Послесловие «золотого века» ВКЛ: цивилизационный разлом

Послесловие «золотого века» ВКЛ: цивилизационный разлом

Аннотация

Анализ культурного наследия XVI-первой половины XVII веков указывает на высокий интеллектуальный уровень развития наших предков. Их достижения получали признание не только в ВКЛ, но и во всем европейском сообществе. По глубине проникновения в народные массы, традициям они нисколько не уступали культуре «польского народа шляхетского», вызывая чувство уважения и восхищения. Поэтому современным белорусам можно и нужно гордиться своей истинно народной культурой, историческое забвение которой было создано искусственно.

«Золотой век ВКЛ» (первая половина XVI столетия) принёс не только долгожданный социально-политический мир на занимаемую Великим Княжеством территорию. В это время получили завершение процессы формирования белорусской народности как самостоятельного этноса в рамках ВКЛ и Речи Посполитой.

Здесь необходимо отметить, что речь идёт о «руских» или «русинах», издревле проживавших на старобелорусских территориях, характеризовавшихся общими этническими и социальными признаками (территория, культура, язык, черты психики, самосознание, цивилизация). Так, В.Б Антонович в своих «Монографиях по истории Западной и Юго-Западной России» ссылается на свидетельства немецкого рыцаря Дюсбурга, который два раза (1296-1305г.г.) рассказывает о единоборстве немецких рыцарей с литовскими и оба раза отмечает, что последние были «Ruteni» [1,с.40-41]. Ян Вислицкий в своей знаменитой «Прусской войне» говоря о воинах Витовта выделяет «руcинов»и «русов» [2,с.119,135].

 В сборнике «Описание документов архива западнорусских униатских митрополитов» размещены различные материлы, касающиесяпериода подготовки и заключения церковной унии. И во всех без исключения обращение только к «руским». К примеру, папа Климент VIII в воззвании к римскокатолическому епискому Иерониму от 7.02.1596г. просит «оказывать…содействiе и пособiе русскимъ епископамъ-унiатамъ» [3,с.85].

В то время ещё не произошла институализация категории «Белая Русь» среди «руских» ВКЛ на территориях современной Беларуси. Но так как данная народность в последующем трансформировалась в белорусов, то мы можем к ней применять термин «белорусская». Она принципиально отличалась от полонизованной знати (литвинов), которая превращаясь в «польский народ шляхетский», перешла в лоно Slavia romana/latina и западнохристианскую цивилизацию. ”У Рэчы Паспалітай паступова фарміруецца новая не толькі сацыяльная, але, можна сказаць, і этнічная супольнасць — “польскі народ шляхецкі,” — якая аб’ядноўвалася не толькі адзінымі правамі і прывілеямі , палітычнай ідэалогіяй, але і адзінай рэлігіяй (каталіцізмам), іадзінай мовай (польскай)” [4,c.231]. Соответственно, говоря о XV-XVII веках, можно сказать, что на старобелорусских землях параллельно развивались два самостоятельных этнокультурных процесса, имеющих разные объекты, субъекты и, самое главное, протекающие в разных цивилизационных пространствах. Сущестующее положение де-факто было закреплено де-юре в Статуте ВКЛ от 1566 года. «Але на достоенства…не маеть быти обиранъ…толко здавна продковъ своихъ уроженецъ Великого Князства Литовского Литвинъ и Русинъ» [5,с.81].

Культура белорусской народности. Взлёт и падение

Основными культурными и экономическими центрами белорусской народности были города. Их население представляло собою самодостаточное сословие, обладающее значительными материальными средствами и высоко развитым чувством национального достоинства. Монахи-доминикане, например, в XVII веке характеризовали жителей Пинска как довольно зажиточных, обладавших такой силой и богатством, что «…было множество горожанъ, имевшихъ въ торгу по сто тысячь…возгордившись и пренебрегши сперва начальствомъ, его милостью королемъ, уже избранным, сенатомъ и княземъ…даже правами и вольностями своими…» [6, c. 32]. Огромное воздействие на развитие культурного самосознания жителей городов ВКЛ оказывали экономическая деятельность, поездки в европейские страны, проникновение образцов западнославянской письменности на старобелорусские земли. Зарождающейся в городской среде буржуазии, ощущающей «свою силу и политическое бесправие» [7, c. 656],в отличие от ориентирующейся на Польшу шляхты, требовались национальное образование, национальная культура, национальный литературный язык, что было необходимым условием ее собственного саморазвития. И объективным союзником городского населения в этом процессе стала православная знать.

Так, в 1581 году иезуиты жаловались Папе Римскому, что «…некоторые русскіе князья, каковы Острожскій, Слуцкій, имеютъ свои училища, въ которыхъ питается ихъ расколъ (т.е. православие. – Авт.)» [8, c. 211]. Да и знаменитый Франциск Скорина, который ответил на вызовы общественного развития белорусской народности, был не одинок. Ему всячески помогали виленский бурмистр Якуб Бабич, в доме которого он основал свою типографию, и член городского магистрата Богдан Онков – активные участники Виленского православного братства [7, с. 668].

Кстати, спектр интересов Ф. Скорины был достаточно широким и охватывал философию, культуру, мораль и право. Однако особо он преуспел в издании «руских» книг и введении в широкий оборот старобелорусского литературного языка. Целью своей жизни первопечатник видел служение обществу и народу – «людям посполитым к доброму научению», «своему прироженому рускому языку, к науце всего доброго» [7, c. 668–669]. Эти же цели преследовал и продолжатель традиций Ф. Скорины Василий Тяпинский, который перевел на старобелорусский язык Евангелие и на собственные средства напечатал его в 1570 году. Он высоко ценил свой «зацный, славный, острий, довстипный» народ, способствовал повышению его образования, морали, нравственности и укреплению «руской» культуры, отмечая, что «славные предки» имели свое письмо и «в размаитых языках учоными были» [9,с. 82–84].

Формирование этими и некоторыми другими средневековыми просветителями мировоззренческих идей народной культуры, преданность своему «рускому» (белорусскому) народу, введение в общественную практику литературной формы старобелорусского языка, а также объективная необходимость развития духовности создавали предпосылки для белорусского Возрождения, которое, безусловно, было частью общего процесса Ренессанса и в Великом Княжестве Литовском, и в мире. Белорусское Возрождение, по сути, стало квинтэссенцией городской цивилизации XVI – первой половины XVII века. Его идеи активно проникали не только в литературу, но и в философию, архитектуру, искусство. Белорусская готика, примерами которой могут служить Сынковичcкая, Маломожейковская, Супрасльская церкви, живопись и скульптура были тесно связаны с православной церковью. Появляется книжная графика (гравюры Ф. Скорины), предпринимаются первые попытки нотопечатания (Берестейский канционал), в музыкальную культуру входят канты и псалмы, в белорусском фольклоре завершается становление его основных видов и жанров. Развивался народный кукольный театр – батлейка. Закладывались и активно развивались основы белорусского ткачества как вида художественного промысла и искусства [10,с. 41–43]. Белорусские драма и интермедия, возникшая на пограничье устного народного творчества и профессиональной литературы, также прочно вошли в повседневную жизнь городов и деревень. Жизненный опыт народа, его социальный протест и нравственные идеалы, стремление белорусского народа к единству с братскими русским и украинским народами отражаются в многочисленных присказках, пословицах, загадках и песнях: «Был на Руси черный бог», «Туман, туман на долине» и т.д.[11,c.187].

Свое почетное место в мировой сокровищнице занимают и другие достижения белорусской культуры, например, «Грамматiки Славенския правильное Синтагма» (1619) Мелетия Смотрицкого. Книга на последующие два века стала основой церковнославянской грамматической науки. Выдержав множество переводов, она послужила базой для создания сербской, хорватской, румынской и болгарской грамматик [12, c. 84]. Сюда же необходимо отнести и работы Лаврентия Зизания «Грамматика словенская….» (1596), «Катехизис» (1627) и «Азбука» (1596) или второй из датированных печатных букварей после букваря Ивана Федорова (1574). В своём небольшом стихотворении «Типограф младенцем» Л.Зизания выразил всю сущность человечности и доброты православной белорусской культуры.

«Не просто книжку называйте тую грамматiку,

Але наставницу добру словенскому языку.

Научает добре писатии добре читати,

Досконалым и певным быти, а не в чом не партати» [13, с.59].

При этом необходимо отметить, что книги Ф.Скорины, подаренные русскому царю, по приказу церковных и светских властей подверглись сожжению, а «Катехизис» Л.Зизания, привезённый в Москву, после публичного обсуждения был лично «исправлен» Московским патриархом. Ибо при всём духовном и культурном единстве восточных славян, культура «руских» ВКЛ имела собственный, оригинальный путь развития в мировой истории.

Но особенно важной стороной белорусского Возрождения было развитие белорусской литературы как самостоятельного общественно-политического явления. На смену традиционному летописанию во второй половине XVI века приходят исторические обзоры, хронографы, мемуары, синопсисы, семейные дневники, в центре внимания которых находились вопросы истории и аспекты ее развития на определенном этапе государственной и общественной жизни [12, c. 91]. Наиболее значимыми были: «Баркалабовская летопись», «Дневник Федора Евлашевского» (обе работы написаны во второй половине XVI начале XVII в.в.), 33 «Листа» Филона Кмиты-Чернобыльского (1573-1574) и др.

Преследования православных «руских» (белорусов и украинцев) после заключения Люблинской (1569), а затем и Брестской церковной (1596) уний вызвали у них сопротивление национально-конфессиональному давлению, вследствие чего стало возможным появление полемической религиозной публицистики. Первым выстрелом в этом сражении стало сочинение руководителя иезуитов в ВКЛ известного католического теолога

Петра Скарги «О единстве костела Божьего под единым пастырем…» (1577), где он подверг резкой критике православие и славянскую культуру. Достойный ответ ему в своем труде «Апокрисис, албо отповедь на книжки о съборе Берестейском …» (1597) дал Христофор Филалет («Правдолюбец»). Он научно опроверг догматы римско-католического учения о папском главенстве, а также другие положения трактата П.Скарги. Не имея возможности опровергнуть «Правдолюбца» его противники скупили весь тираж «Апокрисиса» и уничтожили. Среди «руских» полемистов, писателей и поэтов, писавших на старобелорусском языке, широкую известность получили Леонтий Карпович, Афанасий Филиппович, Леон Мамонич, Спиридон Соболь, Иосиф Половка и др. Сила воздействия проповедей Стефана Зизания (Виленское братство) и его работ были столь велики, что для их нейтрализации польский король в 1596 году издал специальную грамоту трибунальским судам [3, c. 87].

Безусловно, одним из самых выдающихся мастеров церковной полемики являлся Мелетий Смотрицкий. Выпускник Острожской православной братской школы, а также слушатель Лейпцигского, Виттенбергского и Нюрнбергского университетов, он создал десятки трудов, которыми ставил в тупик таких известных защитников католицизма и унии, как Петр Скарга, Антоний Селява, Ипатий Потей, Иосиф Рутский.

Новым жанром явилась политическая сатира. Наиболее интересны в этом плане «Речь Мелешки» (1630) и «Письмо к Обуховичу» (1655), в которых беспощадно высмеиваются польское панство на белорусских землях и свои «родные» полонизированные паны. «Много тутако таких ест, што хоть наша костка, однак собачим мясом обросла и воняет, тые, што нас деруть, губять радные» [14, c. 312].

Одним из ярких деятелей белорусской культуры того времени был и Симеон Полоцкий. «Беларускі і рускі пісьменнік, філосаф-асветнік, тэолаг, грамадскі і царкоўны дзеяч “[15,с.296]. Он поднял поэзию восточных славян на более высокий уровень, был одним из наиболее крупных представителей барокко. С.Полоцкий писал на белорусском, латинском и старославянском языках, создал такие известные стихотворные сборники как «Вертоград многоцветный» (1677–1678) и «Рифмологион» (1680), ( 1300 страниц каждый, только «Вертоград» 1250 стихотворений) и т.д. По силе своего таланта и общественному звучанию его работ С.Полоцкого можно поставить в один ряд c К.Туровским, Ф.Скориной, он вместе с ними является светочем культуры белорусской народности.

Столь её высокий уровень невозможен был бы без развитой системы образования, которая играла важную роль в решении общей задачи отстаивания «рускими» правана свое национальное существование. Школы, открытые православными братствами в целом ряде белорусских городов: Могилеве (1590), Бресте(1591), Минске (1612), Полоцке (1622) и других, иногда называли «колеум руский» [16, c. 28]. Обучение в них было 3–5-летним, а учебные программы приближены к программам городских школ Западной Европы и обеспечивали высокий уровень образования. Так, например, в Брестской и Могилевской школах изучали семь свободных искусств. В Виленской – пять языков (греческий, латинский, польский, славянский и старобелорусский),произведения античных мыслителей, арифметику, геометрию, астрономию, географию, диалектику, риторику, музыку, церковный устав с пением, а также учения о праздниках и о добродетелях [16, c. 29]. Православные школы, в отличие от католических, принимали на обучение всех желающих, зачастую на бесплатной основе. В королевской грамоте Жигимонта III могилёвским мещанам в 1602 году говорилось: «В школе теж брацкой дети братьи уписное и убогих сирот, языка Руского, Греческого, Латинского и Полского, накладом брацким, даром учити повинны…» [16,с.20]. Методика обучения тоже отличалась: в иезуитских и других католических учебных заведениях широко использовалось механическое запоминание схоластических текстов, а в православных школах обучение строилось на принципах логического усвоения материала. И самое главное: в братских школах, опять же в отличие от католических, физическое наказание было редкостью, а сословное неравенство практически отсутствовало.

Проигрывая интеллектуально и духовно православию, католический клир призывал на помощь государственную власть. Так, в 1621 году членов Виленского магистрата — как руководителей православного братства–лишили должностей и посадили в тюрьму, а на улицах хватали всех, кто подозревался в приверженности к православию, в монастыри бросали камни и горящие поленья [17,c. 100]. Расправы с православными братствами совершались во всех городах Беларуси по любому поводу, а иногда и без повода. Вместе с братствами закрывали их издательства и православные школы. Так белорусскую культуру лишали базы, а ее представителям чинили мыслимые и немыслимые препятствия. После публикации М.Смотрицким «Фриноса, или Плача восточной церкви» (1610) издательство Виленского братства подверглось разгрому, шрифт изъяли, типографа и корректора Л.Карповича (будущего архимандрита виленского Свято-Духова монастыря и ректорабратской школы при нем, епископа Владимирского и Брестского) арестовали и держали два года в тюрьме. Это было сделано по личному повелению польского короля Жигимонта III [17, c. 74]. Автора «Диариуша» (1646) А. Филипповича арестовали и за отказ отречься от православия подвергли жестокой казни, предположительно – закопали живым [18, c. 705]. Такое отношение к представителям тогдашней культуры белорусской народности было правилом, а не исключением. Но, несмотря на гонения и преследования, «руские» (белорусы) активно отстаивали, в том числе и с оружием в руках, свою духовность, свой язык, авторитет которого был по-прежнему высоким в государстве – издание Статута Великого Княжества Литовского в 1588 году на старобелорусском языке яркое тому подтверждение.

Однако в 1696 году власти Речи Посполитой приняли судьбоносное длябелорусской народности решение. Конфедерация сословий Речи Посполитой постановила, чтобы в делопроизводстве Великого Княжества Литовского все решения составлялись только на польском языке [19, c. 80]. А затем и сейм Речи Посполитой постановил: « …pisarz powinien po Polsku, a nie po Rusku pisac» [20, c. 143]. Но и этого показалось мало: в старобелорусском языке запретили использовать кириллицу, а вместо нее ввели латинский шрифт. После таких «реформ» язык белорусской народности более чем на полтора века прекращает свое существование на официальном уровне и сохраняется лишь в диалектах. Его возрождение началось во второйполовине XIX столетия в условиях царской России.

Католическая знать и белорусское Возрождение

Сегодняшние социально-политические процессы в Беларуси характеризуются фетишизацией культурологических явлений средневековой шляхетской среды. Их трактуют как истинно народные и абсолютно исключительные в истории белорусской нации. Некоторые современные ученые процесс Возрождения и Реформации тесно увязывают с проникновением в Беларусь протестантизма. По их мнению, «именно деятельность Ф.Скорины, Н.Гусовского и Я.Вислицкого можно считать прологом эпохи Возрождения на белорусских землях. Вместе с тем только после распространения в ВКЛ протестантского движения традиции Ренессанса начали постепенно вытеснять устоявшийся средневековый образ жизни» [21, c. 99].

Вместе с тем, более глубокое изучение белорусского Возрождения показывает, что сегодня в Беларуси только одно произведение Николая Гусовского, величественный памятник которому установлен на территории БГУ, широко известно. Написанное в 1522 году на латинском языке, в 60-х годах XX века оно было переведено Яковом Порецким и Иосифом Семежоном на русский, а затем И.Семежоном на белорусский (1969) языки как «Песня о зубре». Две другие поэмы инесколько стихотворений, посвященных католической церкви и военной истории Польши, остаются в тени. Переводчики «Песни о зубре», как отмечаетсяв предисловии к белорусскоязычному варианту, посчитали, что «пагоня за вонкавай, літаральнай дакладнасцю, як вядома, дае самыя згубныя вынікі ў перакладной паэзіі», поэтому подлинность «аб’ёмнай і эканомнай латыні» они заменили «гнуткасцю і прасторам, дасканалай мовай тваіх продкаў» [22, с. 10]. Иными словами, «белорусский» поэт Возрождения представлен сегодня обществу не своим дословным текстом оригинала, а поэтическим трудом Я.Порецкого и И.Семежона.Из перевода на русский язык видно, что Н. Гусовский называет народ «мелкой чернью» [23, c. 82], а зубру («бизону»), который, по мнению«толкователей» творчества поэта, олицетворял силу и мощь белорусского народа, автор среди прочих характеристик дает следующую:

«Он повсеместно прослывший кровавым убийцей,

Часто внушал мне позорное, мерзкое чувство

Страха и ужаса. Стыдно признаться:случалось

Бегством спасаться, что даже плевались с презреньем…» [24, с. 129].

Да и само полное оригинальное название поэмы говорит о многом: «Песня о внешности, дикости бизона и охоте на него» («Carmen de statura feritate ac venatione bisontis »).

Для Н.Гусовского Отчизной являлась «Польша», а не «Русь» Подданный Польши…») [24, с. 133]. В отличие от Ф.Скорины и В.Тяпинского, соотносивших себя с «рускими» (белорусами), он, как и Ян Вислицкий, по своему самосознанию и самообозначению принадлежал к польской государственной знати. Например, Я.Вислицкий однозначно называл себя «сарматом», был активным пропагандистом идей польского сарматизма [2, с. 101], создателем од, воспевающих короля Жигимонта и католическую знать, глашатаем побед польского оружия.

Принципиальная разница между реформатами и просветителями эпохи Возрождения, одни из которых представляли интересы белорусской народности, а другие – «польского народа шляхетского», имеет исключительно важное значение для мировоззренческих процессов современной Беларуси.

Попытки сегодня придать «лацінамоўным паэтам» статус национальных символов и объяснить их обращение к латинскому и польскому языкам объективной необходимостью среды «адукаваных колаў» того времени принижают роль культуры белорусской народности в отечественной истории, а такжелегитимизируют в глазах современного общества насилие над верой, культурой и языком «руских» (старобелорусским) в средние века. Этим самым создаются предпосылки для цивилизационной переориентации населения Республики Беларусь.

Не совсем соответствует действительности вторая часть утверждений авторов учебного пособия «История Беларуси в контексте мировых цивилизаций» об определяющей роли протестантов в белорусском Возрождении, ибо города оставались политическими, экономическими и культурными центрами белорусской народности даже в годы расцвета кальвинизма. Ради истины надо сказать, что часть горожан, особенно зажиточные слои, тесно связанные со знатью ВКЛ, приняли протестантскую веру, но даже тогда они не отказывались от культуры и образа жизни своего народа. На это указывает тот факт, что когда протестанты в 1563 году добились равноправия с католиками, эта «привилея» не касалась горожан [25, с. 47].

Можно со всем основанием утверждать, что протестантство на средневековых белорусских землях в основном распространилось в шляхетских кругах, не затрагивая широкие народные массы. При этом преданность гуманизму и демократии, о которой так много говорят некоторые историки, была относительной, а увлечение реформаторским движением для знати носило больше все-таки прагматический характер. Так, кальвинист Николай Радзивилл Черный закрыл в своих владениях 187 костелов и экспроприировал весь их земельный фонд. Его примеру затем последовали другие магнаты и шляхтичи [7, c. 721].

Также надо подчеркнуть, что протестанская вера, будучи разновидностью реформированного католицизма, объективно предполагала переход в западнохристианскую цивилизацию, превращение Возрождения и Реформации в шляхетской среде в отдельное социокультурное явление. А скорый и массовый отказ представителей шляхты от протестантизма в пользу католицизма и превращение их в активных деятелей Контрреформации, которая воспринималась в этой среде как утверждение традиционного общественного порядка, окончательно отделили культуру представителей шляхты и культуру белорусской народности друг от друга.

Цивилизационное противостояние

Это было сложное время перехода протестантов и многих представителей православной шляхты в ареал Slavia romana/latina. Он происходил в условиях окончательной смены «руско»-литовского уклада ВКЛ на польский и сопровождался ломкой общественного сознания целого народа, изменениями его психологических стереотипов, политических мотиваций и национальных традиций. Многие «руские» (белорусские) патриоты того периода переживали личную драму, раздваиваясь между «рускостью» (белорускостью) и государственной политикой по ееограничению и изменениям. Весь трагизм белорусской народности отразили слова оршанского старосты, сенатора, смоленского воеводы Филона Кмиты-Чернобыльского в одном из его «Листов»: «Мы тут, слуги вашей милости, розмавляем больш около своих, ваших милостей панов, сенаторов нашых. Ино некоторые мовят: «Не дай бог ляху быть! Вырежет Литву, а Русь поготову!» [26, с. 87].

В то же время Василий Тяпинский – добросовестный офицер армии Речи Посполитой, протестант (социнианин) и состоятельный гражданин, выступал за веротерпимость. Свой перевод «Евангелие» на старобелорусский язык он дополнительно сопроводил церковнославянским текстом, тем самым выказав свое уважение к православным традициям [7, с. 692]. Сымон Будный, также социнианин, с помощью переводчика Лаврентия Кришковского представил миру два произведения на старобелорусском языке: «Катехизис…» (1562) и «Об оправданиигрешного человека перед Богом» (1562). Андрей Рымша – основатель «панегирической поэзии» – создал на старобелорусском языке панегирики на гербы магнатов Остафия Воловича (1585), Льва Сапеги (1588), Федора Скумина (1591) [27, c. 9]. Полочанин Соломон Рысинский впервые обозначил себя белорусом в 1586 году в имматрикуляционных актах Альтдорфского университета [28, c. 8]. Национальным самосознанием обладали и другие представители гуманистических кружков белорусских магнатов в XVI – начале XVII столетия: Базилик Киприан, Матвей Стрыйковский, Беняш Будный, Даниил Наборовский, Петр Бластус Кмита и др. [29, c. 290].

Следует заметить, что Сымон Будный свою деятельность на старобелорусском языке ограничил только двумя книгами. Все его труды в дальнейшем создавались только на польском и латинском языках. Андрей Рымша к концу XVI векагоду перешел на польский язык. Соломон Рысинский также много сделал на «карысць» польского и латинского языков [27,c. 9]. Точно так же обратились к польскомуязыкудругие белорусские гуманисты и просветители, а идеалы и интересы польской шляхты становились для них родными.

Этисамым былоположено начало неоднозначному процессу, который стал тяжелой ношей для белорусского народа, когда вплоть до конца первой половины XIX столетия лучшие сыны Беларуси становились творцами польской культуры, а последователи и преемники блестящих белорусских умов эпохи Возрождения и Реформации из католической и протестанстской среды по всем признакам представали убежденными поляками.

Причины столь сложного общественного явления, когда элита нации оставила свой народ, следует искать и в социально-психологической области, и в экономике, и в политике. В частности, во второй половине XVII – XVIII веке под давлением католической шляхты и властей Речи Посполитой пала городская цивилизация белорусской народности как оплот ее культуры. К тому моменту почти во всех городах белорусская народность уже перестала являться большинством населения. Например, «к началу 80-х годов XVIII века в среде клецких лавочников не было ни одного мещанина-белоруса» [30, с. 139]. И так было практически повсеместно.

Сложившиеся обстоятельства привели к тому, что, по словам известного историка В. Пичеты, «экономически подавленный город не выдержал натиска польской культуры… О белорусской культуре не приходилось говорить в XVIII в. и первой половине XIX в. Преобладающий характер культуры в целом был польский» [31, c. 20]. Литература, музыка, живопись, изобразительное искусство, как и вся культура, поддерживаемые правящими элитами, на длительное время стали средством формирования на белорусской земле польской нации из числа этнических белорусов. Современный отечественный историк Я.Трещенок положение белорусской культуры в XVII–XVIII веках сформулировал болееконкретно: «На территории Литвы и Беларуси к XVII в. сформировался окраинный («кресовый») вариант польской шляхетской культуры, противостоявшей местным русским и литовским традициям как якобы «неполноценным», «низшим» и даже иноплеменным» [32, c. 120]. Результатом всех этих явлений стал страшный по глубине духовно- культурный раскол белорусов. Юго-восток, оказавшийся рядом с Россией и непокорной Украиной, был менее подвержен полонизации, а северо-запад попал под мощное латинское влияние. Но белорусы разделились не только территориально. Граница цивилизационного противостояния прошла и внутри самого народа, между его высшими и низшими сословиями, лишив национальную элиту естественных исторических корней. И затем уже потребовалось не одно столетие для культурного и национального возрождения белорусской народности.

Мы все белорусы

Исторической данностью для суверенной Республики Беларусь является факт одновременного нахождения белорусского общества в двух цивилизациях (восточнославянской, как части восточнохристианской, и западнохристианской), а также двух культурных пространствах (Slaviaоrthodoxa и Slavia romana/latina). При этом последнему в СМИ и в гуманитарной сфере в целом отдают явное предпочтение. Вместе с тем такие действия затрудняют формирование белорусской идентичности, которая длительное время, особенно в XVII – первой половине XIX века не была востребована и не носила ярко выраженного характера. Тогда национальные элиты – реальные творцы белорусского научного и культурного потенциала (основы идентичности) по своему самосознанию и самообозначению принадлежали к польскому этносу. Все это приводило к тому, что даже в 1903 году, как отмечал Е. Карский, «…простой народъ обыкновенно говоритъ по-белорусски, более образованные уже по-польски. … Народъ съ трудомъ различаетъ народность, но никогда не смешиваетъ православного с католикомъ; всякого католика онъ обыкновенно и называетъ полякомъ» [33, c. 11, 31].

В современной Беларуси в определенных кругах также ннаблюдается тенденция к ограничению истории белорусской нации узкими рамками ВКЛ и Речи Посполитой с их русофобством и якобы единым народом, единой культурой, где нет места белорусской народности как историческому этносу со своей культурой в эпоху Средневековья. В Республике Беларусь созданы “Згуртаваньня Беларускае Шляхты” [34,с.6], а 20 мая 2000 года в Новогрудке был подписан Акт провозглашения литвинской нации [35]. Не стоят в стороне и средства массовой информации, навязывая духовные ценности полонизованной знати белорусскому обществу.

Однако исторический опыт показывает, что возвращение к временам, когда элементы самоидентификации польской нации являлись базовой основой самосознания и самообозначения белорусской знати и части простых людей, будет иметь негативные последствия. В определенной степени данная практика может привести к разрушению белорусской государственности подобно тому, как это было в XVII веке, когда пала городская цивилизация белорусской народности. К сожалению, не потеряли остроты слова польского «Катехизиса» XIX столетия: «У Польши есть своя Индия: Украина и Литва, – колонии эти с Польшей составляют одно целое и, при разуме и умении вести дело, никогда в материальном отношении не будут от нее отторгнуты» [36]. Соединяясь в единое целое, эти факторы оказывают разрушающее воздействие на белорусскую идентичность и вызывают двоеверие в мировоззренческих позициях белорусов. Что может чувствовать, к примеру, победитель Олимпиады, когда он со слезами на глазах смотрит на Флаг Беларуси, триумфально парящий над всеми Играми, а дома ему говорят: «Это не белорусский флаг, да и гимн не тот. И, вообще, ты не белорус, а литвин!». Это же состояние неоднократно испытывали и испытывают многие граждане страны. Очевидно, необходима законодательная институализация базовых элементов этнокультурной самоидентификации белорусской нации с учетом активной роли в современном политическом процессе католического сегмента как неотъемлемой составляющей белорусского общества. Ибо её отсутствие и является основным источником ряда гуманитарных проблем, разъединяющих «свядомую» интеллигенцию и большинство народа Беларуси. Выработка единого подхода к пониманию вопроса «Что нас делает белорусами?» явится мощным фактором социально-политической стабильности в суверенной и независимой Республике Беларусь.

Поэтому тысячу раз прав Янка Купала: «Помніма, братцы, ці мы католікі, ці мы праваслаўныя, – мы беларусы, а Бацькаўшчына наша – Беларусь» [37, с. 213].

Литература

1. Антонович, В.Б. Монографии по истории ЗападнойиЮго-Западной России / В.Б. Антонович. – Киев : Тип. Е. Я.Федорова. — Т.1. — 1885. – 351 с.

2. 18. Вісліцкі, Я. Пруская вайна = Bellum Prutenum / Я. Вісліцкі. –Мінск, 2005. – 233 с.

3. Описание документов архива западнорусских униатских митрополитов : в 2 т.– СПб : Синоидальная тип., 1897 – 1907. — Т.1: 1470-1700. – 1897.– 502 с.

4. Нарысы гісторыі Беларусі : у 2ч. / М.П. Касцюк [і інш.]; Акад. навук Беларусі, Ін-т гісторыі. – Мінск : Беларусь, 1994 – 1995. — Ч.1.- 1994. -527 с.

5. Доўнар, Т.І. Статут Вялікага княства Літоўскага 1566 года / Т.І. Доўнар, У.М. Сатолін, Я.А. Юхо; Рэдкал. Т.І. Доўнар [і інш.]. – Мінск : Тэсей, 2003.- 352 с.

6. О бунте города Пинска и об усмирении онаго в 1648 г. /пер. с польск. Н. Янковского. – М.: Имп. О-во истории и древностей рос., 1847. – С. 31–38.

7. Пичета, В.И. Белоруссия и Литва XV–XVI вв.: Исслед. по истории соц.-экон., полит. и культур. развития / В.И. Пичета; под ред. З.Ю. Копысского [и др.]; Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения. – М., 1961. – 812 с.

8. Чистович, И.А. Очерк истории западнорусской церкви: в 2 ч. / И. Чистович. – СПб.: Тип. Департ. Уделов, 1882–1884. –Ч.1. – 1882. – 220 с.

9. Алексютович, В.А. Тяпинский и его предисловие к Евангелию / В.А. Алексютович // Из истории философской и общественно-политической мысли Белоруссии / АН БССР, Ин-т философии. – Минск, 1962. – С. 82–87.

10. Рябцева, Н.А. История белорусской культуры: учеб.-метод. пособие для студентов всех специальностей / Н.А. Рябцева. – Гомель, 2011. – 188 с.

11. Чигринов, П.Г. Очерки истории Беларуси: учеб. пособие/ П.Г. Чигринов – 3-е изд., испр.- Минск: Выш.щк., 2007. – 463 с.

12. Парашкоў, С.А. Гісторыя культуры Беларусі / С.А. Парашкоў. – Мінск: Бел. навука, 2003. – 444с.

13. Анталогія беларускай паэзіі : у 3т. / Рэдкал.: Р.Барадулін і[інш.]; Рэд. і аўтар прадм. Н.Гілевіч. – Мінск: Маст. літ., 1993. – Т.1. — 622с.

14. Прамова Мялешкi, каштэляна Смаленскага, на сойме ў Варшаве ў 1589 годзе // Из истории философской и общественно-политической мысли Беларуси / АН БССР, Ин-т философии. – Минск, 1962. – С. 310–313.

15. Званарова, Л.У. Cімянон Полацкі / Л.У.Званарова, У.М.Конан // Мысліцелі і асветнікі Беларусі : Энцыкл. Даведнік / Беларус. Энцыкл.; Гал. рэд. «Беларус. Энцыкл» : Б.І.Сачанка (гал.рэд.) [і інш.]. Маст. Э.Э. Жакевіч. Мінск, 1995. – 296-307 С.

16. Мещеряков, В.П. Братские школы Белоруссии: XVI – первая половина XVII в. / В.П. Мещеряков; под ред. С.А. Умрейко. – Минск, 1977. – 55 с.

17. Васильевский, В.Г. Очерк истории города Вильны / В.Г. Васильевский // Памятники русской старины в Западных губерниях империи, издаваемые по высочайшему повелению П.Н. Батюшковым. – Вып. 5. – Спб., 1874. – 206 с.

18. Православная энциклопедия: Русская православная церковь: в 21 т.; под общей редакцией Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. – Т. 3: Анфимий – Афанасий. – М., 2001. –751 с.

19. История Белорусской ССР / Акад. наук Белорусской ССР, Ин-т истории; редкол.: И.М. Игнатенко [и др.]. – Минск, 1977. – 629 с.

20. Карский, Е.Ф. Белорусы: введение к изучению языка и народной словесности / Е.Ф. Карский. – Вильна, 1904.

21. Голубович, В.И. История Беларуси в контексте мировых цивилизаций: учеб.-метод. пособие. – 2-е изд. / В.И. Голубович [идр.]; под ред. В.И. Голубовича, Ю.Н. Бохана. – Минск, 2010. –464 с.

22. Гусоўскі, М. Песня пра зубра: на бел. мове / М. Гусоўскі; пер. з лац. мовы і прадм. Я. Семяжона. – Мінск, 2006. – 71 с.

23. Гусоўскі, М. Песня пра зубра: на бел., рус. мовах / М. Гусоўскі; пер. на бел. мову Я. Семяжона; пер. на рус. мову С. Куняева. – Мінск: Юнацтва, 1998. – 102 с.

24. Гусоўскі, М. Песня пра зубра: на лац., бел., рус. мовах / М. Гусоўскі; пер. на бел. мову Я. Семяжона; пер. на рус. мову Я. Парэцкага, Я. Семяжона. – Мінск, 1980. – 183 с.

25. Подокшин, С.А. Реформация и общественная мысль Белоруссии и Литвы / С.А. Подокшин. – Минск,1970. – 222 с.

26. Кміта-Чарнабыльскі, Ф.С. Лист 19. До Остафея Волловича, каштеляна Троцкого / Ф.С. Кміта-Чарнабыльскі // Помнікі старажытнай беларускай пісьменнасці; уклад., уступ. артыкулы, каментарыі А.Ф. Коршунаў. – Мінск, 1975. – С. 85–90.

27. Лыч, Л.М. Гісторыя культуры Беларусі ў перыяд Рэчы Паспалітай (1569–1795) / Л.М. Лыч. – Віцебск, 2006. –168 с.

28. Порецкий, Я.И. Соломон Рысинский: Solomo Pantherus Leucorussus (конец XVI – начало XVII в.) / Я.И. Порецкий. –Минск: Изд-во БГУ, 1983. – 158 с. 29. Гісторыя Беларускай ССР : у 5т. / Акад. навук БССР, Ін-т гісторыі; гал.рэд. кал. І.М.Ігнаценка (старш.) [і інш.]. – Мінск : Навука і тэхніка, 1972 – 1975. — Т.1: Першабытнаабшчыны лад на тэрыторыі Беларусі. Эпоха феадалізма.– 1972. – 631 с.

29. Грицкевич, А.П. Частновладельческие города Белоруссии в XVI–XVIII вв. / А.П. Грицкевич // Акад. наук БССР, Ин-т истории. – Минск,1975. – 248 с.

30. Пичета, В.И. Белорусский язык как фактор национально-культурный / В.И. Пичета; послесловие Л.М. Лыча. – Минск,1991. – 32 с.

31. Трещенок, Я.И. История Беларуси: в 2 ч. / Я.И. Трещенок. – 2-е изд. – Могилев: МГУ им. А.А. Кулешова, 2004–2005. –Ч. 1: Досоветский период: учеб. пособие для студ. высш. учеб.заведений. – 2004. – 296 с.

32. Карский, Е.Ф. Отчет о поездке в Белоруссию в 1903 г. /Е.Ф. Карский. – СПб: Тип. М. Стасюлевича, 1905. – 32 с.

33. Годнасць: выданьне Згуртаваньня Беларускае шляхты. – Мінск. №1. – 1993

34. Акт провозглашения. Великолитва. //Литвины [Электронный ресурс].-2007-2009. –Режим доступа: http://litvania.org/akt2000.htv/. –Дата доступа:24.02.2011.

35. Романчук, А. Воссоединение униатов и исторические судьбы елорусского народа / А. Романчук // Православие.Ru [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http: //www.pravoslavie.ru/put 5276.htm/. – Дата доступа: 11.10.2012.

36. Купала, Я. Вера і нацыянальнасць / Я. Купала // Збор твораў: у 7 т. – Мінск, Навука і тэхніка, 1972–1976. – Т. 7: Пераклады п’ес. Публіцыстыка. Пісьмы. Летапіс жыцця і творчасці. –1976. – С. 212– 213.