте вдвоём стать за свинцовый экран так, чтоб один держал ключ для выкручивания гаек пальцев гусянок (специально для этого удлинённый, чтоб было безопасней), а второй его крутил и  при этом не высунутся за экран. Боюсь, что не получиться. Вот и у тех пацанов из группы обслуживания получалось не очень. Далее выбивание пальца (опять же вдвоём). Повторяюсь, экраны свинцовые, то есть очень тяжёлые. Их задолбаешься переставлять. В общем – прелесть. А лезть во внутрь светящейся машины  (для отмывания)? Вот и судите. И если б обзор был у мехвода нормальный, этого не было бы. Да что там, как вы уже заметили гусянка ОЧЕНЬ светила. А теперь представьте, как вы будете залезать в эту машину в таких условиях, просто залезть, перед выездом. И тут штатная лесенка не поможет (даже если б и была, при наваривании коробов со свинцовой дробью её место оказалось под ними). Тоже самое с заправкой. Система «ведро торчит» (это когда с помощью ведра-воронки заправлять всю систему питания соляркой, не открывая все лючки и горловины баков) оказалась полной ерундой. Скорость заправки ЖУТКО низкая. Сами судите, шланг диаметром сантиметра два-три, сколько времени будет пропускать через себя 1100 литров? Следовательно, надо подняться на машину, открыть все лючки и горловины, и время от времени переставлять пистолет заправочного шланга, и уворачиваясь при этом от контакта с гусками. В конце концов, сделали нечто напоминающее аэродромные стремянки. Таким образом «весёлых» моментов можно было найти не напрягаясь.

Дури, кстати, тоже хватало. Было дело, поднимаюсь я из «бункера», вдруг смотрю, что-то народ засуетился, забегал. Куда-то рванули от выхода на станцию стоявшие там всегда БТР и БРДМ. Стал спрашивать, что да как. Оказывается, пропал боец, стоящий на посту, на выходе на территорию станции. Вроде бы пошёл на территорию, в сторону реакторов. Через некоторое время его привезли. Как потом говорили, он шатающийся шёл на встречу БРДМу возле первого реакторного цеха, где он стыкуется со вторым. На вопрос, какого хрена его понесло на территорию, да ещё в окрестности второго реакторного цеха, ответил, что его завтра отправляют домой, а дома спросят, какой он реактор, а он (боец) его не видел. Вот и пошёл смотреть. Где был объяснить уже не смог, сознание начало спутываться. Накопитель у него был, ЕМНИП, ИД-6 (тот, что три таблетки, точно). А он рассчитан на 60 рад. Так вот он был засвечен до упора. Но по состоянию бойца он явно хватанул много больше. Сколько, по расчёту определить не смогли. Как уже сказано выше, боец стал заговариваться и описать свой маршрут не мог. В общем, вызвали вертушку (для неё площадку перед АБК-1 расчищали от машин) и она забрала его в Киев. Естественно, что с ним было дальше неизвестно. У меня лично был случай. Боец за выезд цепанул долее 4 рад, а по нормам более 2.5 за выезд не должен. И по условиям работы (обеспечение радиоуправляемых тракторов) не мог. Меня командир вздрючил, я за бойца взялся. Боец мне говорит, что вылазил из машины по требованию оператора радиоуправляемого трактора. Командир меня засылает разбираться с этим оператором…. А оказалось, боец САМ открыл люк (ему му…. стало жарко и скучно), вылез на броню, покурил, посидел, и залез обратно. И это под эстакадой соединяющей реактор с ХОЯТом и ХЖО!  А там к слову было не менее 50 р/ч в это время.

Вот плавно перешли к жаре. Я выше писал, что минералка это очень серьёзно. Так вот, одна из задач начального периода  была не допустить попадания поверхностных стоков, которые смыли бы всю гадость с поверхности, в реки (в первую очередь в Припять, так как она впадает в Днепр). Для этого какие-то военные, вроде партизаны, на ИМР (старых, те, что на базе Т-55) делали дамбы вдоль берегов. А самих стоков избежали, разогнав облака в радиусе 150 км. Пейзаж АЭС вполне урбанический. Тени как правило ноль. А солнце в мае жарит здорово. В общем экипажи «динозавров» (у них был термометр) сказали, что в машине температура доходит до 60о С. В таких условиях единственная помощь – питеё и вентилятор. Вот мы минералку и пили. В начале попробовали пить «Фиесту» (напиток белесого цвета в бутылках по 0,33 л), но очень быстро (сразу же) от неё отказались. И перешли на минералку. А её пили…. Нет, не так. ПИЛИ…. На двоих до обеда ящик и после обеда ящик. Брали у коменданта (помните, я писал, что минералка это серьёзно). Сколько бутылок минералки получил, столько пустых бутылок должен вернуть. Минералку пить хотели все. В том числе и л/с ПУСО (пунктов специальной обработки), которые были по пути из лагеря на станцию и обратно (два пункта). И если транспорт, следующий на станцию, проезжал их без задержек, то обратно проверялся на загрязнённость. И она имела место быть. Машины, у которых оная превышала норму, отправлялась на помывку. После помывки из АРСа, проверка качества помывки. Если не отмылась машина – повторная помывка. Если не отмылась после трёх помывок – в могильник. А оно нам нужно? И тут минералка тоже стала ценностью. Её выдавали только на станции, А на ПУСО тоже жарко и пить хотят, и её мы стали давать дозикам на ПУСО. Подъехали вечером, сгрузили ящик, нас пропустили, а утром ящик с пустой тарой забрали. И ни каких проблем! Конечно, это не правильно было. Но, во-первых мы ездил только по тому маршруту, который регулярно мылся, а обочины были залиты какой то клейкой дрянью на основе латекса, а во-вторых мы в то время уже базировались внутри 30 км зоны. Пока были СОЛПы (и соответственно дислокация в Ораном) до этого ещё не дошли. А отмыть машины после определённого времени эксплуатации было совершенно не реально. Пыль набивалась в резину, в краску, в дерматин сидений, обивку кабин в смазку рессор, а потом в микротрешины этих рессор и т.д.. Так что один путь – в могильник. И таки мы многие «уралы» туда отправили. При мне, правда, одного только. Когда я приехал в 1987 году в батальон во второй раз, все прошлогодние уже были там. Но на их замену приходили новые. Только с завода. Но я несколько тороплюсь. Жертв ПУСО с каждым днём становилось всё больше и больше. Вдоль дороги на станцию вытянулись к концу июня месяца шеренги из новеньких КамАЗов, «Уралов», КрАЗов, «Татр» и «Шкод» длиной в несколько км.  Там их были многие сотни (возможно тысячи). Считать их я естественно не считал. Некогда было. Но впечатляли они сильно. Являясь, по сути, материальным символом чудовищных убытков страны от этой катастрофы. А машин в работе меньше не становилось.

Кстати, про эту латексную гадость. Её лили не только вдоль дорог, по обочинам, но и заливали практически всю местность в районе станции. Как это происходило, показывалось неоднократно, когда Ми-26 летит на фоне второго реакторного цеха, и из задней части у него выливается тёмная жидкость. Как же мы материли вертолётчиков за это! После того как попадешь под это дело замучаешься отмываться (реально хрен отмоешь, не растворимая она после высыхания). И машину задолбаешься мыть. А она, эта дрянь, ещё и пылюку на себя собирает – мама не горюй. В общем, кайф. Про экологичность скромно промолчим. Народ видел, как всплывает рыба (здоровенные сазаны) после попадания оной в воду пруда-охладителя. Поэтому при появлении вертолёта народ на обслуживании очень резво отрабатывал команду «воздух» забираясь под машины, в машины или просто повисая горизонтально на монорельсе под стрелой (там монорельс для цепной тали), ширина которой позволяла спрятаться, но только так, повиснув.

Работа как я уже писал, в основном у нас была на станции. За исключением «рыжего леса» и могильников (которые так жже были недалек) других мест вне станции не помню. После того как были вывезены кучи наиболее радиоактивной дряни, возле реактора стали засыпать площадку чистым грунтом. И это было впечатляюще. КрАЗы с освинцованными кабинами  (полностью, даже стекло, для обзора отверстие в свинце размером немногим более листа А-4) на максимально возможной скорости подъезжали, вываливали песок или щебень и так же быстро сваливали отель. А кучи ровняли мы. Но быстро это дело закончилось, так как реактор светил сильно, и водилы облучались серьёзно. Было принято решение сделать стенку биозащиты. Для этого были завезены трейлеры (штук сорок, точно не помню). На них были наварены борта высотой, ЕМНИП, четыре метра, к нижним краям которых прикреплены резиновые фартуки до самой земли и даже чуть более (край слегка заворачивался для лучшего прилегания к грунту). На торцах бортов из поролона были сделаны уплотнительные валики. А сами торцевые края сделаны по принципу «папа-мама» и имели замки для стыкования трейлера с трейлером. И вот этот конструктор установили мои люди (те с которыми я приехал) прапорщик Плешак и сержант Лунгу. Собирали они его дня три-четыре (а может и меньше, не помню точно). В последний день, когда ставили стенку биозащиты в «чёрном углу» (кстати, именно там и был упавший вертолёт) оба за выезд хватанули более 40 рад. Но тут, ни какого криминала не было, так как даже радиационной разведки там никто не проводил, бо светило слишком сильно. И фактически данные о фонах были получены от них. Сама операция была сложнейшая. Необходимо было выставить первый в лини трейлер с колоссальной точностью, потому, что остальные становились продолжением первого.  Разъединить трейлеры для исправления установки не было никакой возможности, операция была необратимой. А сама стенка, в конце концов, стала фундаментом саркофага. Ею непосредственно руководил Себякин, командир отряда. Для этого делали визиры на ИМРках, с БРДМа выставляли командную машину по оптике и т.д. Но факт, операцию мы провели. Обе стенки стали на намеченную линию. Все углы были выдержаны. Потом, следующим этапом, стала работа по прокладыванию бетоноводов на эти, фактически две, стенки. Первый бетоновод особых затруднений не вызвал. Прямым ходом его подали к стенке так, что гусак трубы стал смотреть в короб трейлера. И начали качать. Для того, что бы бетонная смесь растеклась по всей стенке, её делали очень жидкой. Второй бетоновод прокладывали на следующий день. Вот с ним пришлось повозиться, так как тянуть пришлось «из-за угла». То есть почти что так, как тянули бетоновод, для заливания реактора. Только маршрут был несколько сложней и шёл в «чёрный угол». Сложность была ещё в том, что площадка под эстакадой бетонная,  а туба длинная, толстая и очень не хотела изгибаться. Повернуть не получалось, так как было запланировано. Машина шла юзом, но, ни как не хотела поворачивать вправо на расчётную траекторию. А там куда машина вышла вдруг оказалась переувлажнённая почва, более того там стояли гигантские лужи. Потрахались и там, так как машина зарылась. Но в конечном итоге дотащили! А вечером в АБК узнали, что оказывается, всё было зря. Слишком жидкая бетонная смесь на первой стенке выдавила фартук и хлынула на насыпанный грунт (вот откуда лужи и переувлажнение). После этого пошли на очень неприятное, но неизбежное решение. Было поставлено несколько платформ с бетононасосами и коленчатыми трубами, какими пользуются при монолитном строительстве. К ним минимум людей и максимум техники. ИМРка переставляла их вдоль стенок, а бетон подвозили машинами с не знаю где расположенного бетонного завода. Кстати, даже пустые трейлеры позволили снизить дозовую нагрузку на водителей. Причём значительно.

Одновременно с этим проводились работы по обеспечению радиоуправляемых тракторов. Группа радиоуправляемых тракторов включала в себя два «Коматцу», ЕМНИП, три финских шахтных погрузчика «Торо» и штук двенадцать наших ДЭТ-250. «Коматцу» - это бульдозер, у которого была в наличии дополнительная челюсть, с помощью которой он мог выполнять функции погрузчика. Это единственный агрегат группы, в котором не предусмотрена была возможность ручного управления и, соответственно, отсутствовала кабина. Совершенно! Они, кстати, могли работать под водой на глубине до 15 м. Оснащены мощным рыхлителем, на верху которого установлена жёлтая «мигалка». «Торо» - изначально обычные шахтные (и от того низкие) фронтальные погрузчики сочленённой схемы. Очень вёрткие и шустрые. ДЭТ-250 – тяжёлый бульдозер, обычный, с электромеханической трансмиссией. Сам по себе мне очень нравится, но вот управление по радио….

Если говорить об эффективности, то эффективность была практически обратнопропорциональна количеству машин. И самую главную роль в этом играло именно управление. Если для «Торо» и «Коматцу» оно было примерно равноценно, то для ДЭТов просто чудовищно. Выход на работу операторов «Коматцу» выглядел так. Выходил человек, помахивая на ремешке (довольно широком, кстати) коробочкой длиной сантиметров 30, шириной сантиметров 10 и высотой сантиметров 20. Все кнопочки и ручечки маленькие, под управление одним-двумя пальцами. Заводил с пульта трактор и идя вдоль дороги подгонял его к той ИМРке из, которой он должен был им управлять. Залезал во внутрь ИМРы, подключал пульт к штатной антенне, отсоединив от неё рацию. И машины уходили на работу. Оператор «Торо» выходил с приличных размеров (примерно 50х30х30 см) ящиком на груди, который висел на жёстких плечевых упорах (с мягким комфортным низом). На пульте кнопки диаметром один-два см, ручки сантиметров 5 высотой. Работать ладонью вполне удобно. Кнопки мягкие, легко нажимаемые одним пальцем. Оператор залазил в кабину «Торо», запускал движок, подгонял его к ИМР, переключал управление погрузчиком на радио и лез в ИМРку. Дальнейшее было как на «Коматцу». А выход ДЭТистов выглядел так. Два человек выносили три приличных размеров ящика и рацию Р-105 (ящик примерно равны по размерам рации) и ставили их в кабине ДЭТа. Подключали их к неснимаемым исполнительным механизмам и друг другу. Затем возвращались в АБК и выносили пульт управления, Р-105 и ещё два ящика и несли это всё в ИМРку, где это хозяйство устанавливалось. После этого оператор оставался в ИМР, а его напарник шёл в ДЭТ, заводил его и подгонял к ИМРке. Они с оператором проверяли работу системы управления и только после этого напарник вылазил из ДЭТа и машины убывали на работу. Об управлении. Пуль значительно больше такового у «Торо». Кнопки большие (сантиметра три в диаметре), жёсткие, с фиксацией. Оператор нажимал на них ладонью (как на командную, так и на кнопку расфиксации) или, в лучшем случае, большим пальцем. Нажал на командную, скажем поворот налево, и машина поворачивает до тех пор, пока не нажата кнопка расфиксации. Из-за этого машина работает рывками, с остановками, совместное выполнение команд затруднено, если вообще возможно.

И самая большая беда ДЭТов – малая дальность управления. Не знаю, кому пришла в голову мысль использовать «стопятки», но идея была гнилая. Из-за них управлять можно было практически не далее чем на 20-25 метров. «Коматцу», к слову, управлялись метров на двести. Сами рации пришли с уже убитыми (все до единого вздувшиеся) аккумуляторами. А итак ограниченный заряд, в условиях высокой ионизации воздуха быстренько съедался. Из-за этого были случаи остановки машин. Как результат - ДЭТы в основном стояли, а «иностранцы» работали. Зато по «ящику» показывали ДЭТов.

Импортной техники было очень много. Это и перечисленные радиоуправляемые трактора, и упоминаемые выше роботы на крыше (они оказались хуже наших сделанных производителем луноходов) и автокраны «Лихтер» со 110 метровой стрелой и компьютерным управлением. Особо хочу сказать о самоходных кранах «Демаг». Их три. Каждый стоимостью в миллион инвалютных рублей. Сколько это в пересчёте на сегодняшний курс не знаю. Каждый ехал отдельным ж/д составом. Гусянка (одна гусянка со всеми делами и приводом) занимала платформу и была высотой более 2 метров. Они впоследствии, стали главными звёздами сборки саркофага. Грузоподъёмность 110 тонн, стрела 110 метров. Монстр.

А мы в то время делали под них площадки с трёх сторон (с четвёртой - третий реактор). На эти площадки было завезено, уложено и разровнено нашими экипажами два (два!!!) метра в толщину щебня и песка. А впоследствии и полметра асфальта. Ну, асфальт это уже без нас. Да и после выхода «Демагов».  

Выше я писал, что облака разгоняли. Но разгоняли их до тех пор, пока не устроили дамбы вдоль рек. После этого дожди пошли. И хорошо. У нас даже стало закрадываться подозрение, что их специально вызывали. С одной стороны это было здорово, машины не грелись, а с другой, кому приятно ходить мокрым, спать в сырой палатке, шлёпать в столовку по лужам? Интересное наблюдение: если померить фон с помощью ДП-5 на асфальте дорожек АЭС, которые практически постоянно мыли, и в воздухе, подняв максимально вверх штангу с зондом, перед дождём, то воздух светил больше, а после дождя меньше асфальта.

И ещё, что хочется сказать. В самом начале всё делалось очень просто. Отчётности был самый минимум. Например, заправка машин производилась просто по коммунистически. Приходишь в «бункер», в группу заправки, говоришь, что надо заправить и где это стоит и всё. У тебя только спросят, что за часть или организация. И машины будут заправлены под пробку. Или с той же минералкой, о которой я уже писал. А со временем все эти моменты стали обрастать бумажками, формами, пропусками и т.д. Народ, кстати, этому старательно способствовал. Мне пришлось лично на ИМРке выдёргивать одного деятеля, пытавшегося на МАЗе-бензовозе вывести из зоны пять тонн солярки по лесной дороге, проходившей по болотистому участку. МАЗ, естественно, сел. Его я вытащил, но не наружу, а вовнутрь зоны. И с ним потом разбирался комбат. Что там дальше было, не знаю.

Если говорить о других частях и организациях, то то, что я знал, я практически изложил. Единственно не упоминал о том, как проводили дезактивацию Припяти. Там этот процесс проходил самым радикальным способом. А именно. На подъезд назначалась команда (сейчас численность не помню, может взвод, может два может рота) из состава химиков. Она стояла возле. И по сигналу заскакивала в подъезд, вы бивала двери в квартиры, если они были закрыты, если нет, то так. В течении получаса всё содержимое квартир выбрасывалось в окна, включая обои и доски пола. А через полчаса, по свистку все выбегали на улицу. Выброшенное экскаватором грузилось в самосвалы и вывозилось в могильники. А ведь это квартиры атомщиков. Народа в советское время не обделённого. И многое из выбрасываемого могло кого-то и прельстить. А так – нет возможностей для мародёрства. После этого туда подъезжали пожарники со своими машинами или химики с АРСами и старательно пытались отмыть бетон. Про ПУСО отдельно писать не буду. Организация их стандартна. Единственно, что на постах Дитятки и далее в сторону Киева процесс контроля автоматизировали. Были установлены так называемые «японцы». Это такая стойка высотой примерно по пояс взрослому человеку с датчиками. Проезжающая мимо машина, если была заражена выше уровня уставки датчиков, вызывала звуковой и световой сигнал, что ту тже вызывало действие регулировщика направлявшего машину на помывку.

Вот вкратце всё по моему первому заезду на это дело. Был ещё и второй, через год. Но там особо и вспоминать-то нечего. Рутина. Единственно скажу, меня отправили учить партизан правильно эксплуатировать машины. Пришлось учить аврально и устройству и методам и приёмам работы. В том числе по обслуживанию. Для этого выезжали в парк, который тогда уже был в автохозяйстве на окраине Припяти. И там же был могильник машин, на которых пришлось работать за год до этого.

Автор - Саперный Танк