Мессинг открыл тайну одного эксперимента
Известный журналист, писатель Владимир Степанович Губарев был лично знаком с Вольфом Мессингом. Сейчас о Вольфе Григорьевиче много говорят, снимают фильмы и сериалы, пишут статьи. "Экстрасенс, маг, гипнотизер", — говорят обыватели. Но так ли все просто было на самом деле? Ведь сам Вольф Мессинг был против распространения некоторых данных о себе.
Начало 60-х…Мы собирались на Беговой улице в доме нашего незабвенного учителя Михаила Васильевича Хвастунова ("Михвасом" его звали мы). Вольф Мессинг был одним из нас. И ни ему, и никому не приходило в голову, что спустя полвека фамилия "Мессинг" будет окутана не только таинственностью, но главным образом мистичностью.
Впрочем, разве кто-то из смертных способен предугадывать будущее? Нет… А Мессинг? Он мог?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться в прошлое, в то время, что нынче называют "оттепелью". ХХ съезд партии. Осуждение культа личности Сталина. Вспышка активности молодых: вечера поэзии в Политехническом музее, дискуссия "физики" или "лирики", встречи в молодежных кафе и, главное, ожидание чего-то необычного, фантастического, невероятного.
Оно случилось 12 апреля 1961-го, когда в космос полетел Юрий Гагарин. Мы, отдел науки "Комсомольской правды", возглавляемый Михаилом Хвастуновым, оказались в центре событий. Не только "космических" (что оправдано!), но и "литературных". Дело в том, что наш Учитель был знатоком поэзии "серебряного века", обожал Валерия Брюсова, знал его сподвижников и друзей. Во многом благодаря Хвастунову в литературе появилась Новелла Матвеева. Он вместе с Анатолием Ёлкиным нашел ее в деревушке под Москвой, живущей в полной нищете. Они привезли ее в редакцию газеты, одели, обули и напечали полосу ее стихов. Матвеева сразу же стала знаменитой (заслуженно!), была принята в Союз писателей. Так началась ее поэтическая карьера.
Это всего лишь один эпизод из жизни Хвастунова. Именно он собрал обширную коллекцию рукописей Гумилева, размножил их, подарил каждому из нас, коротко сказав: "Тот, кто не знает Гумилева, не может популяризировать науку".
Он был прав, потому что фантазии Гумилева помогали и нам искать что-то необычное, чтобы потом это "нечто" воплощалось в проекты, названные нами "Дерзкими", и они появлялись на страницах "Клуба любознательных", созданного нами в то время ("Клуб" выходит до нынешнего дня, сохранив, впрочем, от прошлого только название).
Вольф Мессинг любил нашу компанию, приходил в дом Хвастунова часто. Иногда заезжал и после своих концертов. Сетовал, если что-то у него не получалось во время представлений, а такое случалось не так редко, как может показаться нынче. "Опыты есть опыты, — философски говорил он, — не всегда идет все гладко…" Что греха таить, мы понимали его досаду — ведь и у каждого из нас случались неудачи, хотя "психологические опыты", которыми занимался Мессинг, нам были не очень понятны. Но он никогда не демонстрировал своего искусство на наших встречах, поясняя, что мы — "люди, близкие к науке, невосприимчивы к его экспериментам". Правда, головную боль снимать он умел. Однажды он продемонстрировал это на моей жене, и с той поры она верит в неординарные способности Вольфа Мессинга. Он был великолепным артистом "в особом жанре искусства, известном с древнейших времен" (по его собственному определению).
"Психологические опыты — это моя работа, и она совсем не легка! — говорил он. — Мне надо собрать все свои силы, напрячь все свои способности, сконцентрировать всю свою волю, как спортсмену перед прыжком, как молотобойцу перед ударом тяжелой кувалдой. Мой труд не легче труда молотобойца и спортсмена. И те, кто бывали на моих психологических опытах, иной раз видели капли пота, выступающие у меня на лбу…"
Я видел эти капли пота… Действительно, его выступления — очень тяжелая работа, изматывающая его до предела. А потому, когда он приезжал к "Михвасу" после спектакля, то устало садился на диван, молчал, прислушиваясь к разговорам. Они были очень разные, часто звучали стихи Валерия Брюсова, иногда других поэтов "Серебряного века", но Брюсова — всегда! Читал их сам хозяин квартиры, но особенно хорошо — Рэм Щербаков. Он слегка картавил, а потому слова произносил в растяжку, как бы нехотя, а оттого мягко, обволакивающе. Обычно просил почитать его Мессинг, и это уже стало традицией: он — просил, Рэм — читал. Казалось, между ним и Мессингом установились особые отношения, и дальнейшие события это подтвердили. Рэм Щербаков работал в журнале "Наука и жизнь", каждый свежий номер он торжественно вручал Мессингу, и тот неизменно отвечал, что "будет читать внимательно".
"Тайну" одного "эксперимента" Вольф Мессинг все-таки открыл мне. Я ехал в командировку в Ленинград. "Михвас" попросил зайти в букинистический магазин на Литейном и купить там томик Лохвицкой. Я засомневался, мол, маловероятно, что там он будет.
— Обязательно будет! — заверил Мессинг. А потом начал читать стихи, которые я никогда раньше не слышал.
— Это Тэффи, — пояснил Щербаков.
— Лохвицкая…, — добавил Мессинг.
Теперь я начал понимать, почему он так любил бывать в "клубе Брюсова" у "Михваса". Действительно, у букинистов на Литейном я нашел том Лохвицкой. Привез его Михвасу. Теперь уже несколько встреч у него были посвящены этой поэтессе.
Конечно, я сделал комплимент Мессингу, сказал, что тот "предвидел" мою покупку, и редкая книга оказалась в магазине.
— Спасибо, что вы это сделали…,- неуклюже пошутил я.
— Просто очень хороший магазин, Пожалуй, единственный в Ленинграде, где можно найти подобные книги, — ответил он.
Так я лишился еще одной тайны "предвиденья Мессинга", которой мог бы похвастать сегодня…
Итак, 60-е годы… Время фантазий. "Михвас" относился к тем людям, для которых "фантазерство" и "реальность" слишком часто воссоединялись. Он был великим популяризатором науки, которая в то время настолько тесно соединялась с действительностью, что "все невозможное казалось возможным".
Так случилось, что "Михвас" вынужден был оставить работу в "Комсомолке". Он полностью переключился на писательство. И вот тут-то он дал волю своей фантазии. Самые необычные гипотезы — одна за другой — рождались в его воображении! Некоторые из них были настолько необычны и оригинальны (причем все основывались на хорошей науке!), что тут же выплескивались на страницы газет и журналов.
Именно "Михвас" довольно убедительно доказывал, что Луна — это гигантский космический корабль, который построен представителями далеких цивилизаций. Кстати, эта идея обсуждалась вполне серьезно, так как ученые никак не могли объяснить ряд сейсмических данных… Затем в Клубе любознательных появились дневники геолога, который обнаружил в одном из озер Якутии доисторическое чудовище. На его поиски отправилась экспедиция, которая работала на озере два сезона. К сожалению, чудище найти не удалось.
Да и сделать это было невозможно, так как всю историю с геологом и его дневниками "Михвас" выдумал. Были еще и "летающие тарелки", и Тунгусское диво (вместе с писателем Александром Казанцевым), да и многие другие оригинальные предположения и вымыслы. Фантастика превращалась в инженерные чертежи, как образно заметило однажды академик Королев, и "Михвас" был ярким представителем этого направления в искусстве, будучи и инженером, и литератором.
Вольф Мессинг оказался героем очередного такого фантастического произведения писателя Михаила Хвастунова. Сначала книга задумывалась как документальная, мемуарная. Однако материала явно не хватало, и "Михвас" не раз жаловался на это.
Но потом началась "игра в мистику", и он дал волю своей фантазии. Среди героев "мемуаров" появились Гитлер, Сталин, Берия, другие вполне исторические и реальные лица. Кстати, первым, кто восстал против этого, был сам Вольф Мессинг. "Михвас" убеждал его, что художественная литература тем и отличается от документалистики, что в ней присутствует вымысел, и он касается не только героев, но и событий. Но Мессинг был непреклонен — он возражал против публикации этой рукописи.
"Я — телепат" при жизни Мессинга и Хвастунова не появилась на свет. Отдельные главы в память о своем учителе и друге Рэм Щербаков опубликовал в журнале "Наука и религия", но особой реакции не последовало — сенсации не случилось. Прошло еще несколько лет, и появилась книжка "Я — телепат". В 1990-м году появилось множество мелких издательств, одно из них и попыталось заработать на Вольфе Мессинге. К сожалению, тираж не был распродан, книга не стала бестселлером…
Ситуация резко изменилась после выхода фильма о Вольфе Мессинга. Это чисто художественное произведение воспринимается как документальное, и вот уже несколько телекомпаний начали производство фильмов о "Нострадамусе ХХ века" — Вольфе Мессинге. И, конечно же, начались поиски тех, кто имел отношение как к Мессингу, так и Хвастунову. К сожалению, участников событий тех времен осталось немного. Из учеников Хвастунова только мы с Леонидом Репиным. Но Леня категорически отказывается участвовать в съемках, и, как я теперь убедился, он прав.
Когда в очередной раз обратилась весьма солидная телекомпания, я подумал о том, что, наверное, имеет смысл рассказать и о своем учителе, и о "Клубе Брюсова", и о Рэме Щербакове, который не только издал книгу "Я -телепат", но и написал для серии ЖЗЛ книгу о Брюсове, и о прекрасном артисте Вольфе Мессинге, и о его психологических опытах… В общем, представить то время, когда мы были молоды и работали в легендарной уже нынче "Комсомолке".
Приехала съемочная группа. Интервью брал довольно разбитной журналист, недавно окончивший университет. Однако наш разговор не клеился, я почувствовал, что моему собеседнику нужно что-то совсем иное. И тогда я спросил:
— Что вас интересует?
— Контакты Мессинга со Сталиным, Берией и Гитлером. Это правда, что Сталину Мессинг предсказал "перестройку" и события наших дней?
— Не думаю, — попытался отшутиться я, — Мессинг об этом не упоминал…
— Но ведь это очевидно! — настаивал журналист. — Иначе о нем бы фильм не снимали…
Такая логика меня удивила. Я попытался спасти ситуацию:
— Мне кажется, чтобы понять характер Мессинга надо знать, что он хорошо знал Брюсова и Ахматову…
И неожиданное в ответ:
— А это кто?! Он с ними выступал?!
… На этом наше интервью завершилось. И подобно Лене Репину я понял, что рассказывать о Вольфе Мессинге нынешним представителям телеиндустрии не следует: их интересует не реальный, а потусторонний мир…
В эти заметки я написал не для того, чтобы еще раз напомнить о низком уровне нынешнего образования, а ради памяти замечательных людей, с которыми посчастливилось жить и работать. И как тут не вспомнить строки Анны Ахматовой:
"Когда я называю по привычке
Моих друзей заветных имена,
Всегда на этой странной перекличке
Мне отвечает только тишина".