Очередной этап борьбы за новгородский княжеский стол Ярослав Всеволодович начал немедленно, получив сведения о вокняжении в Новгороде Михаила Черниговского. Своей дружиной он занял Волок Ламский (совр. Волоколамск Московской обл.) – город, находившийся, как полагают исследователи, в совместном владении Новгорода и Переяславля, но на этом остановился. Причиной такого пассивного, не свойственного Ярославу поведения, вероятно была позиция его брата, великого князя владимирского Юрия Всеволодовича.

Начиная со смерти Всеволода Большое Гнездо в 1212 г., Ярослав и Юрий всегда находились по одну сторону баррикад. Вместе они усмиряли старшего брата Константина в 1212-1214 гг., вместе сражались на Липице в 1216 г., никаких разногласий между ними не было заметно и позже, когда Юрий в 1218 г. занял по праву старшинства владимирский великокняжеский стол. Возможно, первые ростки будущего конфликта зародились в 1224 г., когда после переговоров с новгородцами в Торжке Юрий предложил им в качестве князя Михаила Черниговского, но никакими данными о разногласиях между Юрием и Ярославом в то время исследователи не располагают. Тем не менее, вряд ли Ярослав, после согласия Михаила занять новгородский стол, испытывал к нему добрые чувства, особенно памятуя, что в далеком 1206 г. он, Ярослав, был изгнан со своего первого княжеского стола в Переяславле-Южном отцом Михаила, а собственно, сам Михаил был посажен на его место.


Отношения Юрия Всеволодовича Владимирского и Михаила Всеволодовича Черниговского нуждаются в дополнительном осмыслении.

Познакомились эти два князя, вероятно, не позднее 1211 г., когда Юрию было 23 года, а Михаилу 32, на свадьбе Юрия (напомним, Юрий был женат на родной сестре Михаила Агафье Всеволодовне). Неизвестно какой княжеский стол занимал в то время Михаил, но в семье собственно черниговских ольговичей (без учета ольговичей северских) он занимал высокое место, по лествичному счету находясь сразу после отца и двух его братьев. Отец Михаила, Всеволод Святославич Чермный (Рыжий) умер между 1212 и 1215 гг., следующий по старшинству дядя – Глеб Святославич умер между 1216 и 1219 гг., последний из дядей – Мстислав Святославич погиб в 1223 г. в битве на Калке. Михаил также в ней участвовал, но ему удалось спастись.

Вероятно, с 1223 г. Михаил занял черниговский стол, а в 1226 г. при помощи Юрия Всеволодовича и его дружин Михаил сумел отстоять его от притязаний князя Олега Курского, который, по общему лествичному счету ольговичей, был старше Михаила, но в силу принадлежности к северской ветви этого рода, согласно решению княжеского съезда 1205 г., претендовать на Чернигов не мог. В этот период сближение Юрия с ольговичами обретает особенно зримые очертания: в 1227 г. Юрий женит своего племянника Василька Константиновича на дочери Михаила Черниговского Марии, а в 1228 г. другой его племянник Всеволод Константинович женится на дочери Олега Курского Марине.

Такая устойчивая и целенаправленная политика на сближение с кланом в недавнем времени самых принципиальных политических противников, как кажется, может свидетельствовать о достаточно близких и, возможно, даже дружеских отношениях Юрия и Михаила. Таким образом, предположение о том, что Михаил отправился на княжение в Новгород как минимум, с молчаливого согласия Юрия, обретает существенный вес, и его попытка завладеть новгородским столом уже не кажется авантюрой.

Михаил не мог учесть только одного – энергии и решительности своего главного соперника – Ярослава Всеволодовича. После занятия Волока Ламского Ярослав отказался вступать в какие-либо переговоры с Михаилом и вернулся в Переяславль, откуда развернул бурную политическую деятельность – он начал формировать коалицию против родного брата Юрия. Действовал он открыто, но достаточно успешно. В течение короткого времени ему удалось привлечь на свою сторону своих племянников – сыновей Константина Всеволодовича Василька, Всеволода и Владимира, контролировавших практически треть великого Владимирского княжения – бывший ростовский удел их отца со вторым городом княжества — Ростовом. В совокупности с Переяславским княжеством самого Ярослава силы оппозиционеров приближались к силам самого великого князя, а если бы к коалиции Ярослава примкнул и Святослав Всеволодович, чего можно было бы ожидать, положение Юрия, несмотря на его великокняжеский титул, стало бы очень сложным. Назревал серьезный политический кризис. Юрий это понял и в сентябре 1229 г. созвал съезд князей, на котором присутствовали все дееспособные юрьевичи.

Как проходил этот съезд, о чем говорили его участники, главными из которых были, безусловно, Юрий и Ярослав, в чем упрекали друг друга, чем угрожали, чего требовали и чем свои требования аргументировали, нам неизвестно. Известно только, что по итогам съезда Юрий примирился с братом и племянниками, в обмен на подтверждение его старшинства в роду. Судя по дальнейшим событиям, Ярослав также сумел настоять на отказе Юрия от поддержки Михаила Черниговского в его притязаниях на Новгород. Юрий понял, что в своем союзе с Михаилом он не найдет поддержки у ближайших родственников и предпочел союз с родным братом союзу с шурином.

Политический кризис был преодолен без применения силы и даже без попыток ее демонстрации исключительно путем переговоров и взаимных уступок, что для Руси того времени можно считать большим достижением.

Развязав себе руки в тылу и лишив Михаила поддержки Юрия, Ярослав вернулся к новгородским делам.

А дела в Новгороде обстояли для Михаила Черниговского самым печальным образом.

1229 г. оказался столь же бедным на урожай, что и предыдущий, голод в Новгороде продолжился. Сам Михаил, оставив в Новгороде сына Ростислава, удалился в свой Чернигов и оттуда пытался примириться с переяславским князем, который никакого примирения не желал. Только подключив к переговорам в качестве посредника смоленского князя и киевского митрополита, Михаилу удалось, в конце концов, добиться примирения с Ярославом, но он совершенно выпустил из-под контроля ситуацию в Новгороде.

В Новгороде же в период 1229 – 1230 гг. внутренняя политика посадника Внезда Водовика и тысяцкого Бориса Негочевича породила серьезный отток «вятших людей» в «низовские земли», в Переяславль к Ярославу. Представители знатных боярских фамилий, опасаясь репрессий противников «суздальской партии» начали массово покидать город со своими семьями, двором и дружинами, присоединяясь к Ярославу Всеволодовичу. Оставшиеся в городе их родственники исправно служили каналом для получения и передачи информации из Новгорода и обратно. Продовольственная ситуация не менялась к лучшему, никаких мер со стороны действующего новгородского князя для ее улучшения не предпринималось, недовольство «простой чади» росло.

К концу 1229 г. ситуация еще более усугубилась. «Суздальскую партию» в Новгороде возглавил очень способный политик Степан Твердиславич, сын того самого Твердислава Михалкича, что в 1218 – 1220 гг. возглавлял оппозицию смоленским ростиславичам на новгородском столе, действуя в пользу Ярослава.


Столкновения между сторонниками Степана Твердиславича и Внезда Водовика приняли характер необъявленной войны, когда среди ночи в любой дом могли ворваться вооруженные люди, хозяина убить, а дом поджечь. Постоянная опасность исходила и от вече, которое, следуя своим предводителям или просто голосу корысти и ярости, могло приговорить к смерти любого политического деятеля и немедленно этот приговор привести в исполнение просто ради того, чтобы разграбить его имение и поживиться продуктами питания.

В сентябре 1230 г. неожиданно ударили морозы и уничтожили весь и без того скудный урожай. В городе начался мор, люди умирали на улицах. В одной только братской могиле на Прусской улице Новгорода было захоронено 3030 человек. Фиксировались случаи людоедства. Князь, находившийся в Чернигове, никаких мер по обеспечению города продовольствием не предпринимал, фактически устранившись от новгородских дел.

В такой ситуации у оставшегося в Новгороде вместо отца юного князя Ростислава Михайловича не выдержали нервы, и он сбежал в Торжок. Вместе с ним из города ушли руководители антисуздальской партии посадник Внезд Водовик и тысяцкий Борис Негочевич со своими самыми активными сторонниками. Произошло это 08 декабря 1230 г., а уже 09 декабря в Новгороде поднялось очередное восстание. Дворы сбежавших руководителей общины были разграблены, одного из сторонников Водовика, бывшего посадника Семена Борисовича убили. На вече был избран новый посадник, им стал Степан Твердиславич, на должность тысяцкого был назначен Микита Петрилович, также сторонник «суздальской партии».

Первое, что сделали новые руководители общины – отправили послов к князю Ростиславу в Торжок с исчислением вин его отца перед Новгородом, завершив его словами «а ты поди прочь, а мы себе князя промыслимъ». Получив такое сообщение от новгородцев, Ростислав, Внезд Водовик и Борис Негочевич тут же из Торжка отправились в Чернигов под защиту Михаила Всволодовича, новгородцы же в очередной, уже четвертый раз позвали на княжение Ярослава Всеволодовича.

30 декабря 1230 г. Ярослав, недавно отпраздновавший рождение своего пятого сына, названного им вне рамок традиций княжеского имянаречения Ярославом (в семье рюриковичей не было принято называть сыновей именем отца, если на момент рождения тот был жив), был уже в Новгороде и принимал присягу на княжение. Это было четвертое и последнее вокняжение Ярослава в Новгороде. В 1236 г. он предаст Новгород старшему из оставшихся сыновей Александру и в дальнейшем новгородскими князьями будут становиться только его потомки. Впрочем, тогда, в начале 1231 г. Ярослав, как и Михаил, не горел желанием оставаться в голодном Новгороде. Несмотря на то, что политические страсти в нем улеглись, голод становился все сильнее. К концу зимы трупами были засыпаны еще две братские могилы, то есть число жертв голода приблизилось к 10000 человек. Помочь было некому, так как, по выражению летописи «Се же горе бысть не в нашей земле одинои, нъ по всеи облате Русстеи, кроме Кыева одиного».

Спасли город, как не странно, немцы. С открытием навигации в Новгород пришли немецкие купцы, привезли зерно и муку. Что это были за «немцы» и откуда они пришли, летопись не указывает, ограничиваясь общим определением «из-за моря». Некоторые исследователи считают, что это были купцы с Готланда или из Любека. Так или иначе, эти самые купцы спасли город от вымирания, положив начало серии благополучных для Новгорода лет. Можно констатировать, что весной 1231 г. серия политических и экономических кризисов в Новгороде была окончательно преодолена.

После своего спешного отъезда из Новгорода в начале 1231 г. Ярослав, по своему обыкновению, не бездействовал. Он хотел раз и навсегда положить конец спорам о принадлежности Новгорода, во всяком случае, в отношении клана ольговичей и лично Михаила Черниговского. Ярослав собирал войско для атаки на Чернигов. Источники умалчивают о том, забрал ли Ярослав новгородские полки с собой в январе, или вызвал их из Новгорода позже (вероятнее второе), однако, к осени 1231 г. у него под рукой собралось внушительное войско, в которое входили новгородская и переяславская дружины, а также дружины его племянников, сыновей Константина Всеволодовича – союзников по коалиции 1229 г. против Юрия Всеволодовича. Все эти силы были нацелены на черниговское княжество.

Есть сведения об участии в этом походе также и отрядов великого князя, но их роль нуждается в уточнении. В самом деле, дружины Юрия в этом походе вели себя пассивно и закончили поход раньше остальных. По мнению одних исследователей, Юрий шел отдельно от Ярослава и своим присутствием сдерживал брата от особо решительных действий. Другие исследователи полагают, что собственно, целью совместного похода Юрия и Ярослава являлось не причинение максимального ущерба черниговскому княжеству, а демонстрация политической переориентации Юрия от союза с Михаилом на союз с собственным кланом – братьями и племянниками, своего рода, демонстрация единства и силы. Юрий показал свою готовность выступать на стороне Ярослава против Михаила и, убедившись, что последний правильно понял намек и не собирается вступать в вооруженное противостояние с Ярославом, увел свои дружины домой.

Так или иначе, совместный поход Юрия и Ярослава в черниговскую волость состоялся. Михаил на открытое боестолкновение не пошел, укрывшись на юге своего княжества, войска Ярослава (а именно его, а не Юрия, летопись считает руководителем похода) разорили Серенскую волость черниговского княжества, а сам город Серенск (совр. дер. Серенск Мещовского р-на Калужской обл.) демонстративно сожгли, предварительно выведя всех жителей за его пределы.



Сожжение Серенска. Лицевой летописный свод.

Такое «особое» отношение Серенск заслужил, видимо, тем, что являлся домениальным владением Михаила. Разграбив северные регионы Черниговского княжества (кроме Серенска пострадал еще и Мосальск), и не пытаясь углубится далее в незащищенную черниговскую землю, Ярослав вернулся в свою вотчину. Михаил же, поняв, что борьбу за Новгород он проиграл окончательно (намек на то, с какими силами ему придется столкнуться в случае продолжения этой борьбы был слишком прозрачен), перенес вектор своих усилий на юг и активно включился в борьбу сначала за Галич, который после смерти Мстислава Удатного в 1228 г. снова стал объектом многочисленных притязаний различных претендентов, а потом и за Киев. В последующие годы эта борьба отнимала все его силы и возвращаться к новгородским делам у него просто не было возможности.

Осталось только рассказать о судьбе бывшего новгородского посадника Внезда Водовика и Бориса Негочевича с их сторонниками, укрывшихся после своего бегства из Новгорода и Торжка в конце 1230 г. в Чернигове, под покровительством Михаила Всеволодовича.

Венезд Водовик зимой 1231 г. умер своей смертью в Чернигове. Место предводителя новгородской оппозиции занял Борис Негочевич, отчего в дальнейшем его сторонников в летописях называли «борисова чадь». Судя по всему, это был достаточно сильный воинский отряд, включавший в себя несколько десятков, а то и сотен хорошо вооруженных профессиональных воинов. Получив отказ Михаила Черниговского от дальнейшего участия в борьбе за Новгородский стол, «борисова чадь» уговорила князя Святослава Всеволодовича Трубчевского предпринять попытку захвата Новгорода, убедив его в том, что власть Ярослава там непрочна, и что достаточно им явиться под стены города, чтобы тот открыл им ворота. Однако, по мере приближения отряда к Новгороду, Святослав начал получать достоверную информацию о действительном положении дел в этом городе и, осознав безнадежность своего предприятия, покинул заговорщиков. Возможно, отказу Святослава от попыток вокняжиться в Новгороде предшествовало некое боевое столкновение с новгородскими сторожевыми отрядами, в ходе которого заговорщики потеряли свой обоз, в котором находились и их семьи, поскольку, впоследствии, ведя с Новгородцами и Ярославом переговоры, они просили вернуть им их «жен и товаръ ».

Лишившись в своем отряде князя, «борисова чадь» совершила марш-бросок на Псков, куда их впустили без боя. Арестовав в Пскове некоего Вячеслава, сторонника Ярослава, возможно, выполнявшего некие посольские функции, Борис Негочевич решил использовать в своих целях противоречия между Новгородом и Псковом, которые однажды (в 1228 г.) уже чуть не привели к вооруженному столкновению между этими городами. Захват Пскова «борисовой чадью» произошел весной 1232 г.

Узнав о приезде «борисовой чади» во Псков, Ярослав, находившийся в это время в Переяславле (приблизительно в это время у него родился шестой сын, названный Константином, в честь дяди Константина Всеволодовича), сразу же поспешил в Новгород и предпринял энергичные меры по возвращению Пскова в политическую орбиту Новгорода. Сложность ситуации заключалась в том, что вооруженное принуждение псковичей к миру было крайне нежелательно. Пролитая кровь не объединила, а скорее, разъединила бы два города, что, безусловно, было бы на руку только внешним политическим противникам Новгорода. Поэтому Ярослав начал действовать неторопливо и продуманно. Первое его требование к псковичам было весьма необременительным: «мужа моего (имелся в виду задержанный «борисовой чадью» Вячеслав), пустите, а темъ путь покажите прочь, откуда пришли». Псковичи в ответ предложили князю обмен посадника на «жен и товаръ» «борисовой чади». Ярослав отказал, но не стал заключать с псковичами мир и не стал и организовывать на них поход, а просто взял Псков в торговую блокаду.

Лето 1232 г. прошло в молчаливом противостоянии Новгорода и Пскова, однако к зиме псковичи, страдавшие от «санкций», наложенных на них Ярославом, решили выполнить его сравнительно мягкое требование и отпустили плененного Вячеслава в качестве жеста доброй воли, без всяких условий. В ответ Ярослав также продемонстрировал свою незлобивость по отношению к псковичам и отпустил в Псков семьи «борисовой чади», также без дополнительных условий. Однако торговых ограничений с Пскова не снял. Только к зиме 1233 г. псковичи окончательно разуверились в политических возможностях Бориса Негочевича, решили признать Ярослава своим сувереном («ты нашъ князь») и попросили у него себе на княжение его старшего сына Федора. Ярослав подданство псковичей принял, но вместо сына дал им в князья своего шурина – Юрия Мстиславича, одного из сыновей Мстислава Удатного. Борис Негочевич вынужден был удалиться, как ранее из Новгорода, Торжка и Чернигова, теперь и из Пскова.

Выбор Ярослава Всеволодовича в пользу Юрия Мстиславича, как псковского князя, вероятно, был не случайным. До недавнего времени во Пскове правил брат Мстислава Удатного, князь Владимир Мстиславич, пользовавшийся во Пскове большим авторитетом. После его смерти на псковский стол претендовал его сын Ярослав, однако, псковичам не понравилась его горячая привязанность к немецким родственникам (его родная сестра была замужем за Теодорихом фон Буксгевденом – родственником первого рижского епископа), так что из Пскова ему «указали путь». Ярослав осел в Ливонии у своих родственников-крестоносцев, но продолжал считать Псков своим наследственным владением и, даже находясь вне пределов Руси, вынашивал планы возвращения на псковский стол. Возвращая псковское княжение ростиславичам, роду Мстислава Храброго, деда одновременно и Юрия Мстиславовича и Ярослава Владимировича, Ярослав Всеволодович, видимо, хотел нивелировать претензии последнего на этот стол.

Изгнанный из Пскова Борис Негочевич сотоварищи отправился не в русские пределы, а к немцам в Медвежью Голову (нем. Оденпе, совр. Отепя, Эстония), где встретился с Ярославом Владимировичем и, видимо, найдя с ним общий язык, поступил к нему на службу.

Весной 1233 г. Ярослав Владимирович с «борисовой чадью» при помощи немцев изгоном захватили Изборск. Судя по всему, участие немецкого отряда в этой акции было частной инициативой кого-то из немецких родственников Ярослава. Однако, сил у захватчиков было явно немного, поскольку псковская дружина сумела отбить Изборск почти сразу и даже без помощи новгородцев. В бою Ярослав Владимирович был пленен, а некий немецкий рыцарь, которого русская летопись называет Даниил, погиб. Возможно, именно этот Даниил, видимо, хорошо известный летописцу, и командовал немецким отрядом в этом мероприятии.

Пленного Ярослава псковичи в знак верноподданнических чувств передали Ярославу Всеволодовичу, после чего он был переправлен в Переяславль, где и дожидался выкупа за своё освобождение, которое последовало только в 1235 г.

О «борисовой чади» мы больше не слышим, в источниках она более не упоминается. В пылу политической борьбы Борис Негочевич вступил на скользкую тропу сотрудничества с врагами своего княжества, став в глазах как новгородцев, так и псковичей, предателем, «переветником». Где и когда он и его сторонники закончили свои дни неизвестно.

Таким образом, к концу 1233 г. в северной части Руси сложилась вполне стабильная внутриполитическая ситуация: все внутренние конфликты в новгородской и владимирской землях были улажены, что дало возможность как Юрию, так и Ярославу обратить свою энергию на решение внешнеполитических задач. По сложившейся традиции Юрий занялся решением спорных вопросов с Волжской Булгарией, расширяя пределы Руси на восток, а Ярослав большую часть времени проводил в Новгороде, пытаясь противостоять католической экспансии в этом регионе.