Русский ученый: жизнь и смерть

Нет ничего слаще, чем маленький хорошо приготовленный кофе с великим собеседником. Кофе в Школе госуправления имени Кеннеди Гарвардского универа готовили не очень. И подавали в громадных бумажных стаканах. (Эх, погубят Америку голимые бумажные стаканы.) Но собеседник был реально велик. Сэмюэл Филлипс Хантингтон, лучший, по моему мнению, американский политолог, был еще и прекрасным слушателем. Он не перебивал, очень деликатно спорил, не давил своим возрастом и авторитетом. Мы встретились с ним незадолго до его светлого ухода из жизни – он ушел прямо в Рождество!

Немного спорили о его знаменитой доктрине столкновения цивилизаций. Он, в частности, утверждал, что на территории Украины будет война, так как там чуть ли не посредине страны проходит линия цивилизационного разлома. Я смеялся и говорил, что это – бред. Мол, никогда братья воевать не будут. Отсмеявшись, спросил, какие теории это подтверждают. От ответил: «Теория Николо Данилевского»...

Николая Яковлевича Данилевского я когда-то «проходил» на своем филфаке. О нем мимоходом и фактически пренебрежительно говорилось в кратком курсе русской философии: петрашевец, славянофил, друг Семенова-Тян-Шанского...

Я еще тогда заметил, что при Союзе с пренебрежением относились к тем сущностям, которые, казалось, уже были «переварены», имплантированы в официальную идеологию. Представлялось тогда, что православные заповеди без остатка абсорбированы Моральным кодексом строителя коммунизма. А славянофильство вроде растворилось в победных маршах Отечественной войны. Поэтому, наверное, мы немецкую классическую философию изучали три года, а русскую философскую мысль – три месяца. Типа и так все ясно. Неясно! Неясно, почему на большинство сегодняшних планетарных вызовов, внятных ответов значительно больше у отечественных мыслителей, чем у самых знаковых мировых философских авторитетов.

Готовясь на этой неделе к конференции, посвященной Николаю Данилевскому, перечитывая его и философские, и естественнонаучные труды, я просто поражался их провидческому дару, злободневности и актуальности. Зарубежные исследователи, сравнивая часто его со Шпенглером или Тойнби, называли поверхностным, противоречивым, недостаточно эрудированным. Может быть, они в чем-то правы. В конце концов, он главный свой труд «Россия и Европа» писал под зимние нудные дожди в микроскопическом крымском Мисхоре, а не под рождественские салюты в шикарной Лондонской библиотеке. И то, что другие брали для своей теории из чужих книг, он брал из собственной жизни.

Федор Михайлович Достоевский, соратник Данилевского по кружку «петрашевцев», его горячий поклонник, назвал Николая Яковлевича «самым русским ученым». А «русский ученый» – это не взгляды, а путь. В том веке, когда вырос, состоялся, сформировался Данилевский, этот путь был очевиден. Сначала надо было из семьи генерала (магната, вельможи и пр.) уйти не в мажоры, а в революционеры. Потом попасть не в престижный вуз, а в известную тюрьму (Данилевский сидел в «знаменитой» Петропавловке). Затем годами трудиться не на теплой кафедре, а в северной ссылке...

Но не это главное. Это скорее форма, антураж. А суть всего этого пути – не разочароваться в вере, а прийти к Богу; не возненавидеть свое государство, а найти собственную миссию служения Отечеству. (Быть «полезным Отечеству и себе, по словам самого ученого.)

Самой своей жизнью Данилевский расширил вроде шутливую, но глубокую формулу типичного русского пути: если ты в двадцать лет не революционер, у тебя нет сердца; если ты в тридцать лет не либерал, у тебя нет души; если ты в сорок лет не консерватор, у тебя нет мозгов.

Ну, с этим еще можно поспорить. Сложнее спорить с главным выводом его жизни: счастье (гармония, знание) в русской жизни приходит через испытание, преодоление, самопознание. Счастье в западной жизни приходит через удовольствие, достаток, наслаждения...

Это интуитивное ощущение, опыт и практику всего своего бытия он и концептуализировал в главном своем труде «Россия и Европа». (Если бы сегодня эту книгу переиздавал какой-нибудь мелкий пропагандист типа украинского «писателя» Кучмы, название, наверное, звучало бы «Россия не Европа». Но, к счастью, Данилевский был ученым, а не пиарщиком.)

Этот труд, я уверен, как своего рода Библию, геополитики будут еще расшифровывать годами и десятилетиями. А пока мне хотелось бы акцентировать несколько пронзительных для современного читателя выводов.

Отталкиваясь от «доктрины Монро», которого он считал самым великим американским президентом, ученый полагал главной задачей России стать страной, максимально благоприятной для своих граждан. Или, говоря иначе, больше думать о благе своем, чем о помощи чужим. Просто? Но это та простота, которая лучше воровства! Большинство стран, по Данилевскому, обуяны страстью принести свой порядок в другие державы, навязать свои идеалы, привить свои принципы иным народам. На это уходит их вся державная энергия. А надо начать с порядка в своем доме и для своих жильцов. А вот когда будет накоплена энергия, духовная, социальная, промышленная, можно будет подумать и о спасении других «культурно- исторических типов».

Например, он был уверен, что России придется еще спасать Европу. Поразительно! В то время многие коллеги, по его выражению, откровенно «европейничали». То есть преклонялись униженно перед местом, где проигрывали свои состояния в карты, держали в богатых домах любовниц и детей. А он предсказывал глубокий системный европейский кризис. Прежде всего кризис ценностей, который преодолеть можно будет только при поддержке православной России. Но до этого уровня державе необходимо было еще дорасти, завершить формирование собственного культурно-исторического типа – российской цивилизации.

Здесь можно было бы усмотреть его недооценку своей страны. Ведь, по его мнению, уже сформировалось десять типов цивилизаций: от китайской, индийской, халдейской и т. д. до европейской. А российский почему-то еще нет. Но ответ его внятен. Каждый тип цивилизации характеризуется своей «профильной» культурно-исторической деятельностью: религиозной, культурной, политической, социально-экономической. Но, в отличие от других цивилизационных типов, где возможен один «профиль» или два, России необходим «полный цивилизационный фарш». Она в силу своей сложной истории, гигантской территории, сложнейшей миссии и прочих, в том числе сакральных причин, может состояться, лишь реализовав все четыре вектора.

Переводя на современный дискурс: есть страны, которым для «величия» достаточно либо «томоса», либо «космоса», либо «пушек», либо «масла». А России нужно всё! И своя религия, и самобытная культура, и понятная политика, и справедливая социальная сфера на базе самодостаточной экономики. Или она станет ничем. Если к тому же будет отвлекаться на химерные абстракции типа общечеловеческих ценностей или ставить невозможные задачи типа конвергенции с Европой.

Вот такой вот был максималист наш Николай Яковлевич! И спасибо ему за это! В России всегда хватало персон, которые играли на понижение, принижение и унижение державы. Не хватало тех, кого не пугало «планов громадье». Это, пожалуй, и было главное в общей теории русского ученого.

Хотя немало было и поразительно проницательных частных выводов. Меня, например, впечатляет его предсказание о том, что в будущих союзах, альянсах, сообществах славянских народов не будет Польши. Она, по его мнению, безвозвратно «потеряла свою славянскую душу». И это свойство, видимо, касалось и Западной Украины, входившей в сферу ее ментальности. У них, по его мнению, будет другая история. При этом католическую и неславянскую Венгрию он видел перспективным союзником. Не по крови, религии, языку, а по уважению к традициям и генетическому опыту покорения громадных пространств...

Так он строил, видел, понимал фундаментальные основы геополитики. А еще Николай Яковлевич был фанатично влюблен в Азовское и Черное моря. Первое он считал полностью русским, а второе – русским в перспективе. Он обследовал за 15 лет экспедиций все уголки любимых морей, что стало основой его непревзойденной работы «Законодательство по части рыболовства во всех водах Европейской России». И если сегодня еще ловится рыба в этих морях, это следствие его рекомендаций.

Кстати, в прошлом месяце в Киеве была грубо, по-хамски сорвана встреча российских и украинских рыбоводов по поводу сохранения фауны Азовского моря. Наверное, остатки бычков хотят перевести на военное положение...

Короче, «мы кораллы, мы кораллы»...

Но вернемся, к жизни ученого. В ней много было находок и потерь, горя и радости, предсказаний и открытий. А еще была его смерть. Данилевский по завещанию похоронен в любимом Крыму. Он считал его одним из полюсов русской силы. Николай Яковлевич был знаком с трудами своего тезки – космиста Николая Федорова. Тот работал над теорией воскрешения всех ушедших поколений. Вряд ли рациональный ученый Данилевский верил в свое воскрешение. Но вдруг...

Тогда он хотел бы воскреснуть в своем светлом домике недалеко от Фороса. А умер он в Тифлисе (Тбилиси). Я заметил, что многие русские гении умирали на самых окраинах империи либо даже за её границами. Сам живу на улице Грибоедова, погибшего в Иране. Много я видел великих русских могил по всему миру. Неуемный русский дух и смертью своей стремился расширить границы своего присутствия. Но это, наверное, уже запредельная мистика. Однако и в реальном мире мировых человеческих страстей, которые сегодня обобщенно называются геополитикой, идеи русского ученого не только воскрешаются, но и побеждают.

На фуршете после конференции я выпил любимой Яковлевичем можжевеловой настойки и набрал на планшете письмо его приболевшей правнучке Инне Николаевне: «Выздоравливайте! Спасибо прадеду за победу!»

Р. Дервиш,