ПАМЯТЬ: От Вачи до Берлина и обратно

Сейчас вы прочтете уникальный материал. Это дневник-исповедь человека, побывавшего в горниле войны. К сожалению, его уже нет в живых. А к счастью, что этот документ истории не пропал, не затерялся в домашних архивах. Его прислала в редакцию внук фронтовика Константин Абрамов.


Ж У Р Н А Л
УЧАСТНИКА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
1941 – 1945 годов
Гвардии лейтенанта
Абрамова Константина Дмитриевича

Горьковская область, Вачский район,
пос. Вача, ул. Садовая, дом 14



1941 год


Для участия в Великой Отечественной войне против немецко-фашистских захватчиков я был призван в рабоче-крестьянскую красную Армию по партийной мобилизации 19 октября 1941 года. В эту мобилизацию нас было призвано из Вачского района 13 человек в том числе: нарсудья т.Овсов, Германов Вячеслав Иванович, Железнов из Казакова, Шмырев из Новоселок, Белов из Сколкова, Миронов из Глебова и другие.
Отправка была скучная. В ней кроме наших родных никто не участвовал, потому что всем они уже наскучили.
До Павлова нас провожали наши жены и на станции мы расстались с ними и уехали в далекий и долгий путь.
20 октября 1941 года мы явились в военный отдел обкома ВКПБ. Оттуда нас направили в запасный зенитный полк. До регистрации мы еще совершили гражданское дело. Сходили в магазин, купили шампанского и вина, так как в тот период белой водки в Горьком и Ваче пришлось употреблять одеколон с вином. На этом гражданская жизнь закончилась.
После регистрации в запасном полку (находился он возле оперного театра – большого красного здания) нас направили в баню. Сначала остригли красивые зачесы и выдали военное обмундирование, а гражданское сложили в мешок и сдали каптеру.
Утром нас направили в 9 роту и мы расположились на нарах. С 21 октября началась учеба. Учеба проходила – строевая подготовка, изучение оружия, тактика и т.д. Это продолжалось до 3 ноября 1941 года. В течение этого времени были один раз в кино. В столовую ходили далеко. Туда и обратно шли с песнями.
3 ноября я был вместе с Вячеславом Германовым назначен в наряд. В этот же день должно проходить в оперном театре торжественное заседание, посвященное 24-Й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции. Мне, конечно, очень хотелось попасть в театр, потому что там должны были выступать хорошие артисты. Моя мечта вначале сбылась. Договорился я со Славкой Германовым, чтобы он постоял на посту, а в следующий раз я за него постою. Вели все мы к этому великому торжеству подготовку – побрились, подшили подворотнички, начистили ботинки.
Начало было намечено на 6 часов вечера. Ждем - 7 часов проходит, 8 часов – нас не приглашают и вдруг часов в 9 вечера приходит командир роты и говорит, чтобы все собрались по тревоге. Мы стали собираться. Собрали все вещи. Выдали нам оружие, патроны. Домашние вещи уложили в мешок. Зашили, написали обратный адрес и сдали обратно в каптерку с тем, чтобы они их сдадут на почту для отправки по домам. Часов в 11 вечера нас выстроили и мы ждали команду куда идти. Наше мнение было, во-первых, что мы должны идти на марш, или же думали, что враг прорвался у Москвы и прет на Горький. Признаки к этому уже были – уж очень много в это время ехало из Москвы автомашин с эвакуированными. Но часа в 2 утра 4 ноября к нашему зданию пришли музыканты, заиграли марш и мы пошли. Идем улицами Горького, спускаемся на Кооперативную, проходим мост через Оку, приходим на вокзал. Погрузились в вагоны и поехали по направлению на Москву. Между собой поговорили – прощай наш Горький, родные и знакомые. В Дзержинске я пустил весточку домой о том, что я поехал. Куда – сообщу позднее. 4 ноября часа в 4 дня прибыли в Москву. На станции еще проходила торговля белым хлебом, булками и карамелью, но мне купить из оставшихся денег не пришлось. На станции в Москве мы пробыли до утра 5 ноября. Ночью немецко-фашистские стервятники сделали налет. По ним был открыт сильный заградительный зенитный огонь. В это время мы находились в вагонах и впечатление для первого раза было неприятное. Некоторые попрятались под нары, но по гулу было видно что бомбы сброшены где-то далеко. Часов в 5 утра мы поехали по направлению на Подольск, но проехали дальше до ст. Царицино и с этой станции пришлось идти 17 км. Обратно в штаб 19 стрелковой дивизии. В последней нашу группу распределили и направили в гор. Подольск – подольские артиллерийские казармы. Первый поход, совершенный без привычки от ст. Царицино до штаба 19 стрелковой дивизии был тяжелым. И тяжелым он был тем, кто из-за отсутствия денег не мог купить хлеба в Москве, в том числе и мне. Но меня выручил нарсудья Овсов – отломил мне кроху хлеба.
По прибытии в казармы мы разместились вместе – Овсов, Железнов, Миронов, Басов. Остальные разбились по другим ротам и кроме наших с нами были двое из Горького – т. Бузников, другого фамилию не помню.
Характерно в Подольске мы увидели то, что уже часть города разбита от бомбежек авиацией противника. Кроме того были налеты в момент нашего пребывания и видать стало зарево и гул орудий грядущих боев.
В Подольске 7 ноября у нас был торжественный день - мы принимали Военную присягу. С этого времени мы узнали, что должен знать боец, и какую он несет ответственность за совершенные преступления. Но это мне не страшно, потому что я проработал на заводе 26 лет беспрерывно. Не имел кроме премий ничего и дал клятву быть таким в армии. В Подольске мы пробыли недолго – до 13 ноября. Учебы почти не было, но уже караульную службу несли. Первый раз 7 ноября в день принятия присяги нам дали выпить по 100 грамм.
По дороге идущей на Тулу шло и ехало столько машин и войск, что когда мы пошли из Подольска к фронту пришлось идти стороной. На пути от гор. Подольск по направлению на Нарофоминск нам пришлось частенько ложиться на землю по случаю налета авиации противника. Путь этот был 35 км.
Остановились в селе Вороновка. В церкви покормили нас в этом селе и потом пошли прямо к передовой. Гул военных действий все приближался. На пути нас остановили около деревни ночевать в землянке. В избе, хотя нас оставили погреться, жители нас приняли не доброжелательно, с возгласами – много вас тут проходит, и детей заставляли плакать. Поневоле приходилось оставлять квартиры и уходить. Это в Московской области и эту ночь пришлось ночевать в землянке. А в землянке-то холодно, плохо – в нее забраться можно было лежа.
Характерно было то, что находясь на посту тов. Бузиков очевидно замерз. Придя в землянку, затопил печь, которая была выделана в земле. Очевидно согрелся и заснул. В это время загорелся потолок (солома) землянки. Нашло много дыму. Кто-то проснулся и сделал тревогу. Поднялась паника. Выползать из землянки очень трудно. Сначала нужно подать оружие, а потом – самому. Хорошо догадался тов. Железнов – взял плащ-палатку и предотвратил распространение пожара. Больше спать было нельзя и до утра пришлось танцевать вместе с часовым.
Утром, после завтрака, нас направили рыть землянку для своего взвода. Рыть было трудно. Во-первых, было очень холодно. Во-вторых, была очень твердая земля. Взвод пришлось уводить до деревни.
Характерно, что во время обеда около землянки, откуда ни возьмись налетели немецкие стервятники. Мы бросились в землянку. Я ногой столкнул свой котелок и остался с одним сухим хлебом. Ночевать пришлось в картофелехранилище. Достали соломы. С вечера было тепло, а к утру пришлось вставать раньше подъема – замерзали. Земляную работу закончили. Наносили и лес для перекладин. Осталось только устроить дверь и установить печку, а нас перегнали в другое место к деревне Троица.
На этом месте мы стали рыть оборону и так же строить землянку. На этих работах не приходилось бриться и даже умываться по несколько десятков дней. Закончили работу, выстроили хорошую землянку, но жить в ней долго не пришлось.
1 декабря враг прорвал оборону. В это время проехала наша артиллерия, кавалерия и пехота. И враг был остановлен и обращен в бегство на запад.
В период нахождения на этом месте наш взвод ходил в боевое охранение в конце ноября. В эту ночь мы все обморозились. Даже нарсудья Овсов выбыл в госпиталь. Кроме того мне пришлось быть в секрете. Одному быть не очень приятно. И, последнее, будучи в наряде на чистке картофеля я сжег брови, потому что был сильный мороз и пришлось пригибаться к костру.
Впервые мне пришлось мыться в походной бане во время сильного мороза. Когда становишься в палатке под душ - голова и тело греются, а ноги замерзают.
8 декабря нас подняли по тревоге в полном боевом. При мне была винтовка, противогаз, лопата, 250 патрон, 2 противотанковых гранаты, 2 бутылки с горючей смесью. Вещмешок в котором были белье, потрянки, полотенце, кружка – ложка и т.д. Направились в с. Вороновка на дорогу идущую к Подольску. Как стемнело нас посадили на автомашины и повезли по направлению через Подольск в Москву. Остановились в д. Часы. В этой деревне мы отдохнули до вечера 9 декабря.
Днем было видно, сколько ехало через эту деревню войск по направлению на Можайск. Пехота, артиллерия, кавалерия, катюши. Нам стало ясно, что мы идем ближе к передовой. Вечером этого же дня мы двинулись в поход на 17 км. К передовой. Путь был очень трудный. Во первых, несли очень много и большой у нас был груз кроме того – пришлось помогать пулеметчикам. Везти «максима». В пути до того устали, что на привале лежали на снегу а встать можно только с помощью товарища. К утру 10 декабря пришли в деревню – не помню как название. В этой деревне уже был немец и пришлось видеть их убитыми. Отдыхали мы в ней до 8 часов вечера. Вечером наше отделение было назначено в боевое охранение. Расположились на снегу в кустарнике. Но пробыть пришлось недолго. Нас сняли и мы пошли дальше еще на 4 км. На исходное положение для наступления.
Прибыли мы в деревню к 2 часам утра. Расположились на отдых в амбаре. Сел я на столе и заснул. В 5 часов утра нас подняли и построили. Объяснили, что в 6 часов утра будем принимать боевое крещение. Сказали, что вначале будет артподготовка, но ее почему-то не было.
Этот период был для меня очень тяжел, даже пришлось поплакать и прошептать про себя – прощайте жена, Митя, Юра, Нина и все остальные родные и знакомые.
Наступали мы на село Никольское. Оно расположено на высоком месте. А нам нужно было спуститься с небольшой горки, занять боевой порядок и вести наступление. Когда мы стали спускаться он нас заметил и начал сильно обстреливать. В наступлении перед нами, коммунистами, была поставлена задача первыми подниматься с возгласами «За Родину, за Сталина – вперед!» Как был дан приказ – так мы и делали. В наступлении пришлось применять короткие перебежки, потому что он сильно обстреливал, когда шли вперед. Некоторые уже не вставали (убитые), а некоторые кричали – помогите (раненые).
Наступление прошло успешно. Выбили мы немца из села. Политрук собрал и объявил нам благодарность. Пошли в наступление дальше. В этом наступлении выбыло много из строя. Комбат убит, комроты ранен, комвзвода ранен и т.д.
Вечером нашему взводу было дано задание наступать через лощину в лес. Шли мы во весь рост. Немец нас подпустил на близкое расстояние и открыл ураганный пулеметный огонь. Нам пришлось залечь и отползти по- пластунски. На этом месте я оставил домашнюю память – перчатки. Отползли мы в овраг и вернулись на другое направление.
Ночью наша рота была поставлена на охрану основных сил отдыхающих наших войск. Когда мы наступали – согрелись и все обмундирование было мокрое, а вечером когда встали на пост – оно замерзло. Плюс к этому не было нормального отдыха и питания в течение 40 часов. Когда я встал на пост - мне было очень трудно. Даже приходилось без сознания падать. Отдыхать пришлось на снегу. Во время несения караула я заметил, что к нам приближается группа людей. Я доложил об этом пом. ком. взвода. Он взял с сосны автомат и сделал окрик. Это оказались немцы. Он скомандовал – «огонь!» Был открыт сильный огонь. В перестрелке было убито 3-е немцев, остальные убежали.
Утром приехала кухня, которой не было с 9 декабря. Привезли мяса, белого хлеба, водки. Мы покушали на славу. Политрук нас обходил и говорил, что в 9 часов будем обратно наступать. Указал направление. Как была пущена ракета, мы поднялись и пошли вперед. Нас встретил сильный заградительный пулеметный огонь.
В этом наступлении я был тяжело ранен. Метрах в 5-ти разорвалась мина и осколком была перебита чашечка и большая берцовая кость. В это время под кустами сидели 3 бойца. Я попросил их оказать мне помощь. Они отказались. До окончания боя, потому что было нельзя поднять головы. Сильно он вел огонь. Мне на спине пришлось отползти метров 100. Меня встретили бойцы из нашего взвода, оказали мне помощь и после доставили меня к начальству. Комбат выделил 1 человека мне в помощь. Я облокотился на плечо товарища, винтовку и пошли в с. Никольское, где был пункт сбора раненых. На пути я встретил Миронова Ив.Ив. Он сидел на снегу – закуривал и сказал мне что я - счастливчик. Попрощались. Я был доставлен в деревню. Из деревни на лошадях я был доставлен в медсанбат. Деревню он сильно стал обстреливать. Когда мы переехали мост и проехали метров 50, мост был взорван прямым попаданием снаряда. С момента погрузки на сани я уже ходить не мог и передвигаться стал на носилках.
В медсанбате сделали перевязку, поднесли 100 грамм водки внесли в дом. В это время налетели самолеты и начали бомбить. Дом трясло от разрыва бомб, но прошло все благополучно. Приехал автобус, погрузили на него и повезли в полевой госпиталь недалеко от Москвы.
В этом курортном местечке пришлось долго ждать операции. В это время у меня сильно болели зубы. В 12 ночи положили меня на стол и производили операцию. Операция была тяжелая. Искали осколки и мне было очень больно, даже сильно кричал. Но зато после операции я спал часов 17.
Через день нас погрузили на автомашины и повезли на станцию. Там погрузили на поезд и направили в Москву. В Москве я пролежал до 17 декабря и был эвакуирован в Сасово, Рязанской области. Пролежал там до 17 февраля 1942 года и был эвакуирован в Сибирь в город Томск.



1942 год


В Сасове лежать было хорошо, хотя я был тяжелобольным и мне не пришлось вставать с койки 56 дней. Кормили очень хорошо, колхозники часто приносили подарки и плюс военторг приходил торговать по палатам. Артисты так же выступали по палатам.
Проездом из Сасова до Томска много из вагона пришлось посмотреть. На Урал, Сибирь. Я стал ходячим. Вставал с койки и привольно смотрел на места, о которых приходилось читать и слыхать.
В город Томск мы прибыли 26 февраля 1942 года. В момент пребывания в госпитале я попутно лечил болезнь нервной системы. Мне сделали 14 уколов, ставили сотни банок. В результате я стал чувствовать себя гораздо лучше. В госпитале питание было хорошее, культобслуживание так же. Кино, артисты. Главным образом мы, пожилые, увлекались билиардом. В момент выпуска 9-го Военного займа я в госпитале был избран членом комсода. Заем прошел на высоком уровне.
Характерно для меня и интересно было то сравнение, что мы утром с 11 часов слушали, после обхода врачей, радио из Москвы. Но в Москве в это время было только 7 часов утра. И вот настал день 9 мая 1942 года. Поставили меня на комиссию и в результате признали годным к строевой службе. 15 мая я был выписан и направлен на пересыльный пункт г.Томска.
На пункте меня назначили на курсы младших командиров. Но когда пошел к старшему начальнику, он отменил ввиду моей старости и я был направлен в Новосибирск. В Новосибирске вначале меня направили в артиллерию, в которую я вначале тоже прошел, но старший начальник спросил какое у меня образование? И поскольку у меня только 3 класса он меня не принял. Обратно я был направлен на пересыльный пункт г. Новосибирска, в пехоту.
Отсюда нас направили в город Берск в запасный полк. Здесь нас разместили в землянках и проводили с нами занятия. Погода стояла очень холодная. Пробыли всего 2 недели и 30 мая нас стали обмундировывать. Обмундирование получили очень хорошее. Шинели английского сукна. Сапоги и все остальное – новые. Были слухи, что нас отбирают в гвардейскую часть.
Интересно было то, что мы находились от фронта за тысячи километров и трудно определить, куда нас направить. 31 мая нас с музыкой направили на станцию, погрузили в вагоны и поехали мы вперед – на запад. В это время наступила очень теплая и ясная погода. Проехали Новосибирск, Омск, Свердловск, Молотов.
Добрались до родной Горьковской области. Станции Шахунья, откуда из вагона довелось посмотреть на свою сторону и опустить весточку на Родину, что еду обратно на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
На пути были организованы пункты питания, а в Молотове даже помылись в бане.
Дальше проехали Вологду, Тихвин и гор. Волхов. На пути от Волхова уже стали видны воронки от бомбежки, разбитые вагоны, паровозы и на душе стало неприятно. И как только мы выгрузились из вагонов в гор. Волхове, зашли в лесок нас встретили немецкие стервятники и сбросили по нам и станции несколько бомб. После этого среди моих товарищей появились раненые. Пробыли мы до ночи и ночью нас обратно погрузили в вагоны и подвезли несколько километров до передовой. Далее пришлось 17 км. Идти пешком по волховским болотам.
По прибытии нас стали распределять по частям. Я попал старшим писарем 3 отдельного стрелкового батальона (вначале был писарем стрелковой роты) 32 отд. стр. бригады. От передовой мы находились в 1,5 – 2 км. Противник часто обстреливал нас из артиллерии. Снаряды рвались еще дальше нас. Кроме того я проводил политзанятия с комендантским взводом. Наш район расположения был возле деревень Дуплево, Находы. В момент пребывания меня на этом месте меня однажды вызвали в 4 отдел штаба бригады и предложили мне должность начфина. Но, поскольку на этой должности мне должны присвоить звание и я должен остаться в армии на пожизненно, я отказался.
Вскоре, т.е. 26 августа 1942 года мы вышли на марш по направлению к Синявино. Шли пешком 5 ночей. И 31 августа прибыли на место. Сразу по прибытии нас противник встретил артобстрелом и бомбежкой.
Характерно то, что до передовых позиций мы добрались только к вечеру. Бомбил он десятками самолетов методично и совместно с артиллерией. Сбрасывал с самолетов по десятку мин. Такая тяжелая обстановка была до моего ранения 7 сентября 1942 года. Тяжело было с питанием и водой. Воду брали из воронок и, хотя в нее и клали таблетки, многие заболели кровяным поносом. В том числе и я.
Защищал противник этот участок ожесточенно потому, что наши части должны были в районе Синявино соединиться с войсками Ленинградского фронта. До 10 километров в глубину немцы держали в таком состоянии.
Ранение я получил в следующей обстановке. 6 сентября ночью мы получили приказ сменить свои позиции. По пути мы отстали и с нами был зам. к-ра батальона, к-р 7 роты, старшина и другие. В это время летел немецкий разведчик (костыль) и сбросил ракету. Летчик, очевидно, нас заметил и сообщил своим. Мы слышим скрип 10-ти ствольного миномета и разрывы слева от нас. Мы залегли под сосной и мина разорвалась возле нас в, 1,5 метрах. От разрыва был убит старшина 7 роты, зам. к-ра б-на, к-ру 7 роты почти напрочь оторвало руку. Мне осколок попал в левую ногу и я был контужен. Нам оказали помощь, посадили на автомашину и мы поехали в тыл. На пути мне пришлось видеть, сколько набито наших бойцов и командиров от бомбежки и артиллерии. Некоторые уже с перевязками, которые были сделаны в момент ранения на переднем крае. В медсанбате сделали перевязку и ночью направили в госпиталь с болезнью кровяного поноса. По излечении был направлен в полевой госпиталь. Оттуда погрузили на поезд, повезли на восток и сгрузили в городе Череповец, Вологодской области. В Череповце я попросил командира и врача что бы меня эвакуировали поближе к дому, хотя бы в город Горький. Настал день когда нас стали эвакуировать. Оказалось, что нас вместо востока повезли обратно на запад. Проехали Тихвин, Волхов и сгрузили на берегу Ладожского озера. Погрузили на катера и повезли в город Ленинград.
Прибыли мы 28 октября 1942 года. Я попал в госпиталь в помещении облфинотдела. После осмотра врача я был направлен на рентген. Оказался осколок скраю кости. На 5 ноября была назначена операция. Операция прошла очень хорошо. Я даже не слышал, как она проходила. Пролежал я до 28 декабря. Перед выпиской нас, коммунистов, стали приглашать на курсы политсостава. Я высказывал причину представителю политотдела фронта, чтобы не попасть. Мало образования, большой возраст и наличие выговора. Но, не смотря на это, послали учиться. Курсы должны проходить 4 месяца. Учились мы, где жил и учился Лермонтов (ул. Лермонтова, 54).


1943 год

До 15 января 1943 года мы занимались заготовкой топлива (по ночам ездили на окраину города, ломали деревянные дома), производили ремонт общежития. Материалы достать было трудно и стекла все от бомбежек выбиты. С 15 января 1943 года началась учеба. Учеба проходила главным образом в помещении и 4 часа почти ежедневно в поле тактики на Митрофановском кладбище. Кладбище это не далеко от передовой. Частенько делаешь на учебе планы артобстрела, а через головы летят в действительности снаряды.
На город Ленинград в течение дня немцы по нескольку раз делали налет. Так что часто, будучи в госпитале приходилось прятаться в бомбоубежище. Не потому что страшно, а потому что такое было обязательное приказание.
Однажды я стоял на посту – мост через канал возле Балтийского вокзала. Только что сменился. Пришел в казарму. Поужинал и попросил командира лечь отдыхать пораньше. Лежу, а передо мной репродуктор. Диктор передает – воздушная тревога, воздушная тревога. И вдруг услышал сильный взрыв. Воздухом выбило все стекла и осколками завалило нас. Оказалось, что две бомбы упали во двор – одна в гараж, другая в здание военторга и парикмахерскую. Хорошо, что там никого не было и жертв не было. На улице был сильный мороз. Этот мороз стал и в помещении. Объявлена была тревога. Всю ночь производили ремонт, чтобы отдохнуть. Оказалось, что в момент налета авиации из нашего помещения был дан сигнал. Поэтому и угодила бомба сюда.
Проучился я до 1 марта 1943 года. 1 марта нас, в количестве 120 человек досрочно выпустили из училища, присвоив звание мл. лейтенанта и направили в резерв. В резерве провели одну ночь, а потом направили в 18 стрелковую дивизию. Ее место было недалеко от Шлиссельберга. По прибытии распределили по полкам. Я попал в 172 стрелковый полк.
12 марта вышли маршем по направлению к Понтонной. Это на берегу реки Невы. Вначале я был заместителем командира взвода связи по политчасти, а 27 марта на построении перед выходом на передний край зам. к-ра полка по политчасти т. Прохоренко меня назначил на должность заместителем командира минометной роты по политчасти.
В этой должности мне было трудно, потому что 27 марта утром я заступил в эту должность не зная ни комсостава, ни бойцов, а вечером вышли на передовую. 28 марта началось наступление. Наша рота во время артподготовки израсходовала до 1500 мин. Наступали мы за Красным Бором. После артподготовки противник сделал сильный ответный огонь.
Характерно было то, что во время перемены огневой нам нужно было перейти шоссейную дорогу, по которой на помощь пехоте шли наши танки. Противник их заметил и открыл термитными снарядами сильный огонь. Парторг говорит, что снаряды ложатся правее и могут угодить на нас. Так и вышло. После выстрела мы прыгнули в воронку, наполовину заполненную снегом с водой, а снаряд разорвался наверху. Нас с парторгом засыпало грязью. Еле выбрались. Хотя идти нужно не далеко, но под артобстрелом пришлось до десятка раз ложиться от разрывов снарядов. В этой роте я был до 8 апреля 1943 года.
8 апреля меня вызвал зам. к-ра полка по политчасти, поблагодарил, что я жив и приказал принять должность зам. к-ра 8 стрелковой роты по политчасти. В этот день нужно идти в штаб батальона, а до него добраться очень трудно – простреливали автоматчики и снайперы противника. Пришлось ползти по-пластунски и, в момент выстрелов, приходилось прятаться за убитых. В этой роте пробыл до 12 апреля. Потом нас заменили и вывели на переформирование в гор. Колпино.
Я был назначен на должность зам к-ра 4 стрелковой роты по политчасти. Жили мы сначала в самом городе, а потом перешли в землянку. Город Колпино противником обстреливался потому, что в нем был Ижорский завод, в котором до войны работало до 25000 чел. Поэтому на занятиях нас частенько заставали артналеты. Пробыл в этой должности до 8 июня 1943 года.
По решению ЦК ВКПб должности заместителей командиров рот по политчасти упразднили, а нас направили в резерв 55 армии в город Ленинград. В момент нахождения в резерве нас хорошо обслуживали культурно, выдали дополнительный паек да за 250 дней зарплату. Из резерва нас разбирали на учебу. Имеющих среднее образование в авиацию, артиллерию, связь. Меня вызывали несколько раз, но по случаю престарелости и малого общего образования никуда не брали. Наконец решили послать учиться в училище связи.
Я был направлен в Ордженикидзевское военное училище связи. Выехали из Ленинграда 24 июня 1943 года, прибыли в Пензу 9 июля 1943 года, в пос. Ахуны где меня зачислили слушателем училища связи сроком на 1 год. Учиться было не плохо, питание было хорошее, жили в помещении, летом выходили в лагеря.
26 августа 1943 года по решению ЦК нас направили на оказание помощи колхозам Пензенской области по уборке урожая. Мы попали в Сердовский район в деревню Липовка. В это время ко мне приехала на свидание жена и пробыла в деревне Липовка 5 дней. 15 сентября вернулись обратно в с. Ахуна и приступили к учебе. Проучились мы до августа 1944 года.




1944 год


В конце августа сдали государственный экзамен. Большая часть из окончивших училище поехали в правительственную связь НКВД. Остальные в резерв ГУСКА, в том числе и я. Во время пребывания в училище я участвовал в ансамбле, за что от начальника училища получил благодарность. Во время выступления в гор. Пензе мы заняли первое место.
Выехал из гор. Пенза (с Ахуна) 24 августа 1944 года. В Москву, в Главное управление связи Красной армии мы должны были явиться 28 августа 1944 года. На станции Пенза мы договорились со старшим – капитаном Арбузкиным, явиться 30 августа, а эти дни заехать домой и погостить хотя бы один или два дня. Потому что знали – в Москве нас долго не продержат. На ст. Пенза оказался мл. л-т Аксенов из Мурома. Он звал меня поехать на Арзамас и Муром. Но я побоялся, потому что я еще в начале войны и выходные на работе на заводе никогда не запаздывал. Он уехал, а мы поехали через гор. Рязань.
В Рязани у меня служил в РККА сын Дмитрий Константинович и племянник Морозов Сергей Иванович, к которым у меня было большое желание заехать. Когда доехали до Рязани, слез с поезда и думал, куда мне идти. Я все же решил заехать домой, а к сыну решил отпроситься у начальства по приезде в Москву.
Переплыл на лодке р. Оку, сел на поезд и поехал на дорогу, по которой поезда идут на Муром. На этих участках препятствий никаких не было. Прибыл 27 августа в Муром. Из Мурома пробовал позвонить в Вачу о своем приезде, но не было связи. Пошел на пристань. Парохода ждать пришлось не долго, и я поплыл на Жайск. С Жайска пришлось идти пешком, поскольку я не был дома с начала войны 1941 года. Путь от пристани Жайск мне показался очень коротким. По пути я встретил из Лесникова Куплянина и из Новоселок Мокеева. В Новоселках я зашел к Ник. Ив. Радостину, покушал огурцов и пошел дальше к родному дому в Вачу.
Домой я пришел уже поздно, часа в 2 ночи. Все спали. Дома все были живы и здоровы, только не было старшего сына, который был в армии уже с 10 ноября 1943 года. Пробыл дома всего только 27 августа, а 28 августа уже выехал. Это потому, что у меня не было никаких документов кроме удостоверения об окончании училища и что по окончании должен я явиться в ГУСКА гор. Москва.
Во время нахождения в Ваче мужского населения было совсем мало. Кроме незаменимых, которые работали на заводе, я увиделся с Ал. Кербеневым и мы на базе райпотребторга с Павлом Петровичем Пузанковым крепко напились. Даже в бане меня мыла жена. Вечером со мной прошло и мы, М.П. Бисеров (тоже ехал на фронт), П.С. Евстратов посидели и немного выпили.
Утром 28 августа я выехал в Москву через Горький. В Павлове сел на пароход. В Горьком слез с парохода и пошел занимать очередь на ст. Горький за билетом. Когда стали продавать билеты мне предложили предъявить командировочное удостоверение. Но у меня его не было. Оно было у старшего команды т. Арбузкина, который ехал через город Рязань.
Я пошел к военному коменданту, объяснил ему положение, что я отстал. Он мне сказал, что ты можешь доехать по-заячьи или я тебя арестую и направлю по этапу. Меня это сильно взволновало и я крепко струсил. Пришлось идти обратно на пристань. Спрашивал когда пойдет пароход на Муром и на Армадановский вокзал – когда пойдет поезд на Арзамас. Все это было безрезультатно.
Я пошел к носильщикам. Они сказали, что теперь уже билеты не получают. В это время у меня было что выпить и закусить. Я увидал Андрюшку, сродника А.Ф. Лялина. Он мне предложил взять за 1 рубль билет до Дзержинска, а там можно сесть на московский поезд. Так я и сделал. Не доехав до Дзержинска, я слез на одной из станций, попробовал купить билет и обратно ничего не вышло. Пришел поезд, идущий до Горбатова. На него я сел и доехал до Горбатова. Вскоре должен придти поезд на Москву. Пошел на станцию и там увидел сноху Марусю из Шуи. Она ехала к брату деда Дмитрию. Но встреча была не большая. Вскоре пришел поезд на Москву. Ехать пришлось на буферах, потому что ехало очень много народа.
30 августа приехал в Москву, разыскал ГУСКА, явился к начальнику. Он мне ничего не сказал насчет того, что я запоздал. Так что можно было побыть дома еще денек – два. В Москве пробыл я недолго. 10 сентября нас направили в 56 офицерский полк в Чернышевские казармы.
Характерно было то, что в Москве пришлось увидеть проводимые салюты. За взятие Красной Армией городов. В Чернышевских казармах увидел Мих. Вас. Сидорова из деревни Городищи.
Из Москвы на запад мы выехали 14 сентября 1944 года и прибыли 20 сентября, не доезжая 8 км. До Бреста. 28 армия, 55-я Иркутско-Пинская Ордена Ленина, трижды Краснознаменная ордена Суворова 2 степени, им. Верховного Совета РСФСР, Гвардейская Стрелковая дивизия. Вначале я находился в батальоне связи, в резерве.
30 сентября вышли на марш по направлению к Восточной Пруссии. До 14 октября мне пришлось ехать на лошадях с батальоном связи. 14 октября из стрелкового батальона выбыл по болезни командир взвода связи Лодоскин. На его место назначили меня. В 164 стрелковый Ордена Суворова 2-й степени полк, в 2 стрелковый б-н командиром взвода связи. На место прибыл 16 октября, не доходя несколько километров до границы Восточной Пруссии.
В резерве пришлось побыть не долго. Было видно, по воздуху летали над нами сотни самолетов. Кроме того слышалась артподготовка. Это началось наступление на фашистское логово. Мы вступили в бой 22 октября. Наступали на город Гростакенен. Когда мы пошли в наступление на нас со стороны противника пошли коровы, поросята. Первое время мы шли без задержки. Солдаты где-то достали меда, расположились в домике. Противник заметил и дал по нам сильный артналет. Пришлось бросить весь мед. В этом месте начался сильный бой, но не на долго. Вскоре город Гростакенен был взят. За ним мы заняли оборону, которая продолжалась до 13 января 1945 года.
Характерно то, что в этих боях пришлось быть под ураганным обстрелом, но все обходилось благополучно. В ноябре, не помню какого числа, мы находились в подвале, метрах в 400 – 450 от противника. Начался артобстрел. Снаряд упал как раз у окна, но не разорвался, а воздухом своротило большие голыши. В это время все кто находился – отдыхали, кроме телефониста. Телефонист крикнул – подъем, и только успели подняться сами, как все остальное было засыпано. Ну, если бы этот снаряд разорвался – поминай всех как звали.



1945 год


13 января 1945 года наступил день всеобщего наступления на фашистское логово. В 9 часов утра началась артподготовка, сопровождавшаяся беспрерывными авианалетами. Артподготовка проходила 2 часа. В это время был такой гул от артиллерии и бомбежек, что даже на близком расстоянии трудно было разговаривать. Как только закончилась артподготовка, начался штурм передовых позиций противника. Но противник открыл сильный ответный огонь. В момент обстрела противником наших позиций часто рвалась телефонная связь. Поэтому трудно было моим связистам.
Однажды никак не удавалось наладить связь с ротами. Вызывает меня командир батальона гвардии майор Комарчук и говорит, что товарищ Абрамов – вам 10 минут и что бы связь была восстановлена. Я беру с собой командира отделения Волка и мы пошли искать повреждение. Тяжелый был этот путь. Восстановили, через 5 минут – снова вражеским снарядом – обрыв. И так кабель связи рвался часто. Так до конца восстановить и не представилась возможность. Комбат забрал радистов и пошел в роту, где и был ранен. Такое положение было три дня. И только через три дня противника «сбили» и он пошел ходом.
Взят был город Гумбининен. За прорыв обороны противника и взятие города Гумбининена наша часть получила благодарность тов. Сталина.
В таких тяжелых условиях мне пришлось быть командиром взвода связи стрелкового батальона, участником боев в Восточной Пруссии – до полного разгрома. Будучи в роте связи, за отсутствием связистов приходилось быть в должности рядового, наводить и снимать связь, а так же дежурить на станции.
Благодарности т. Сталина мы получили так же за взятие Фридлайд, Прейеши Айлац. За разгром группировки Юго-Восточнее Кениксберга 22 марта 1945 г. нас отвели с передового края в город Цинтен. Где мы находились до 26 марта. 26 марта выехали, не помню, в какое местечко, - отдыхали, проводили занятия, ремонтировали обувь и обмундирование. Потом нас подбросили ближе к железной дороге. Здесь ожидали погрузки и числа 12 – 13 апреля погрузились в вагоны. Нам говорили, что поедем через несколько республик и других стран.
Оказалось что мы ехали через Мариаполь, Вильно, Гродно, Белосток, Варшаву, Познань. В последнем выгрузились и поехали на лошадях дальше. Не доезжая до Познани, у меня поломалось колесо и пришлось отстать. Как отремонтировали – долго пришлось искать куда ехать, потому что маршрута я не знал. Но с большим трудом мы разыскали своих. На следующий день поехали дальше- переехали реку Одер и вступили на территорию Германии. Мирных жителей встречали очень мало. Очевидно они были угнаны вглубь Германии.
Которые и остались – они смотрели на нас сквозь заборы. На пути встречали населенные пункты совершенно целые и встречались совсем разбитые. Это признаки проходивших сильных боев. Так мы доехали до города Цюссен. Проехав за него 1,5 км. Расположились отдыхать в лесу. На следующий день нас вернули обратно на несколько километров. Причиной к этому послужило то, что группировка окруженная Юго-восточнее Берлина сделала прорыв. Нас и решили вернуть. Заняли мы боевой порядок, натянули связь. Пробыли два дня на этом месте, но безрезультатно, с прорвавшими окружение справились наши передовые части без нас.
28 апреля снялись с этого места и поехали по направлению к центру фашистского логова Берлину. 29 апреля, когда подходили к Берлину по шоссе, мы обнаружили очень много двухэтажных автобусов. Нам связистам особенно трудно было без повозок передвигаться. Решили доехать на автобусе. Но немец, находясь по ту сторону Одера это заметил и дал по нам сильный артналет. Пришлось автобусы оставить и идти обратно пешком.
30 апреля мы заняли передний край. Этот край был лесной. Правда большого сопротивления не было. Но мелкими группами сопротивлялись. И когда все, в том числе и штаб, уйдут вперед мне с одним связистом приходилось сматывать линии связи, что, конечно, было очень опасно. Дальше мы заняли уже квартал города Берлина. Здесь немец из домов встретил сильным автоматным обстрелом. Пробыли до вечера и обратно снялись.
1 мая 1945 года вступили в одну из улиц и начали производить очистку. Характерно то, что утром 1 мая почти все отпразновали май, подвыпили как следует. Но поскольку силы у немцев уже подточились сильного сопротивления не было. На утро 2 мая немцы совсем прекратили военные действия. Стали большими группами сдаваться в плен. Первыми утром сдались работники госпиталя. Потом пошли дальше так же без сопротивления. Мне досталось обратно быть замыкающим по снятию линии связи. На пути снятия уже стало видно много немцев вышедших из подвалов.
На одной из улиц подходит ко мне старушка немецкая и просит хлеба. Я приказал отрезать ей краюху хлеба. Она нам показала направление, где собирается много народа. Когда я послал своего пом. ком. Взвода тов. Иванова оказалось, что наши Иваны открыли магазин с коньяком. Он захватил с собой 6 бутылок. На пути следования к расположению штаба так же обнаружили скопление народа в магазине. Оказалось за поставом стоит наш Иван, открывает кран и снабжает всех пивом. Пришлось выпить 2 кружки и следовать дальше.
Придя на место штаба, несколько часов отдохнули. Характерно то, что уже все немцы из подвалов вышли. Началось свободное движение. И вдруг произошол взрыв, другой, третий! Оказалось что танкисты 1-го Белорусского фронта схода дали несколько выстрелов. Не знали, что здесь уже все закончено. Правда от этих выстрелов потерь в живых людях не было. Лишь погибли две лошади у артиллеристов.
Вечером с этого места двинулись по направлению к Потсдаму. Здесь так же боевые действия прошли не долго. Утром немцы начали сдаваться очень большими партиями. Даже офицер с двумя-тремя бойцами захватывали сотни пленных.
С этого места мы так же срочно выехали на лошадях по направлению на юг. Потом нас посадили на автомашины. Повозки остались и нас подбросили на сто километров вперед на Дрезденском направлении. Шли мы по пятам за немцами. Он, очевидно, спешил сдаться в плен американским или английским войскам. Но мы нажимали. Расстояние было между нами не большое. Въезжаем в населенный пункт, спрашиваем – когда был немец. Оказывается, он выехал из этого населенного пункта несколько часов назад. Так продолжалось до 8 мая 1945 года.
8 мая 1945 года перед вечером он нас остановил. Дал несколько залпов из «Ванюш». Мы заняли оборону. Я навел связь с ротами и мы расположились в хате. Ночью радист подходит ко мне и говорит, что война закончилась! Я ему говорю – брось болтать. И потом, часа в 2 ночи, он обратно меня будит и говорит что война закончилась. Оказалось что это действительно.
Начали мы ждать парламентеров. Но на улице уже стало совершенно спокойно. Даже немец перестал пускать ракеты. Но поскольку парламентеры не явились, утром пришлось обратно идти в наступление. Поскольку сопротивления никакого не было, пришлось связь смотать и идти полным ходом пешком. Поскольку лошади у нас остались где-то позади, мы достали детских тележек и имущество везли на них. Навстречу нам шли неисчислимое количество немцев, патрулируемых нашими.
И так мы дорогой 9 мая 1945 года узнали об обращении т. Сталина к народу об окончании войны и указания его о том, что война окончена, но часть войск противника не хотят сложить оружия. Я надеюсь что их наша Красная армия приведет в чувства.
Это счастье и выпало на нашу долю. Мы продолжали очищение до 11 мая 1945 года. 11 мая, не доходя до столицы Чехословакии Праги на берегу реки Эльба, мы закончили свой поход.
По прибытии в лес за городом Мельник мы начали приводить себя в порядок. Мысли были собирать пожитки домой. У кого есть, на другой день, начали вручение орденов и медалей. Я 12 мая получил первый орден «Красная звезда» и в этот же день заболел малярией. Приступы были очень сильные. Даже пришлось находиться на коечном лечении в санроте в городе Дуба и в медсанбате.
В Дубе мы находились до 12 июня 1945 г. Во время пребывания занимались учебой и несли охрану от внезапного нападения на свою часть.
Характерно то, что местность в Чехословакии очень гористая и на горах растет лес. Когда мы въезжали в Чехословакию, нас очень хорошо встречало население независимо от пола и возраста.
12 июня 1945 года мы выехали из Чехословакии. Очень много народа вышло на проводы. И, кроме того, за месяц пребывания на одном месте, много наших офицеров стали совсем родными. Продвигались мы пешком по 25 километров в сутки. В горах нас встречало старшее начальство. Через пять дней дали трехдневный отдых.
Расстались с Чехословакией, вступили в Германию. Мне выпало во время пребывания в медсанбате побывать в городе Бунгулец, посмотреть на наши братские могилы отрытые немцами и итальянцами и побывать на могиле, где похоронено сердце Михаила Илларионовича Кутузова.
Прошли недалеко от города Бреслау. Потом вступили на территорию Польши. Прошли недалеко от гор. Радом, дошли до столицы Польши Варшавы. В Варшаве нас встречали президент Польши г-н Берута и ________ Моравский с армейским военным начальством. Встреча была организована хорошо. Давали нам подарки – папиросы, конфеты и т.д.
2 августа вступили на свою священную Советскую землю. Как только перешли границу был устроен митинг. Встали все на колени. Ораторы говорили – встречай наша матушка победителей! В этот же день мы пришли к конечному пункту в лес возле реки Неман на окраине города Гродно. Дальше приступили к оборудованию казармы офицерскому составу. Было предоставлено право подыскивать квартиры в городе.
29 августа весь личный состав части переехал в город. В городе началась доделка казарм. Со свободными людьми проводились занятия.
На мою долю выпало счастье после выезда ст. адьютанта капитана Пилипенко в отпуск, занять его пост. В этот период я имел большой авторитет. Приближался период прибытия из отпуска капитана. Я стал мечтать, как бы мне попасть в отпуск и как раз в конце сентября получаю письмо, что в отпуск приезжает сын Дмитрий, которого я не видел 4 года. Я тут же написал рапорт майору Чучириеову – зам к-ру полка по политчасти. Отпустил комбат и 1 октября 1945 г. я выехал на 45 дней в отпуск.
Домой прибыл 5 октября и пробыл до 11 ноября 1945 года. За время моего пребывания в отпуске был в отпуске Митюшка до 20 октября. Во время отпуска мне пришлось быть почти все время дома, так же и Дмитрию. Занимались уборкой картофеля. Да и народ Вачи и вся организация встречи были не так, как мы победители мечтали. Поэтому самая возлюбленная для меня встреча – это семья и печка дома.
В день 6 ноября 1945 г., на торжественное заседание даже не дали пригласительного билета. И кроме того не совсем хорошо обстояло дело материально. И самое главное – топливо за прошлый год. Прошлый год жена пустила, по договоренности с заводом, на квартиру шоферов с тем, что бы они доставили за квартиру машину торфа. Жена ходила по этому вопросу к работникам завода, в том числе и к директору. Но безрезультативно. С приездом меня в отпуск, я так же почти безрезультатно посещал кап. отдел на заводе. Резолюций директор уже наложил - две. Но результатов никаких. Они остались в таком положении и по сей день.
11 ноября 1945 г. я выехал из Вачи обратно в часть с надеждой, что скоро вернусь назад совсем, так как признаки к этому были, - приезд офицеров Автавкова и Померанцева. В путь мы выехали вместе с И.М. Абрамовым до гор. Вильно. По приезду в Москву со мной произошел каверзный случай. Я оставил полевую сумку (или стащили) на верхних нарах вагона. Причем я совершенно был в нормальном состоянии. Возвратился я уже из метро на вокзал, но безрезультатно. Правда ценных вещей там не было. Но самое ценное было – это удостоверение на право ношения медали «За оборону Ленинграда».
По приезде в часть там и слуху никакого не было о демобилизации. Лишь только числа с 20 ноября началось оформление документов. И ходили они в оформлении до 4 января 1946 года. Приказ был издан 4 января. С этого времени началась подготовка смены обмундирования, ремонт обуви. Но мне в это время дали в нагрузку руководство партийной организацией батальона и я лишь получил освобождение 15 января.
24 января 1946г. я выехал навсегда из города Гродно. В рабочий поселок Вача Горьковской области, Садовая, д 14 где я прожил беспрерывно 37 лет до призыва в ряды РККА. По прибытии в Вачу я отгулял Сталинский отпуск с 29 января по 27 февраля 1946 года.
С 27 февраля 1946 года приступил к мирному, созидательному труду в заводе «Труд» Главстанкоинструмент в качестве начальника финансового отдела.



1 июня 1946 года К.Абрамов.


Фото.
Комментарий внука.
Скорее всего эта фотография сделана либо 12 мая 1945 года или через несколько дней  после этой даты награждения орденом "Красной звезды" в Чехословакии.
 При жизни дед (он на снимке - слева) не любил вспоминать о войне. Воспоминания приносили ему и близким сильные страдания - следствия контузий. Иногда  по ночам он сильно кричал - "За Родину, За Сталина, в атаку!». Были и другие эмоциональные возгласы накатившихся воспоминаний боев...  А утром - вставал, как ни в чем ни бывало, делал физзарядку (до последнего дня жизни) и шел в магазин за покупками мимо не спавшей полночи встревоженной за его здоровье родни.  Умер он на ступеньках поселкового магазина сразу - инсульт, вследствие прогрессирующих "шумов" в голове (последствия контузий). Воспоминания о войне мы, родственники, увидели уже после его смерти.
.