С момента постройки в 1961 году и до падения в 1989 году Берлинская стена была самым ярким и убедительным символом моральной и материальной несостоятельности коммунизма. Другие диктатуры — от Албании до Северной Кореи — в попытке не допустить бегства своего угнетенного населения на свободу проводили минирование и натягивали колючую проволоку. Но по сравнению с Берлинской стеной никакой другой символ лишения свободы не был столь очевидным и порочащим своих создателей Она представляла собой жуткое и уродливое сооружение длиной в 156 километров, объединявшее в себе наблюдательные вышки, прожекторы, противотанковые заграждения, патрулей с собаками и траншеи, которые разрезали на части когда-то шумный и оживленный центр исторической столицы Германии.

Пограничники Восточной Германии по приказу своего руководства, поддерживаемого Советским Союзом, открывали стрельбу, в результате чего были убиты десятки людей, пытавшихся прорваться через стену. За весь 28-летний период существования стены было застрелено 136 человек непосредственно рядом со стеной. На совести этих преступников и смерть многих людей, убитых при других обстоятельствах. Сотни других граждан были убиты при попытке пересечь внутреннюю границу, которая разделяла Восточную Германию (Германскую Демократическую Германию или ГДР) и Западную Германию. Уже в самом конце, компартия ГДР начала упорно распространять наглую ложь о том, что официальных приказов стрелять в тех, кто пытался сбежать из страны, не было, и что стена служила исключительно для того, чтобы защититься от нападения «империалистического» Запада.

Жизнь в Восточном секторе Берлина сопровождалась ощущением физической изоляции, засильем закостенелых идеологических стереотипов и проходила в мрачной атмосфере безысходности. Совершенно иную картину можно было наблюдать в Западном секторе, там политическая деятельность отличалась активностью и отсутствием шаблонов, культурная жизнь бурлила, а материальные условия были благоприятными. Гуляя по оживленным и ярко освещенным улицам Западного Берлина, человек видел, что это один из лучших городов Европы. А там, за стеной, всего лишь в нескольких сотнях метров, на безмолвных, погруженных в кромешную тьму, улицах, Восточного Берлина на которых почти не встретишь ни машин, ни пешеходов, возникали сомнения в том, что это части одного и того же города.

Все три книги, о которых пойдет речь, выходят в свет в честь 25-й годовщины падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года, поэтому читатели смогут ознакомиться с каждой из них и открыть для себя много нового. Мари-Элиз Саротт (Mary Elise Sarotte), приглашенный профессор истории Гарвардского университета и специалист по вопросам недавней холодной войны, предлагает читателю достоверное и динамичное описание событий, которые привели к падению стены. Петер Шнайдер (Peter Schneider), романист и эссеист, который, подобно немногим ныне живущим немецким писателям, знает и любит Берлин, предлагает очень личный рассказ о преображении города после объединения двух частей Германии в 1990 году. И, наконец, Эстер Вайцей (Hester Vaizey), которая читает лекции по современной истории Германии в Кембридже. В своей книге она описывает жизнь восьми бывших граждан ГДР, чтобы, спустя четверть века после объединения страны, показать ту огромную разницу в поведении и мировоззрении, которая до сих пор разъединяет немцев, выросших по разные стороны тогдашней границы. 

В книге «Крах» (The Collapse) Саротт, получившая премию за написанную в 2009 году книгу «1989-й: Борьба во имя созидания Европы после холодной войны» (1989: The Struggle to Create Post-Cold War Europe), описывает историческую обстановку, что позволяет понять, почему к 1989 году коммунизм в Восточной Германии оказался в тупике. Угроза существованию стены была связана с рядом событий: в 1985 году к власти в СССР пришел реформатор Михаил Горбачев, в Польше и Венгрии произошли демократические преобразования, экономика ГДР пришла в упадок, валютный долг страны вырос, а население было недовольно фальсификацией результатов местных выборов в мае 1989 года. И, самое главное, летом того же года была открыта граница между Венгрией и Австрией.

К августу примерно 200 тысяч жителей ГДР, воспользовавшись возможностью беспрепятственно ездить в страны социалистического лагеря, устремились в Венгрию в надежде перебраться оттуда на запад. А когда власти ГДР запретили поездки в Венгрию, тысячи желающих уехать заполнили приемные посольств Западной Германии в Праге и Варшаве. Была достигнута договоренность, чтобы позволить этим людям выехать в Западную Германию поездом через территорию ГДР. Однако это вызвало массовые протесты жителей Дрездена (где молодой Владимир Путин был агентом советского КГБ), во время которых тысячи граждан страны штурмовали вокзал в отчаянной попытке сесть в один из поездов и вырваться на свободу.

В своей книге Саротт дополняет повествование подробностями, позволяющими восстановить все обстоятельства становления мирной оппозиции, зародившейся и окрепшей в конце 80-х в Лейпциге при содействии протестантской церкви, предоставлявшей свои помещения для работы. К 9 октября 1989 года, когда для проведения марша на улицах Лейпцига собралось не менее 100 тысяч демократически настроенных демонстрантов, существовала опасность, что власти ГДР возьмут пример со своих китайских товарищей и так же, как это было за четыре месяца до этого на площади Тяньаньмэнь, расстреляют сотни безоружных протестующих.

Тщательно изучив архивы и особенно документы секретной полиции Штази, а также опросив десятки участников событий, Саротт показывает, что кровавой бойни удалось избежать, главным образом, благодаря функционеру из Лейпцига, рядовому члену компартии по имени Гельмут Хакенберг (Helmut Hackenberg). В ту ночь он дежурил, и ему хватило смелости отказаться от обычного метода силового подавления демонстрации. Как пишет Саротт, позже, во время переворота 17-18 октября, Эгон Кренц (Egon Krenz) — член политбюро и вероятный преемник старого лидера компартии ГДР Эриха Хонекера (Erich Honecker), выступил с заявлением в оправдание руководства. Однако никаких серьезных доказательств того, что сам Кренц или кто-то из высокопоставленных чиновников ГДР приказывали отвести войска, не было найдено. Более того, министр внутренних дел Фридрих Дикель (Friedrich Dickel) с возмутительной жестокостью заявил, что намерен приехать в Лейпциг и превратить демонстрантов в такое месиво, что «одежду надевать будет не на кого».

Немецкие ученые знакомы со многими из этих материалов. Однако ценность этой книги заключается в том, что Саротт показала, что, вне всякого сомнения, Берлинская стена пала отнюдь не в результате тайных замыслов западных, советских или восточногерманских политиков или благодаря какому-то хитрому плану быстро окрепшей оппозиции в ГДР. Скорее всего, падение стены было обусловлено «удачным сочетанием участников и событий» в тот вечер 9 ноября. «Они собрались и оказались в нужном месте в очень точной, хотя и случайной, последовательности». Точнее говоря, все дело было в роковой ошибке члена политбюро Гюнтера Шабовски (Günter Schabowski), который на пресс-конференции по ошибке заявил, что власти ГДР решили разрешить гражданам немедленно и беспрепятственно выезжать за границу. Если бы не эта оплошность, вряд ли бы в тот вечер многотысячная толпа граждан ГДР, с нетерпением ждавших выезда, хлынула к стене на Борнхольмштрассе и заставила пограничников открыть погранпереход.

А то, что случилось потом, описано уже в книге «Берлин сегодня» (Berlin Now) — Шнайдер посвятил ее своему городу, который, по его словам, «производит впечатление того места, где все и вся постоянно куда-то движется, и где больше ощущается прошлое и будущее, нежели настоящее». Автор написанной в 1982 году книги «Прыгающий со стены» (Der Mauerspringer — The Wall Jumper), в которой блестяще описана «стена в сознании», вокруг которой формировался менталитет жителей обеих частей Германии, показывает, что противостояние коммунизма и капитализма в лучших традициях Стены породило новые формы городской напряженности и враждебности, многие из которых связаны с недостаточной способностью иммигрантов–мусульман приспосабливаться к жизни в Германии и к убогим государственным школам в бедных кварталах. 

Современный Берлин невероятно популярен среди путешествующей молодежи: город отличается толерантным отношением к образу жизни, в целом безопасен и пестрит этническим разнообразием людей, приехавших со всех концов света. Здесь расположено несколько лучших в мире ночных клубов (во всяком случае, так утверждает сам Шнайдер — бодрый молодой человек, который в свои 70 с хвостиком захаживает в некоторые из этих клубов далеко за полночь).

Разрушенный в результате бомбардировок, проводившихся союзными войсками, а потом обезображенный усилиями тупоголовых градостроителей по обе стороны от стены, Берлин не может похвастаться такой же красотой, как Париж или Рим. Шнайдер называет его «золушкой среди европейских столиц». Берлин отличается от Лондона или Нью-Йорка тем, что в нем нет финансовых районов, а цены на недвижимость не достигают характерных для таких районов астрономических высот. Но, по мнению Шнайдера, когда-нибудь все изменится. Говоря о будущем города, он считает, что когда Берлин станет «таким же величественным, шикарным, дорогим и скучным городом, как большинство столиц западного мира», вместо него самым модным городом Европы станет Бухарест или Сараево.

В Берлине процветает искусство, это подходящее место для развития бизнеса в сфере интернет-технологий, а после ужасов эпохи фашизма и коммунистической диктатуры ГДР создается впечатление, что город, как говорится, вновь обрел свое будущее. При этом Шнайдер напоминает, что отголоски исторического прошлое никуда не исчезают, и это хорошо чувствуется при посещении мемориалов еврейского наследия и Холокоста. 

А еще Берлин оказался в центре одного из крупнейших управленческих скандалов за весь период после объединения: правительство не смогло уложиться в бюджет и сроки при строительстве нового международного аэропорта. «Одна из парадоксальных особенностей Берлина заключается в том, что эти проекты были креативными, уникальными и удачными по определению, беда в том, что эти грандиозные планы по созданию столицы мирового уровня погрязли в провинциализме и дилетантстве», — пишет Шнайдер. При этом он с иронией добавляет, что аэропорт, открытие которого намечалось на 2011 год, и степень готовности которого совершенно никакая, «пребывает в состоянии долгостроя, что вполне устраивает городскую власть и очень ей нравится».

Хотя времена Демократической Республики уже в прошлом, она оставила после себя глубокие шрамы. Вайцей, автор книги «Рожденные в ГДР», цитирует слова психолога Ханса-Йоахима Мааца (Hans-Joachim Maaz), который говорил: «В эмоциональном плане мы все жили за стеной, поскольку наша страна была физически отрезана от внешнего мира по ту сторону Берлинской стены». Оказалось, что выходцам из Восточной Германии чрезвычайно трудно кому-либо доверять, иногда даже самым близким. Дело в том, что агенты Штази умели обманным путем заставить доносить друг на друга членов семьи и друзей.

Вайцей рассказывает о человеке по имени Марио, которого в 80-е годы бросили в тюрьму, где его допрашивали агенты Штази. После объединения страны он нашел работу и продавал сигары в универмаге KDW в Западном Берлине. И вот однажды в 1999 году, обслуживая покупателя, он узнал в нем одного из своих мучителей из секретной службы. «Вы должны попросить у меня прощения», — обратился он к покупателю. «Ничего я тебе не должен. Ты был преступником», — ответил тот. 

По словам Вайцей, не все бывшие граждане ГДР вспоминают Восточную Германию как полицейское государство, хотя, на мой взгляд, именно такой эта страна и была — самой страшной в Восточной Европе, если не считать Румынию с ее Николае Чаушеску. Почти каждый шестой человек в той или иной форме сотрудничал со Штази, и в период с 1961 по 1989 годы более 200 тысяч жителей ГДР сидели в тюрьме по политическим мотивам, в основном, за так называемую «измену родине в виде побега из страны» (Republikflucht).

Некоторые люди, с которыми беседовала Вайцей, отмечают, что, как выходцы из ГДР, они не приемлют условий объединения Германии. По их мнению, в результате этого объединения пострадала их национальная идентичность, поскольку тем самым была опорочена и унижена их родина, которую теперь следует выбросить на свалку истории. В некотором смысле, у многих из них по-прежнему сохранилось чувство родины, они ощущают себя ГДР-овцами, узнают друг друга, предпочитают общаться со «своими». «Стены рушатся, правительства сменяют друг друга, но привычки, образ жизни, поведение, формировавшиеся на протяжении долгих лет, конечно же, меняются гораздо дольше», — делает вывод автор.

Но при этом очень немногие выходцы из бывшей ГДР хотят вернуться в родные места. А зачем? Ведь многие из них уже привыкли к тому уровню жизни, о котором раньше могли только мечтать. Они живут в условиях демократии. В рамках своих финансовых возможностей они могут беспрепятственно ездить, куда угодно. В европейской истории судьба ГДР волнует людей меньше всего, и с сожалением вспоминают эту страну совсем немногие. А с такой статистикой особо не поспоришь.