ОКО ПЛАНЕТЫ > Новый взгляд на историю > Воплощенная утопия восстания

Воплощенная утопия восстания


10-12-2013, 13:50. Разместил: Редакция ОКО ПЛАНЕТЫ

Часть первая. Граф Беневский – начало пути. Ссылка на Камчатку

Казалось бы, что может один человек? Двадцатый век вроде бы выучил нас видеть, что не может ничего. Один человек – это всего лишь букашка, листик в толстой амбарной книге, стандартизованный и легко заменяемый винтик. Болтик, а не хозяин своей судьбы. «Сила солому ломит», «что сильные мира сего скажут, так тому и быть», «сопротивляться бесполезно, надо играть по их правилам». Ложное видение. Хотя очень и очень многие считают именно так. Двадцатый век получился веком добровольных рабов. На дворе уже следующий, двадцать первый век.
Может быть, в нем все будет по-другому, и честь и слава одиночек вернется вновь. Один человек – если он Личность – может все. Но кто становится личностью? Что нужно для того, чтобы в одиночку начать делать историю? – спросите вы.

А ничего не нужно. Только захотеть. «Нет ничего, что устоит перед силой желания», – учили мудрецы хасидизма. Есть люди, у которых вообще нет судьбы, жизнь их подобна жизни травы, есть те, с кем судьба играет, как кошка с мышкой, а есть те, кто сами играют с судьбой. А кто выигрывает в этой игре и что вообще есть тут выигрыш, и есть ли вообще – это уже отдельный разговор. Вот история жизни одного из таких.

Итак. Австрийский барон, польский генерал, военнопленный-каторжник, русский революционер, американский повстанец, командир Камчатки и король Мадагаскара, великий шахматист. Бениовский, как обозначено на титульном листе его мемуаров, comte Maurice-Auguste Benyowsky, Móric Beňovský по-словацки, Móric Benyovszky по-венгерски, Matthew или Maurice Benyowsky или Benovsky по-английски. По-русски (но в открытой литературе в XVIII веке о нем писать было запрещено) – Бейпоск, Бейновск, Беньовский, Беньевский, Беневский, Мориц Август Бемневский, сам же герой подписывался по-русски: барон Мориц Анадор де Бенев.


Мориц Август Беневский даже родился в загадках

По-видимому, многое из деланного им вдохновлялось «утопией» Томаса Мора, а некоторые идеи об организации общества были использованы впоследствии его преемником на королевском престоле острова Мадагаскар королем Андрианампуйнимерина (1787-1810), создателем трудовых общин – фукунулан и единого государства, в основе которого также лежал этот принцип общины. Но об этом позже.

«Человек маленького роста с красивым лицом и хорошими манерами, весьма находчивый в разговоре», – так описала Беневского в зените его славы модная французская писательница Стефани-Фелисите Дюкре де Сент-Обен, графиня де Жанлис.

Он родился 20 сентября 1746 года у подножья Малых Карпат, в городке Врбове в восточной Словакии. Так городок именуется, впрочем, сейчас – в те времена же его называли или Vrbau по-немецки, или Verbó по-венгерски, Словакия тогда была частью венгерской части Австро-венгерской империи. (Оттуда происходил еще один примечательный персонаж, достойный отдельного рассказа – рав Йосеф Хаим Зоненфельд (1849 -1932) – с 1910 по 1920 главный раввин Иерусалима и главный противник религиозного сионизма, но о нем в другой раз).


Семейный дом графа в городе Врбове, Западная Словакия

Национальность Морица, на наш счет, определить довольно сложно. В Австро-венгерской империи, как в почти любой настоящей империи, разделение подданных по национальным клеткам чертилось не так, как в буржуазных государствах. Правильно будет сказать, что его отец по национальности был генералом на службе императора австрийского, а мать – баронессой венгерской короны. Наши же современники насчитывают в нем венгерскую, словацкую и польскую кровь – и каждая из наций причисляет его к своим.

В 1996 году, в честь 250-летия со дня рождения героя, словаки даже выпустили серебряные медали стоимостью 200 словацких крон. Впрочем, дата эта спорна – по утверждению некоторых современников, будущий король добавил несколько лет, чтобы приписать себе славу участия в юности в нескольких знаменитых сражениях.

Вырывать свою жизнь у судьбы Мориц принялся с юности. Военную карьеру начал в 16 лет, в составе родной австрийской армии во время Семилетней войны. Когда война закончилась, оказалось, что родовое имение после смерти родителей заняли родственнички (законно или нет – за давностью лет не определишь), указав юному офицеру на дверь. Случай в то время не первый. Большинство таких бедолаг, получив ногой под зад на пороге родового гнезда, отправлялись пропивать горе и остаток состояния в гусарских компаниях, а потом устраивались тянуть лямку в каком-нибудь полку. Но Мориц был не таков.


200 чешских крон в честь Беневского

Из своих верных слуг и завербованных наемников-гайдуков он создал вооруженный отряд и набегом а-ля Котовский выбил узурпаторов из имения. Однако зятья и сводные сестры нажаловались королеве Марии-Терезии, и королева Венгерская и Богемская, эрцгерцогиня Австрийская повелела конфисковать имение Беневского, а его самого отдать под суд, причем среди обвинений значилось и обвинение в церковной ереси.

Но Мориц был не из тех, кто покорно дает себя посадить, ждать суда он не стал, а бежал в соседнюю Польшу. Здесь как раз начиналось жаркое дело – наступал последний акт вековой борьбы ляхов и москалей. Русские через своих ставленников, в первую очередь через короля Станислава-Августа Понятовского, любовника Екатерины Великой, стали прибирать Польшу к рукам, русский посол князь Николай Васильевич Репнин получил решающий голос в делах внутреннего управления. Свободолюбивая шляхта поднялась на защиту своей wolność, всех древних прав и привилегий. В 1768 году на Подолии, в городе Баре была созвана «конфедерация», и началась война. Молодой барон храбро провоевал два года, пока не попал в русский плен.

Сначала его отправили в Киев, затем местный губернатор приказал выслать его в Казань. Там же оказался и его боевой товарищ, швед Адольф Винбланд, также воевавший волонтером на стороне конфедератов. Морица определили на постой к купцу Степану Силычу Вислогузову, владельцу двухэтажного каменного дома с флигелями. Жить, в принципе, было можно – но неволя, пусть и комфортабельная, категорически не подходила барону.


От мечты о польской свободе оставались лишь руины...

Улучив момент, он пробрался в кабинет хозяина и выкрал бумагу, удостоверявшую личность и дававшую право на проезд казенным транспортом (фотографий, отпечатков пальцев и прочих полицейских гадостей тогда не было, напомним). С этим документом Беневский и Винбланд бежали в Санкт-Петербург, чтобы оттуда на любом попутном корабле вернуться через Балтику в Польшу. Однако их выдал шкипер голландского судна, на котором намеревались отплыть беглецы. Беневского и Винбланда схватили и снова сослали, на этот раз на Камчатку. Казалось бы, наступил конец.

Из населенных пунктов в то время на Камчатке были три острога: Нижний, Верхний и Большерецкий. В административном центре Большерецке был казенный командирский дом, в нем помещалась канцелярия командира коменданта Камчатки капитана Григория Нилова, церковь, 4 кладовых амбара, 23 купеческих лавки и 41 обывательский дом на 90 «постояльцев» – и 70 человек гарнизона, из которых 40-50 всегда были в разъездах.

В 1770 году Беневского доставили в острог Большерецкий, где и расконвоировали. Бежать с Камчатки все равно было некуда и не на чем, край света, точка жизни. Поселили его в квартире Петра Хрущова, бывшего Лейб-гвардии Измайловского полка поручика. К тому времени Хрущов провел в ссылке девять лет. Его «вины» указаны в «Своде законов» 1762 года: «Октябрь 24. Манифест. Лейб-гвардии Измайловского полку поручик Петр Хрущов обличен и винился в изблевании оскорбления величества... Хотя мы собственно наше оскорбление в таком злодеянии великодушно презираем, но не могли пренебречь правосудием к обиженному народу, видев в нем возмутителя общего покоя... надлежит Петра Хрущова и Семена Гурьева, яко главных в том деле зачинщиков четвертовать и потом отсечь головы; но в рассуждении нашего правила о наблюдении монаршего милосердия... обоих Петра и Семена бывших Хрущова и Гурьева ошельмовать публично, а потом послать их в Камчатку в Большерецкий острог на вечное житье...».


Мориц Август Беневский в то время в боевом наряде

Компания на Камчатке к тому времени вообще подобралась хорошая: «В царствование Петра II, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны Якутская область была наводнена ссыльными привилегированных сословий, обвиненными происками временщиков в государственной измене. Якутские воеводы не раз доносили Сибирскому приказчику, что все остроги заняты колодниками».

В тот момент в «столице Камчатки» отбывали наказание много разных замечательных людей. Ипполит Семенович Степанов, отставной ротмистр, помещик Московской губернии, был избран депутатом в Комиссии о сочинении Уложения (1767 год) от дворянства Верейского уезда. Комиссия эта – по сути, Государственная дума того времени – состояла из избранных от различных сословии депутатов и должна была выработать новое Уложение законов Империи. Но созвала его Екатерина в чисто декоративных целях, молчаливо предполагалось, что депутаты подпишут все, что предложит начальство. Наивно-честный Степанов не врубился в особенности текущего демократического процесса и попытался отстаивать свое мнение на будущие российские законы в столкновении с графом Григорием Орловым – тогдашним эквивалентом Администрации Президента. За что и оказался немедленно на Камчатке.

Был там и Иосафат Батурин, подпоручик армейского Ширванского полка, сосланный за то, что считал незаконным свержение Петра III; адмиралтейский лекарь Магнус Мейдер; камер-лакей правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна V, Александр Турчанинов, сосланный еще в 1742 году за заговор против Елизаветы в пользу Иоанна Антоновича. Ему был урезан язык и вырваны ноздри.


 Камчатка во всей красе...

Большинство из ссыльных были обречены сидеть там до конца жизни, которая, впрочем, обещала быть недолгой: «В зиму 1768-1769 годов свирепствовала в Камчатке оспа, похитившая 5767 инородцев и 315 человек русских заезжих людей. Вслед за этим бедствием обнаружился повсеместный неулов рыбы, которая заменяет здешним жителям хлеб». «Между тем наступила зима 1769 и 1770 годов, а с нею и голод. Трудно описать все бедствия, перенесенные камчадалами... В пищу употреблялись кожаные сумы, езжалые собаки, падаль и, наконец, трупы умерших от голоду своих родственников»...

...Но Беневский совершенно не собирался доживать свой век в русском плену. Беневскому удалось организовать бунт и массовый удачный побег ссыльных за границу – первый и единственный пример в истории каторги и ссылки государства Российского за всю его историю...

Продолжение следует.

Авраам ШМУЛЕВИЧ, «АПН»


Вернуться назад