Соблюдали ли люди посты в царской России?

Постился ли православный народ в России времен Николая II? Это вопрос мне не раз задавали при обсуждении предшествующих постов о реальном уровне религиозности в позднеимперской России

На удачу, на этот вопрос мы имеем довольно точный ответ, во всяком случае для Москвы. Во время Первой мировой войны, когда стало понятно, что цены растут, а товары становятся дефицитными, была образована Комиссия по борьбе с дороговизной. Дороговизну комиссия побороть не смогла, но зато смогла привлечь к своей работе толковых экономистов и статистиков, которые собрали и обработали великое множество интересных данных.

Среди прочего, комиссия собрала данные по потреблению мяса в раскладке по неделям, за несколько лет. Делалось это для того, чтобы при дальнейшем планировании (предполагался переход на госрегулирование поставок продовольствия в город) учитывать традиционные колебания потребления, связанные с сезонностью и православными постами. Выводы комиссии были сведены в толковый график, с которого начинается данный пост.

На первый взгляд мы видим большие годовые колебания сезонного потребления мяса, минимальный и максимальный уровни потребления различаются в 3.2–3.3 раза. Если смотреть невнимательно, то можно подумать, что в пост потребление мяса падало на две трети. При внимательном анализе мы заметим, что дело обстояло не так.

Давайте примем следующую рабочую гипотезу:
— все москвичи потребляют одинаковое количество мяса (это заведомо неверно, но у нас нет данных для построения более сложной модели);
— непостящиеся потребляют мясо весь год равномерно, а постящиеся не едят мясо в пост, но зато в мясоед едят его интенсивней, чем непостящиеся.

При такой модели мы замечаем, что среднее потребление в 6000 голов в неделю падает в Великий пост (годовой минимум) до 3000 голов в неделю, то есть ровно 50% населения Москвы не постится никогда. Кто такие были эти 50% постящихся и 50% непостящихся? 

Все нарративные источники связывают обычай поститься с деревенской культурой и, отчасти, с небольшим слоем старозаветного, необразованного (но при этом прилично устроенного) городского населения — с зажиточными мещанами и купцами традиционного типа.

Перепись 1897 обнаружила, что из 1037 тыс. жителей Москвы 530 тыс. (51%) родились не в Москве. К 1912 году численность населения Москвы выросла до 1612 тыс. жителей, при этом процент родившихся не в Москве возрос до 57–58%. Естественный прирост населения города был относительно невелик — 1–1.1% в год при 1.7–1.9% по стране в среднем — и потребность города в новых рабочих руках не обеспечивалась местными уроженцами. Следовательно, гипотеза, что постятся понаехавшие и небольшая часть дремучих коренных москвичей, а не постится основная масса коренных москвичей и продвинутые понаехавшие, выглядит правдоподобно.

Но на графике видны и более сложные явления. Во–первых, в Великий пост потребление мяса падает до 3000 голов в неделю, а в четыре других, более коротких поста — всего лишь до 4500 голов в неделю. Во–вторых, совершенно не в каждый мясоед православные едят мясо одинаковым темпом. Всё, что они недели в Великий пост, они съедают не сразу же после Пасхи, а в следующий мясоед, между Успенским и Филипповым постами: после Пасхи потребление мяса не превышает 6000 голов в неделю, а к осени подскакивает до 10000. И в тот, и в этот периоды православным можно есть мясо в равной мере, так что перед нами нерелигиозная традиция питания.

Нетрудно догадаться, что обычай голодать весной, умеренно питаться летом и объедаться осенью является просто крестьянской традицией, переехавшей в город вместе с его новыми обитателями. Весной крестьянин голодает, потому что у него заканчивается еда, летом питается нормально, потому что летом много работы, и без нормального питания ее не сделать, а осенью обжирается, потому что период после урожая — единственное время, когда у него есть свободные деньги и запасы, можно порадоваться и пожить в свое удовольствие. Пик зачатий у крестьян тоже приходится на осень. В городе это обычай не имеет смысла — доходы у рабочего одинаковые круглый год — но отказаться от привычек, въевшихся в кровь с младенчества, очень и очень сложно. У тех, кто соблюдает эту традицию, весенний период голодания и экономии прицепляется к Великому посту (и они сами искренне верят, что постятся по религиозным соображениям), но вот четыре других поста как–то забываются.

Теперь наша гипотеза приобретает следующий вид:
— 25% населения Москвы это недавние крестьяне, которые соблюдают все посты, но всё мясо, несъеденное в посты, съедают с середины августа по середину ноября, в мясоед между Успенским и Филипповым постами;
— 25% населения Москвы это также недавние крестьяне, но не столь религиозные; четыре малых поста они не соблюдают, но зато сохранили обычай весной не есть мясо, летом есть умеренно, отъедаться с конца августа по ноябрь; в рамках соблюдения этого обычая они привязывают весенний период малоедения к Великому посту;
— 50% населения Москвы это местные уроженцы всех сословий и уровней благосостояния, а также неместные уроженцы образованного класса; они не соблюдают посты, а мясо потребляют на городской манер, то есть равномерно в течение всего года.

Если пересказать этот длинный вывод в одной фразе, то не постились практически все люди, родившиеся горожанами и потерявшие связь с деревенской культурой.

Впрочем, нам не нужно забывать, что уровень потребления мяса у людей разной степени зажиточности различался. Разница между чернорабочим и интеллигентным служащим была практически двукратной, так что, возможно, настоящее отношение постящихся–пседопостящихся–непостящихся было 30–30–40%.

Источник