О самосознании русинов и разгроме русского движения в Галичине.

 

 

В первое воскресение после памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия отмечается собор Карпаторусских святых. В него входят известные нам и известные только Господу праведники и мученики, пострадавшие за православие и верность своему имени русскому в Галиции и Подкарпатской Руси, на Буковине и Холмской Земле.

Карпаторусское возрождение началось в XIX в. в Галиции. Не удивительно потому, что именно в Галиции для дерусификации коренного населения было придумано украинство. И главной движущей силой насильственной украинизации была определена уния.

Да, к этому времени Галиция уже полтора столетия как была загнана в унию. К середине XIX в. целые поколения русинов иной религии и не знали. «Русинская народность стояла накануне полной потери своего национального обличья, – писал историк и публицист Николай Ульянов. – Всё, что было сколько-нибудь просвещенного, говорило и писало по-польски… Русинское самосознание спало глубоким сном, и народ медленно, но неуклонно врастал в польскую народность».

Но поляк не мог быть униатом. Уния, несмотря на своё «объединительное» определение, была дорогой с односторонним движением – русских под папу римского. А поляк и без того был подданным понтифика. Уния для гонорового ляха была пусть не «схизматической», но «хлопской» верой. И при естественном «врастании спящего русинского самосознания в польскую народность» надобность в этом использованном балласте отпадала. «Латинские священники… прозывают русских собаками и их униатское вероисповедание собачьим, – жаловался императрице Марии Терезии униатский бискуп Лев Шептицкий.

Толчком к пробуждению русинов послужил, как известно, триумфальный поход малоросса Паскевича. В 1848 году трон Габсбургов сотрясло Венгерское восстание. Во исполнение решений Венского конгресса о взаимопомощи монархий в Карпатский регион вошла русская армия. И тут все русинские народности обнаружили свою этническую общность с «материковыми» братьями, которых не видели полтысячи лет. 200-тысячное войско могучей державы оказалось для самых бесправных подданных Австрийского престола «своим»! Участник похода 1849 года, будущий военный писатель Пётр Алабин отмечал, что даже «униатские ксендзы русинов, может быть, разделяя сочувствие к нам своей паствы, по-видимому, искренно нам преданы»: «Многие из них приходили поближе познакомиться с нами, откровенно нам высказывая, что они гордятся нами, как своими братьями, перед немцами и поляками и сопровождали нас приветами и благословениями».

Следует сказать, что в 1848 году «униатские ксёндзы русинов» - это студенты львовской семинарии образца 1830-х, которые, по воспоминаниям Я. Головацкого (одного из авторов знаменитой «Русалки Днестровой» – первого литературного сборника на русинском наречии, запрещённого Веной ещё в 1830-х), дали слово произносить проповеди (1) исключительно на русском языке. До этого проповеди читались по-русски только на тех службах, на которых не бывала «графиня с паннами или кто-нибудь из подпанков», но и в этом случае проповедь предварительно записывалась в тетрадку польскими буквами. Другой грамоты попросту уже не знали.

Получив столь мощный толчок в 1849 году, русинское самосознание переросло в подлинное национальное возрождение.

Порождение предательства

В 1854 году, однако, Австрия предала свою спасительницу, присоединившись к Крымской войне на стороне Англии, Франции, Турции, Сардинии, Пруссии и Шведско-Норвежской унии. Россию окончательно утвердили в статусе геополитического противника.

Для нейтрализации сотен тысяч тогдашних «агентов Кремля» и было выработано украинство. Так за русинами было признано родство с малороссами, но не с «московитами». «Украинец» Францишек Духинский для этого разработал специальную «Туранскую теорию». Отметим, что «украинцами» издавна называли себя поляки, жившие на тех русских окраинах Речи Посполитой, которые после разделов Польши вернулись в состав России. Так вот, согласно «теории» выпускника бердичевской школы кармелитов и уманской школы василиан Духинского, великороссы – не славяне, а «отрасль племени туранского наравне с монголами».

После подавления Второго польского восстания русофобски заряженные единоплеменники Духинского в массовом порядке хлынули в Галицию. Они-то и стали идеальными исполнителями проекта «преобразования» русинов в единую исключительно с малороссами «нацию». А поскольку поляков-украинцев в Малороссии практически не осталось, «новую нацию» и нарекли вакантным именем «украинцы».

И тут польские украинизаторы, пожалуй, впервые осознали все возможности чуть не загубленной ими унии. «Опорная сила поляка… была бы, если бы каждый из них (малороссов/русинов и «москалей». – Д.С.) исповедовал различную веру, – писал один из тогдашних властителей польских умов ксёндз Калинка. – Поэтому-то уния была бы весьма мудрым политическим делом… Из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и, в конце концов – начав с малого – к полной отдельности души. Раз этот пробуждавшийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой… Пускай Русь (бывшие русские воеводства Речи Посполитой. – Д.С.) останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической – тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей».

Первая зрада

Итак, уния была определена необходимым условием смены цивилизационного, культурно-исторического кода. Однако, чтобы вывести новую «європейську націю», требовалось предрасположить к смене веры и «украинцев» за Збручем.

Вместо этого получили зраду на собственном Позбручье. В 1881 году жители с. Гнилички Збаражского уезда заявили о переходе в православие. И хотя Австро-Венгрия декларировала право на свободу вероисповедания, прецедент перехода униатской общины в православную Церковь вызвал волну обысков, допросов и арестов среди деятелей русского движения Галиции. Брошен в тюрьму был и известнейший из них – депутат парламента униатский служитель Иван Григорьевич Наумович, собственно благословивший крестьян с. Гнилички на смену исповедания. Выходец из польскоязычной семьи и католический миссионер в годы своей юности, он также был «переформатирован» триумфальным походом Паскевича, что в итоге обратило его в православие.

И пусть не все благословленные Наумовичем крестные ходы галичан в Почаевскую лавру были ещё православными (а на великие праздники их прорывалось из Австро-Венгрии до 400), он неизменно подчёркивал, что идут крестоходцы к своим православным истокам.

Гниличский прецедент породил и первое показательное судилище против русофилов в Австрийской империи, известное как Процесс Ольги Грабарь. Длительные сроки, впрочем, впаять не удалось (самый большой – 8 месяцев заключения получил Наумович). Все обвинения прокуроров разбивались защитой под гомерический хохот зала, разносившийся по Карпатам русофильской печатью.

Власть поняла, что отходить от «мягкой силы» рановато и вернулась к методам поляков-украинцев, применявшихся ими ещё в Российской империи. В Галиции соответствующее хлопоманству «культурно-просветительское» внедрение в народную среду было замаскировано под термин «народовство». «Как часто бывает в политике, название не только не выражало его сущности, а было маской, скрывавшей истинный характер и цели объединения, – писал Николай Ульянов. – Самое бытие свое получило не от народа, а от его национальных поработителей. Поляки, истинные хозяева Галиции, поняли, что полонизация галичан в условиях австрийской империи – дело нелегкое. Нашлись люди, доказавшие, что оно и ненужное. Украинизация сулила больше выгод; она не столь одиозна, как ополячивание, народ легче на нее поддается, а сделавшись украинцем – уже не будет русским».