Предвоенные годы стали первым этапом работы «Кембриджской пятерки» на советскую разведку. Недавним студентам к 1935 году было всего по 23-25 лет, только Энтони Блант был на пять лет старше остальных. Опыт им, конечно, помогали приобретать советские кураторы в Лондоне, но поразительно, как быстро и глубоко они смогли овладеть конспиративными навыками, чтобы избежать ошибок и достигнуть такой высокой эффективности уже в первые годы деятельности.
Антифашизм и надежда на Советский Союз в борьбе с поднимавшейся в Европе «коричневой чумой» были главной мотивацией кембриджцев — мы говорили об этом в первом материале цикла про «Кембриджскую пятерку». Почему только Москва? Британия и Франция своими действиями лишь подтверждали теорию: капитализм с фашизмом борется неубедительно. И британская практика тех лет показывала: консерваторы сойдутся в альянсе с фашистами, чтобы внутри страны уберечь собственный капитал от претензий рабочих, а вовне — устранить политических и экономических конкурентов. Конкретно тех, кто путем национализации экономики в 1917 году выкинул с территории России внешние капиталистические интересы.
Из Москвы в те годы европейская политика выглядела все более угрожающей. Да, первый накат на молодое советское государство — интервенция 14 (!) иностранных государств на стороне Белого движения — был отброшен. Но вот уже готовилась вторая атака: недавний австрийский ефрейтор объявил злейшим врагом всего мира коммунистов. И капитал — не только германский, но и другой западный — взялся подкармливать своего «ручного», как они поначалу могли думать, радикала.
В Париже и Лондоне, конечно, боялись агрессии фашизма. Тем активнее — чтобы «уберечься» — старались перенаправить эту агрессию в сторону Советского Союза. «Я привез вам мир», — провозгласил премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен по возвращении из Мюнхена, где 29 сентября 1938 года подписал Мюнхенское соглашение с фюрером Гитлером, дуче Муссолини и премьер-министром Франции Даладье. Политика умиротворения принесла единственно возможный результат: и войну, и кровь, и стыд. Однако это стало очевидно для европейцев позднее.
Но для Москвы такая позиция не стала неожиданностью. Начиная с середины 1930-х годов советское руководство регулярно получало информацию о негласном сотрудничестве Англии и гитлеровской Германии и о гибельной нерешительности Франции.
В 1935-1936 годах Ким Филби передавал одному из руководителей нелегальной советской резидентуры Арнольду Дейчу сообщения, которые проливали свет на истинный размах неофициальных связей между Англией и Германией. Благодаря своим контактам в Обществе англо-германской дружбы, включая германского посла, а в дальнейшем министра иностранных дел Германии фон Риббентропа, Филби, в частности, узнал, что множество английских финансистов, промышленников и торговцев заинтересованы в налаживании тесных отношений с Третьим рейхом.
На юге Европы в июле 1936 года военный мятеж генерала Франко дал старт Гражданской войне в Испании, которая превратилась в первый военный фронт против фашизма. Через полгода, в феврале 1937-го Ким Филби выехал туда в качестве журналиста. Близость Филби к штабу Франко и его обширные контакты с аппаратом германских советников и представителями абвера, немецкой военной разведки, позволяли ему собирать ценнейшую разведывательную информацию, которая немедленно передавалась республиканской стороне.
Как бывший член Общества англо-германской дружбы, Филби был знаком с немецкими дипломатами, офицерами, включая сотрудников внешней разведки. Сотрудники абвера часто приглашали его в свой штаб и даже не убирали карт с расположением своих войск, продолжая за шнапсом обсуждение планов и проблем. Как рассказывал впоследствии сам Филби, это помогло ему установить точное расположение частей и соединений противника вплоть до батальона включительно. Эти бесценные сведения тут же получала советская разведка и командование интернациональных бригад.
Летом 1940 года Ким Филби, уже сотрудник контрразведывательной «Секции 5», то есть МИ-5, по иберийскому направлению (Испания и Португалия), сдружился с офицером центральной канцелярии СИС Биллом Вудфордом и получил доступ к совершенно секретным спискам всех сотрудников и агентуры СИС за рубежом. Нужно ли объяснять, какую огромную ценность представлял такой список для Москвы.
Гай Берджесс тем временем использовал свои обширные знакомства и связи в британских спецслужбах и получал одно за одним подтверждения: политика британского правительства направлена в большей степени против Советского Союза, чем против Третьего рейха. В январе 1939 года, после испытательного срока в несколько месяцев, Берджесс первым из «пятерки» внедрился в британскую разведку СИС. И одним из первых его поручений оказалось — уникальная позиция! — быть доверенным лицом и практически курьером британской разведки при обмене секретными посланиями между английским премьером Чемберленом и французским премьером Эдуардом Даладье, которые готовили Мюнхенский договор с Германией и Италией.
В начале 1939 года Гай вновь подтверждал в своих депешах в Москву: «Основная политика — работать с Германией во что бы то ни стало и, в конце концов, против СССР». А 3 августа 1939 года Берджесс проинформировал Москву о твердой убежденности британских начальников штабов: войну с Германией можно выиграть без труда и поэтому британскому правительству нет необходимости заключать какие-либо соглашения об обороне с Советским Союзом.
Еще работая на Би-би-си, Гай Берджесс в начале октября 1938 года сразу после подписания Мюнхенских соглашений пригласил Уинстона Черчилля в эфир радиостанции. Будущий премьер-министр тогда был лишь заднескамеечником в палате общин британского парламента и решительно критиковал курс правительства Чемберлена на умиротворение Гитлера. Черчилль тогда восхитился позицией и убежденностью 27-летнего сотрудника вещательной корпорации.
Дональд Маклин приступил к работе в Форин-офисе — МИД Великобритании — в октябре 1935 года. С начала 1936-го от него хлынул такой поток совершенно секретной документальной информации, что ее с огромным трудом удавалось «переварить» сотрудникам лондонской резидентуры. В январе 1936 года Маклин добыл сведения о секретных переговорах английского правительства с Гитлером. Одним из документов была запись беседы британского посла в Берлине с Гитлером по вопросу о воздушном пакте и обмене техническими данными о состоянии воздушных сил между Великобританией, Германией и Францией. «Гитлер заявил, что он согласен на взаимный обмен этими данными с Англией», — сообщал британский посол. Но фюрер был непреклонен в нежелании обмениваться информацией с французами: «Если материалы будут доверены Франции, они немедленно попадут в руки архиврага — Советского Союза».
Дональд Маклин передал и доклад Комитета снабжения армии об организации английской промышленности на случай войны. Особый интерес для Москвы представляли приложения к этому документу, в частности сверхсекретный доклад Британского имперского комитета обороны о подготовке для ведения войны на Дальнем Востоке, а также «Директива о пересмотре и переработке планов ведения войны в Европе (против Германии. — Прим. ред.) в пятилетний период (с 1934 по 1939 год. — Прим. ред.)». Еще одно приложение содержало подробный план обеспечения британской армии на случай войны с Советским Союзом — да, именно с СССР. Маклин передал также все протоколы заседания Имперского комитета обороны 20 декабря 1936 года, на котором присутствовали премьер-министр Великобритании Стэнли Болдуин, представители Вооруженных сил и начальники штабов Соединенного Королевства. Оценки состояния германской военной промышленности, материалы о британских мобилизационных мероприятиях на случай военных действий, доклады о наблюдении за иностранными и враждебно настроенными лицами — вся эта информация оказывалась на столах на Лубянке и в Кремле.
Огромную важность для Москвы представляли и сведения об операциях Центра правительственной связи в Блетчли-парк по дешифровке секретных правительственных сообщений разных стран, включая СССР, Германию, Францию, США, и Коминтерна. Дональд Маклин смог подтвердить, что англичане так и не разгадали советские дипломатические шифры, но читали телеграммы Коминтерна. Он помог сделать так, чтобы усилия по дешифровке советских кодов оставались безуспешными.
За пять предвоенных лет работы в британском МИД, с октября 1935 по июнь 1940 года, Дональд Маклин передал в Центр около 14 тысяч листов совершенно секретной информации! В архивах НКВД они занимают 45 коробок, каждая содержит более 300 страниц документации.
Сведения от «Кембриджской пятерки» составили существенную часть потока информации, поступавшей из разных концов мира руководству в Москве, включая и другую легенду советской разведки — Рихарда Зорге. Общая картина выглядела очень тревожно. Советские дипломаты — наркомы иностранных дел Максим Литвинов до 3 мая 1939 года, затем Вячеслав Молотов, — несмотря на нежелание Англии и Франции, пытались убедить их создать систему коллективной безопасности в Европе. Но антигитлеровская коалиция не сложилась — «партнеры», при всем страхе фашизма, предпочли рискованную игру против СССР. Советский Союз был вынужден подписать Договор о ненападении с Германией, чтобы выиграть время для подготовки перед неминуемой атакой.
«Партнеры» жестоко поплатились за свой отказ. Франция со всеми другими своими союзниками сопротивлялась всего 42 дня — гитлеровский блицкриг удался, и 25 июня 1940 года Париж подписал перемирие; большая часть территории была оккупирована, а от армии практически ничего не осталось. Британия с сентября 1939 года по май 1940-го повоевала в «странной войне» — тогда около 110 британских и французских дивизий просто бездействовали, и это против 25 немецких дивизий. В августе 1940 года немецкая авиация массированно атаковала британские города.
Впереди было еще пять лет жестокой войны.