Юрий Пущаев

Беседа с историком науки и образования, инновационным предпринимателем Дмитрием Сапрыкиным об успехах индустриализации дореволюционной России при Императоре Николае Втором вызвала большой интерес наших читателей, в том числе и много вопросов, как оппонирующего, так и уточняющего свойства. Мы решили задать их снова автору интервью и продолжить нашу беседу о том, чью индустриализацию можно считать более успешной – сталинскую или николаевскую.


Император Николай II (в центре) у своего вагона

Спаивало ли царское правительство народ водкой?

– В целом вы утверждаете, что Россия в эпоху Николая Второго стала индустриальной, промышленно развитой державой. А как это сочетается с тем, что четверть бюджета тогда формировалась от винной монополии?

– Во-первых, это не только я так считаю, что тогдашняя Россия была промышленно развитой державой. Это уже твердо установленный исторический факт. Россия обладала крупной промышленностью практически во всех передовых тогда областях – машиностроении, кораблестроении, химической промышленности, электротехнике и т.д. По числу крупных предприятий и их технологическому уровню Российская Империя была на уровне Германии и Великобритании, заметно опережая Францию и отставая только от США.


Что же касается рассуждений о так называемом «пьяном бюджете», то я бы назвал это демагогией, которую могут повторять и воспринимать лишь люди, незнакомые с бюджетной тематикой и никогда не интересовавшиеся структурой бюджета ведущих стран мира, его доходной/расходной частью – как тогда, сто лет назад, так и в современной ситуации.

И сейчас в России и многих других странах поступления от акцизов на спиртное и табак являются значимой частью бюджета – что-то около 6–7 %. До революции поступления от казенной винной монополии составляли где-то 800 млн. руб., плюс еще около 100 миллионов – от акцизов на спиртное, не попадавшее под монополию. При этом надо учитывать, что около 250 миллионов рублей составляли расходы государственного бюджета на поддержание самой винной монополии. Государство содержало казенные винные склады, которые представляли собой крупные предприятия с сотнями и даже тысячами сотрудников, розничную сеть и, между прочим, прекрасные химические лаборатории, с которыми сотрудничали видные русские ученые, в том числе и Дмитрий Иванович Менделеев. Получается, что чистый доход бюджета от продажи спиртного составлял около 600 миллионов рублей в год, и это была примерно пятая его часть, что, конечно, тоже немало.

Однако в то время и в бюджете большинства других крупных государств главными доходными статьями, кроме таможенных пошлин, были акцизы на спиртное и табак. Для сравнения, в бюджете Германской Империи эти две статьи (таможенные пошлины и акцизы) составляли 3/5 доходов всего бюджета – это даже больше, чем в Российской Империи.



– А с чем это было связано?

– С тем, что тогда бюджеты многих ведущих стран формировались не за счет прямых налогов. Для сравнения: сейчас НДС, налог на прибыль и налог на доходы физических лиц (НДФЛ) являются крупнейшими доходными статьями бюджета наряду с НДПИ – налогом, который таможня взимает с экспортеров нефти. Так вот, в бюджете как Российской Империи, так и Германии прямых налогов практически не было. Если сейчас налоговая нагрузка на промышленные предприятия составляет от 35 до 50% добавленной стоимости, то в Российской Империи этот показатель был примерно на уровне 1–2%. С предприятий взимался относительно небольшой промысловый налог, от которого к тому же многие предприятия были освобождены. Еще был налог на доходы с капитала, который больше касался финансовых организаций и частных инвесторов. Но налога на доходы физических лиц, налога на добавленную стоимость и налога на прибыль тогда не было.

Бюджетные доходы формировались, во-первых, от деятельности самого государства, которое зарабатывало само. Какие это были статьи? Доходы от железных дорог – крупнейшая статья в доходе Российской Империи, доходы от винной монополии (от предприятий, которые упорядочивали и формировали торговлю водкой), доходы от почты и телеграфов (в германском бюджете эта статья была даже более важная, чем доходы от железных дорог, но менее важная, чем доходы от акцизов), гербовый сбор и так далее. То есть где-то две трети бюджета государство зарабатывало само, как крупнейший хозяйствующий субъект, – в том числе и через винную монополию. Оставшуюся треть собирали с таможни, а также через налоги, прежде всего, промысловый налог и налог на доходы с капитала.

В чем тут принципиальное отличие от современной ситуации? Сейчас государство накладывает колоссальное налоговое бремя на предприятия, изымая от трети до половины добавленной стоимости. Тогда же налоговая нагрузка на предприятия была минимальная (1–2 % от добавленной стоимости). Но при этом еще действовал жесткий протекционистский таможенный тариф: большинство иностранный товаров облагались колоссальным таможенным тарифом – от 40 % до 70% по некоторым позициям. При этом, поскольку государство жило с того, что зарабатывало само – прежде всего, с поступлений от железных дорог, почт и телеграфов, а также государственных предприятий, – оно было заинтересовано в максимально эффективных инвестициях в инфраструктуру. Тогда именно впервые сложились методы стратегического планирования. Затевая крупное железнодорожное строительство, государство было кровно заинтересовано в том, чтобы не было лишних затрат при строительстве и чтобы построенные ветки эффективно эксплуатировались.

Все это означает, что для промышленных предприятий в эпоху Николая II были созданы очень благоприятные условия. Активно и по единому плану создавалась инфраструктура, налоговое бремя на предприятия было минимальным, и при этом действовала продуманная система протекционизма, у истоков которой стояли два великих русских ученых – Иван Алексеевич Вышнеградский и Дмитрий Иванович Менделеев. Именно поэтому промышленность росла так быстро, и при этом промышленники активно тратились на благотворительность. Россия была тут в числе лидеров. К примеру, на Всемирной Парижской выставке 1900-го года российские предприятия получили 2 Гран-при и 10 золотых медалей за строительство жилья для рабочих.

Сейчас ситуация другая: государство практически ничего не зарабатывает, поскольку государственные предприятия – убыточные или на грани рентабельности, вложения в инфраструктуру очень долго были недостаточными и неэффективными. Таможенные тарифы, особенно после вступления в ВТО, минимальны, и таможня в основном зарабатывает на экспорте нефти и газа. Государство же живет за счет средств, изъятых у населения и предприятий через прямое налогообложение.



То есть сейчас действует совершенно другая экономическая схема. Она поменялась во многих странах после 1917-го года, а потом после 1991 года, потому что победили определённые политические, экономические и социологические концепции. Сейчас эти концепции не кажутся уже столь бесспорными. Проблемы пенсионных фондов, которые происходят во всем мире, – это лишь один из симптомов кризиса. Но так или иначе, мнение о том, что налоговая система в России (как и в Германии) была отсталой, потому что там почти не было прямых налогов, а пенсия, причем по-настоящему высокая, выплачивалась только военным и их семьям, отставным госслужащим, в том числе преподавателям университетов и гимназий, сейчас не столь очевидно.

– Стандартный упрек в адрес царской России состоит в том, что власти сознательно спаивали народ.

– Нет, введение винной монополии имело совсем другие мотивы. Главный из них заключался вовсе не в фискальных соображениях, государство и так неплохо зарабатывало на акцизах, а в стремлении оградить низшие слои населения от спаивания в шинках и кабаках. И все это прекрасно знали. Про спаивание – это был демагогический революционный аргумент того времени, который потом перешел в советскую литературу. То, что он не имеет под собой оснований, подтверждает то, что в 1914-м году по инициативе Николая II вообще был введен сухой закон. И, кстати, бюджет после этого не рухнул и до начала войны продолжал оставаться профицитным.

Может ли крестьянская страна быть промышленно развитой?


Император Николай II посещает Путиловский завод

– Второй вопрос, который задают наши читатели: подавляющая часть населения России тогда были крестьяне. Разве возможно, чтобы Российская Империя с такой структурой населения была промышленной державой?

– В этом вопросе есть два аспекта. Во-первых, Российская Империя была автаркией — самодостаточным хозяйственным целым, в котором практически вся как сельскохозяственная, так и промышленная продукция производилась внутри страны. Империя закупала на стороне лишь ограниченный набор продуктов — как сельскохозяйственных (хлопок-сырец и натуральный каучук из Америки), так и промышленных (станки и краску из Германии) и сырьевых (английский уголь). Поэтому, если мы будем сравнивать Россию с небольшими странами, которые полностью зависели от международной торговли, то это будет не совсем корректно. Но вот если сравнить Россию с другой автаркией, например, с Британской империей, то окажется, что соотношение аграрного и индустриального населения в Британской Империи окажется даже больше.

– Как это?

– Британская империя – это ведь еще колонии: Индия и так далее.

– Ну, Индия – это понятно. Но мы же говорим о собственно Великобритании.

– Тогда Великобританию надо сравнивать русскими промышленными районами: с Петербургской и Московской губерниями, с Уралом, Екатеринославской и Харьковской губерниями. Там пропорция аграрного и промышленного населения будет гораздо ближе к Великобритании. Дело в том, что изначально объекты сравнения выбраны не совсем корректно. Например, тогдашняя Франция – это Французская Империя, в которую входили Индокитай, Марокко и т.д. Кстати, и в континентальной Франции аграрное население было достаточно большим.

К тому же, если брать дореволюционную Россию, то по этому вопросу имеется определенная статистическая путаница. Ведь дореволюционные статистические данные отражают в основном деление по сословиям – крестьяне, мещане и т.д. Но вы же понимаете, что, например, владельцы крупных индустриальных предприятий, а тем более рабочие часто происходили из крестьян. Далее, многие заводы тогда находились в сельской местности. Вообще, в дореволюционной России граница между городом и деревней была размытой. Москва с ее огромными машиностроительными, электротехническими и текстильными заводами недаром именовалась «большой деревней». Рабочие поселки крупных индустриальных предприятий, построенные в сельской местности, наоборот, были индустриальными центрами. Это имело много плюсов – прежде всего, с точки зрения экологии и комфорта. На Западе преимущества такой градостроительной политики были осознаны гораздо позже. К примеру, величайший американский архитектор Фрэнк Ллойд Райт написал свою книгу об «исчезающем городе», ставшую манифестом строительства американских пригородов, «одноэтажной Америки», как раз на рубеже 1920-х и 1930-х годов. В это время руководство в СССР проводило политику насильственной урбанизации, ориентируясь, прежде всего, на уже устаревшую тогда западную градостроительную модель, от которой в США и Европе уже стали отказываться. В результате после 1929 года русская деревня фактически уничтожалась, ее инфраструктура, созданная при царской власти, деградировала, а сельское население просто переселялось в города. Это создало экологические, градостроительные и социальные перекосы (например, пресловутый «квартирный вопрос»), до сих пор представляющие колоссальные проблемы и для современной России.



Это очень сложный вопрос, который большевики пытались решить самым примитивным способом – просто переселением значительной части сельского населения в города. Сельское хозяйство из-за этого сильно проиграло, а промышленность не выиграла, так как стала развиваться экстенсивным путем – за счет увеличения числа рабочих, а не за счет развития технологий.

Революция уничтожила уникальную цивилизационную модель, имевшую большие перспективы. К примеру, великий экономист и социолог А.В. Чаянов, в 1910-е годы участвовавший в обширных статистических исследованиях русского крестьянства, видел в семейных сельскохозяйственных предприятиях Российской Империи модель предприятий будущего, а не прошлого. После 1929 года идеи Чаянова были практически запрещены в СССР, но зато их с энтузиазмом восприняли на Западе, особенно в период так называемой «зеленой революции». Стоит отметить, что в Российской Империи большая часть населения была не наемными работниками, а хозяевами. В стране было примерно 33 тысячи заводов, несколько сотен тысяч городских микропредприятий и 20 с лишним миллионов самостоятельных аграрных семейных предприятий – крестьянских, или, по нынешним понятиям, «фермерских» хозяйств. Каждая семья была фактически предприятием. Это была очень интересная модель организации экономики, которая имела и имеет перспективы. А советская власть, отняв заводы у хозяев и согнав крестьян в колхозы, фактически превратила «страну хозяев» в «страну рабов». Большевики во главе с Троцким называли в 1920-е годы это «борьбой с буржуазной и мелкобуржуазной стихией».

– Скажите, это правда, что торговля и экспорт зерна составляла на самом деле всего 3-5% доходной части бюджета Российской Империи?

– Да, действительно, не больше 5% доходов бюджета, и то косвенно, зависело от экспорта зерна. Но давайте по порядку. Сейчас постоянно повторяется лозунг, утверждающий, что как сейчас мы живем за счет продажи нефти и газа, так же раньше мы жили за счет продажи зерна. Однако на самом деле это не так. Если сейчас прямые доходы от экспорта нефти и газа составляют почти 40% бюджета Российской Федерации, то в бюджете Российской империи доходы от продажи зерна играли очень небольшую роль. Экспорт тогда не облагался таможенными пошлинами, и прямые налоги отсутствовали. Единственное, что получал бюджет, – это небольшие гербовые сборы и доходы от перевозки зерна через государственные железные дороги. Даже если это все посчитать, будет максимум 5%. Торговля зерном давала деньги не в бюджет государства, она лишь давала людям и предприятиям оборотные средства, формировала доходы не только торговых предприятий, но и пароходств, железных дорог и, в конечном счёте, крестьянских и помещичьих хозяйств, которые и производили зерно. Бюджет Российской Империи от зерновой торговли практически не зависел, но торговля зерном и его экспорт стимулировали внутренний спрос. Конечно, в этом смысле, экспорт зерна был большой статьей доходов, но вовсе не государства, а частных предприятий и населения.

Вообще, когда сравнивают Советский Союз или Российскую Федерацию с Российской Империей, то часто высказывают стереотип, что, дескать, «Россия всегда была сырьевой державой». Однако Российская Империя не была сырьевой державой. В ней обрабатывающая промышленность была более развита, чем добывающая. Еще говорят, что наша страна всегда была неким военно-полицейским государством. Но в отношении дореволюционной России это опять же не так, потому что и в ВВП, и в бюджете расходы на эти статьи не были больше, чем у той же Британии или Германии.

Роковой вопрос: а зачем вообще была революция?



– То, что вы утверждаете, – это только ваша точка зрения? У вас есть коллеги, которые придерживаются таких же взглядов?

– Конечно, есть колоссальная инерция советской пропаганды – под ее влиянием находилась если не вся, то значительная часть не только отечественной, но в значительной степени и западной исторической науки. Тем не менее в последние десятилетия как у нас, так и на Западе вышло много работ, ломающих созданные революционной пропагандой стереотипы. Из комплексных историко-экономических исследований я бы выделил, например, работы американца Пола Грегори и покойного Валерия Ивановича Бовыкина.

В целом есть много специалистов, которые придерживаются тех же взглядов по каждому отдельному вопросу. Например, практически все крупные западные ученые, занимавшиеся историей российской экономики — Голдсмит, Гершенкрон, Мак-Кей, уже упоминавшийся Грегори, – согласны, что ключевой момент индустриализации России – это царствование Николая II, а вовсе не правление Сталина. То же самое и по другим вопросам. Многие признают успехи Российской Империи в образовании, науке и так далее. Но когда мы собираем данные в целом, оказывается, что рушится картина, на которой основано очень многое, основаны идеологические пристрастия не только коммунистов, но и либералов. Мы тогда встаем перед роковым вопросом, а зачем вообще была революция? Он по-прежнему является шоковым, и мы должны понять колоссальную бессмысленность и трагичность этого события.

– На мой взгляд, это революция была неизбежна в том смысле, что слишком большими были потенциал и напряжение, связанные с идеями революции и социализма. Эти идеи должны были где-то вырваться на свободу, где-то такой эксперимент должен был проявиться.

– Многие страны приходили к революции, находясь на пике своего развития. Например, Франция в конце XVIII века. Она тогда была всемирным лидером почти во всех отношениях. Существуют разные объяснения этого факта. Например, тот же Николай Дмитриевич Кондратьев, великий русский экономист, создатель теории «больших циклов», если внимательно читать его работы, показывает, что революции и войны с печальными последствиями начинаются не на спаде и не в стадии рецессии, а наоборот – на подъеме.

– Старая мысль: народ, который плохо живет, не бунтует, ему бы выжить. Начинает бунтовать тот народ, который начал относительно неплохо жить.

– Тут играет свою роль целая совокупность разных факторов: например, демографический взрыв, приведший к появлению самого многочисленного и самого энергичного молодого поколения в истории страны, выросшего в царствование Николая Второго.

– И все-таки, нет ли в вашем сопоставлении сталинской и николаевской индустриализации некоего аисторизма? Ведь Сталин действовал в одних исторических условиях, а Николай Второй – в совершенно других? И невозможно понять Сталина без понимания той ситуации, в которой он находился: изолированное положение Советской России, скорая война за само существование страны и т.д.

– Проблемы, которые народ героически решал при Сталине, были прямыми последствиями революции. В том числе это и международная изоляция, и, что меня интересует в большей степени, – развал промышленности, который возник в результате Гражданской войны.

С другой стороны – да, логика действий Сталина на самом деле понятна. Какая-то подобная фигура должна была появиться. Но если мы выбираем для себя образец для подражания, естественно, мы должны ориентироваться не на то, что возникало через море крови и колоссальных грехов и преступлений, а на нормальную и более человечную модель. Никто меня не убедит в том, что, например, уничтожение тысяч лучших специалистов при Сталине было полезно для промышленности.

– На это вам возражают, что нынешняя ситуация, возможно, более похожа на сталинскую. Мы сегодня опять в международной изоляции и под режимом санкций, а прямо перед этим пережили и до сих пор переживаем последствия революции, только уже либеральной, гайдаровской.

– Несмотря на все выступления патриотов, которые сравнивают события 1990-х годов с событиями Гражданской войны, масштаб и уровень катастроф все-таки разный. По официальным советским данным, к 1921-му году сохранилось всего 14% промышленного производства от 1913-го года. Такого падения в 1990-е годы не было. Да, тоже была массовая эмиграция, но не было насильственного уничтожения целых слоев населения, как это было в Гражданскую.

– С другой стороны, если иметь в виду распад СССР, то имели место гигантские потери территории и населения. Но все равно, разве нынешняя ситуация сегодня не похожа больше на сталинскую или советскую предвоеннную?

– Наша страна почти всегда находится в режиме цейтнота и во враждебном окружении. Вспоминается знаменитая фраза Александра Третьего насчет того, что у России только два союзника: армия и флот.

Тем не менее индустриализация при Царе Николае Втором проходила не меньшими темпами, чем при Сталине, и практически во всех отношениях была эффективнее. Если бы не был совершен колоссальный индустриальный рывок в 1895–1901-м гг., а потом в 1909–1914-м гг., то страна не выдержала бы Первую мировую войну. Но она ее выдержала, ведя войну в течение нескольких лет с самым сильным из возможных противников в мире, и вышла из нее исключительно по внутренним причинам. Немецкий генерал Гофман, начальник Германского штаба Восточного фронта, подписавший Брестский мир, писал:

«После того как не были использованы возможности нанести такое решительное поражение России, чтобы довести дело до заключения мира, нужно было сознаться, что “по человеческому разумению” выиграть войну Германия уже не может. С этого момента все внимание имперского правительства должно было быть направлено на заключение мира на началах status quo ante, а верховного командования – на то, чтобы не терпеть крупных поражений и удержать занятые войсками территории. Я полагаю, что мы могли бы заключить мир на указанных условиях в 1917-м году, если бы мы твердо и определенно отказались от Бельгии.

Как раз в это время, против всякого ожидания, произошло событие, которое еще раз дало шансы Германской Империи победоносно выйти из войны: это была русская революция, которая вывела из строя численно сильнейшего врага и дала нам на западном театре войны численный перевес, несмотря на то, что против нас было очень много противников».[1]

Так что выиграть войну после кампании 1915-го года и того, как Россия восстановила военное производство, Германия не могла. И единственный шанс дала ей Февральская революция, потом – Октябрьская. Но и этим шансом Германия не воспользовалась. Военно-экономических причин для поражения России не было – страна должна была победить. Да антигерманская коалиция и победила в итоге.

В целом же можно утверждать, что быстрая индустриализация, которая происходила в два ускоренных этапа – в конце 1890-х годов и потом перед Первой мировой войной, – была не менее мощной, чем при Сталине.

– Почему же все рухнуло в феврале 1917-го года?

– Февральская революция произошла известно почему: в результате внутренних противоречий в элите Российской Империи. Это никак не связано с военно-экономическим фактором. Если говорить прямо, революция произошла из-за измены части элиты.

– Почему элите понадобилось изменять?

– Почему во Франции в конце XVIII века произошла революция, когда она была на пике развития? Почему то же самое случилось в Англии, когда та была на подъеме в XVII веке и только что победила Испанию? Потому что большое число активных, пассионарных людей обладало неадекватными амбициями: никому из них в голову не приходило, что после того, как они свергнут Царя, все развалится. Наоборот, они считали, что у них все пойдет еще лучше, что имеющиеся у державы успехи – это только их заслуга, а не результат колоссальной работы всех – от людей «внизу» до главы государства. Никто не понимал до февраля 1917-го года, насколько колоссальную собирающую, цементирующую роль играла личность Николая Второго. Не только сам институт самодержавной власти, но и сама личность Государя, который тихо делал свою работу и соединял и «удерживал от зла» все эти разбегавшиеся амбициозные силы, заставляя двигаться их в нужном направлении. Царь, как известно, был человеком достаточно скрытным, не склонным, в отличие от кайзера Вильгельма, афишировать и демонстрировать свои достоинства и достижения. И многие вещи просто были публике не очевидны. А как Царя свергли, в первую же неделю все начало разваливаться.

Долг Царя – умереть за подвластных, если ничего другого не осталось


Николай II

– Еще вопрос от читателей. Спрашивают, разве Николай Второй лично работал с техническими кадрами или с государственно-экономическим планированием?

– Я приводил несколько примеров, когда он лично участвовал в научно-техническом развитии страны, в том числе в случае с Сикорским или кораблестроительными программами. Кроме того, очень большую роль играло и его окружение в лице Великого князя Сергея Михайловича, Великого князя Александра Михайловича, Великого князя Константина Константиновича, принца Ольденбургского.

Последние десятилетия страной в значительной степени руководили люди с естественнонаучным образованием, технократы, скажем так. И.А. Вышнеградский – при Александре Третьем, потом Ю.С. Витте, П.А. Столыпин – все они были выпускниками физико-математических факультетов. Сам Царь, как известно, имел два образования: военно-техническое и юридически-экономическое. Он хорошо разбирался в технических вопросах и многие решения принимал, вникая в суть дела.

Кроме того, работала достаточно компетентная команда, в которой инженеры-ученые играли большую роль – в отличие от советской системы, где они находились под контролем комиссаров и партийных деятелей. Статус ученых-инженеров в Советском Союзе в целом уменьшился – я говорю в данном случае о высококвалифицированных кадрах. Выдающиеся специалисты, работавшие над научно-техническим развитием страны до революции – руководители заводов, инженеры, ученые – частью эмигрировали после 1917-го года, частью остались. И те, кто не эмигрировал, практически все были уничтожены – или в конце 1920-х – начале 1930-х годов в ходе «дела Промпартии» и смежных дел, или уже в 1936–38-м годах. Например, почти поголовно были расстреляны директора, перед революцией руководившие крупнейшими заводами – Коломенским, Путиловским, Пермским, Сормовским, Александровским и сотнями других, хотя они продолжали честно работать и на новую власть, и их вклад в советскую индустриализацию был очень значителен. Многие из них расстреляны на «Коммунарке», в Подмосковье – тут лежит цвет российской инженерной мысли, руководители промышленности. Ими, кстати, историки очень мало занимаются. Если про священников, художников, поэтов, писателей, политиков много написано, то про инженерных руководителей таких исследований пока нет. И мне бы хотелось воздать честь этим людям, которые создавали промышленность нашей страны в начале ХХ века и которые так же, как Государь, были преданы, оклеветаны и убиты.

Дмитрий Сергеевич Сипягин

– Вы сказали, что у Императора было естественнонаучное образование?

– Образование у него, естественно, было домашнее, но он прослушал серьезный курс по физике, по математике, инженерному делу. За основу брался полный курс Николаевской академии Генерального Штаба, а по праву и экономике – университетские программы. Например, физику ему преподавал Иван Иванович Борман – крупная фигура в истории науки, организатор петербургской физической школы. И инженерные курсы будущему Императору Николаю Второму преподавали лучшие специалисты того времени, Т.е. Император имел блестящее техническое образование. Есть свидетельства Сикорского, Ипатьева и других о его технической грамотности и компетентности.

– Но проявить компетентность – это одно, а именно руководить – все-таки другое.

– Есть решения, о правильности которых мы сейчас, через сто лет, можем судить. Прошлый раз мы говорили о кораблестроительных программах, о строительстве больших самолетов Сикорского. Все эти проекты не состоялись бы без настойчивости Государя. Или, например, возьмем крупнейшую стройку сталинской индустриализации – Днепрогэс. Проект огромной гидростанции на днепровских порогах был разработан и начал реализовываться перед Первой мировой войной. Изначально было три проекта: четырехкаскадный, двукаскадный и однокаскадный. До революции после обсуждения и споров выбрали четырехкаскадный проект, разработанный русскими инженерами, а советская власть реанимировала однокаскадный проект, который с самого начала лоббировали американцы. В чем был смысл царского проекта? При нем наносился минимальный вред экологии. Позаботились не только о том, чтобы сохранились лучшие сельхозземли, но и о том, чтобы минимально была повреждена природа. А советское правительство, в угоду, прежде всего, пропаганде, чтобы создать самую большую в мире плотину, выбрало другой проект. Но в результате были затоплены колоссальные территории лучших земель и был нанесен огромный ущерб окружающей среде.

– Последний вопрос, который многим кажется просто неотразимым. Это, кстати, самое частое возражение в ваш адрес. Говорят, что итоги индустриализации Николая Второго – завязывание в позиционной изматывающей войне и итоговое падение Империи. Итог сталинской индустриализации – вторая экономика мира, уже в 1930-е годы, победа в Великой Отечественной, Восточный блок.

– Тут не один вопрос, а сразу несколько. Во-первых, Царь и царское правительство просчитывали стратегию на десятилетия вперед. То, что при Царе была построена инфраструктура и создана колоссальная обрабатывающая промышленность, дало возможность, как я уже говорил, не только противостоять в сильнейшему в военном, техническом и экономическом отношении противнику – Германии, но и дало фундамент для развития на многие десятилетия вперед. В 1917-м году только революция дала Германии шанс. В действительности, Российская Империя как военно-экономическая система не проиграла войну. Но произошла революция, которая обрушила страну и украла победу. А революции происходят независимо от того, построены заводы или не построены.



– Все же именно при Николае Втором произошла смута. Разве верховный правитель не должен отвечать за это?

– Сто лет мировая и российская интеллигенция требовала революции и свержения самодержавия. Под конец Царь остался один, с небольшой группой тех, кто его поддерживал. Революционеры методично убивали его ближайших соратников – от Боголепова и Сипягина до фон дер Лауница, Столыпина и Горемыкина. А «общество» рукоплескало этим кровавым преступлениям. В результате чего хотели, то и сделали: хотели революцию – получили. Но, как говорится, «берегитесь, ваши мечты могут сбыться». Сразу после революции интеллигенция столкнулась с тяжкими последствиями, в том числе и для себя самой, и ужаснулась. Все считали, что они самые умные, и Царь им не нужен. А потом выяснилось, что Царя нет, и все быстро разваливается.

К февралю 1917-го года сошлось масса неблагоприятных факторов: война, предательство союзников, море оружия, произведенного для ведения войны с внешним врагом, мощная внутренняя оппозиция, заговор элиты.

– Но почему многие современники были невысокого мнения о Царе как об управленце?

– В мемуарной литературе и в исследованиях встречаются два противоположных мнения о Царе: как о выдающемся руководителе и как о «слабовольном правителе». При этом надо иметь в виду, что много лет в газетах и даже в высшем обществе велась кампания сознательного черного пиара – последовательная и достаточно эффективная работа по дискредитации Царской семьи и лично Николая II. Во-вторых, у многих были личные счеты, как у того же Витте, который, наверное, считал себя гением, но которого Царь «снял с пробега».

Что, объективно говоря, было большим достижением большевиков и что было явным недостатком царского правительства – это пропаганда. Но зато последнее было чрезвычайно эффективно в решении конкретных проблем: строительство дорог, заводов, и т.д. В стране имелись огромные достижения, а про это почему-то не писали ни газеты, ни литераторы, как будто все это делалось в безвоздушном пространстве. Общественность замечала любую, даже мелкую проблему, но при этом совершенно не замечала сделанных великих достижений.

Просто общество было нацелено на революцию и хотело ее. В этом плане та колоссальная работа, которая была проделана и Царем, и руководителями предприятий, осталась незамеченной. Поэтому я и считаю важным воздать должное этим людям – забытым, преданным и убитым. Они сделали огромную работу, без которой не только существование Советского Союза, но и существование сегодняшней Российской Федерации было бы невозможным. Если мы воздаем честь героям войны, то и этим людям нужно воздавать должное, потому что они создали тот потенциал и то оружие, которым воевали в Великую Отечественную войну. Оно было сделано на тех заводах, которые были построены при Николае Втором.

– Есть такая известная фраза: невозможно сохранить монархию, если не осталось монархистов.

– У философа русского происхождения Александр Кожева есть книга «О власти». Там проводится мысль, что власть держится не на том, что властвующий властвует, а на том, что подчиняющиеся подчиняются. То есть когда монархическое правосознание отвергнуто, монарх может только умереть за подданных. Что он и сделал. Иоанн Златоуст в одном месте говорит о Христе как о Царе и о том, что долг царя – умереть за подданных, когда ничего другого не остается: «Потому называю Его Царем, что вижу Его распинаемым на кресте, так как долг царя – умереть за подвластных. Он Сам сказал: пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Ин. 10, 11), – так точно и добрый царь полагает свою душу за подвластных».

С Дмитрием Сапрыкиным
беседовал Юрий Пущаев