В древнем дворянском роду и богатой событиями биографии родившегося в
Дрездене будущего премьер-министра самым причудливым образом переплелись
поэт Михаил Лермонтов, которому Столыпин приходился троюродным братом,
генералиссимус Александр Суворов, на чьей праправнучке он женился
студентом Санкт-Петербургского университета, и Дмитрий Менделеев,
преподававший тогда в этом вузе. Учился Петр Аркадьевич основательно и
имел пятерки не только по химии. Результатом такого прилежания стало то,
что по окончании вуза он был пожалован сразу в коллежские секретари (X
класс Табели о рангах), хотя обычно выпускники университетов
определялись на службу с чином XIV и очень редко XII класса.
Менее чем через два года вчерашний студент становится помощником
столоначальника Департамента земледелия и сельской промышленности, еще
через год произведен в титулярные советники. Согласно Табели о рангах
этот чин мог даваться только «профессорам при академии» и «докторам
всяких факультетов, которые в службе обретаются». Одаренного юношу
оценили и на самом верху – он был пожалован в звание камер-юнкера Двора
Его Императорского Величества. Из этого следует вывод: в Зимнем
ревностно следили за молодой порослью, формируя кадровый резерв среди
перспективных верноподданных.
Не прошло и полгода, как у
Столыпина очередной карьерный взлет. Он переходит в Министерство
внутренних дел и назначается Ковенским уездным предводителем дворянства и
председателем местного суда мировых посредников, а это уже должность V
класса государственной службы. Прибыв на новое место, Столыпин с головой
окунается в дела края. Особенно интересуется вопросами земледелия и
сельского хозяйства. Свободное время посвящает своему имению Колноберже,
где еще ближе знакомится с проблемами крестьянства. Получает
драгоценный административный опыт, который вскоре очень пригодился.
В 1902 году после убийства террористами министра внутренних дел Д.
С. Сипягина его преемник В. К. Плеве назначает Столыпина губернатором
Гродно – городка в нынешней Западной Белоруссии. Уже на этой должности
Петр Аркадьевич проявил себя как человек, готовый принимать непопулярные
решения, руководствующийся личным пониманием пользы Отечества. Вместе с
тем он не отвергал компромиссы, считая их необходимыми для достижения
гражданского согласия. К примеру, открывает начальную школу для
еврейских детей и почти одновременно запрещает Польский дворянский клуб,
где господствовали «повстанческие настроения». Эта некая раздвоенность
многими современниками истолковывалась превратно: левые видели
реакционера, а правые – либерала, однако Петр Аркадьевич был скорее
центристом и прежде всего государственником.
Это важное качество
особенно ценили в столице, и через некоторое время он получает
назначение в Саратов – зажиточную густонаселенную и вместе с тем
неспокойную губернию. К середине 1905 года здесь начинаются волнения,
вызванные неудачным окончанием Русско-японской войны и
подстрекательством леворадикальных элементов, наводнивших тогда страну.
Современники отмечают личное бесстрашие саратовского губернатора,
которое тот не раз демонстрировал, один выходя против толпы. Современник
В. Б. Лопухин так описывает один из эпизодов: «…когда губернаторов
расстреливали, как куропаток, он врезывается в бунтующую толпу. На него
наступает человек с явно агрессивными намерениями, с убийством во
взгляде. Столыпин бросает ему на руки снятое с плеч форменное пальто с
приказанием, отданным так, как умеет повелевать одно только уверенное в
себе бесстрашие: «Держи». Ошеломленный презумптивный «убийца» машинально
подхватывает губернаторское пальто. Его руки заняты. Он парализован. И
уже мыслью далек от кровавой расправы. Столыпин спокойно держит речь
загипнотизированной его мужеством толпе. И он, и она мирно расходятся».
К
сожалению, даже такой ценой не всегда удавалось договориться миром. При
пресечении беспорядков, когда разъяренную, обезумевшую массу народа
могли остановить только пули, Столыпин не прятался за циркуляры или
спины присланных для поддержания порядка офицеров, лично отдавая
распоряжения о применении силы. Благодаря именно таким жестким и
энергичным действиям губернатора жизнь в его вотчине вошла в нормальное
русло. Это было замечено Николаем II, который дважды выразил ему личную
благодарность за проявленное усердие. Похоже, иного кандидата для
назначения на должность министра внутренних дел в тех условиях у царя
просто не было.
Николай II лично предложил ее Столыпину во второй
половине апреля 1906 года. Это было по сути восхождением на Голгофу.
Человек прямой и открытый, он не мог исполнять любую порученную ему
работу спустя рукава, а предстояла жесткая схватка за империю, за
государство, интересы которого Столыпин ставил выше всего. Интересно,
что некоторое время спустя он знакомится с кайзером и имеет с ним ряд
встреч, по результату которых честолюбивый Вильгельм откровенно
признался генерал-адъютанту Николая II И. Л. Татищеву, что если бы у
него был такой министр, как Столыпин, Германия поднялась бы на
величайшую высоту.
Как следовало ожидать, Петр Аркадьевич и на
министерском посту оказался в меньшинстве, не найдя поддержки ни в Думе,
ни в правительстве, ни среди левых, ни среди правых. Идя привычно
против течения, ломая сопротивление либерального большинства и опираясь
фактически только на царя, Столыпин сумел подавить революционные
выступления введением военно-полевых судов, ужесточением сроков
наказания. Почему-то принято считать эти меры его личным почином, хотя
инициатива исходила от императора. В письме к матери Николай писал: «Все
боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их быть
решительнее. Никто у нас не привык брать на себя ответственность, все
ждут приказаний, которые затем не любят исполнять». Редким исключением
оказался Столыпин, который по указанию царя с июня 1906 года возглавил
правительство, при этом оставив за собой кресло министра внутренних дел.
В
своей первой декларации на новом посту премьер заявил: «Злодейства
должны пресекаться без колебаний. Если государство не даст им
действительного отпора, то теряется самый смысл государственности.
Поэтому правительство, не колеблясь, противопоставит насилию силу. Долг
государства – остановить поднявшуюся кверху волну дикого произвола,
стремящегося сделать господами положения всеуничтожающие
противообщественные элементы». Всего за 1906–1910 годы военно-полевыми и
военно-окружными судами по так называемым политическим преступлениям
было вынесено 5735 смертных приговоров, из которых 3741 приведен в
исполнение. К каторжным работам приговорены 66 тысяч человек.
Этот
период жизни Петра Аркадьевича раскрывает еще одну грань его характера –
готовность брать на себя ответственность в решающие судьбу Отечества
моменты. Именно проявление должностными лицами нерешительности,
малодушия, уход от ответственности он считал преступлением перед Родиной
и народом. Широко известна его фраза, сказанная в Думе, всячески
противившейся почти всем его начинаниям: «Для лиц, стоящих у власти, нет
греха большего, чем малодушное уклонение от ответственности».
Столыпин
не был кровавым маньяком или палачом трудового народа, как называли его
в советских учебниках истории. Жестко подавив революцию и ее
последствия, он принял самое активное участие в устранении ее причин,
одной из которых являлся острый аграрный вопрос. О путях его решения
Столыпин имел ясное и цельное представление. К сожалению, реформаторские
усилия премьер-министра были поддержаны только царем, которому пришлось
идти даже на роспуск Думы. Именно тогда Столыпин произнес свои
знаменитые слова: «Противникам государственности хотелось бы избрать
путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России,
освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам
нужна великая Россия!».
Петр Аркадьевич не был поклонником
демократии и не верил, что парламент может управлять страной. Но
надеялся, как и многие, что Дума станет подлинным выразителем воли
народа. О настроениях же, царящих там, говорит характерный пример: когда
Столыпин заявил, что на 90 казненных за последние месяцы приходится 288
убитых и 388 раненых представителей власти, большей частью простых
городовых, со скамей левых кричали: «Мало!».
Клеймя
антигосударственные поползновения заседавших в Думе и правительстве
либералов и тайных революционеров, преодолевая косность мышления,
популизм и бюрократизм народных избранников, Столыпин шел к четко
поставленной цели и остановить его могла только смерть. Он пережил
десять покушений, но одиннадцатое, совершенное 1 (14) сентября 1911 года
в Киеве, стало роковым. Сразу после смертельного ранения Столыпин
произнес: «Счастлив умереть за царя».