Так начинался советский атомный проект.

Общество Память. «Россия делает сама»     ЖОРЕС АЛФЁРОВ  академик РАН, лауреат Нобелевской премии 70 лет назад, 12 апреля 1943 года, было подписано распоряжение о создании лаборатории №2 Академии наук СССР. Так начинался советский атомный проект.

Первая советская атомная бомба РДС-1. Федеральный ядерный центр в Сарове. Фото ИТАР-ТАСС.

Жорес Алфёров. Фото ИТАР-ТАСС.

Пионером ядерных исследований был Абрам Фёдорович Иоффе. Выдающийся экспериментатор, ученик Рентгена, он одним из первых понял значение квантовой механики и вообще физики как основы новых технологий. Именно Иоффе создал в нашей стране мощную систему физико-математического образования.

Ключевыми в ядерных исследованиях были, как известно, Манхэттенский проект и наши атомные разработки.

Кадровую проблему для США решил Адольф Гитлер, потому как все основные задачи ставились и отрабатывались европейскими учёными, эмигрировавшими в Америку, когда фашизм пришёл к власти.

Кадровую проблему советского атомного проекта закрыл Иоффе, ибо все основные решения были найдены его учениками, а созданная им физическая школа сыграла огромную роль в развитии нашей страны.

Ещё в 1931 году он сформировал в Физико-техническом институте (впоследствии – ФТИ им. Иоффе, Алферов был егодиректором с 1987-го по 2003-й год. – «Файл-РФ») бригаду для ядерных исследований. Его заместителем был Игорь Васильевич Курчатов, который незадолго до этого прославился в мировом масштабе открытием сегнетоэлектричества. И со следующего года именно он стал руководителем «ядерного» подразделения в Физтехе.

Кстати, в 1936-м проблемы таких исследований рассматривались на специальной сессии Академии наук в Москве, и Абрам Фёдорович сделал доклад, за который подвергся резкой критике (что в 1936-м было очень опасным): институт-де ведёт исследования «совершенно бесперспективные с практической точки зрения». Однако в конце 1938-го – начале 1939-го было открыто деление урана при «бомбардировке нейтронами», и стало очевидно, что это путь и к ядерной взрывчатке, и к овладению атомной энергией. Затем зарубежными и нашими учёными, в том числе Яковом Борисовичем Зельдовичем – уникальным теоретиком-энциклопедистом (на Западе считали, что под этой фамилией скрывается целый коллектив специалистов), был выполнен расчёт цепных реакций, показавший, что критическая масса для получения той же бомбы невелика и исчисляется десятком килограммов.

Академик А. Ф. Иоффе. Фотохроника ТАСС.

Блестящий итало-американский физик Энрико Ферми получил плутоний, что определило направление и наших работ. Курчатов уже на начальном этапе понял, что с ураном-235 мы очень долго «провозимся», а с плутонием сможем быстро решить проблему.

У нас в последние годы очень много говорят о роли разведки в советском атомном проекте. Да, она работала, слава Богу. Но, думаю, самый большой секрет американцев выдал Сталину Гарри Трумэн, когда во время Потсдамской конференции сообщил, что бомбу взорвали. Конечно, разведданные приходили чрезвычайно важные, но необходимо отметить следующее.

Известно, что мы начали работы «по бомбе» в начале 1943 года. Абраму Фёдоровичу Иоффе это было поручено постановлением Государственного Комитета Обороны. Именно Иоффе создал в Казани спецлабораторию №2 (переведённую затем в Москву) и поручил её Курчатову. Задача ставилась – создать оружие на основе цепной реакции. В войну вести работу было крайне тяжело, но Игорь Васильевич сформировал коллектив примерно в сто человек.

В 1945-м, после взрыва в Хиросиме, и даже раньше, после известия об испытаниях бомбы, руководство нашей страны поняло: все итоги Второй Мировой войны, за победу в которой положены миллионы и миллионы жизней, могут быть перечёркнуты монопольным владением атомным оружием американцами. И 20 августа, через две недели после Хиросимы, принимается специальное постановление ГКО, во главе созданного Спецкомитета ставится Берия, формируются Первое Главное управление во главе с Борисом Львовичем Ванниковым и Научно-технический совет, научным руководителем которого назначен Курчатов. И 29 августа 1949-го, то есть ровно через четыре года, Советский Союз испытал первую атомную бомбу.

В 1942-м в атомной «гонке» лидировали англичане, они были впереди американцев. Рузвельт и Черчилль договорились: поскольку Острова подвергаются бомбардировкам, британские учёные, – а это большая группа блестящих специалистов, – переедут в Канаду и США. В 1946-м американцы решили, что англичане им не нужны и отправили их назад. Думаю, британские учёные, участвовавшие абсолютно во всех работах по Манхэттенскому проекту, знали на несколько порядков больше, чем мы из разведданных.

В 1947 году правительство Эттли, в связи с тем, что американцы лишили своего союзника доступа к атомной бомбе, приняло постановление о широком развёртывании собственных работ. Но зная практически всё, поучаствовав во всех основных исследованиях, проводившихся в США, англичане взорвали бомбу только в 1952-м.

Академик Ю. Б. Харитон у советской атомной бомбы РДС-1. Фотохроника ТАСС.

Мы же решили проблему к 29 августа 1949-го (американцы предсказывали самым ранним сроком появления нашей бомбы 1954 год). В Советском Союзе была создана новая отрасль промышленности, крупные научные центры. Между прочим, Особую Сталинскую премию, по миллиону рублей, за атомную бомбу получили Игорь Курчатов и Юлий Харитон – один из первых выпускников физико-механического факультета Политехнического института, главный конструктор «изделия».

А потом, как известно, возникло сверхоружие – водородная бомба. Ее нужно было делать и нам, когда Трумэн объявил о создании термоядерного взрывного устройства. Американцы успешно испытали его в 1952-м, но только это было не бомбой, а именно устройством, в котором реакции синтеза происходят при низких температурах.

Наш Виталий Гинзбург ещё в 1948 году предложил более эффективные реакции – дейтерий-литий. На первую бомбу-слойку, придуманную Сахаровым, необходимое количество лития-6 сделал Лев Андреевич Арцимович. Он использовал старый, надёжный, но очень дорогой и непроизводительный метод электромагнитного разделения. А Борис Павлович Константинов у нас в Физтехе – это, я думаю, самый большой вклад института в водородное оружие – придумал, развил хроматографический метод разделения изотопов. Во втором павильоне была создана сложная инженерия лаборатория, которая работала, как говорится, день и ночь. А потом построили замечательный завод в Кирово-Чепецке и нашли дешёвый и очень эффективный метод получения изотопов лития-6. Именно он обеспечивал наше водородное оружие все последующие годы.

Академик И. В. Курчатов. Фотохроника ТАСС.

Курчатов об этом как-то сказал, что до работ Константинова была проблема лёгких изотопов, но не было изотопов, а после его работ были изотопы – и не было проблем.

Сахаров предложил оригинальную конструкцию водородной бомбы – «слойку». Она заметно превосходила американский проект «Будильник». Там эффективность водородной взрывчатки составляла, по оценкам, 10–15%, а у нас – 20–25% . К тому же «слойка» – реальная бомба, а не устройство. 12 августа 1953 года она была успешно испытана. Американцы продемонстрировали нормальное водородное оружие – с нитридом лития и авиационной имплозией – всё, как полагается, – только в 1954-м.

В 1955 году во время очередных испытаний сгустился сильный туман, и над нулевой точкой бомбу бросать было нельзя. А самолёт с «изделием» уже в воздухе – как его сажать? И Игорь Васильевич Курчатов пошёл на взлетную полосу и встал там, чтобы все знали: обойдётся. Самолёт посадили, и на следующий день провели нормальные испытания.

Курчатов руководил всеми «полевыми» работами, начиная с первой атомной бомбы РДС-1. Эту аббревиатуру понимали как «реактивный двигатель Сталина», но мне больше нравится другая расшифровка: «Россия делает сама».

Игорь Васильевич сказал однажды Анатолию Петровичу Александрову: «Это страшное оружие. Не дай Бог, чтобы кто-нибудь когда-нибудь его применил».

С другой стороны, именно с бомбой к нам пришла атомная энергия. В 1954-м появилась наша первая АЭС – мы были пионерами в этой области. А в 1951-м Сталин подписал постановление о развитии атомного флота. Это другая, совершенно самостоятельная отрасль.

Нам и сегодня очень нужны не только АПЛ, но и атомные ледоколы, без которых никак не обойтись в Арктике.