Воспоминания командира К-493 пр.705-К

Капитан 1 ранга Б.Г.Коляда. Альманах «Тайфун» №10 / 2000 г. 

В 1971 г. после окончания минно-торпедного факультета ВВМУ им. М.В.Фрунзе я получил назначение командиром торпедной группы ДПЛ Б-94 пр.641. Лодка тогда входила в состав 211-й БПЛ 4-й эскадры СФ.

В то время ПЛ длительное время находились в море. Отличительной особенностью наших боевых служб была их продолжительность – по 8-9 месяцев. На Б-94 мне довелось в 1972 г. участвовать в БС продолжительностью около 8 месяцев, а в 1974 г. – еще в одной службе такой же продолжительности.

В 1974 г. я был назначен помощником командира Б-94, которая тогда уже входила в состав 96-й БПЛ той же эскадры. А спустя некоторое время меня выдвигают на должность старпома соседней лодки нашей бригады, Б-856.

Перед назначением на новую должность на эскадре обычно происходил небольшой «военный совет», на который приглашали кандидатов на вышестоящие должности (в данном случае, на должность старпома). И вот у всех приказы подписаны, все уже стали старпомами, а на меня приказа нет и нет. Прихожу в отдел кадров, чтобы узнать, в чем дело, а начальник отдела кадров говорит:

– Поздравляю, ты – помощник командира ПЛ.

– Да я и так помощник командира ПЛ.

– На атомной!

– На какой атомной? Ведь разговора даже об этом не было, слово «атомная» и не произносилось. Нет, я не пойду, отказываюсь.
Начальник отдела кадров звонит контр-адмиралу Л .Д.Чернавину, который в то время командовал 4-й эскадрой, и говорит: «Кандидат отказывается от должности. По его словам, он должен был получить назначение старпомом на Б-856 эскадры». Возникла некоторая заминка, после чего Чернавин сказал, что раз приказ подписан командующим СФ, изменить сейчас что-либо нельзя, и надо начинать оформление для перехода к новому месту службы.

– Лодка-то хотя бы боевая? – с надеждой спросил я.

– Да-да, – отвечает начальник отдела кадров.

– А куда ехать надо?

– В Северодвинск.
                                             
Борис Григорьевич Коляда родился 15 марта 1948 г. в Киеве в семье офицера ВМФ. В 1971 г. окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе (минно-торпедный факультет), в 1980 г. – 6-е ВСОК ВМФ (командный факультет, группа командиров ПЛ с торпедным вооружением), в 1987 г. – ВМА (командный факультет).

Прохождение службы (даты приказов): командир торпедной группы Б-94 пр.641 211-й БПЛ 4-й эскадры СФ (с 23.08.1971); командир БЧ-3 Б-94 пр.641 (19.06.1973); помощник командира Б-94 пр.641 96-й БПЛ 4-й эскадры СФ (с сентября 1974 г.); помощник командира по оружию К-432 пр.705-К (17.10.1975); слушатель 6-х ВСОК ВМФ (02.11.1979); старший помощник командира К-463 (16.09.1980); командир К-493 пр.705-К (08.10.1983); слушатель ВМА (1985–1987); НШ 6-й дивизии ПЛ СФ (23.07.1987); зам. командира 6-й дивизии ПЛ СФ (17.08.1988); зам. начальника ВВМУРЭ им А.С Попова (24.10.1990); зам. начальника ВВМУ им. М.В.Фрунзе (04.1994–11.1998). Уволен в запас 23 октября 1998 г.

Награды: орден Красного знамени (1989) и 10 медалей.


Тогда мне еще ничего не было известно об этом крупном центре атомного кораблестроения. Приезжаю в Северодвинск, нахожу бригаду, свой экипаж, которым командовал капитан 1 ранга Петр Львович Климов. Спрашиваю, где лодка, на что мне весело отвечают, что лодка еще в цехе – строится, и еще года два будет строиться. А я так надеялся, что сразу буду плавать. Оформил пропуск на завод. Первый раз лодку увидел еще «несобранную» и «несваренную» – на стапеле находились отдельные блоки, носовая часть отдельно от кормовой. Вовсю идут работы.

Первым делом надо изучать ПЛ. Экипаж уже прошел обучение в Учебном центре, а я приехал – ничего не знаю. Поэтому меня командировали в Учебный центр, расположенный в Сосновом Бору, где с января по май 1976 г. я в теории осваивал АПЛ пр.705, а после возвращения продолжил обучение в Северодвинске.

Во время обучения и службы на АПЛ меня долгое время не покидало ощущение, что, перейдя с дизельной ПЛ на атомную, я словно пересел с трактора на ракету. Степень автоматизации поражала и ранее – я себе и представить не мог, что такое возможно на лодке, что один человек, помощник командира по оружию, сидя в ЦП перед своим пультом «Сарган», включая и нажимая кнопки, может управлять всем оружием. I отсек совершенно пуст, но тем не менее, идет перезарядка ТА, ведется подготовка к стрельбе, и в нужный момент производится выстрел! И опять слив воды, перезарядка ТА. На дизельной лодке перезарядка ТА – это целое мероприятие, в котором задействован весь личный состав БЧ-3, а это человек 15, да еще иногда добавляют свободных людей. И все вручную – никакого устройства быстрого заряжания (УБЗ) на Б-94 не было. То есть УБЗ, электрический ввод, отсутствие личного состава БЧ-3 – все это было мне в новинку. Это если говорить об оружии.

Если же говорить обо всей ПЛ, то она не зря называлась комплексно автоматизированной. И личный состав в море находился только на ГКП, а наблюдение за обстановкой в отсеках осуществляла подвижная вахта. Все это, конечно, было необычно и сильно отличалось от привычной мне организации корабельной службы.

Несколько слов хотелось бы сказать относительно комплексной автоматизации. Никто не сделал лучше, чем на пр.705. Да, пытались довести уровень автоматизации до пр.705, но ни на одной многоцелевой лодке, тем более ракетной, западной или отечественной, этого нет. И такие технические новшества как система автоматической герметизации отсеков тоже отсутствуют. Внедрение таких систем – в будущем. За это и многое другое я и полюбил АПЛ пр.705, которую мне довелось хорошо изучить на стадии строительства и немало поэксплуатировать.

Некоторые офицеры, ранее служившие на других проектах АПЛ, считали, что пр.705 по уровню комфорта ниже других. Но мне после ДПЛ пр.641 казалось, что «705-й» – Верх комфорта. И немудрено – ведь когда я был командиром группы на Б-94, сдал в 7-м отсеке, а на АПЛ – отдельная каюта, горячая вода круглые сутки, и никто особо ее не экономит. На ДПЛ же пресная вода подавалась по команде: «Набрать питьевые бачки», в остальное время текла забортная.

Многие вопросы – например, шумности, физических полей, работы отдельных систем и др., требовали дополнительной работы, и на лодке было еще чем заниматься, было что совершенствовать. Но если бы имелась возможность насытить современным оборудованием уже построенные корпуса, сейчас лодкам пр.705 не было бы равных.

Запомнилось, что во время обучения в Учебном центре нам говорили, что корпус рассчитан на 100 лет. И была программа, что через определенное количество лет лодка модернизируется: корпус разрезается, из него вытаскиваются старые системы, «внутренности» ПЛ насыщаются новыми, и лодка снова в строю на 20 лет, до новой модернизации. Фактически нечто подобное было реализовано на К-123 – установлен новый комплекс связи, ГАК, комплекс оружия.

Имелись проработки и по ГЭУ, выполненные институтом, занимавшимся созданием ядерных реакторов с ЖМТ. Предполагалось устанавливать ГЭУ в виде моноблока (реактор, парогенераторы и др.) – при ремонте такой моноблок «закатывается» в корпус, где служит 10 лет, а потом опять заменяется. Были различные решения по снижению шумности ГТЗА, турбонасосов и др. Что погубило все это, трудно сказать – то ли перестройка и нехватка денег, то ли кризис промышленности. Так или иначе, но следующие проработки по АПЛ пр.705 в металл не реализовывались.

Любой, кто командовал АПЛ пр.705 (705-К), скажет немало восхищенных слов о ее маневренности, способности почти мгновенно набирать скорость (за какие-то минуты с 6 до 42 узлов). Лодка очень красива внешне – лимузинного типа ограждение рубки, обтекаемый корпус. Все отверстия в легком корпусе автоматически закрываются.
                              
АПЛ пр.705 (705-К) ходили в Арктику, экипажи отрабатывали подледные плавания, в т.ч. приледнение. В мою последнюю БС во время плавания в Северном Ледовитом океане часть похода проходила подо льдом, часть – у кромки льда. И мне очень запомнилась легкость приледнения, а также всплытия в полынье – высокая маневренность значительно упрощала решение этих задач.

Экипаж АПЛ небольшой, сплоченный – приятно работать. В свое время, когда лодка строилась, отбирали лучших из лучших. И на них было очень много толковых ребят, хорошо знавших корабль и иногда даже дававших рекомендации инженерам.

Применять оружие в боевой обстановке, естественно, не приходилось. Боевые качества определялись на учениях – только на них, «воюя» со своими, мы могли определить положительные или отрицательные качества лодок. Конечно, на новых кораблях ГАК были лучше – например, на лодках пр.671-РТМ дальность обнаружения выше, тем не менее в учебных поединках они не всегда побеждали, не всегда были успешными их торпедные атаки. Скорость нашей лодки позволяла уйти от торпеды, в результате чего фактически наведение не производилось. Услышав выстрел торпеды, приводишь ее в кормовой сектор и даешь полный ход – 40 узлов, и торпеда лодку не догоняет.

Я пришел на К-432, когда она строилась. В декабре 1978 г. мы вышли на заводские ходовые испытания в Белое море, но тогда холода наступили очень быстро и весьма сильные, так что море стало замерзать. Поэтому председатель Госкомиссии принял решение не возвращаться в Северодвинск, а сразу идти к месту постоянного базирования. И вот К-432 в сопровождении судна физических полей и двух буксиров, порой ломая молодой лед, идет в Западную Лицу, куда прибывает 31 декабря. Естественно, там нас никто не ждал, а у экипажа из вещей – минимум одежды, лишь то, что взяли с собой на выход.

10 января подняли военно-морской флаг и продолжили работу по программе. Закончили ходовые испытания, далее – покраска и ревизионные работы, регулировка. Затем государственные испытания. Здесь отстреляли все торпеды.

Кстати, мне приходилось принимать участие в испытаниях и доводке торпедного комплекса нашей лодки. Поскольку я был на лодке с самого начала и старался во все вникать, многие документы попадали ко мне и без моего одобрения не подписывались. Я же исходил из принципа, что воевать на этом корабле придется мне, и потом если что, то «дядю Васю» или «дядю Колю» из Северодвинска не дозовешься – все надо доводить сейчас, пока лодка в заводе.

Во время государственных испытаний был случай, когда мы готовились выстрелить торпедой (она должны была пройти определенное расстояние и всплыть), и вдруг двигатель торпеды начал работать в ТА. Передняя крышка была открыта, аппарат заполнен водой, лодка под водой. Ничего страшного, торпеда практическая. Шум, крик – давай торпеду аварийно выстрелим. Но у меня мелькнула мысль, что если мы избавимся от торпеды, она утонет, и нам потом не установить причину ЧП. Пусть двигатель работает, гоняет воду в ТА, и ничего не будет, а в базе выгрузят и разберутся. Впоследствии выяснилось, что торпеда была негерметичной (плохо подготовили на минно-торпедной базе), внутрь попала вода и произошло короткое замыкание.

Для многих офицеров К-432 выходы на испытания стали фактически первыми выходами в море (не считая курсантской практики). Это объяснялось долгим периодом постройки.

После прибытия в Западную Лицу служба начала постепенно входить в привычную колею. Усиленная боевая подготовка, отработка задач. И вот уже в 1979 г. меня вызывает контр-адмирал Виктор Яковлевич Волков (первый командир 6-й дивизии, ныне покойный) и говорит: «За три дня ты должен собрать документы – идешь учиться на классы, будешь командиром ПЛ!» Я ответил адмиралу, что в общем-то не хочу быть командиром лодки, а собираюсь уйти в военную приемку. Но тут вступил в разговор начПО капитан 1 ранга Веденичев, сказавший, что дело носит не только практический, но и политический характер. Так что меня «пропесочили» и по командирской, и по политической линии и отправили на ВСОК.

После окончания классов назначили старпомом в экипаж К-463. Командиром лодки был капитан 1 ранга Валерий Григорьевич Богомолов, ранее командовавший ДПЛ пр.641, а после окончания ВМА назначенный командиром «атомохода». Кстати, очень много командиров дизельных лодок стали «через Академию» командирами АПЛ – тот же Николай Владимирович Волков (позже ставший НШ 6-й дивизии, я у него потом принимал К-493), Виктор Викторович Гринкевич, Владимир Тихонович Булгаков.

Старпом на корабле – главный планировщик, второй человек после командира, который занимается организацией службы, планированием боевой подготовки, ведением документации. Работы много, поэтому дома бывал редко.
                              
Главная задача многоцелевой лодки – найти ПЛАРБ противника и при этом не обнаружить себя. Решением задач поиска, отработкой тактических приемов были интересны БС – тогда это все делалось натурально, пусть и с «вероятным противником». Поиск лодки противника – своеобразная игра, где главная задача найти противника и не дать ему убежать, а если он обнаружил тебя – оторваться и опять незаметно подкрасться. И это не просто поиск по интуиции, а строгие математические формулы, расчет.

В тот период у американцев появились «лос-анжелесы», начавшие вступать в состав их флота. ГАК у них имел дальность обнаружения на порядок выше, а собственная шумность – ниже. И они нас не подпускали к себе, а за нами следили, и лишь потом нам становилось известно, что за нами следят. И нам, зная, что противник слышит дальше, приходилось хитрить, использовать тактические приемы, заставляющие противника обнаружить себя. А как только он занервничает, увеличит ход – мы его обнаруживаем.

Были и контакты, было и слежение. Но тогда такие контакты были относительно недолгими (20-30 мин.), а в сравнении с возможностями современных российских субмарин по слежению за американскими ПЛАРБ – просто мгновениями.

Слежение за ПЛ – целая наука. Американская ПЛАРБ довольно часто ходила в сопровождении многоцелевой лодки, и зачастую, обнаружив «стратега», мы искали сопровождавшую его лодку. Иногда многоцелевая лодка специально «подставлялась», чтобы прикрыть ПЛАРБ.

Командир дивизии капитан 1 ранга Олег Михайлович Фалеев (позднее вице-адмирал, НШ ТОФ) довольно часто выходил в море, в т.ч. и на нашей ПЛ. Однажды после очередного такого выхода он вызвал меня – побеседовать. В кабинете присутствовал начПО. Из беседы я узнал, что меня собираются представить на должность командира ПЛ. И если первоначально предложения начальства о моем продвижении по служебной лестнице не вызывали особого энтузиазма, то сейчас, находясь в должности старпома, я несколько пересмотрел свои взгляды на службу и дальнейшим моим шагом в своей карьере видел назначение себя на должность командира АПЛ (хотя далеко не планировал).

В 1983 г. меня назначили командиром К-493. Уже находясь в этой должности, мне пришлось пройти весьма суровое испытание. После очередной БС меня вызвал к себе Фалеев и сказал:

– Готовься, поедешь в Москву, на Центральную квалификационную комиссию (ЦКК).

– А зачем я туда поеду?

– Принято решение выдвинуть тебя на должность командира тяжелого атомного ракетного крейсера пр.941 («Акула»).

– Я не хочу быть командиром «Акулы», я и так командир атомной К-493 пр.705.

– Это решение командующего СФ адмирала А.П.Михайловского.

По мнению А.П.Михайловского, наши «стратеги», плавая на своих РПКСН, действуют тихо и неспешно, уклоняются медленно и неторопливо, а т.к. командир такой лодки обычно в прошлом командир БЧ-2, часто представление о действиях противолодочников (как надводных, так и подводных) имеет недостаточно глубокое. Они как бы «зашорены», а надо, чтобы командир ТАРПК пр.941 имел полное представление о том, какие против него будут приниматься меры, в т.ч. и авиацией.

Выбор пал на меня по довольно простой причине. В то время я находился в море и, в отличие от командиров других ПЛ нашего соединения, не смог отговориться. Когда стало известно, что я пойду на ЦКК, воспользовался случаем и обратился к командиру дивизии РПКСН Герою Советского Союза капитану 1 ранга Александру Васильевичу Ольховикову, соединение которого располагалось с нами в одной базе. Он мне посоветовал основательно повторить вопросы живучести, знания и обязанности командира, в т.ч. по применению оружия, навигационной прокладке, использованию связи. Кроме того, возможны вопросы аварийности. Я все это повторил, как и ряд других вопросов, а также привел в полный порядок форму.

В сентябре 1984 г. мой экипаж поехал в санатории для послепоходового отдыха, а я направился в Москву. Прибыл в Управление кадров ВМФ, где набралась группа кандидатов на должности командиров – по установленному порядку ЦКК проходили все назначавшиеся на должность командира или старпома командира РПКСН, командиров ТАКР, ТАРКР или крейсера пр.68-бис. Так что народу там набралось много, были подводники с СФ (Гаджиево, Гремиха) и ТОФ. На этой комиссия я повстречал Геннадия Радзевского, который сейчас командует 7-й ОПЭСК СФ (в то время он был командиром СКР пр.1135, его аттестовали на командира крейсера «Свердлов»).
                                  
В первый день нашего пребывания изучали журнал, в котором были все вопросы, которые задавали на ЦКК за последние 5 лет. И надо сказать, вопросы были самые разнообразные! Во второй день у нас была навигационная прокладка. Её прием осуществлял капитан 1 ранга В.И.Алексин, тогда – зам. главного штурмана ВМФ. За упражнения по навигационной прокладке я получил «5». Но не все успешно прошли испытания – троим старпомам пришлось уехать, так и не достигнув заветной цели.

Следующий этап – собеседование с авторитетной комиссией, которую возглавлял вице-адмирал В.И.Зуб. Комиссия собралась в конференц-зале ГШ, всего человек 40, в основном капитаны 1 ранга и контр-адмиралы, представители различных отделов и управлений. Заходит один офицер. Сначала все тихо, потом – шум, голос адмирала: «Все, домой, на ТОФ! Почему командующий флотом присылает неподготовленных людей?» Второй зашел. Выходит – все, говорит, отправили на Север. Потом захожу я. Представился: «Командир К-493 прибыл». Вице-адмирал В.И.Зуб осмотрел мою форму с ног до головы, и первый вопрос его звучал примерно так: «Какая должна быть ширина орденской планочки?» (а тогда ввели широкие, 10 мм, а до этого были узкие, 8 мм). Я это знал, приказ читал, поэтому уверенно отвечаю – 10 мм.

– А какие у Вас?

– 8 мм.

– А почему?

– Товарищ адмирал, это все, что было в военторге Западной Лицы.

– А почему тогда у меня новые? Тут мне на помощь приходит В.И.Алексин, который встает и говорит:

– Товарищ вице-адмирал, когда он адмиралом будет, у него тоже сразу будут новые.

– Ну, хорошо. Давай вопросы задавать.

Тогда как раз недавно произошла авария на К-53 – она столкнулась с транспортом «Братство» в Гибралтаре, чуть не потопила его и сама получила значительные повреждения. Поэтому много вопросов было о том, что такое малошумная цель, как следить за ней, как передавать и на каких частотах сигналы бедствия, как осуществлять связь с управляющим штабом. Спросили у Алексина, как я сдал прокладку. «Как к штурману у меня к нему вопросов нет – оценка 5». После очередной серии вопросов Зуб спрашивает:

– Еще вопросы есть? Тогда скажи мне, Коляда, какова высота Джомолунгмы?

– Помню, 8-тысячник, а точнее...

– А точнее?

– 8562 м.

– Неправильно. А какова высота Эвереста?

– Так это одна и та же гора!

– Знаешь. Ну ладно, дальше вопросы.

Этот своеобразный вариант игры «Что? Где? Когда?» продолжался около 30 минут. Я начал уставать, стал постепенно покрываться потом. Снова ко мне обращается Зуб:

– Что такое изохрона?

Думаю: «Изо – линия, хронос – время. А что это означает вместе?» Докладываю:

– Изо – линия, хронос – время. Линия, соединяющая одинаковое время.

– Неправильно. Как же Вы в атаку выходите? Что в БИУС вводите?

– В БИУС нигде изохрону не вводим. Это точно.

Тогда В.И.Алексин опять встает и помогает:

– Товарищ вице-адмирал, этот термин применяется у надводников, подводники группой не плавают, поэтому им он не знаком.

– Командир РПКСН должен знать все. Поэтому даю тебе час, Коляда, иди к Алексину, учись. Потом придешь и мне доложишь.

Я вышел и думаю, что если так дело пойдет и дальше, то мало что командиром «Акулы» не назначат, так еще и с командира АПЛ пр.705 снимут.

Начался перерыв. Подходит ко мне контр-адмирал, лицо знакомое, но фамилию вспомнить не могу, обратился так:

– Борис, ты мне скажи, зачем тебе это надо? Ты и так командир ПЛ.

– Да мне лично это не надо, но А.П.Михайловский приказал, и теперь я вместо отдыха в санатории после БС должен выяснять, что такое изохрона.

Пошел к В.И.Алексину, чтобы узнать, что такое изохрона – самому стало интересно. Оказалось, что это линия, соединяющая позиции, на которые корабли, когда они в группе, должны выйти в точно назначенное время. Но этот термин надводников и применяется он при выходе в совместные ракетные атаки или при проведении групповых зенитных стрельб. Разобрался, пошел и доложил. Хорошо, сказали мне, но надо постоянно учиться. После этого этапа наша группа еще уменьшилась, но Геннадий Радзевский и я пока держались.
                                 
Иду на собеседование к 1-му зам. ГК адмиралу Н.И.Смирнову. Тот довольно основательно занимался вопросами шумности ПЛ и, естественно, очень много задавал вопросов по шумности, особенно когда разговаривал с подводниками. Моя же с ним беседа не пошла по накатанному руслу. Зашел, представился, сказал, что я командир К-493 пр.705. Он проявил к нашему проекту неподдельный интерес и попросил рассказать о лодке подробнее. И так получилось, что практически всю беседу я ему рассказывал о пр.705, его возможностях, положительных и отрицательных сторонах. В конце беседы он спросил:

– Награды есть?

– Нет.

Смирнов кадровикам:

– Почему наград нет?

Те записывают – нет наград. Спросил, как долго служу. Я рассказал о своей службе. Он говорит, что мы планируем направить Вас (кадровики докладывают) на пр.941.

– Конечно, сейчас Вы пойдете «по большому кругу»: формирование экипажа, затем в Палдиски учиться, это где-то год. Надо в ВМА. Но отрывать Вас от формирования нельзя, придется учиться заочно (а кадровики пишут – в ВМА заочно).

Затем поехали в Главное управление кадров, там собеседование с контр-адмиралом Волгиным (начальник военно-морского отдела – от него тоже многие «вылетали»). Опрос претендентов он делал, как мне кажется, не совсем верно. Тактика была такая: он открывал перед собой ящик стола, клал туда уставы – корабельный и общевойсковой. Когда заходит очередной офицер, он задает ему вопрос – например: «Доложите мне обязанности командира полка по общевойсковому уставу». А сам опускает глаза и проверяет по тексту. Сравнив ответ и оригинальный текст, обычно выносил вердикт: «Нет, неправильно, идите». И в этом случае у меня беседа с Волгиным не пошла по обычному сценарию – после того, как я доложил, что являюсь командиром АПЛ пр.705. Он закрывает ящик стола и говорит: «Садитесь. Расскажите мне подробнее об этом проекте».

У меня сложилось впечатление, что для многих офицеров ГШ ВМФ пр.705 был «тайной за семью печатями», и многие, кто узнавал, что я командир такой лодки, просили о ней рассказать – для них это все было очень интересно. После моего рассказа Волгин сказал: «Хорошо, иди, готовься на «Акулу».

Вот примерно в таком ритме пролетели 7 дней, и наступило время возвращаться на Север. По приезду в Западную Лицу я доложил Фалееву, что благополучно прошел все испытания ЦКК и утвержден на должность командира РПКСН пр.941. В ответ услышал, что в то время, пока я находился в Москве, ГК ВМФ побывал на Севере. Пользуясь моментом, кадровики «подсунули» ему мое представление, он внимательно прочитал, спросив, какой лодкой я до этого командовал и как долго служу на этом проекте, потом взял красный карандаш, перечеркнул представление и сказал: «Да вы что? Командира «705-го проекта» на какую-то «Акулу»? Да он на «705-м» помощником был, старпомом и командиром... Назначить любого другого вместо него, пусть с пр.671, 671-РТ или 671-РТМ, но другого. Командира 705-го не трогать никуда». На этом мое командование ТРПКСН закончилось, я остался командиром К-493 и поехал в санаторий.

* * *

Различных эпизодов, как приятных, так и неприятных за время службы на лодках пр.705 было предостаточно.

На К-493 была авария с выходом примерно 1,5 кг сплава в реакторный отсек, реактор был один месяц заглушен. После ремонта и проведения дезактивации лодка продолжала совершать БС, однако уровень радиации в отсеке продолжал оставаться повышенным.
Запомнилась боевая деятельность в Арктике, в прикромочной полосе. На АПЛ увидеть дневной свет, звезды ночью может только командир, старпом или вахтенный офицер, и то только в перископ – остальные члены экипажа нормального света не видят всю службу. И как это не смешно, может быть, сейчас звучит, но возможность посмотреть в перископ во время БС была довольно весомой наградой, поэтому было принято решение использовать это в качестве одного из видов поощрения во время соревнований между сменами.
                            
Как-то после очередного всплытия недалеко от Новой Земли погружаемся, вдруг летит баклан – наша северная чайка. Заинтересовался лодкой, сел на ограждение прочной рубки. Мы медленно погружаемся, опустили перископ, включили телевизионную систему – на пульте командира работает рубочная вертикальная камера, показывает обстановку. Вдруг баклан складывает крылья, ныряет и бам! – ударяется в телекамеру. Мы аж от экрана отпрянули – что такое? Он опять взлетает, падает, ныряет и догоняет нас уже на глубине 5 м, и снова бьет! Мы не можем понять, в чем дело, и лишь потом догадались.

Рубочная телекамера установлена в специальном прочном цилиндре. Сверху – два стекла, а между ними – жидкость и в ней пузырек, чтобы компенсировать давление на разных глубинах. Когда лодка качается, пузырек мелькает под солнцем, и баклан, видимо, решил что это рыба блестящая и так среагировал на пузырек. Такое поведение птицы родило на нашей лодке массу различных шуток и разговоров – поговоривали даже, что это американский баклан и он атаковал нашу лодку.

В эту же службу обнаружили и наблюдали за норвежским научно-исследовательским судном, ведущим сейсмические работы в северной части Баренцева моря – видимо, взялись за шельф в поисках нефти и газа.

В море обычно спокойнее: все отлажено, механизмы крутятся, нет внезапных вводных, но командиру надо быть готовым ко всему, особенно к поломкам матчасти. К тому времени, когда я стал командиром, К-493 оказалась последней из построенных в Северодвинске и, соответственно, самой новой и исправной. В дальнейшем, когда я уже находился в должности НШ дивизии, мне довелось походить на всех лодках пр.705 нашего соединения, и вводных по неисправностям было много. Вплоть до того, что перископ затек, надо ночью всплывать, в перископ не осмотреться, действовать только локацией, а целей много. Но тогда все обошлось, и мы благополучно всплыли. Ситуации всякие бывали, но выходили из них достойно.

Экипаж, который я принял у Н.В.Волкова, был хорошим и сплоченным на строительстве. Потом люди частично заменились, пришла молодежь, но экипаж все равно оставался дружный.

Потом меня послали учиться в ВМА. Лодку я передал Сергею Матвеевичу Карьялайнену. Он пришел после Академии, ранее был старпомом. Его назначили на К-493.

Дела сдавал следующим образом. К-493 только что пришла с БС. Началось учение СФ. Нас не пускают в базу, держат в Мотовском заливе. Спустя сутки получили «Добро» на заход. В базе выяснилось, что проводилась отработка рассредоточения кораблей при внезапном нападении. Заходим – база пустая, ни одной ПЛ у пирсов нет. Нас ставят на бочку в губе Андреева. Приходит буксир, на нем командир дивизии Фалеев. Мне приказано передать лодку, что я и сделал в течении получаса, оформив соответствующие документы, сдав оружие и т.д. Сергей Матвеевич принял лодку в море при работающей ГЭУ, экипаж не менялся. Я съехал на берег и через три дня убыл в Академию. Сдал экзамены (раньше сдавали, а сейчас зачисляют).

Учились тогда два года. Учиться в ВМА было тяжело и в тоже время интересно. Если сравнивать с 6-ми ВСОК, то на классах было учится интереснее, но легче. Видимо, это объясняется тем, что на классах уровень подготовки соответствовал командиру корабля, а в ВМА – командиру соединения. Учеба на ВСОК еще и потому была интереснее, что преподавали те дисциплины, которые требовались непосредственно командиру корабля, и специфика вопроса во многом уже была знакома, требовалось лишь систематизировать имевшийся опыт.

В ВМА давали очень много информации, так сказать, для расширения кругозора – и он действительно расширялся за счет большого объема знаний по тактике действий кораблей всех классов – даже тех, которых в училище не изучали (противолодочные корабли, минно-тральные, ракетные, артиллерийские). Плюс добавлялись сведения по тактике морской авиации, морской пехоты. Помню, во время обучения мы (командиры-подводники) даже принимали решение на высадку морского десанта. А как-то я «командовал» авиацией ТОФ. В ходе обучения приходилось принимать очень много решений – естественно, условных, находясь в разных «должностях». За всю службу, будучи командиром ПЛ, мне не пришлось принимать столько решений, сколько в Академии.

Словом, подготовку в ВМА считаю для себя очень полезной, и можно сказать, что из Академии мне удалось много «вынести» и многое из полученного там пригодилось уже в должности НШ.
                                  
Проект 705 значительно отличался от многих кораблей. Чем и в какой степени – уже не раз говорилось создателями корабля и офицерами, которым довелось служить на нем. Но мне хотелось рассказать о том подходе, который был применен к решению вопроса питания личного состава.

Для питания моряков в походе разрабатывались продукты двух видов: замороженные и сублимированные. Для этого создавалась соответствующая система, т.к. замороженные продукты требовалось из холодильников флота бесперебойно доставлять на лодки. Для этого выделили специальные машины-рефрижераторы, которые доставляли продукты из холодильников флота прямо на пирс, после чего производилась перегрузка на готовящиеся в поход АПЛ.

Особый подход к питанию моряков был вызван, с одной стороны, сокращенным личным составом лодок, с другой – планами иметь в составе флота 30 лодок такого проекта. Не все получалось, не все идеи были реализованы, но первоначально система работала. И надо сказать, что многие продукты были не только быстры и легки в приготовлении, но и вкусны. Например, борщ флотский готовился следующим образом: вскрывался герметичный пакет на 10 порций, содержимое помещалось в кастрюлю, все заливалось водой, ставилось на огонь; как только вода закипела, наваристый борщ готов. Замороженные блинчики с творогом или мясом, различные сухие соки и джемы, клубника и персики, натуральный башкирский мед и многое другое – меню было весьма разнообразным. Но в отличие от многих продуктов быстрого приготовления, которые сейчас нам предлагает торговля, продукты, которые мы использовали в походах, все-таки были значительно вкуснее, в них, как мне кажется, применялись натуральные компоненты и очень мало всякой химии. Минусом было то, что в замороженных продуктах в качестве консерванта использовался уксус, и поэтому они были кисловаты (в т.ч. борщи, маринованная баранина). И подводники первоначально за свой счет закупали на БС манную крупу (сухое молоко имелось), чтобы раз в неделю делать манную кашу или молочный суп. Но не все офицеры экипажа поддерживали это начинание, т.к. некоторые обучались в Нахимовском училище, где этой самой манной каши они «объелись» на всю жизнь (позднее, по просьбе офицеров манную кашу включили в паек).

Мне довелось послужить и на дизельных, и на атомных ПЛ. Везде кормили хорошо, но на атомоходах питание было все же лучше.

В 1987 г., после окончания ВМА, меня назначили НШ 6-й дивизии. В то время дивизией командовал капитан 1 ранга (впоследствии – контр-адмирал) Владимир Тимофеевич Пруссаков. При мне он ушел в Академию Генштаба, а на его место был назначен капитан 1 ранга Олег Тимофеевич Шкирятов. Дела я ехал принимать у Н.И.Мазина. Ранее Николай Иванович командовал АПЛ пр.705, а в дальнейшем возглавил одно из управлений ГШ ВМФ. Начальником штаба Н.И.Мазин пробыл совсем немного.

Дела я стал принимать в сентябре. Как-то раз мы ехали вместе с Н.И.Мазиным на служебном УАЗе до города. Погода солнечная, хорошая – я говорю, что надо в сопки сходить, отдохнуть на природе. А Мазин отвечает: «Даже и не думай. На природу будешь смотреть только из окна этого «бронетранспортера». И он оказался прав – служба очень интенсивная, требовала много сил и времени. Но, тем не менее, она мне понравилась.

Должность НШ – это планирование. Как старший помощник командира делает это в рамках корабля, так и НШ – в рамках дивизии. Планирование боевой подготовки экипажей, составление графика использования ПЛ. При этом надо было учитывать, что экипажей в дивизии больше, чем лодок, но требовалось, чтобы как можно больше экипажей находилось на высшей ступени боеготовности. В соединении не было жесткой привязанности вторых экипажей к корпусам лодок. Часто бывало так, что подводники выходили не на «своем» корпусе. Но исторически сложилось, что у двух лодок пр.705-К имелось два вторых экипажа, т.к. К-123 стояла в ремонте, а на пр.705 – два вторых экипажа на три корпуса.

НШ соединения должен много времени проводить на берегу или, проще говоря, в кабинете. Но, по ряду объективных причин, мне пришлось значительное время провести в море. Так, в первый год моей службы в должности НШ «налет» составил около 190 суток на всех ПЛ дивизии (в основном, на задачах БП и в учениях – выходил на три дня, неделю, 10 дней). В дальнейшем положение изменилось, поскольку ситуация, когда все начальство (командир, зам. и НШ дивизии) находилось в море, все-таки снижало боеготовность соединения и мешало нормальной боевой подготовке.

В 1988 г. я был назначен зам. командира дивизии, а на мое место – Леонид Федорович Катухин, который ранее командовал АПЛ СФ. В следующем году состоялся печально известный поход «Комсомольца», а в 1990 г. я получил назначение во ВВМУРЭ им. А.С.Попова, и моя служба на 6-й дивизии закончилась. В скором времени дивизия была переведена в Видяево, где была переформирована и прекратила свое существование как отдельное соединение ВМФ. Последним командиром стал капитан 1 ранга М.Ю.Кузнецов.

6-я дивизия ПЛ

6-я дивизия ПЛ создавалась как соединение лодок пр.705. Первоначально в ее состав вошли два корабля: К-123 и К-316. Потом пришла К-432, но корабль был еще «сырой», т.к. его в стремлении выполнить план было приказано принять фактически недостроенным.

В декабре К-432 быстро перегнали в Западную Лицу, на лодке подняли военно-морской флаг, но имелось масса недоделок (не готовы каюты, не выполнен ряд других работ по вспомогательным системам, не проведена окончательная окраска помещений). Поэтому до июня 1979 г. на корабле вели работы представители северодвинского завода и, соответственно, К-432 никуда не ходила и в боевой подготовке не участвовала, хотя считалась «штыком» ВМФ. В июне К-432 пошла в док на завод в Северодвинск. Все долги были закрыты, но по плану корабль был сдан еще в 1978 г., что позволило предприятию и Архангельской области получить соответствующее финансирование.
                               
Таким образом, в 1979 г. в составе соединения имелось три АПЛ пр.705 (705-К). В то время на флот начали поступать новые многоцелевые АПЛ пр.671-РТМ (одно время они входили и в нашу дивизию). Они включались в состав другой дивизии, а имевшиеся в составе дивизии лодки пр.671-РТ начали передавать в 6-ю дивизию. Спустя некоторое время в дивизии имелось три АПЛ пр.705 (705-К) и не менее шести пр.671-РТ.

Строительство лодок пр.705 (705-К) тем временем продолжалось, и по мере вступления в строй они включались в нашу дивизию, поэтому имевшиеся лодки пр.671-РТ передали в состав других дивизий.

Следующий этап развития нашего соединения – вступление в строй первой ПЛ пр.945 («Барракуда»). После неё появилась К-278 пр.685 («Плавник»). Наименование «Комсомолец» было присвоено ей незадолго до последней БС. В связи с присвоением нового наименования провели небольшое торжественное мероприятие – с построением личного состава, подъемом флага. Позднее подошла вторая лодка пр.945. В итоге в соединении имелось две лодки пр.945, одна пр.685 и пять пр.705 (705-К). Шестая лодка пр.705-К – К-123 – после аварии долгое время находилась в ремонте в Северодвинске, и в родном соединении ее увидели спустя многие годы.

Помимо экипажей ПЛ дивизия располагала техническими экипажами. Первый технический экипаж называли «технический полк», потому что было задействовано большое количество личного состава – офицеров, мичманов и матросов. Первоначально один большой технический экипаж должен был обслуживать все лодки пр.705. Потом поняли, что есть специфика пр.705 и 705-К. Тогда его разделили на две части (экипаж для пр.705 и экипаж для пр.705-К), и стало два технических экипажа. Но потом началось следующее. Матросы обслуживают три корабля сразу, и, следовательно, для них нет «родной» лодки – что тот, что этот, все едино. Если какая неисправность – снял матчасть с одного, поставил на другой. Решили, что так не пойдет, так растаскивают корабли. Поэтому этот техэкипаж делят на три части, и каждому кораблю придается свой техэкипаж.

Техэкипаж насчитывал около 90 человек. Постепенно происходила ротация. Молодой лейтенант сначала направлялся в техэкипаж, пообслуживал в базе лодку, изучил матчасть – берут в плавающий. Он растет дальше. Но были и такие, что не хотели в плавающий экипаж – и пряником в море не заманишь, и трактором не затащишь. Им нравилось на берегу, в техэкипаже.

Плавающий и техэкипаж на берегу работали вместе. Офицеры стояли вахты. Невозможно было обеспечить бесперебойную подачу пара для обогрева реактора. На турбогенераторный режим не выходили, но ядерная реакция шла на минимально контролируемом уровне, и теплом реакции деления поддерживали сплав в жидком состоянии. У офицеров техэкипажа не было таких навыков (кто-то из них не был допущен), поэтому, приходя с моря, весь 1-й дивизион («управленцы») часто нес вахту на пульте в базе. Потом пытались использовать свой электрокотел (питание шло с берега), чтобы выработать пар и обогреть реакторы, но из этого ничего не получалось и приходилось стоять с работающей АЭУ, поэтому ресурс A3 быстро вырабатывался.

Сложно было содержать лодку в базе, а уровень матросов снизился до того, что матросу 1-го года службы можно было доверить только приборку – лишь на 2-й год он начинал что-то понимать. Матросы-торпедисты из БЧ-3 техэкипажа часто ходили в море на стрельбу практическими торпедами (потому что практическая торпеда бралась на стеллаж лодки, в море ее надо было загрузить в ТА, а в автоматическом режиме это сделать было нельзя, требовалось быть у местного поста в отсеке). Одному помощнику командира ПЛ по оружию было не справиться, поэтому брали матросов, которые помогали, и группу записи. Другие же матросы техэкипажа в море ходили редко. На БС брали одного матроса-кока (как полагалось по штату).