Апрель 1945-го, городской парк Вены:



20 апреля 1945 года, заместитель Вены, ведавший финансами д-р Курт Лиссо, его жена и дочь (в форме медсестры):



В январе 1942 года левобережье Днепра было окончательно оккупировано фашистами. Уже в феврале молодёжь стали угонять на работу в Германию. Полицаи из местных жителей в холодную, дождливую ночь пришли и за мной. Не дав одеться и взять документы, меня привезли на сборный пункт, а затем - на станцию. В товарных вагонах нас целый месяц везли до Франкфурта-на-Майне. Было даже небольшое облегчение, когда разместили в лагере Нидершель (№244), где были нары, на которых можно полежать. Уже на следующий день меня привели в лакокрасочный цех, где поручили красить различные металлические детали. Пришлось пережить сильнейшую аллергию на запахи, грубость и жестокость большинства обслуживающего персонала, смерть соседей по нарам, но я выжила.

Запомнился случай. Однажды на меня нечаянно опрокинули ёмкость с краской. Краска попала на лицо, руки, одежду. Мастер быстро принёс растворитель, меня умыли, раздели, отмыли руки, но от аллергии дыхательных путей я упала в обморок. Мастер распорядился вынести на улицу, а когда пришла в себя, отправил в лагерь. На следующее утро он из своих скромных домашних запасов принёс мне бутерброд с повидлом и, молча, сунул в карман. Мне сейчас 85 лет, но я помню и мастера, и бутерброд.

Весной 1945 года нас освободила американская армия; немного подкормили, подлечили, а потом передали нашим - военной танковой дивизии маршала Ивана Степановича Конева. Военные врачи несколько месяцев восстанавливали наше здоровье. Все мы делали запросы на родину; и если приходил ответ, девушки уезжали к родственникам. Поскольку я свою тётю не нашла, а других родственников не было, меня оставили работать при воинской части в швейной мастерской по пошиву нижнего белья. Размещалась мастерская в небольшом городке Эссен, расположенном на правом берегу притока Эльбы. Комендант меня и подругу определил на постой у одинокой женщины. У неё была большая, хорошо обставленная квартира, но травмированная рука. Это была блондинка средних лет с правильными чертами лица; но выглядела она как осенняя трава - увядшая и поникшая. На столике стояли три фотографии в рамках. Хозяйка пояснила, что это муж и дети. Все они были красивы - особенно девочки. На фотографии сыну было 15 лет, девочкам - 13 и 11 лет. Потом хозяйка попросила тему детей не поднимать.

Первое время мы ей помогали выполнять отдельные работы по дому. Каждое воскресенье с утра Анна уходила в костёл, а потом с букетиком цветов шла на кладбище. Возвращалась домой в печали, со слезами на глазах. Впоследствии, когда мы вошли в доверие, она рассказала трагическую историю потери своей семьи.

До войны у неё был муж и трое детей - подростков. Жили тихо и мирно своей семьёй и радовались успехам каждого. Началась война. Муж ушёл на фронт. С продовольствием стало труднее. Анна стала работать на том же заводе, где работал муж - инженер производства. Дела на фронте шли не совсем хорошо. Месяцы переходили в годы. Как и многие женщины на заводе, она получила сообщение о гибели мужа на Восточном фронте. Красная Армия была уже на подступах к границе страны. И тут включилась пропаганда Геббельса. С утра до вечера и сам Геббельс, и его помощники призывали народ Германии не сдаваться живыми. Пропагандировали разные способы самоубийства. Сын Анны ушёл в отряд Гитлерюгенд защищать свой город и погиб.

А пропагандисты, призывая народ к самоубийству, оправдывали свои призывы тем, что русские солдаты - варвары не простят зверств, допущенных по отношению к русским рабочим, пленным солдатам, детям. Анна знала, как поступали немецкие солдаты с русскими девушками, знала, какое отношение было к русским на заводе, где она работала. Она не хотела такой судьбы своим девочкам. Бежать было некуда - за Эльбой находилась американская армия, справа - Красная Армия. Ситуация казалась ей тупиковой. Она не хотела видеть издевательств над девочками. Неожиданно появилась мысль: «Пусть лучше они умрут!». Несколько дней с этой мыслью она и жила, и спала. Когда мысль окрепла, она нашла бритву мужа, завернула в платочек и стала ждать развития событий.

В один злополучный день, когда русские были уже на подступах к городу, Анна нарядила своих девочек в лучшие наряды, сходила с ними в костёл, помолилась и пошла на мост через речку, осторожно вынула из кармана завёрнутую в платочек бритву. В порыве какого-то безумства она точными движениями хирурга перерезала вены рук младшей девочки и толкнула с моста в ледяную воду, потом то же самое она сделала и со второй девочкой, потом стала резать руку себе. Но кто-то сзади её схватил и закрутил руку за спину. Анна даже поранила солдата, кричала и дралась, надеясь, что он её расстреляет. Но она попала в госпиталь, в котором организовали уже целое отделение для граждан, не успевших завершить самоубийство. Кто-то резал себе руки, кто-то травился ядом или чем придётся. Больных этой категории советские врачи пытались спасти. В городе был установлен строжайший надзор над солдатами в отношении к местному населению.

Впоследствии из реки было выловлено много трупов детей и женщин - таковы итоги пропаганды озверевших руководителей падшего государства.

После этой истории Анна пустила на постой измученных тяжёлой работой и плохим питанием нас, советских девочек. Анна учила нас красиво одеваться, использовать косметику, готовить вкусную еду.

Когда я вышла замуж, она позволила жить у неё, помогала и когда я была беременной, и после, когда родился сын. Мы прожили у Анны два с половиной года. И всё это время она каждое воскресенье ходила на кладбище с букетиком цветов. Анна решила заботиться о двух девочках - сиротах, надеясь хотя бы немного искупить свою вину. Потом мужа перевели в Москву и больше об Анне я ничего не знаю.