В официальных документах царского правительства и в работах многих историков начало Февральской революции описывается как голодный бунт, вызванный «продовольственной паникой». Традиционно считается, что паника была спровоцирована слухами о введении карточной системы, что хлеба в Петрограде было достаточно. Рассмотрение вопросов о наличии хлеба в Петрограде и о динамике его реальных продаж населению показывает, что продовольственный кризис в России начался в октябре 1916 г.: когда в условиях галопирующей инфляции были введены твердые цены на зерно, производители (как помещики, так и крестьяне) отказались продавать его за обесценивавшиеся бумажные деньги. Недостаточный подвоз хлебных продуктов сокращал их запасы в Петрограде, и в конце января 1917 г. министр земледелия Риттих приказал ограничить выдачу муки в пекарни нормой в 35 тыс. пудов. При такой норме на одного человека приходился один фунт (409 г.) хлеба в день. При отсутствии карточной системы продовольствие распределялось крайне неравномерно, и значительной части стоявших в очередях людей хлеба не хватало. Это заставляло занимать очередь возможно раньше, ночью или вечером, чтобы иметь возможность получить хлеб утром при открытии булочной. Нехватка хлеба породила продовольственную панику. Первый ее период в начале февраля совпал с моментом, когда оппозиционные круги готовили массовую манифестацию в день открытия Государственной думы 14 февраля. Напуганное этими приготовлениями городское начальство 10 февраля распорядилось выдать жителям муку на пять дней вперед, что привело к резкому сокращению хлебных запасов, поэтому 18 февраля власти снова уменьшили выдачу муки в пекарни. 23 февраля начался бунт стоявших в хлебных очередях женщин, 24-го вспыхнула всеобщая забастовка – началась Февральская революция. Причиной были некомпетентность и неумелые действия правительства в кризисной ситуации. Несмотря на все усилия Временного правительства, снабжение Петрограда так и не было восстановлено, и в течение 1917 г. нехватка хлеба приводила к новым острым политическим кризисам.
Вопрос об обстоятельствах возникновения продовольственного кризиса в Петрограде накануне революции стал дискуссионным начиная с момента возникновения этого кризиса в январе-феврале 1917 г. Лица, отвечавшие за продовольственное обеспечение Петрограда, утверждали, что кризиса как такового не было, что хлеба было достаточно. 24 февраля было опубликовано объявление командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова:
Недостатка хлеба в продаже быть не должно. Если в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве, и подвоз ее идет непрерывно [Объявление, с. 1].
Петербургский градоначальник А. П. Балк утверждал:
…голода не было, достать можно было все, к хвостам привыкли (хвостами называли очереди. – С. Н.)… Волновали слухи, распространяемые паникерами, что скоро мука перестанет доставляться, и выдача хлеба будет производиться по карточкам [Балк, с. 27].
Объяснения официальных лиц сводились к тому, что в двадцатых числах февраля случилась продовольственная паника, когда население бросилось закупать хлеб впрок. Министр земледелия А. А. Риттих недоумевал: «Произошло нечто необычное, вдруг появились громадные хвосты и страшное требование именно на черный хлеб… Отчего причина этой паники – это трудно точно разъяснить» [Государственная дума, с. 342]. Министр внутренних дел А. Д. Протопопов в своей телеграмме в Ставку утверждал, что продовольственная паника вызвана «внезапно распространившимися в Петрограде слухами» о введении карточной системы, при которой норма отпуска хлеба будет ограничена одним фунтом на человека (цит. по: [Шляпников, с. 118]). Таким же образом объяснял появление «хвостов» начальник петроградской «охранки» генерал-майор К. И. Глобачев, сетуя при этом на газеты, которые уделяли преувеличенное, по его мнению, внимание вопросу о предстоящем введении карточной системы [ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1917. Оп. 247. Д. 341. Ч. 57. Л. 9а]. Газета «Земщина» шла дальше и прямо обвиняла неких злонамеренных агитаторов, которые распространяли на фабриках и заводах слухи о том, что запасы муки в городе скоро закончатся [Дума нас «успокоила»! С. 2].
Официальная версия происхождения продовольственной паники прочно утвердилась в историографии, и ей следуют многие исследователи [Hasegava, p. 201; Лейберов, Рудаченко, с. 65; Первая мировая война, с. 59, 60, 73]. Иногда эта версия дополняется указаниями на какие-то другие обстоятельства. Г. М. Катков писал, что «слухи о введении хлебных норм больно ударили по народному воображению», однако оговаривался, что нехватка хлеба возникла еще и потому, что булочники отсылали часть муки в провинцию, где она продавалась на черном рынке [Катков, с. 255]. На это последнее обстоятельство как на главную причину нехватки хлеба указывают также и авторы многотомной «Истории СССР» [История СССР, с. 632]. Р. Пайпс приводит другую причину нехватки: он утверждает, что пекарни сократили выпечку хлеба из-за недостатка топлива [Пайпс, с. 306].
Не приходится отрицать, что продовольственная паника действительно имела место, однако вопрос о ее причинах остается не вполне ясным. Почему слухи о введении карточной системы вызвали панику, ведь упорядоченное распределение должно было избавить людей от стояния в «хвостах»? Или, быть может, причина состояла в другом – в том, что снабжение пекарен мукой реально сократилось, и хлеба не хватало на всех? Если это так, то возникают дальнейшие вопросы: насколько сократилось снабжение населения и почему это произошло. От ответа на эти вопросы зависит подход к решению более общей и более актуальной проблемы: была ли Февральская революция спровоцирована случайной продовольственной паникой, или же она была результатом некоего объективного процесса?
Чтобы ответить на эти вопросы, придется начать издалека – с проблемы финансирования войны. Во всех воюющих странах военные расходы намного превосходили обычные доходы бюджета, поэтому во весь рост вставала проблема изыскания дополнительных средств. В промышленно развитых странах эта проблема решалась по большей части за счет внутренних займов; например, в Германии доля займов составляла 74 % военных расходов. Россия ввиду экономической отсталости не могла столь эффективно использовать ресурсы населения, и займы составляли лишь 25 % военных расходов царского правительства. Поскольку внешние займы также не могли решить финансовую проблему, то приходилось финансировать войну за счет эмиссии бумажных денег. В конечном счете, к денежным эмиссиям были вынуждены прибегать и другие страны, но в России эмиссия приобрела безудержный характер: к весне 1917 г. количество бумажных денег в обращении увеличилась во Франции на 100 %, в Германии – на 200 %, а в России – на 600 % [Шигалин, с. 301, 306, 309; Погребинский, 1968, с. 125; Сидоров, с. 146, 151].
Эмиссия необеспеченных кредитных билетов должна была привести к быстрому росту цен. В начале октября 1916 г. петроградское охранное отделение подготовило докладную записку, в которой указывалось на то, что цены на продукты в городе возросли по сравнению с довоенным временем на 300 %. В записке говорилось о «неимоверно прогрессирующей дороговизне и отсутствии источников и средств питания у голодающего в настоящее время населения столиц» [Доклад петроградского охранного отделения, с. 6, 11]. В связи с этим охранное отделение (уже тогда!) предупреждало, что среди населения «отмечается исключительное повышение оппозиционности и озлобленности настроений» [Там же, с. 6]. Действительно, 17 октября началась массовая стихийная забастовка рабочих Выборгского района Петрограда. Они направились к казармам, где размещались солдаты 181-го полка, и часть солдат присоединилась к рабочим (правда, они не имели оружия). Бунтовщики были разогнаны полицией и войсками, 130 солдат было арестовано. Однако забастовка продолжалась еще несколько дней, и число бастующих достигло 75 тыс.
[Лейберов, Рудаченко, с. 45].
Американский историк Л. Хаймсон назвал эти события «репетицией Февральской революции», и они действительно показывают, что ситуация в Петрограде была чревата массовыми беспорядками на продовольственной почве уже с октября 1916 г. [Хэймсон, Бриан, с. 103]. Нельзя сказать, что власти не предпринимали никаких мер, чтобы смягчить ситуацию. С начала войны в столице было введено таксирование цен на продукты; таксы постепенно повышались, но все же они оставались значительно меньшими, чем цены свободного рынка. В конце 1916 г. фунт черного хлеба (409 г.) стоил 6 коп., фунт белого хлеба – 14 коп.; чернорабочий зарабатывал в среднем рубль в день, так что на дневную зарплату можно было бы купить 7 кг хлеба, но в одни руки давали не более двух фунтов [Шляпников, с. 326; ЦГА СПб. Ф. 9618. Оп. 1. Д. 107]. За таксированными продуктами выстраивались очереди (более состоятельная публика приобретала продукты по заказу или с заднего хода по свободным ценам). Чтобы облегчить положение рабочих, принимались и другие меры: осенью 1916 г. на крупных заводах были устроены столовые и хлебные лавки [Шляпников, с. 328, 330]. Эти меры, вероятно, на какое-то время приостановили дальнейшее обострение ситуации: вплоть до января крупных стачек в Петербурге не отмечалось.
Однако проблема снабжения городов и армии продовольствием имела более широкий характер. В условиях инфляции производители товарного хлеба не хотели выпускать его на рынок, ожидая дальнейшего повышения цен. Это привело к тому, что в августе 1916 г. государственные закупки хлеба упали до 6,4 млн пудов – они были в десять раз меньше, чем в зимние месяцы [Кондратьев, с. 231]. Требовалось установить твердые цены и объяснить производителям – а это были по большей части помещики и зажиточные крестьяне южных губерний – что цены не будут расти, и они не получат прибыли, удерживая хлеб в амбарах. 9 сентября 1916 г. были введены твердые цены на зерно, обязательные для всех, в том числе и для частных сделок. Но нелегальный рынок со свободными ценами продолжал существовать, и поскольку они были намного выше, крестьяне отказались продавать хлеб по твердым ценам. Легальная частная торговля прекратилась, и снабжение городов хлебом стало задачей государства. Но за четыре месяца (август-ноябрь) государственные уполномоченные смогли закупить только 90 млн пудов, и продавцами были в основном те помещики, которые брали кредиты и нуждались в деньгах [К последнему заседанию, с. 2]. Между тем, четырехмесячное потребление армии составляло 149 млн пудов муки и зерна [Китанина, с. 73], так что войска жили по большей части за счет прежних запасов, которые подходили к концу. В ноябре командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов предупредил правительство о надвигающемся голоде в войсках [Китанина, с. 217; Кондратьев, с. 200–201]. «Главной заботой правительства было продовольствие, – свидетельствует А. Д. Протопопов. – Явилась на местах так называемая “бисерная забастовка”… деревня не выдавала своего товара, не получая ничего взамен… Положение создавалось грозное. Столицы тоже не имели хлеба. Мельницы были без зерна» [Протопопов, с. 376]. 14 ноября Особое совещание по продовольствию констатировало:
Все заготовленные продукты отправляются преимущественно для нужд армии, а для населения остались лишь незначительные запасы в Петрограде и Москве. Таким образом, снабжение продовольствием населения будет находиться в полной зависимости от успешных текущих заготовок [РГИА. Ф. 457. Оп. 1. Д. 78. Л. 78–79].
Правительство решило принудить крестьян продавать хлеб. 29 ноября А. А. Риттих подписал постановление о введении продразверстки. Для каждой губернии устанавливался объем государственных закупок по твердым ценам, далее он распределялся по уездам и волостям и в течение 35 дней должен был быть доведен до производителей – помещиков и крестьян. В течение шести месяцев разверстанное количество хлеба было необходимо сдать государственным уполномоченным. Всего предполагалось закупить 772 млн пудов хлеба для снабжения армии, оборонной промышленности и крупных городов [Китанина, с. 255–259]. Риттих предполагал, что он за три недели поставит на ноги продовольственное дело в империи, однако к началу февраля министр был вынужден признать провал своих планов. Многие губернии требовали уменьшить размеры разверстки, крестьянские общины и помещики отказывались выполнять задания [Погребинский, 1950, с. 57–58]. М. В. Родзянко в записке, предназначенной для правительства, констатировал, что из намеченных к разверстанию 772 млн пудов на 23 января реально разверстано волостями лишь 4 млн, и «эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки» [Родзянко, с. 69].
Между тем, тяжелая ситуация сложилась не только в армии – положение в провинциальных городах было прямо-таки катастрофическим. А. Г. Шляпников приводит конкретные данные о степени выполнения снабженческих заявок по некоторым городам и губерниям. Так, для Пскова было запланировано поставить в ноябре и декабре 1916 г. 321 вагон муки и зерна, а фактически было поставлено к концу января 1917 г. только 76 вагонов. Для Новгородской губернии было запланировано 1800 вагонов, поставлено только 10. Для Вологодской губернии было запланировано поставить 1080 вагонов, поставлено 200.
Для Рязанской губернии планировалось поставить 582 вагона, а фактически было поставлено к концу января лишь 20 вагонов. Из-за отсутствия зерна во многих городах (в частности в Царицыне, Тамбове, Нижнем Новгороде) остановились мельницы [Шляпников, с. 9]. Многочисленная мемуарная литература свидетельствует об отсутствии хлеба, об огромных очередях у продовольственных магазинов. В Воронеже населению продавали только по пять фунтов муки в месяц, в Пензе продажу сначала ограничили десятью фунтами, а затем вовсе прекратили. В Одессе, Киеве, Чернигове, Подольске тысячные толпы стояли в очередях за хлебом без уверенности что-либо достать. В некоторых городах, в том числе в Витебске, Полоцке, Костроме, население голодало [Погребинский, 1950, с. 54, 56; Лейберов, Рудаченко, с. 59; Китанина, с. 333]. Тульский губернатор А. Тройницкий писал:
Наступили такие тяжелые времена, что не знаю, как и справиться. С продовольствием очень плохо, ничего не подвозят, всюду «хвосты». Кончилось тем, что Оружейный завод 3 февраля забастовал и был закрыт, а рабочих с семьями – 100 тыс. человек, то есть половина населения Тулы… [ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1070. Л. 33].
Вследствие продолжительной недоставки хлебных грузов (дефицит измеряется многими сотнями вагонов) положение Калужской губернии отчаянное. Голодные самоубийства, тифы…
– свидетельстовал князь Е. Н. Трубецкой [Там же. Л. 26].
Находясь в безвыходном положении, правительство ввело большие надбавки к твердым ценам за перевозку зерна на станции. Это принесло временное облегчение: за декабрь было закуплено 63 млн пудов зерна, за январь – 57 млн пудов. Но в феврале закупки снизились до 41 млн пудов: крестьяне поняли, что принцип твердых цен нарушен, что они будут расти и дальше, поэтому с продажей хлеба лучше повременить [Кондратьев, с. 231]. Тем не менее, в январе у властей появилось какое-то количество хлеба, достаточное для снабжения армии и крупнейших городов. Проблема теперь состояла в том, как доставить хлеб в города и на фронт: изношенные паровозы выходили из строя, и, к тому же, метели заносили железнодорожные пути.
Петроград находился на особом положении, и его старались обеспечить в первую очередь. Но в декабре, когда ситуация со снабжением армии стала критической, Риттих был вынужден перебросить на фронт 2059 тыс. пудов стратегических резервов, предназначавшихся для Петрограда [Мичурин, с. 297]. В связи с недостаточным подвозом запасы хлебных продуктов в городе сокращались, 15 октября 1916 г. они составляли 3464 тыс. пудов, а 15 января 1917 г. – 1946 тыс. пудов. Из этого количества 1214 тыс. пудов принадлежали городскому самоуправлению, 295 тыс. – государственному уполномоченному (градоначальнику Балку), и 437 тыс. – частным лицам и фирмам [РГИА. Ф. 457. Оп. 1. Д. 904. Л. 66, 77].
Частные лица берегли свой хлеб, выжидая повышения цен, поэтому при снабжении городских пекарен можно было рассчитывать только на запасы города и уполномоченного – 1509 тыс. пудов. Запасы были невелики, но все же положение было лучше, чем в соседних городах (Кронштадте, Петергофе, Сестрорецке и др.), где в гарнизонах стояло около 200 тыс. солдат, и запасов вообще не было. В начале февраля Риттих потребовал, чтобы Петроград передал этим городам 500 тыс. пудов муки, и, таким образом, городское запасы Петрограда уменьшились на треть [В городской думе, с. 5; Продовольствие Петрограда].
Установленная Особым совещанием по продовольствию в 1915 г. средняя суточная норма подвоза (и средняя норма потребления) составляла 120 вагонов продовольственных хлебов (зерна и муки) и 50 вагонов фуражных хлебов (1 вагон = 1 тыс. пудов), однако зимой 1915–1916 гг. реально поставлялось 74 вагона продовольственных хлебов и 32 вагона фуража [РГИА. Ф. 457. Оп. 1. Д. 892.
Л. 25 об.]. В январе 1917 г. в среднем в сутки доставлялось 48 вагонов продовольственных хлебов и только три вагона фуража [Сведения о прибытии продовольственных грузов], и в связи с недостаточным подвозом выдача муки в пекарни была сокращена до 50 тыс. пудов.
Доставка фуража (овса) практически прекратилась, начался падеж лошадей, и в этих крайних обстоятельствах извозчики были вынуждены кормить их хлебом. Они договаривались с булочниками и покупали его с заднего крыльца. Городские власти попытались запретить извозчикам кормить лошадей хлебом, но те ответили, что в таком случае они перестанут развозить муку по пекарням. В городе было 60 тыс. лошадей, каждая лошадь потребляла полпуда хлеба в день, и для их прокорма теоретически требовалось около 30 тыс. пудов хлеба (20 тыс. пудов муки). Конечно, лошади не потребляли так много, они просто погибали, но все же на прокорм оставшихся шла какая-то часть из тех 50 тыс. пудов муки, которые доставлялись в город [В городской думе, 1917б; Вопрос к правительству, с. 4; Распоряжение по продовольствию, с. 3].
25 января проблема доставки продовольствия обострилась из-за метелей и снежных заносов на железных дорогах южнее Москвы. Объемы доставки резко упали. Опасаясь, что имеющихся запасов надолго не хватит, Риттих в конце января распорядился отпускать пекарням не более 30 вагонов ржаной и пяти вагонов пшеничной муки в сутки [Государственная дума, c. 341]. Из этой муки можно было испечь 50 тыс. пудов хлеба. Городские власти полагали, что в Петрограде 2 млн жителей, тогда на каждого из них пришлось бы по фунту хлеба. Однако, как потом выяснилось, жителей было на 200 тыс. больше [Квиткин], так что в среднем на каждого приходилось по 370 г. Это примерно соответствовало размерам хлебного пайка для рабочих Ленинграда в начале февраля 1942 г. [Блокадный Ленинград]. Но в блокадном Ленинграде хлеб распределялся по карточкам, и каждому была обеспечена его мизерная пайка. В Петрограде хлеб получал тот, кто занимал место в очереди вечером и ждал всю ночь до открытия булочной в шесть часов утра. Первые покупатели могли получить по два фунта, а иногда и больше, но на половину очереди хлеба не хватало.
Для характеристики сложившегося положения приведем несколько выдержек из петроградской газеты «Биржевые ведомости». 28 января:
7 часов утра, но на улицах своеобразное оживление. Целый ряд хвостов тянется один за другим у дверей булочных… Публика ждет, но терпеливо дежурит, каждый ждет своей очереди.
29 января:
Согласно распоряжению градоначальника с сегодняшнего дня прекращена выпечка и продажа всякого рода тортов, сладких и сдобных булок, пирогов и т. п. В настоящее время, как известно, заметно ощущается недостаток муки… Вообще же торговля в петроградских булочных уменьшилась теперь против обычного на 60–70 процентов.
2 февраля:
Хвосты у петроградских булочных с каждым днем все удлиняются, а производство сокращается… Большинство петроградских булочных торгует в настоящее время с 6 часов утра до 8 часов утра, причем в течение этих двух часов положительно расхватывается все, что выпекается за ночь, а затем с 4 часов дня до половины шестого.
Положение продолжало ухудшаться. В первую неделю февраля в сутки доставлялось лишь 17 вагонов муки, крупы и зерна (а также три вагона овса) [Сведения по Петрограду, с. 72]. 4 февраля выдача муки пекарням была уменьшена до 28 вагонов муки [Мука для Петрограда] – это соответствовало январским нормам потребления блокадного Ленинграда, более низким, чем февральские. (В январе 1942 г. при населении примерно в 2 млн норма выдачи ленинградским пекарням составляла 407 т – 25,5 тыс. пудов муки [Соболев, Ходяков, с. 9].) При расходе в 28 тыс. пудов на каждого жителя приходилось бы по 300 г хлеба в день, если бы этот хлеб распределялся равномерно. Но хлебом кормили лошадей, и, кроме того, появилась проблема с его производством: в городских запасах оставалось очень мало белой муки, а многие пекарни, которые раньше специализировались на белом хлебе, не могли выпекать черный [Владельцам пекарен, с. 4].
Это была проблема, которую власти осознали не сразу. Только 22 февраля один из приставов Выборгской части доложил начальству:
…Недостаток хлеба объясняется тем, что булочники прекратили выпечку белого и ситного хлеба вследствие неполучения пшеничной муки, черный хлеб булочники-рабочие выпекать не могут, хлебопеков же в настоящее время не имеется [РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 741. Л. 114].
24 февраля делегация булочников говорила Хабалову: «Горе не в том заключается, что муки мало, а в том, что у нас рабочих мало, пекарей мало…» [Падение царского режима, с. 185]. Речь шла о нехватке специалистов, которые могли бы выпекать ржаной хлеб. Хабалов переслал в Ставку прошение о демобилизации 1500 пекарей [Там же, с. 186], но, конечно, было уже слишком поздно.
Поскольку булочники не могли перепечь всю выдаваемую им муку, то они откладывали ее в запас или отправляли часть муки в соседние города, где она стоила в три раза дороже [Снабжение населения хлебом, с. 3]. Хабалов предлагал уполномоченному Особого совещания В. Н. Вейсу увеличить поставки, но тот отвечал, что в пекарнях есть мука. «Он докладывал, что 23 числа он лично объехал Большой Сампсониевский пр. и осмотрел подряд пять лавок: оказалось, что мука во всех лавках была, причем в одной из них имелись запасы приблизительно на пять дней, судя по той работе, которую эта пекарня может выполнять. В других пекарнях имелось запасов еще больше, а в одной из них — почти на десять дней. Поэтому он объяснил, что, сколько вы ни отпускайте, они не перепекут всего в хлеб, так как делают себе запасы» [Падение царского режима, с. 186].
Таким образом, в действительности хлеба выпекалось значительно меньше, чем можно было бы его выпечь из поставлявшейся в пекарни муки. Сколько же выпекалось реально? Городская дума заключала договоры на выпечку ржаного хлеба с крупными пекарнями, и на 16 февраля было заключено договоров на изготовление 20,6 тыс. пудов хлеба [Снабжение населения хлебом, с. 3]. И. П. Лейберов и С. Д. Рудаченко полагали, что это и были реальные объемы выпечки, в таком случае на каждого из жителей Петербурга пришлось бы лишь по 100 г хлеба [Лейберов, Рудаченко, с. 63]. Все же надо думать, что хлеба выпекалось существенно больше, ведь имелось большое количество мелких пекарен. Однако их число сокращалось: 142 из них были закрыты, причем 121 – по причине отсутствия муки [ГАРФ. Ф. 111. Оп. 5. Д. 649. Л. 22].
Газета «Речь» писала 11 февраля:
Продовольственный кризис в Петрограде обострился. Многих необходимых продуктов или вовсе нет, или есть в недостаточном количестве. У кого нет запаса пшеничной муки, тот и за любые деньги приобрести ее не может. У мелочных лавок и у булочных тысячи обывателей стоят в хвостах, несмотря на трескучие морозы, в надежде купить булку или черный хлеб. Во многих мелочных лавках больше одного-двух фунтов на человека в день не продают, и многим приходится или являться в лавки со своими домочадцами, или становиться несколько раз в очередь у разных лавок, чтобы получить нужное количество хлеба. Черный хлеб отпускается из плохой муки и плохо выпечен. Белые булки по цвету и качеству немногим лучше черного хлеба. В некоторых районах за белый хлеб берут по 60 копеек за фунт.
60 копеек на фунт – эта цена была доступна лишь состоятельным горожанам, которые могли покупать хлеб из-под прилавка. Часто это делалось открыто:
В тех же самых торговых помещениях, где вам отказывают в продаже фунта хлеба, фунта муки, можете приобрести по «вольным ценам» любое количество муки белой или черной…
– писала газета «Земщина» 17 февраля. В то время как доставка хлеба почти прекратилась, в столицу прибывали большие партии мяса, продававшегося по спекулятивным ценам: в первую неделю февраля прибыло 203 вагона с мясом [Сведения по Петрограду, с. 72]. «В Петрограде… бедный стонет, а богатый все может иметь», – возмущался командующий Северным фронтом генерал Н. В. Рузский [Разложение армии, с. 44].
Большинству горожан приходилось довольствоваться черным хлебом, который отличался «скверной выпечкой» [В булочных, с. 4]. Когда осенью создавался запас муки, близкие к градоначальнику концессионеры
…наводнили склады сибирской мукой, которая при выпечке превращается в липкую замазку… Пока была другая мука, сибирскую старались не выпускать. Когда разразился мучной кризис, из запасов градоначальника стали выпускать и негодную сибирскую, к тому времени уже испортившуюся от долгого лежания и от того, что мешки не перебрасывались [Повесть о муке, о соли и прочем, с. 3].
Продолжение следует…
Сергей Нефедов – доктор исторических наук
Список литературы
Балабанов М. От 1905 к 1917 году : Массовое рабочее движение. М. ; Л. : Госиздат, 1927. 455 с.
Балк А. П. Последние пять дней царского Петрограда (23–28 февраля 1917 г.) // Русское прошлое. 1991. Кн. 1. С. 7–72.
Беседа с командующим войсками Петроградского военного округа ген. С. И. Хабаловым // Биржевые ведомости. № 16098. 14 февр. С. 1.
Блокадный Ленинград, паёк блокадников // Cuuks [сайт]. URL: http://cooks.kz/ blokadnyiy-leningrad-payok-blokadnikov/ (дата обращения: 30.10.2016).
Бьюкенен Дж. Моя миссия в России : мемуары. М. : Захаров, 2006. 432 с.
В булочных // День. 1917. № 43. 15 февр. С. 4.
В городской Думе // Новое время. № 14703. 1917а. 9 февр. С. 9.
В городской Думе // Русская воля. № 45. 1917б. 16 февр. С. 5.
Владельцам пекарен и булочных заведений // Новое время. № 14717. 1917.
24 февр. С. 4.
Вопрос к правительству о продовольствии Петрограда. Речь Шингарева // Новое время. 1917. 25 февр. С. 4.
Глобачев К. И. Правда о русской революции. М. : РОССПЭН, 2009. 519 с.
Государственная Дума. 1906–1917 : стеногр. отчеты. Т. 4. М. : Правовая культура, 1995. 368 с.
ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1917. Оп. 247. Д. 341; Ф. 102. Оп. 265. Д. 1070; Ф. 111.
Оп. 5. Д. 649.
Доклад петроградского охранного отделения Особому отделу департамента полиции. Октябрь 1916 г. // Красный архив. 1926. Т. 4. С. 4–35.
Дума нас «успокоила»! // Земщина. 1917. № 53. 25 февр. С. 2.
Измозик В. Оглянемся на историю. 1917 год : Легенды и факты // Наука и жизнь.
1991. № 2. С. 34–43.
История СССР : в 12 т. / отв. ред. А. Л. Сидоров. М. : Наука, 1968. Т. 6. 743 с.
К истории последних дней царского режима // Красный архив. 1926. Т. 14. С. 228–249.
К последнему заседанию Особого совещания по продовольствию // Новое время.
1917. № 14706. 12 февр. С. 2.
Катков Г. М. Февральская революция. М. : Рус. путь, 1997. 471 с.
Квиткин О. Население городов Европейской части РСФСР по переписям 1897, 1917, 1920 и 1925 годов // Демоскоп Weekly. 2003. № 129–130. URL: http:// www.
demoscope.ru/weekly/2003/0129/arxiv02.php (дата обращения: 30.10.2016).
Китанина Т. М. Война, хлеб, революция : Продовольственный вопрос в России. 1914 – октябрь 1917 г. Л. : Наука, 1985. 383 с.
Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М. : Наука, 1991. 487 с.
Лейберов И. П., Рудаченко С. Д. Революция и хлеб. М. : Мысль, 1990. 222 с.
Мичурин А. И. Политическая борьба в Государственном совете в годы Первой мировой войны. СПб. : Изд-во Политех. ун-та, 2010. 323с.
Мука для Петрограда // Новое время. № 14707. 1917. 10 февр. С. 3.
Мука, рожь и пшеница для Петрограда и Москвы // Русская воля. № 41. 1917. 11 февр. С. 6.
Начало двух товарных недель // Биржевые ведомости. № 16075. 1917. 1 февр. С. 3. Оболенский В. А. Моя жизнь. Мои современники. Paris : YMCA-press, 1988.
751 с.
Объявление командующего войсками Петроградского военного округа // Биржевые ведомости. № 16119. 1917. 24 февр. С. 1.
Падение царского режима : в 7 т. / ред. П. Е. Щеголев. Л. : Госиздат, 1924. 433 c.
Пайпс Р. Русская революция : в 2 ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН, 1994. 400 с.
Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М. : Терра, 1996. 286 с.
Первая мировая война и конец Российской империи : в 3 т. / отв. ред. Р. Ш. Ганелин. СПб : Лики России, 2014. Т. 3. Февральская революция. 429 с.
Повесть о муке, о соли и прочем // День. № 41. 1917. 12 февр. С. 3.
Погребинский А. П. Государственные финансы царской России в эпоху империализма. М. : Финансы, 1968. 167 с.
Погребинский А. П. Сельское хозяйство и продовольственный вопрос в России в годы Первой мировой войны // Исторические записки. 1950. Т. 31. С. 37–60.
Продовольственный вопрос в Городской думе // Речь. № 42. 1917. С. 4.
Продовольственный вопрос в Петрограде // Речь. № 53. 1917. С. 6.
Продовольствие Петрограда (беседа с уполномоченным В. К. Вейсом) // Биржевые ведомости. № 16115. 1917. 22 февр. С. 3.
Продовольствие Петрограда // Речь. № 38. 1917. 9 февр. С. 5.
Проект продления товарного месяца // Биржевые ведомости. № 16109. 1917. 19 февр. С. 3.
Протопопов А. Д. Показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // Гибель монархии. М. : Фонд А. Дубова, 2000. С. 376.
Разложение армии. М. : Вече, 2010. 495 с.
Распоряжение о выпечке хлеба // День. № 41. 1917. 12 февр. С. 3.
Распоряжение по продовольствию // Новое время. № 14705. 1917. 11 февр. С. 3.
Родзянко М. В. Записка М. В. Родзянки // Красный архив. 1925. Т. 3. С. 69–86.
РГИА. Ф.1282. Оп. 1. Д. 741; Ф. 457. Оп. 1. Д. 78; Д. 892; Д. 904.
Сведения о запасах продовольствия в Петрограде // Известия по продовольственному делу. 1917. № 1 (32). С. 79.
Сведения о прибытии продовольственных грузов первой необходимости в Петроград // Известия Особого совещания по обсуждению и объединению мероприятий по продовольственному делу. 1917. № 2 (31). С. 101.
Сведения по Петрограду о прибытии и отправлении продовольственных продуктов // Известия по продовольственному делу. 1917. № 1 (32). С. 72–76.
Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914–1917). М. : Изд -во АН СССР, 1960. 578 с.
Снабжение населения хлебом // День. № 45. 1917. 17 февр. С. 3.
Соболев Г. Л., Ходяков М. В. Продовольственная комиссия Военного Совета Ленинградского фронта в 1942 г. // Новейшая история России. 2016. № 1. С. 8–28.
Хлеб и булки // Биржевые ведомости. 1917. № 16103. 16 февр. С. 4.
Хлебный кризис // День. 1917. № 41. 12 февр. С. 4.
Хэймсон А., Бриан Э. Стачечное движение в России во время мировой войны: количественный анализ // Россия и США на рубеже XIX–ХХ вв. М. : Наука, 1992. С. 79–113.
ЦГА СПб. Ф. 9618. Оп. 1. Д. 107; Д. 150.
Шигалин Г. И. Военная экономика в Первую мировую войну. М. : Воениздат, 1956. 331 с.
Шляпников А. Г. Канун семнадцатого года. Семнадцатый год : в 2 т. М. : Республика, 1992. Т. 2. 496 с.
Hasegava Ts. The February Revolution: Petrograd, 1917. Seattle ; L. : Univ. of Washington Press, 1981. 624 p.