Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

Введение

Книга Ларри Вульфа «Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения» - это работа о том, как мыслители и путешественники XVIII века воображали и описывали Восточную Европу. Главным действующим лицом в книге является Европа не Восточная, а Западная.

В основе исследования Ларри Вульфа лежит методология, предложенная Эдвардом Саидом в его легендарной работе об «ориентализме». Вульф описывает создание образа Восточной Европы как проект «полуориентализации».

Свое исследование, посвященное восприятию Восточной Европы в XVIII веке, автор открывает цитатой из фултонской речи Уинстона Черчилля в 1946 году, в которой впервые прозвучали знаменитые слова о «железном занавесе». К работе над монографией Вульф приступил в годы распада «советского блока», когда само понятие «Восточная Европа» обрело особую остроту: бывшие сателлиты СССР всеми силами стремились доказать, что они – «Центральная Европа», а не дикая «Восточная Европа», простирающаяся где-то за их границами. Пытаясь определить новое географическое положение своих государств, многие центральноевропейские интеллектуалы использовали Россию так же, как французские деятели эпохи Просвещения Восточную Европу, – в качестве «конституирующего иного» для создания «своей Европы». Автор доказывает, что та линия на карте Европы, по которой прошел «железный занавес», «чудесным» образом – а на самом деле вполне закономерно – совпала с глубоко укорененными на Западе уже без малого два столетия представлениями о границах континента[1].

Описание Восточной Европы

Вульф убедительно показывает, что в представлениях Запада Россия, Польша, Венгрия, Чехия принадлежали к одному «цивилизационному ареалу» Восточной Европы.

Главной характеристикой обществ этой части континента становится некое переходное состояние между цивилизованным Западом и варварским Востоком, усвоение цивилизации оказывается поверхностным, а основа этих обществ остается варварской. Сама оппозиция «цивилизация-варварство» формулируется в рамках этого противопоставления. Вульф утверждает, что именно в XVIII веке ось воображаемой географии Европы была переориентирована с оппозиции «Юг-Север», где роль отсталого и дикого была закреплена за «Севером», на оппозицию «Запад-Восток»[2].

Если обратиться к последующему развитию концепции «Восточная Европа» в XIX и XX веках, нельзя не признать, что России была отведена в ней особая роль. В контексте геополитического соперничества мотив российской «восточноевропейскости», то есть недоцивилизованности, сочетался с мотивом угрозы, с образом варвара. Описания соперника как недоевропейца можно встретить в разные моменты истории и у французов в их отношении к англичанам, и у англичан в их отношении к немцам, но применительно к русским этот образ использовался на редкость настойчиво всеми их противниками. К нему часто добавлялся мотив «азиатскости» русских или других народов империи, что сближало образ России с образом другого «варвара на пороге» – Османской империи[3].

Как и множество других выдающихся идей эпохи Просвещения, концепция Восточной Европы отчасти обязана своим рождением Вольтеру. Его работа «История Российской Империи в царствование Петра Великого», два тома которой вышли в 1759 и 1763 годах, стала очень популярной и была переведена на многие языки. Вольтер стал первым путешественником эпохи Просвещения, посетившим Восточную Европу. Однако, несмотря на свой интерес к России, Вольтер никогда не бывал восточнее Берлина. Восточную Европу создавали путешественники с богатым воображением, и те, кто вообще путешествовал лишь в собственном воображении.

         Люди Запада открывали Восточную Европу через путешествия, политические и даже сексуальные контакты, через фантазии, через переписки. Путешественники отмечали резкий переход при пересечении границы Польши. Все здесь было для них по-другому. В глаза бросалось «нищее, порабощенное население», вокруг одни лишь «господа» и «рабы».Русским приписывался безграничный деспотизм. Рабство было прежде всего мерой русской цивилизованности, вернее, мерой ее отсутствия.

Однако, у Восточной Европы тоже есть шанс стать похожей на Западную, но, конечно, не на современную, что на феодальную: «Россия – страна европейская, разные части континента находятся на разных ступенях развития, цивилизация возникла в результате постепенного развития»[4]. Главной причиной отсталости считалось существование рабства, в котором находится народ, то есть крепостного права.«Западная Европа оставалась мерилом цивилизованности, на фоне которого наглядно проявлялась отсталость России»[5].

Жестокие телесные наказания, бесчеловечность обрекали жителей Восточной Европы на низменные чувства, в отличие от возвышенных чувств развитых государств. «Большинство недостатков, заметных в их национальном характере, порождены деспотизмом русского государственного устройства»[6]. Часто просвещенческий оптимизм путешественников и их вера в человеческую природу не выдерживали испытания Восточной Европой. В Восточной Европе путешественник из Европы Западной должен был умерить свой гуманный пыл, примеряясь к тому «многообразию нравов, на котором основаны сегодняшние различия между нациями».

Кроме деспотичного нрава, путешественников поражали бескрайние российские просторы. Отмечалось слабое развитие сельского хозяйства, несмотря на наличие широких ресурсов для этого.

Таким образом, рабство и деспотизм мешали не только сельскохозяйственному, но и эмоциональному развитию России. Удовлетворение, связанное с чувством превосходства собственной цивилизации, сопоставляя ее с Восточной Европой, испытывал всякий путешественник. «Испытываешь некоторое удовлетворение, вспоминая, что, тогда как другие нации стонут под ярмом рабства, жители наших счастливых островов наслаждаются истинной свободой более, чем любая из ныне существующих или когда-либо существовавших наций. В прочих же отношениях созерцать угнетенное и страдающее человечество, размышляя о несчастьях и нравах рабов, не слишком приятно. Несчастные, отверженные рабы!»[7].

Еще одной проблемной стороной русских отмечалась неспособность разумно формулировать «общие правила поведения» и управлять своими переменчивыми эмоциями. Русские не знали меры в страсти и обмане, насилии и отчаянии, проявляя таким образом свою крайнюю чувствительность. Русские «редко предвидят будущее и оглядываются назад». Подлинное преображение национального характера русских возможно только в том случае, если они «приобретут полную личную безопасность и безопасность своей собственности», то есть если рабство будет уничтожено.

Таким образом, встреча России и Запада происходит на просторах Восточной Европы: географических и ментальных.Восточно-европейская цивилизация - это малая европейская цивилизация, находящаяся как бы «в тени» Большого Запада, тем самым примыкающая к его цивилизации, но не сливающаяся с ним. «Особенность Восточно-Европейской цивилизации в том, что она производит свою особую культуру и антропологию, которая в целом родственна западноевропейской, но при том отличается от неё столь существенно, что можно говорить об особой цивилизационной ветви»[8]. В связи с этим и была создана «Восточная Европа».

Пример типичного восточноевропейского цивилизационного государства - Великое княжество Литовское, соединившее в себе балтов и славян. В Дальнейшем его сменила Речь Посполитая, имевшая все восточноевропейские признаки. В империи Габсбургов восточноевропейская культура имела очень сильное влияние (культура низов), хотя в ней был определённый баланс с западноевропейской (культура верхов). Конечно, наиболее самобытными были русские государства: великие княжества, земли в том числе, Московское княжество и украинская Гетманщина, Российская империя. Процессы централизации вели к складыванию многослойных многоукладных геополитических гигантов на периферии мировой метрополии и, соответственно, западноевропейского менталитета. Внутренняя противоречивость восточноевропейской ментальности массы и западноевропейской ментальности имперских верхов должна была привести к их краху[9].

Восточная Европа была плодом философского и географического синтеза; ее изобрели люди эпохи Просвещения. Разумеется, сами по себе восточноевропейские земли не были ни изобретением, ни выдумкой. И они, и населявшие их народы всегда оставались вполне реальными и действительно лежали к востоку от некоторых земель, занимавших относительно них более западное положение. Дело вовсе не сводилось к наделению этих реально существующих земель некими придуманными или мифическими свойствами — хотя в XVIII веке не обходилось и без этого.Восточная Европа как аналитическая категория представляла собой набор наблюдений, которые обобщали и связывали воедино самые разнообразные земли и народы. Именно в этом смысле Восточную Европу можно назвать культурной конструкцией или сказать, что ее породило интеллектуальное изобретательство Просвещения.

«Хотя установление связей между этими странами и означало, по сути, изобретение Восточной Европы, между некоторыми из них действительно существовало значимое сходство; но были и громадные различия. Изобретая Восточную Европу, западные интеллектуалы предпочитали обращать внимание лишь на сходства, образовывавшие некую общую схему, и не замечать различий, которые в нее не вписывались».[10]

Аналитические категории, задававшие карту Восточной Европы, отражают стремление Просвещения установить взаимосвязанность ее составных частей. Сегюр описал Санкт-Петербург через набор бинарных оппозиций: «век варварства и век цивилизации, десятое и восемнадцатое столетия, азиатские и европейские манеры, грубый скиф и утонченный европеец». К середине XIX столетия эта формула стала незыблемой, и через бинарный контраст «между Европой и Азией, между цивилизацией и варварством» Бальзак описывал уже все восточноевропейские народы. В основание культурной схемы, на которой построена Восточная Европа, легли парные аналитические противопоставления, придававшие однородность этому региону и его разнообразным землям. Если географическое представление о Восточной Европе было основано на противопоставлении Европы и Азии, то ее насущная философская важность для эпохи Просвещения вытекала из противопоставления цивилизации и варварства. Тем не менее эти взаимосвязанные определения отнюдь не были четкими, а сами эти земли зачастую были не похожи друг на друга. Эпоха Просвещения живо интересовалась всем восточным и вовсе не стремилась безусловно уравнять азиатский континент с варварством. Эти категории лишь накладывались друг на друга, и беспорядочное сочетание бинарных оппозиций создавало интеллектуальное напряжение, так что сама искусственная связь между восточноевропейскими землями оставалась крайне неустойчивой.Откровенная относительность определений подрывала понятийные конструкции, подвергая сомнению и предполагаемую отсталость Восточной Европы, и предполагаемое превосходство Европы Западной. И развитие, и географическое направление были относительными; ни одна страна не могла быть ни абсолютно отсталой, ни абсолютно восточной.Для развития уже вполне устоявшейся традиции западноевропейского восприятия Восточной Европы описания путешествий были еще важнее художественной литературы. Новое, рефлексирующее отношение неизбежно отразилось в рассказах путешественников. 

«Холодная война» стала еще одним важным этапом в развитии концепции Восточной Европы не только благодаря способности заимствовать и применять к новым условиям дискурс, восходящий еще к эпохе Просвещения, но и способности маскировать его культурные корни. Именно потому, что советский блок придал концепции Восточной Европы весьма существенное геополитическое наполнение, а Сталин куда успешнее Екатерины создавал выдуманную Вольтером империю, после Второй мировой войны стало возможно забыть, умалчивать или намеренно затушевывать тот факт, что разделение Европы было создано искусственно, как интеллектуальный продукт, в процессе непрерывного культурного конструирования. В 1946 году «железный занавес» Черчилля совпал с уже установившимся континентальным разделом — «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике», а при жизни следующего поколения эта линия прочно вошла в научную литературу о Восточной Европе[11].

Заключение

  Восточная Европа предстает в работе Л. Вульфа как абсолютно обособленной частью света со своей самобытность со всех сферах жизни. Изобретение Восточной Европы было переломным моментом в интеллектуальной истории: если Ренессанс считал основополагающим разделение Европы на север и юг, то Просвещение сочло более важным разделение континента на запад и восток. Прежде чем появиться на карте, Восточная Европа родилась в головах просветителей.

Восточная Европа в этой книге рассматривается как конструируемый интеллектуальный объект. «В него вступают, его воображают, к нему обращаются, его наносят на карту и заселяют; но в источниках проглядывает и собственно действующий субъект — путешественники и философы Просвещения. Однако этот субъект своими собственными усилиями одновременно конструировал и самого себя, поскольку изобретение Восточной Европы неотделимо от изобретения Европы Западной»[12].

Роль Восточной Европы для европейского Запада - «конституирующего иного», своего рода точка отталкивания Запада для взгляда на себя самого. Однако, Восточно-европейская цивилизация являетсявполне реальным геополитическим соперником. Восточно-европейская цивилизация закрыла путь для западноевропейской цивилизации на восток, к богатствам Евразии и её центра, тем самым ограничив.

Сегодня, пожалуй, особую актуальность для российского читателя имеет вывод Вульфа о том, что в контексте представлений эпохи Просвещения о Восточной Европе Россия не может лишь по собственной воле изменить свою роль и свой образ. Не Россия поместила себя вне Европы, и не только от России зависит изменение этого положения.

Библиография

1.     Баранов С. Восточно-европейская цивилизация: структурные черты, прошлое,настоящее. //http://ruskline.ru/analitika/2011/05/02/vostochnoevropejskaya_civilizaciya_strukturnye_cherty_proshloe_nastoyawee/

2.     Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения / Пер. с англ. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

3.     Сидоров И. Рецензии: Л. Вульф.  Изобретая Восточную Европу. Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения // Россия в глобальной политике. 16.06.2003.