Мировой экономический кризис 1929–1933 года ударил по экономикам западных стран, как увесистый таран по старым крепостным воротам. Ворота тряслись, скрипели, с них осыпались щепки и труха, того и гляди их могло сорвать с петель. Глубокий паралич промышленных и финансовых институтов затронул практически все стороны жизни, заглянул в самые отдаленные уголки и казавшиеся надежными убежища. Вооруженные силы, неотъемлемая часть любой государственной конструкции, тоже не смогли избежать потрясений, которые сопутствуют кризису.

Ост-Индский национально-экономический котел

Королевство Нидерландов вначале переживало кризис наравне с другими странами Европы болезненно. Маленькое государство, которому в недавней Мировой войне удалось отсидеться за невысоким заборчиком нейтралитета, было обладателем скромных размеров колониальной империи, наследия бурного прошлого. Давно прошел золотой век Вильгельма Оранского, Ван Рейна и Спинозы. Канула в Лету Объединенная Ост-Индская компания, когда голландцы оспаривали у своих островных соперников право властвовать над морской торговлей. Вместе с пороховым дымом сражений в Ла-Манше развеялись амбиции, умерились аппетиты, и бывший игрок высшей корабельной лиги занял место в зрительном зале большой европейской политики. Выгодное географическое положение и колонии, захваченные «по молодости», позволяли безбедно существовать под боком у геополитических хищников. В сонме мелких владений и прочих островов яркой величиной сияла Голландская Ост-Индия, или Индонезия. Этот колоссальных размеров архипелаг давал метрополии обширный перечень разнообразного ценного сырья, которое легко превращалось на мировых рынках в звонкую монету: в первую очередь все более набиравшая спрос нефть, различные руды, каучук, сельскохозяйственная продукция. Ост-Индия принесла Голландии более 50 млн. гульденов прибыли в предкризисном 1928 году.

Первая мировая война не решила старых проблем, но породила новые. Япония, которой по итогам комплекса Версальских соглашений достались вовсе не те куски стратегического пирога, на которые она рассчитывала, чувствовала себя обиженной. Белые более не являлись учителями и источниками различных технологических премудростей, а стали помехой и досадным препятствием на пути собственных растущих амбиций. Реализация геополитических задач, стоящих перед Токио, не могла обойти стороной богатую Голландскую Ост-Индию. И в метрополии это прекрасно понимали, хотя небольшое европейское государство имело весьма ограниченные ресурсы для защиты своих заморских колоний. Голландцы на всякий случай сосредоточили на Тихом океане значительную часть своего небольшого флота. На начало 1933 года тут находились броненосец береговой обороны (или броненосец внутреннего плавания, по голландской классификации) «Де Зевен Провинсиен», два легких крейсера «Ява» и «Суматра», восемь эсминцев, 15 подводных лодок и около 60 мелких и вспомогательных кораблей и судов.

Броненосец водоизмещением 6500 тонн, построенный в 1910 году, имел на бумаге внушительное вооружение из двух 283-мм орудий и четырех 150-мм, не считая артиллерии более мелкого калибра. В условиях стремительно эволюционирующих техники и вооружения этот корабль, созданный во многом на реалиях начала XX века, так же стремительно устаревал. Его 16-узловая скорость была недостаточной для противоборства с современными кораблями, но ничего лучшего для защиты своих интересов у небогатой Голландии тогда не было. Оба легких крейсера были долгостроями – заложенные в 1916, они вступили в строй в 1925–1926 гг.

Голландцы экономили на многом и не в последнюю очередь на человеческом факторе. Большинство армейских подразделений и экипажей своего колониального флота они комплектовали из туземного населения. В первую очередь это было вызвано меньшим расходом средств на жалование индонезийцам. Личный состав флота, более изолированный от местных реалий, рассматривался колониальной администрацией как своеобразный полицейский резерв на случай все более учащающихся волнений среди населения. Полностью полагаться на воинские подразделения, в которых белых было в среднем в 3–3,5 раза меньше, чем туземцев, было опрометчиво.

Голландцам было чего опасаться. И не только новых японских дредноутов, крейсеров или подводных лодок. Не меньшую угрозу представляло возможное восстание местного населения. Индонезийский архипелаг имел богатейшую государственную и культурную историю. Ранние государственные формирования появились здесь уже в первые века нашей эры. Интенсивное проникновение западных колонизаторов в лице Голландской Ост-Индской компании началось в середине XVII века. Воспользовавшись древним, как мир, правилом «разделяй и властвуй», голландцы постепенно прибрали к рукам наиболее богатые регионы архипелага. Мелкие, враждовавшие друг с другом, местные государства-султанаты (ислам широко был распространен в этой местности), не могли объединиться для противодействия ползущей агрессии. Часть территорий некоторое время оставалось формально независимыми, но на деле полностью контролировались колониальной администрацией.

Нельзя сказать, что жители Индонезии со спокойствием и кротостью принимали свою судьбу. На протяжении XIX века Ост-Индию сотрясли как минимум три крупных восстания, которые можно даже назвать антиколониальными войнами. Каждый раз голландцам удавалось взять верх, используя свое техническое превосходство и умело играя на противоречиях в стане самих восставших. Но заталкивание проблемы вглубь, как известно, не избавляет от ее решения. Котел, под крепко, казалось бы, закрытой крышкой продолжал кипеть. Струйками пара время от времени вырывались протесты и недовольство, крышка завибрировала, грозя соскочить.

Экономический кризис, так не вовремя начавшийся, как и все кризисы, явился питательной средой для обострения ситуации в Голландской Ост-Индии. На застарелые проблемы борьбы против иностранного колониального господства наслоились не менее острые экономические проблемы. Доходы от колоний существенно сократились из-за общего спада производства. Правительству пришлось прибегнуть к ряду болезненных решений, в первую очередь сокращения расходной части бюджета. Не обошла сия горькая чаша и вооруженные силы. В конце 1932 года заработная плата матросов-голландцев была сокращена на 14%, а их коллег из местного населения – на 17%. Неуклюжее решение, которое вместо того, чтобы поднять «престиж» белого человека, вызвало только озлобление индонезийцев. Вообще, коллеги по колониализму – англичане – не раз намекали голландцам на архаичную систему управления и методы национальной политики, проводимой голландцами в Индонезии. Не потому, что «просвещенные мореплаватели» были добрыми самаритянами и души не чаяли в жителях собственных колоний, а потому что умели извлекать опыт из своих ошибок и действовали более изощренно.

Известие о сокращении жалования ожидаемо вызвало брожение и рост недовольства. Особенно это наблюдалось в главной военно-морской базе колонии Сурабае. Из состава 4,5-тысячного гарнизона более половины составляли индонезийцы. Среди них была создана и успешно работала подпольная антиколониальная организация. Энергично работали активисты Коммунистической партии, созданной еще в 1920 году, и образованной в 1927 году во главе с будущим президентом страны рно Национальной партии. Более 200 человек из экипажа броненосца в той или иной степени состояли в подпольной организации. Решено было, что «Де Зевен Провинсиен» станет одним из центров выступления за права моряков. Роль главного протестного очага отдавалась Сурабае. Своим коллегам-индонезийцам живо сочувствовали моряки-голландцы, ведь сокращение заработной платы касалось и их тоже. Следует отметить, что в период экономического кризиса 1929–1933 гг. уже был прецедент, когда военные моряки открыто протестовали против сокращения денежного довольствия. В октябре 1931 года флот Великобритании потрясла забастовка моряков на целом ряде кораблей, включая линкор «Родней». Эта забастовка озадачила Адмиралтейство, и оно весьма основательно смягчило финансовые меры, предпринятые им в отношении личного состава. То, что удалось морякам английским, могло и должно было удаться морякам голландским, по мнению последних.

Учения, банкет и бунт на корабле

2 января 1933 года «Де Зевен Провинсиен» покинул Сурабаю и направился для прохождения учений вдоль побережья островов Ява и Суматра, которые должны были завершиться стрельбами в районе остова Сиберут. Градус ситуации постепенно накалялся. Подпольный ревком на броненосце ждал сигнала о бунте в Сурабае, но тот никак не приходил. Следует отметить, что изначально цели выступления не выходили за рамки экономических, то есть отмены сокращения денежных выплат. Офицеры военно-морского флота относились к матросам-индонезийцам с пренебрежением, и именно это помешало разглядеть им признаки надвигающегося восстания.

30 января на находящийся в море корабль пришла радиограмма о начавшемся бунте на авиабазе Морокрембанган. Известий из Сурабаи пока не было. Главные руководители подполья на броненосце – рулевой-индонезиец мат Кавиларанг и машинист-голландец мат Босхарт – решили начать восстание 4 февраля, захватить корабль и направиться в Сурабаю. Момент был выбран удачный – 2 февраля «Де Зевен Провинсиен» бросил якорь возле местечка Котарадиа у берегов Суматры. В день выступления командир броненосца вместе с частью офицеров должен был сойти на берег, чтобы отправиться на прием, устраиваемый местной администрацией в их честь. Приход самого большого военного корабля был целым событием для колониального захолустья. Соотношение сил на борту «Де Зевен Провинсиен» безоговорочно находилось на стороне готовящих восстание. На корабле в тот вечер было 69 голландцев (из них 16 офицеров, 9 унтер-офицеров, остальные матросы). Им противостояли 187 индонезийцев. Через некоторое время после схода на берег коммандера Эйкбоома по условному сигналу руководителей подполья были арестованы оставшиеся на броненосце офицеры и унтер-офицеры. События развивались с потасовками и драками, однако до кровопролития дело не дошло. Экипаж установил контроль над всем кораблем.

Банкет на берегу был в самом разгаре, когда Эйкбоому сообщили, что вверенный ему броненосец погасил все огни и развел пары. Решив разобраться на месте, голландец отправился в бухту, где и увидел выходящий из нее «Де Зевен Провинсиен». Начался нешуточный переполох – местный небольшой гарнизон был поднят по тревоге. Однако толку от этого было не больше, чем от ловли комаров на удочку. Эйкбоом вместе с сопровождающими его офицерами взял под командование небольшое вспомогательное судно «Альдебаран», стоявшее в бухте, и бросился в погоню за уходящим броненосцем. «Бросился» – это, конечно, сильно сказано, поскольку почтенный «Альдебаран» мог развить только неспешные восемь узлов. Пока незадачливый коммандер, подобно персонажам мультфильма о капитане Врунгеле, гнавшимся за «Бедой», пытался выжать все возможное из «Альдебарана», по эшелонам власти колониальной администрации распространялась тревога. В Сурабаю, где располагался главный штаб Ост-Индской эскадры, полетели срочные депеши. В экстренном темпе из наличных сил была сформирована «полицейская» эскадра под командованием коммандера Ван Дульма в составе легкого крейсера «Ява» и вполне современных эсминцев «Эверстен» и «Пит Хейн». Они были построены по британскому проекту фирмы «Ярроу» и адаптированы для службы в колониях. С этой целью данные корабли имели возможность принимать на борт один гидросамолет, что являлось уникальным для класса эсминцев.

Утром 5 февраля эскадра Ван Дульма вышла из Сурабаи в сторону Зондского пролива. Дело в том, что «Альдебарану» с предельной дистанции все же удалось зафиксировать «Де Зевен Провинсиен», который направлялся на юго-восток. Четких инструкций, кроме как «остановить и принудить к сдаче», командир «полицейской» эскадры не имел. Во многом ему предлагалось действовать по обстановке. Было не ясно, пойдут ли мятежники на применение оружия или нет. Дополнительно подстраховавшись, голландское командование перебрасывает звено гидросамолетов «Дорнье» DJ «Wal» на авиабазу Танжонг Приок на острове Ява. Они были способны брать на борт бомбы.

Между тем вокруг до сих пор почти никому не известного голландского броненосца разворачивается нешуточная газетная шумиха. Гениальное произведение Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потемкин» было уже широко известно в мире, и не удивительно, что многие крупнейшие газеты сравнивали восставший «Де Зевен Провинсиен» с русским броненосцем. Экипаж голландского корабля не ставил перед собой никаких масштабных целей, связанных с социально-политическими преобразованиями. Несмотря на сильное влияние антиколониальных идей, не было озвучено никаких лозунгов, направленных на попытку свержения иностранного колониального господства. Требования и цели, которых добивались моряки с «Де Зевен Провинсиена», были локализованы претензиями экономического и отчасти национального характера. Во-первых, не снижать жалования военнослужащим и повысить его; во-вторых, уравнять в правах моряков-индонезийцев с голландцами; в-третьих, амнистировать задержанных во время бунта на авиабазе Морокрембангане. Для этого броненосец и следовал в Сурабаю. Правда, оставалось неясным, как восставшие собирались добиваться выполнения своих требований. Или они всерьез рассчитывали, что при виде стоящего на рейде мятежного корабля местная колониальная администрация внезапно раскается в содеянном, принесет извинения и выполнит все обращенные к ней требования? Не ясно, готовы ли были руководители восстания Кавиларанг и Босхарт пойти на применение последнего и главного аргумента: двух 283-мм крупповских орудий? В самой метрополии отнеслись к мятежу весьма серьезно, прекрасно отдавая себе отчет, что события на «Де Зевен Провинсиене» могли стать яркой спичкой, поднесенной к давно тлеющему индонезийскому костру. Пока события не приняли неуправляемый характер, был разработан секретный циркуляр о списании на берег в ближайшее время всех военнослужащих-индонезийцев.

Мятежник тем временем двигался с 8-узловой скоростью в юго-восточном направлении. Бортовая радиостанция регулярно выходила в эфир, передавая успокаивающие радиограммы: «Раненых нет. Все в порядке. Экипаж». Тем самым, очевидно, восставшие подчеркивали свои не воинственные намерения. Однако ни конструктивный, ни какой-либо вообще диалог с восставшими не входил в планы голландского командования.

Охота на мятежника

Утро 10 февраля застало «Де Зевен Провинсиен» возле острова Энганьо в 108 милях от Зондского пролива. Коммандер Эйкбоом, продолжавший следить за своим сбежавшим подчиненным, по радио наводил на него эскадру Ван Дульма. Командующий, получив накануне сведения о передвижении броненосца, со всей серьезностью отнесся к встрече и возможному боестолкновению. Его флагман крейсер «Ява» обладал броневым поясом толщиной в 50 мм, что не составляло никакого препятствия для весивших почти 300 кг снарядов броненосца. Для такого противника, как легкий крейсер, архаичный «Де Зевен Провинсиен» был неплохо бронирован – толщина пояса достигала 150 мм, защита башен главного калибра и барбетов до 250 мм. Конечно, оставались еще 533-мм торпедные аппараты эсминцев, но к ним можно было прибегнуть в крайнем случае. Ван Дульм рассчитывал, что настолько далеко не зайдет. Тем не менее на кораблях, поджидавших восставший броненосец, была сыграна боевая тревога и сделаны соответствующие приготовления к бою. Всю ночь с 9 на 10 февраля эскадра находилась возле острова Энганьо, поджидая приближающийся «Де Зевен Провинсиен». Утром 10 февраля корабли Ван Дульма снялись с якорей и кильватерной колонной двинулись к южному входу в пролив. С другой стороны туда уже подходил броненосец. На расстоянии примерно 8 миль от него следовали гидрографическое судно «Эриданус» и минный заградитель «Гуден Леов». Коммандер Эйкбоом, оценивший скоростные качества «Альдебарана», к этому времени пересел на более быстроходный гидрограф и уже с него корректировал действия Ван Дульма.




Примерно в 8 часов утра с флагманской «Явы» заметили броненосец, который при виде эскадры повернул к берегам Суматры. Правительственные корабли легли на параллельный курс, стараясь не приближаться на близкое расстояние. Были велики опасения, что «Де Зевен Провинсиен» может пустить в ход свою артиллерию главного калибра, способную бить на 10 миль. Вскоре над местом событий появились четыре «Дорнье», начавшие кружить над восставшим кораблем. Голландцы с облегчением констатировали, что обе башни развернуты по-походному и не нацелены на правительственные корабли. Приободрившись, Ван Дульм приступил к «полицейской» операции.

Вначале «Ява» подняла сигнал, приказывающий броненосцу остановиться. Он ожидаемо остался без ответа. Тогда командующий приказал одному из гидросамолетов подлететь непосредственно к «Де Зевен Провинсиену» и передать приказ о немедленной сдаче. «Дорнье» начал кружить над кораблем на высоте 600 метров, трижды выходя в эфир с требованием о сдаче. Затем он снизился до 400 метров и продублировал приказ, давая восставшим 10 минут на размышления. В это время революционный комитет, как часто бывает в подобных случаях, ожесточенно совещался на предмет «что делать» и «стрелять или не стрелять». Подобно своим коллегам с «Князя Потемкина Таврического», восставшие не могли никак решиться на кровопролитие и на какие-то решительные действия вообще. Все противодействие ограничилось поднятием сигнала «Отстаньте от нас».

Видя, что восставшие не готовы на решительное сопротивление, Ван Дульм приказал своим гидросамолетам атаковать броненосец. Потопить бы они его своими 50-килограммовыми бомбами не смогли, но нанести повреждения и принудить к сдаче были вполне способны. Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике. Часть его вместе с радиорубкой была уничтожена. От взрыва погиб 21 человек, многие получили ранения, в том числе один из руководителей восстания мат Кавиларанг. Фактически в решительный момент из строя выбыл почти весь революционный комитет. Хоть и многочисленная, индонезийская фракция осталась без вожака. Быстро уяснив, что правительство вовсе не шутит, а настроено непреклонно, менее решительная и колеблющаяся часть экипажа, в первую очередь голландцы, надеясь на снисходительность, выпустили арестованных офицеров, которые подняли белый флаг. Броненосец застопорил машины – на мостике полыхал пожар. «Дорнье» прекратили бомбардировку. Не давая опомниться, в 9 часов 30 минут на палубу «Де Зевен Провинсиена» высаживается абордажная партия с крейсера «Ява». Босхарта и раненого Кавиларанга берут под стражу. Учитывая многочисленность местных в команде, индонезийца от греха подальше переправляют на эсминец «Пит Хейн». Корабли Ван Дульма взяли арестованный броненосец в плотный ордер и под прикрытием гидросамолетов отконвоировали в Сурабаю. Там уже арестован был весь экипаж. Восстание закончилось.

Военный трибунал. От броненосца до блокшива

Восстание на «Де Зевен Провинсиен» стало резонансным делом. Мятеж на военном корабле европейской страны – событие все-таки из ряда вон выходящее, хотя уже и не такое фантастическое после забастовки английских моряков 1931 года. Была создана следственная комиссия, изучающая обстоятельства восстания. Расследование, опрос свидетелей и участников, различные процедуры дознания продолжались почти год. В начале 1934 года в Батавии состоялось, наконец, заседание военного трибунала. Желание некоторых чинов устроить суд по всей строгости, с виселицами, в назидание остальным было пресечено сверху – решено было не давать особого повода для волнения среди местных. Тем не менее окончательный приговор не выглядел мягким. Руководители восстания Кавиларанг и Босхарт получили 18 и 16 лет тюремного заключения. Наказанию в разной степени подверглись 162 члена экипажа (136 индонезийцев и 26 голландцев). В зависимости от степени участия в событиях, разыгравшихся на борту «Де Зевен Провинсиен», им были установлены различные сроки заключения. Естественно, и речи быть не могло, чтобы признать требования восставших моряков справедливыми и довольно умеренными. Офицерам тоже досталось, хотя, конечно, в меньшей степени. Главным обвинением, выдвинутым против командного состава, были безответственность и неспособность предотвратить восстание на корабле, иначе говоря, халатное отношение к обязанностям. Кого-то списали на берег, других перевели с понижением.




Сам виновник проходящих событий и возмутитель почти незыблемого колониального спокойствия броненосец внутреннего плавания «Де Зевен Провинсиен», получивший повреждения в ходе подавления восстания, в июле 1933 года был выведен из боевого состава флота. Однако спокойствие на Дальнем Востоке неумолимо сокращалось, как топливо из пробитого бензобака, и старый корабль извлекли из консервации, переоборудовав в течение 1935–1936 гг. в учебно-артиллерийский корабль. Теперь он был переименован в «Сурабаю». С бывшего броненосца демонтировали часть вооружения и паровых котлов, переведя оставшиеся на жидкое топливо. С началом Второй мировой войны «Сурабаю» определили выполнять функции плавучей батареи для защиты одноименной Сурабаи от возможных японских десантов.




18 февраля во время очередного налета вражеской авиации старый корабль был потоплен. В период оккупации бережливые японцы, не брезговавшие даже старыми кораблями, подняли «Сурабаю» и использовали его как блокшив. В 1943 году его вновь потопили уже самолеты союзников. Оккупировавшие Индонезию японцы планомерно и небезуспешно заигрывали с представителями национально-освободительного движения. В 1945 году Япония даже грозилась сделать Индонезию независимой. 17 августа того же 1945 года страна объявила себя свободной от голландского колониального господства. Вернувшиеся хозяева попытались все загнать в старое русло, ибо они «ничему не научились и ничего не забыли». Точка в развернувшейся национально-освободительной войне была поставлена в 1949 году, когда Республика Индонезия окончательно избавилась от власти Гааги.