Союз между Финансами и Правительством всегда угрожает миру в мире!

Terra America посвятила целую серию материалов деятельности первого русского премьер-министра и, наверное, самого известного министра финансов империи за всю ее историю Сергея Юльевича Витте. Фигура Витте и его политика заинтересовали нас в качестве положительного примера использования «мягкой силы» в российской внешней политике. Речь шла о двух крупных деяниях Витте: так называемом «мягком» экономическом проникновении России в Маньчжурию, увенчавшемся строительством южной ветви Транссиба по территории Поднебесной, и успешном проведении переговоров в Портсмуте, в процессе которых Витте заручился симпатиями американской прессы.

В предуведомлении к нашим предыдущим публикациям мы говорили о том, что положительная трактовка политики Витте, на которой настаивали наши собеседники – исследователи биографии великого министра финансов: Сергей Степанов и Фрэнсис Вчисло – разделяется далеко не всеми крупными историками. Пионером в плане переоценки дальневосточной политики Витте стал ленинградский историк Борис Романов, который в 1928 году выпустил в свет уникальное по источниковедческой базе исследование «Россия в Маньчжурии».

Романов положил начало критическому переосмыслению той версии событий, предшествовавших началу русско-японской войны 1904-05 годов, которая была сформулирована Сергеем Витте – в начале в написанном по его заказу и с использованием его архива сочинении Бориса Глинского «Пролог к русско-японской войне», а затем в вышедших после его смерти в 1920-х годах знаменитых «Воспоминаниях».

Всю вину за катастрофический для российской государственности разворот событий Витте возложил на министра иностранных дел Михаила Муравьева, который в 1898 году настоял на захвате Порт-Артура, затем – на военного министра Алексея Куропаткина, главного инициатора оккупации Манчжурии после боксерского восстания 1900 года. И наконец – на участников группы генерала Александра Безобразова, которые настаивали на смене дальневосточной политики и отставке ненавистного министра финансов. Безобразовцы добились в конце концов смещения Витте с поста министра в августе 1903 года. Если Витте хотел «мирного» экономического проникновения в Китай, то безобразовцы говорили, что России не следует обольщаться «мирным» характером всей нашей дальневосточной экспансии – столкновение с Японией неизбежно, и империи следует заранее готовиться к войне.

По существу, исследование Романова, в котором, впрочем, нашлось много жестких слов и по поводу безобразовцев, свидетельствовало о том, что члены этой группы, как бы к ним ни относиться, были правы в своих оценках восточной политики министерства финансов. Курс Витте и в самом деле логически вел к войне с Японией, и ничем кроме войны его политика экономического проникновения, со строительством железных дорог по китайской территории, завершиться не могла. Поэтому методы безобразовцев – приготовление к войне под видом коммерческих операций – более традиционные для империалистической державы – были более надежными, чем «новый курс» Витте.

Книга Бориса Романова вызвала определенный энтузиазм среди еще живых безобразовцев, в особенности тех участников их предприятий, кто еще оставался в России. Фактически советский историк признал правоту тех деятелей из ближайшего окружения Николая II, кто предупреждал его о том, что разворот на Дальний Восток должен завершиться конфликтом с Японией. Ближайший соратник Безобразова офицер и предприниматель Владимир Вонлярлярский в своей изданной в Берлине в 1939 году книге «Мои воспоминания» писал, что накануне своего отъезда из Советской России он встречался с Борисом Романовым и сообщал ему о своем положительном впечатлении от книги «Россия в Маньчжурии».

У нас есть свидетельство о другом положительном отклике на книгу Романова, который оставил другой, правда, временный участник безобразовских мероприятий – СергейНиколаевич Сыромятников. Этот отклик написан на английском языке в качестве библиографического обзора Ленинградского Восточного Института. Он был обнаружен нами в хранящемся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки фонде Директора Государственного литературного музея, бывшего управляющего делами Совнаркома Владимира Бонч-Бруевича. В начале 1930-х годов Сыромятников вел активную переписку с Бонч-Бруевичем, надеясь добиться публикации хотя бы части своих «Воспоминаний писателя» в издаваемом Бонч-Бруевичем альманахе «Минувшее». Бывший соратник Ленина вроде бы даже выбрал для публикации небольшой фрагмент воспоминаний, посвященный старшему брату вождя Александру Ульянову, с которым Сыромятников приятельствовал в юности и с которым он вместе состоял в Студенческом Научно-литературном обществе при Санкт-Петербургском университете^[1]. Но и эта публикация не состоялась, по слухам, в силу несогласия с ней сестры обоих Ульяновых Марии Ильиничны.

О самом Сергее Николаевиче Сыромятникове Terra America намерена подготовить целую серию материалов. У нас есть целый ряд поводов, чтобы уделить этому человеку долю внимания наших читателей.

Осенью будущего года исполнится 150 лет со дня его рождения. Ушел Сыромятников из жизни почти 80 лет назад, 10 сентября 1933 года. Он умер в Ленинграде в 69 лет. Конечно, судьбу этого человека при Советской власти нельзя назвать счастливой, но, с другой стороны, у многих других ведущих сотрудников «Нового времени» жизнь сложилась еще трудней: Михаил Меньшиков был расстрелян ВЧК 20 сентября 1918 года на берегу Валдайского озера, хороший знакомый Сыромятникова и тесть Николая Гумилева писатель Николай Энгельгардт умер от голода в блокадном Ленинграде в феврале 1942 года. Сыромятников в очень тяжелых условиях, имея на иждивении пятерых детей, включая четырех детей его брата Павла Николаевича, жил на оставленном ему в пожизненное пользование ВЦИК хуторе Ореховно и даже сотрудничал на внештатной основе как библиограф с Ленинградским Восточным Институтом^[2].

Другая причина для нашего сайта обратиться к памяти Сергея Сыромятникова – то обстоятельство, что именно этот человек в конце XIX–начале XX века наиболее ярко выразил такое явление, как частная дипломатия. Не будучи профессиональным дипломатом и не состоя кадровым сотрудником Министерства иностранных дел, Сыромятников, тем не менее, выполнял важные международные поручения влиятельных государственных лиц. С 1898 года он оказался вовлечен в круг великого князя Александра Михайловича и в качестве доверенного лица близкого родственника царя он стал одним из руководителей профинансированной двором экспедиции в Корею осенью 1898 года, с которой собственно и началась история торгово-промышленного предприятия на реке Ялу. Сыромятников был начальником 5-й партии экспедиции, за год до нее писатель уже совершил самостоятельное путешествие по Корее, и его обширные познания об этой далекой азиатской стране оказались очень полезны для всего предприятия. Кстати, в путешествии по Корее принимал участие еще один писатель и вместе с тем замечательный инженер-путеец – Николай Георгиевич Михайловский, более известный под псевдонимом Гарин-Михайловский. Разница политических убеждений двух писателей – Сыромятникова и Гарина – не только не благоприятствовала установлению дружеских отношений между ними, но даже привела к нескольким жестким стычкам, описанным в воспоминаниях участника экспедиции В.А. Тихонова. В этой книге имена не называются, но Сыромятников там легко узнаваем в персонаже, выведенном под именем Писатель.

Оказавшись в кругу великого князя, Сыромятников сразу же из журналиста по имени Сигма (таков был его псевдоним в «Новом времени») и писателя Сергея Норманского (этот литературный псевдоним отражал научные интересы Сыромятникова, написавшего несколько научных работ по норманской филологии) превратился во влиятельную политическую фигуру, причем международного масштаба. Он играл одну из главных ролей в деле, как он его сам называл, русско-английского сближения^[3], обеспечивая в британской прессе публикацию благоприятных материалов о России, а в русской, соответственно, – о Великобритании. Великий князь считался главой пробританского и антигерманского лобби в России, и Сыромятников убежденно стремился использовать свое влияние в литературной среде для того, чтобы чуть уменьшить всеобщие тогда антианглийские настроения в российском обществе. Эта задача – помимо других общефилософских, литературных и религиозных интересов – сблизила Сыромятникова с философом Владимиром Соловьевым, большим поклонником Англии и ее колониальной политики в последние годы жизни^[4].

И это же столкнуло его с Сергеем Витте, который был человеком гибким, не имевшим постоянных симпатий и антипатий, но все же к Великобритании относившимся довольно подозрительно. Витте считался сторонником так называемого Континентального союза – тройственного альянса России, Франции и Германии – против британского морского могущества.

Ко взаимным отношениям Сыромятникова и Витте мы еще вернемся, сейчас же скажем еще об одном обстоятельстве последующей жизни нашего героя, которое делает его особенно интересным для нашего сайта и о котором нам впоследствии стоит рассказать поподробнее. В феврале 1915 года на еще не потопленной немецкой подводной лодкой «Лузитании» Сыромятников прибыл в Соединенные Штаты. К этому времени он работал по ведомству Министерства внутренних дел и имел титул действительного тайного советника. Ему предстояло стать почти официальным агентом российского влияния в США. Более того, в течение двух последующих лет Сыромятников под своим именем публиковал статьи в газете The New York Times, отстаивая российскую точку зрения на международные события и, в частности, убеждая американскую публику, что положение в империи еще далеко от революционного. Об этой деятельности Сыромятникова мы еще расскажем поподробнее.

Вернемся к отношениям с Витте. Министр, вероятно, не мог относиться к журналисту иначе как к отступнику. Все-таки первым шагом Сигмы в области частной дипломатии было участие в посольстве в Китай в составе миссии князя Эспера Ухтомского, организованном непосредственно министром финансов. Эта поездка преследовала цель добиться проведения российской железной дороги вглубь Китая. Сыромятников тогда не ограничился Китаем, а уже самостоятельно, как сообщает энциклопедия Брокгауза-Ефрона, «путешествовал по Китаю, Японии, Корее, Приаморской и Амурской областям и через Америку возвратился в Россию». Вернувшись из Кореи в феврале 1898 года, Сыромятников был приглашен, как сообщает в своих мемуарах участник корейской экспедиции В.А. Тихонов, прочитать лекцию о королевстве «в одном очень высоком обществе», а затем выступил еще один раз на ту же тему «в одном богатом аристократическом доме», где и познакомился с участниками будущей корейской экспедиции^[5]. И.В. Лукоянов в своей книге «Не отстать от держав…» делает справедливое предположение, что речь идет о домах великого князя Александра Михайловича и И.И. Воронцова-Дашкова^[6].

С момента вхождения в этот великосветский круг Сыромятников становится убежденным противником политики Витте и часто выступает против него в печати, хотя в 1900 году этим людям предстоит пересечься для совместной деятельности, когда он будет командирован в Персию с коммерческой и, как можно предположить, разведывательной миссией. Внучатый племянник Сергея Николаевича Борис Дмитриевич Сыромятников, сделавший очень много для возвращения памяти о своем выдающемся родственнике, хранит записную книжку Сергея Николаевича периода его персидской командировки. По возвращении из Персии Сыромятников, как следует из его записной книжки, по настоянию великого князя встречался с Витте в Ялте и докладывал ему об итогах экспедиции^[7]. Витте принял журналиста вежливо, но холодно.

Временное сотрудничество по делам в Персии двух вечных противников – великого князя Александра Михайловича и Витте – не изменило, однако, в целом негативного отношения Сыромятникова ко всей деятельности министра финансов на Востоке. В мае 1905 года уже после цусимской катастрофы Сыромятников писал в газете «Слово» ^[8]:

«Наше положение в Европе зависит от нашего положения в Азии, а не наоборот. Такой большой ум, как С.Ю. Витте, оценил эту истину, но он применил к проведению русского влияния в Азии способы акционерных компаний, которые наиболее отвратительны для азиатского миропонимания, и согнал на Восток алчных международных авантюристов, которые скомпрометировали его начинание, унизив в глазах китайца и японца русское имя ниже уровня европейских комиссионеров, продающих востоку залежалые произведения европейского перепроизводства».

И впоследствии Сыромятников неоднократно отзывался самым жестким образом о политическом курсе Витте и подчеркивал его зависимость от корыстных интересов банкиров и предпринимателей.

В конце 1920-х годов судьба позволила Сергею Николаевичу вновь обратиться к теме дальневосточной политики и уже на основании приведенных Романовым фактов подтвердить правильность сделанных им ранее выводов. В своих отправленных Бонч-Бруевичу Воспоминаниях, которые до сих пор не обнаружены архивистами, Сыромятников подробно описывал и всю дальневосточную историю, и свою роль в этом предприятии, вплоть до разрыва с Безобразовым в 1899 году. Подтверждая в письме свое авторство публикуемой ниже анонимной рецензии на романовскую книгу, Сергей Николаевич считал необходимым дополнить информационную основу книги материалами организованного безобразовцами в 1903 году Особого Комитета Дальнего Востока.

«Вам, вероятно, известна изданная здешним Восточным институтом книга Романова «Россия в Маньчжурии», составленная на основании документов 3-го отдела Общей Канцелярии Мин. Финансов, ― писал Сыромятников Бонч-Бруевичу в письме от 17 апреля 1930 года^[9]. ― Я составил для нее, как и для других изданий Института, краткий Summary по-английски, который посылаю при этом. Книга Романова жестоко уличает Витте во лжи, которою он щедро сдобрил свои мемуары, но автор не познакомился с документами Канцелярии по делам Дальнего Востока, а также документами Ли Хун-Чжана, изданными в Китае, и потому его работа оказалась несколько однобокой».

Впоследствии писатель потратил много так и не увенчавшихся успехом усилий продать Литературному музею Бонч-Бруевича так называему Малиновую книгу (материалы Канцелярии Особого Комитета Дальнего Востока) с рядом документов, касающихся концессии на Ялу. Ему, как мы уже говорили, не удалось опубликовать в «Минувшем» фрагменты своих «Воспоминаний». Так что публикуемая нами английская аннотация к книге Бориса Романова на сегодняшний день может считаться последним произведением Сергея Николаевича Сыромятникова, опубликованным при его жизни.

В последующих статьях об этом человеке мы расскажем об интересной публицистической деятельности Сергея Сыромятникова в период революции 1905 года, а также о его работе в качестве агента российского влияния в США в 1915-16 годах. Хотим подчеркнуть, что этот цикл материалов родился при тесном сотрудничестве с родственником писателя Борисом Дмитриевичем Сыромятниковым, который проживает в настоящее время Петербурге и продолжает вести очень плодотворные розыски сведений и архивных материалов о своем двоюродном деде.

* * *

<Сыромятников С.Н.> Рец. на книгу: Romanov B.A. Russia in Manchuria (1892-1906) // Publications of the Leningrad Oriental Institute. # 26. Издание Ленинградского Восточного Института имени А.С. Енукидзе, 1929.

Брошюра имеется в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, приложена к корпусу переписки С.Н. Сыромятникова с В.Д. Бонч-Бруевичем (1930-1933): ОР РГБ. Ф. 369. К. 347. Ед. хр. 18.

Когда острый скальпель русско-японской войны вскрыл гнойник российской политики в Манчжурии, вдохновитель и кормчий этой политики С.Ю. Витте, в своей вдохновенной полемике против генерала Куропаткина, затем в «Прологе к русско-японской войне», написанном по его указанию, и, позднее, в его широко распространенных «Воспоминаниях», попытался доказать, что та война явилась неизбежным следствием нарушения справедливых и миролюбивых принципов его дальневосточной политики. Оборонительный договор с Китаем, заключенный им в 1896 году, был нарушен разрешением царя кайзеру захватить Киао-чао. Именно он, Витте, страстно протестовал против захвата Порт-Артура. Он предотвратил аннексию Манчжурии, завоеванной российскими войсками во время восстания боксеров. Он потребовал эвакуации из Манчжурии в ускоренные сроки. Он боролся со всей силой против сумасшедших планов в Корее и Манчжурии, которые продвигали члены безобразовской камарильи, и он пал жертвой этих зловещих интриганов. Но во время национального унижения он простил своего изменчивого хозяина и спас страну в Портсмуте (штат Нью-Гемпшир).

Такая история о великом миротворце была изобретена и пущена в оборот им самим. Его читателям, а их было много, приходилось слепо верить его словам: их никто не мог опровергнуть, ибо архивы были закрыты для исследователей, а дипломатические ведомства ревниво охраняли свои секреты. Даже увесистая официальная история той войны не могла разрушить этот миф, поскольку была написана воинами, неопытными в политике и особенно в финансовой политике. И только Революция, открыв секретные архивы, дала возможность развеять легенду, в которую Витте с таким усердием и прозорливостью облек историю о самом себе.

Документы Третьей секции Генеральной канцелярии министра финансов, которые изучил автор «России в Манчжурии», предоставили ему замечательный и очень обильный материал, который позволил раскрыть истинную политику Витте на Дальнем Востоке, ее цели и ее средства.

Сибирь была завоевана казаками за шестьдесят лет, первый русский город за уральским хребтом ― Тюмень, основан в 1586 году, и первый русский город на Тихом океане ― Охотск в 1647. Первая экспедиция за уральский хребет для завоевания татарского ханства Западной Сибири, руководимая Ермаком, была организована Строгановыми, великими коммерсантами-авантюристами северо-восточной России. Позднее бандам казаков, которые искали «новых рынков сбыта» и накладывали дань в форме пушнины на местных жителей, оказали содействие агенты торговцев меха великой Московии, которые принимали участие в их отчаянных походах. Хотя великие мужи, которым мы обязаны присоединением Амурского и Уссурийского регионов: Муравьев, Невельской, Игнатьев, не относились к торговцам и бизнесменам, они понимали огромную роль Восточной Сибири для выхода к Тихому океану и всю важность будущего развития Владивостока.

Витте добавил к этой традиционной российской политике на Дальнем Востоке две новые персональные черты: как некогда директор крупной железнодорожной компании он был знаком с железнодорожным строительством и управлением, и в области транспортных перевозок его компетенция распространялась на вопросы тарифов и торговых преференций. Для него Манчжурия была дикой страной, и он был убежден, что железная дорога пронзит дикую страну, как вертел пронзает жирного петуха, и что впоследствии, когда железная дорога будет построена, он сможет зажарить этого петуха и предложить его на золотой тарелочке императору. С удивительным безрассудством он начал строить железную дорогу, имеющую стратегическое значение для России, на китайской территории.

Его предшественники на Дальнем Востоке понимали, что ревность соперников России к нашему захвату слишком больших кусков безлюдной земли в восточной Азии должна быть умиротворена, и именно по этой причине в 1862 году Владивосток был провозглашен порто-франко, и этот статус он сохранял до 1909 года. Но для Витте такой вариант был неприемлем, настолько тесным и обязывающим был его альянс с Францией, и поэтому он старался устранить всех конкурентов на еще не присоединенной территории. Его политика в Манчжурии была политикой монополии и жадной банкирской политикой, и именно она послужила причиной заключения англо-японского союза в 1902 году и последовавшей за этим войны.

Но книга Романова не только дает возможность внести серию исправлений в «Воспоминания» Витте, она дает новый материал для объяснения многих политических событий, произошедших перед русско-японской войной, которые оставались непонятными для сознания современников.

Так, попытка графа Ито вступить в Санкт-Петербурге в переговоры с Россией была разрушена вполне определенными заявлениями Витте о том, что «мы возьмем Манчжурию, чтобы использовать ее, как мы хотим, но мы отдадим вам Корею на определенных условиях», которые только ускорили заключение англо-японского союза. Стоит обратить внимание и на весьма конфиденциальное письмо графа Кассини Ламздорфу от 15 марта 1901 года, в котором сообщается об очень важном заявлении Джона Хея, тогдашнего государственного секретаря США: «мы полностью признаем право России использовать все средства, которые она сочтет необходимыми, для того, чтобы быть в состоянии не допустить повторения трагических событий прошлого года (восстания боксеров). Мы бы даже поняли, если бы она продвинулась дальше в этом направлении, в той мере, в какой она посчитала бы это необходимым для обеспечения ее интересов и планов, если бы мы получили заверения, что наша торговля при этом не пострадала и двери оставались бы открытыми». На самом деле это заявление явно шло вразрез с политикой неприкосновенности Китая, которая много раз провозглашалась США и которая теперь приносилась в жертву ради торжества принципа «открытых дверей».

На фоне фундаментальных провалов политики Витте, наивные усилия Безобразова и его друзей организовать в последний момент лесопильню в северной Корее и надежную российскую кампанию для привлечения иностранных денег в предприятия Маньчжурии, кажутся детскими и бесцельными, но они дали Витте весомый предлог сделать этих людей козлами отпущения за войну с Японией: ведь именно эти люди настаивали на расширении российской военной силы на Дальнем Востоке.

Потребовалось бы много больше места, чтобы перечислить все новые сведения, которыми богата книга Романова и которые бесценны для каждого исследователя китайской истории. Более того, она дает нам великий урок, что союз между Финансами и Правительством всегда угрожает миру в мире ради частной выгоды нескольких отечественных чиновников, находящихся в плену у международного Капитала.