Россия в Войнах

Россия в Войнах

Происхождение славянской племенной общности известно нам «с точностью до легенды». В советское время родословную славян протягивали чуть ли не к скифам, но с определенной уверенностью можно сказать лишь то, что славянский праэтнос сформировался в условиях Восточной Европы, и произошло это исторически довольно поздно.

Возможно, славяне – один из этносов, порожденных временем Великого переселения народов. Во всяком случае, именно с сильнейшими антропотоками, пронизывающими в III веке н.э. территорию Восточной Европы, связывают выделение восточных славян как самостоятельной общности.

Эта этническая группа не приняла участия в исторических событиях, изменивших в V-VII столетии лицо Европы. Гуннские завоевания, гибель Римской Империи, создание «варварских королевств» и их христианизация, – все это никак не затронуло многочисленный земледельческий народ, облюбовавший для поселения среднее течение Днепра.

Формирование централизованного государства восточных славян происходило крайне медленно, и, по-видимому, мифология не напрасно связывает ускорение этого вялотекущего процесса с «призванием варягов». Во всяком случае, интересно отметить, что устная традиция обуславливает само возникновение русской государственности, во-первых, с пришлой военной силой и, во-вторых, с добровольным заимствованием чужих культурных форматов.

К IX веку Киевская Русь получила, наконец, все атрибуты феодальной государственности и почти сразу перешла к активной экспансии в направлениях на север и запад. Понятно, что такая политика потребовала создания централизованных и достаточно мощных вооруженных сил.

С технической точки зрения княжеские дружинники были вооружены и оснащены никак не хуже западноевропейского рыцаря. Тем не менее, эпохи рыцарства Киевская Русь не знала, что привело ко многим важным последствиям.

С.Хантингтон проводит свою границу между европейской и «православно-католической» славянской цивилизацией по восточной границе Польши. В действительности эта граница возникла задолго до христианизации Польши и никогда не носила конфессионального характера.

Европейские государственные образования формировались под сильнейшим воздействием Римской Империи и ее катастрофического распада. Соответственно, они наследовали римские дороги, римское (в своей логике) право, римские города, римское сельское хозяйство. Но гибель Империи сопровождалась разложением ее производственных механизмов. Прежде всего, это означало деградацию экономически самостоятельного крестьянства, являющегося социальной базой сильной и устойчивой на поле боя пехоты.

Поскольку такая пехота является основой любого боевого порядка, Западная Европа оказалась перед необходимостью создать войско, не нуждающееся в упорядочении. Это войско могло быть лишь конным из соображений подвижности и поэтому крайне немногочисленным. В условиях натурального хозяйства боевой конь являлся слишком большой ценностью.

Со временем эти структурообразующие принципы привели к созданию средневекового рыцарства с его своеобразным кодексом чести. Малочисленная рыцарская знать могла исполнять свои социальные функции только при бесстрашии, возведенном в абсолют. Но это подразумевало, что боевой порядок рыцарей был исключительно однолинейным – оказаться во второй линии значило проявить трусость. Понятно, что управлять «рыцарским частоколом» в бою не было никакой возможности, даже если предположить, что рыцари вообще могут реагировать на чьи-то распоряжения.

Как следствие, в отличие от обычной армии, построенной на иерархии и индуцирующей отношения господства-подчинения, рыцарское войско порождало некий дух корпоративного равенства и подчеркнутой независимости.

Учтем теперь, что рыцари были весьма малочисленны: десятки, лишь во втором тысячелетии н.э. – сотни. В реальном бою гибель даже одного рыцаря воспринималась как существенная проблема для продолжения боевых действий. Это возвело в военный принцип повышенную ценность человеческой жизни. В сущности, «хабеас корпус» с его акцентом на права личности вырос из несостоятельности европейской раннесредневековой пехоты.

Киевская Русь создавалась как государство вне римского экономического пространства и не была затронута процессами деградации крестьянства. Соответственно, русское войско имело надежную пехоту и могло позволить себе классические боевые порядки.

А эти порядки несли с собой иерархию, управление, дисциплину – в том числе и для княжеской дружины.

Здесь следует заметить, что если западноевропейский военный эпос подчеркнуто аристократичен, то русские былины, хотя создавались и исполнялись они при княжеских дворах, носят в значительной мере «крестьянский», «варварский», характер. В тройке богатырей старшим является не дружинник Добрыня Никитич, а селянин Илья Муромец – ситуация для Западной Европы абсолютно невозможная.



На формирование русского военного искусства наложили отпечаток следующие обстоятельства:

· «молодость» этноса, отсутствие у него предшествующего опыта государственности, политических и военных традиций;

· крайне слабое воздействие со стороны более цивилизованных народов;

· отсутствие майората, что ускоряло раздробление княжеств;

· сложное в военном отношении положение на границе Леса и Степи;

· преимущественно закрытый характер местности, ее слабая культурная освоенность;

· вытекающая из этого инфраструктурная необеспеченность.

Необходимо особо подчеркнуть то обстоятельство, что у Киевской Руси отсутствовали серьезные военные и политические противники. Взаимодействие с Великой Степью и государственными образованиями, время от времени актуализирующимися на южных границах, носило в целом добрососедский характер: «не обидит свата сват // и побег устроит // и напишет кто-нибудь «Слово о Полку…». Как следствие, армия приобрела опыт «договорной войны», ведущейся по определенным правилам и не имеющей ясной стратегической цели.

В XIII столетии это привело к государственной и национальной катастрофе.

Причина неожиданного всплеска пассионарности народов Центральной Азии, привычно объединяемых идентификатором «монголо-татары», не вполне ясна до сих пор. Кажется естественным связать ее со вступлением Земли в очередной Климатический Оптимум, что подразумевает не только виноградники на Ньюфаундленде и леса в Гренландии, но и изменение режима увлажнения Великой Степи. Резкое увеличение продуктивности пастбищ в XIII веке объясняет принципиальную возможность трансконтинентальных конных рейдов, но не отвечает на вопрос, откуда в этносе, до того не знавшем военного искусства, возникло вдруг поколение гениальных полководцев?

Монголы ввели в военный обиход концепцию массовой подвижной армии, состоящей из легкой и тяжелой конницы и подвижного обоза. Их командиры умели увязывать между собой действия стратегически разобщенных «армейских групп» на огромном евразийском театре военных действий. Это как раз та задача, с которой так и не удалось справиться фельдмаршалам III Рейха. Монголы с одинаковой легкостью превращали в стратегические победы и частные тактические успехи, и серьезные оперативные неудачи.

Все военные компании полководцев Чингиза преследовали решительные цели. Речь шла не об ординарной победе, но о полном разгроме противника, об уничтожении его армии, физическом истреблении административной и военной элиты, разрушении государственной экономики.

Понять подобные действия как действенный способ ведения войны русские князья были не в состоянии. Уже это предопределило их поражение: четкой и целеустремленной стратегии монголов они смогли противопоставить лишь простейшую оборонительную тактику. Монголы, однако, умели не только осаждать крепости, но и брать их прямым штурмом, так что тактика обороны с опорой на укрепленные пункты была против них заведомо самоубийственной.

Результатом кампании 1237-1239 гг. стало уничтожение Киевской Руси. Теперь перед русским военным искусством стояла только одна задача: сохранить существование народа. Это подразумевало необходимость поиска «модуса вивенди» с победителем.

В течение последующих двухсот лет вся политическая история России строилась вокруг взаимоотношений с Ордой, а вся военная стратегия русских княжеств сводилась к попыткам найти «асимметричный ответ» на вызов ордынской конницы.

Во второй половине XIII века характер монгольского завоевания меняется: победители пытаются организовать жизнь на подвластных им территориях. Выжившие русские князья становятся лояльными вассалами Орды. На Русь постепенно проникают элементы культуры самой Монголии, Китая, Хорезма. Начинается генетическое перемешивание победителей и побежденных.

В этот период формируется русский национальный характер, и русская армия обретает ряд специфических черт, которыми она будет отличаться на протяжении всей своей истории.

Русские учились военному делу у Орды, хотя применяли полученные знания к совершенно другой военной машине. Монголы действовали массой: «множество пугает…», – и русская армия всегда, во все эпохи, стремилась к максимально возможной численности. Монголы использовали глубокие расчлененные построения, и такие построения на века стали «визитной карточкой» русского стиля ведения войны. Монголы были равнодушны к боевым потерям, и подобное равнодушие по сей день характеризует русское командование.

Такая безжалостность имела стратегическое обоснование. В XIII-XIV веках речь шла, как уже отмечалось, о физическом выживании народа. Это подразумевало ряд ситуаций, в которых боевая задача войска состояла именно в том, чтобы истечь кровью.

Именно тогда сформировалась, как характерная особенность русской армии, устойчивость в обороне: если русские солдаты действительно решили защищать какую-либо позицию, то овладеть ей можно было, только полностью уничтожив защитников. «В воле Вашего Величества бить русских правильно или неправильно, но они не побегут»… Среди боев, выигранных благодаря экстраординарной стойкости войск, следует назвать Грюнвальд (1410), Цорндорф (1758), Кунерсдорф (1759), оборону Шипкинского перевала (1877-1878). Не случайно, что именно оборонительные по своей структуре сражения – Куликовская битва (1380), Полтава (1709), Бородино (1812), Сталинград (1942) – знаменовали собой этапы возвышения Руси/России/СССР.



«Предугадать, что начнут вытворять советские войска на данном участке фронта, – дело безнадежное, и если ты не Нострадамус и не Гермес Трисмегист, то лучше скромно и, главное, своевременно уйти в тень, чтобы твое личное мнение не было никем зафиксировано. Это единственный способ сохранить голову на плечах. Точнее, это может быть удачным способом, но вообще лучше быть готовым к тому, что все равно чего-то не предусмотришь.

Судьба Паулюса и Гейдриха снилась в кошмарных снах абсолютно всем высоко- или даже среднепоставленным офицерам, с которых могли спросить за какое-либо событие на их участке фронта. А что можно отвечать?

Русские могут упорно атаковать какую-нибудь высотку, губя десятки и сотни людей, хотя любому ясно, что единственное, чего они добьются, – это полного уничтожения своей части, пущенной в расход каким-нибудь ополоумевшим комиссаром, который додумался сказать им, что Москва находится как раз там. Географию они в большинстве своем знают из рук вон плохо, а вот слово «Москва» действует на русских магически: они способны пробиться через любые, самые невозможные преграды, если стремятся в этот населенный пункт. Не стоит даже пытаться угадать, зачем им это. Если, скажем, немцу сказать:

– Там Берлин...

То он либо спросит:

– Ну и что?

Либо скажет:

– Вы ошибаетесь, Берлин там-то и там-то, – в зависимости от того, указали вы верное направление или же нет.

Русские же, следуя своей непостижимой логике, не станут ориентироваться на стороны света или реагировать на милое их сердцу слово, как на определенный географический пункт. Москва для них – символ, причем символ драгоценный. У них даже песня есть с такими странными строками:


Друга я никогда не забуду,
Если с ним повстречался в Москве.


Если кто-то считает, что эти слова звучат нормально, значит, он тоже русский. И его действия невозможно просчитать, будь ты семи пядей во лбу или трижды дипломированный психиатр, что до некоторой степени отличается от узкой военной специализации.

До 1941-го вермахт воевал, а не копался в тонкостях национальной психологии. В 1941 году немецких военных несколько удивило, что в России военная стратегия и психологический диагноз ничем существенно друг от друга не отличаются.

Невероятная российская безалаберность создает удивительно благоприятные условия для совершения подвигов; и почти все русские как-то сами собой рождаются и растут героями. Героизм у них в генах, в крови, и еще изрядную часть его они впитывают с материнским молоком.

Например, они могут отбиваться вдвоем-втроем от бесконечно превосходящих сил противника до последнего патрона. Просто так. Не почему-то, а потому, что «не отдадим врагу ни пяди родимой земли», хотя отступить и разумнее, и со всех сторон выгодней. Но родимая березка зачастую бывает дороже жизни, и по этой причине никогда не угадаешь, что именно придется брать с боями – хорошо укрепленный пункт, занятый советскими войсками, или полуразваленный сарайчик с парой копен сена, сгнившего в позапрошлом году. И если защищаемый ими пункт стратегически важен, то тут уж изволь класть своих солдат штабелями и при этом быть готовым к тому, что все равно ничего путного не добьешься…».

В. и О.Угрюмовы. «Дракон Третьего Рейха».


Монгольскому игу мы обязаны и такой отличительной чертой русской военной политики как нацеленность на конечный результат. Война могла продолжаться веками, примером тому борьба с Оттоманской Портой, сопровождаться тяжелыми поражениями, но в конечном итоге Россия получала то, что хотела. Цена победы – и это тоже наследие ордынского военного искусства – значения не имела. Очень интересно проследить в масштабах столетий эту неторопливую целеустремленную стратегию, часто маскирующуюся под локальную неустойчивость и «сиюминутность» политики.

Исторически значителен феномен создания Англией великой Британской Империи, но превращение Московского княжества в Россию – процесс не менее впечатляющий, особенно если вспомнить, что в начале этого пути Русь не обладала даже политической независимостью.

Столетия борьбы с монголо-татарами принесли Руси, скорее, опыт поражений, чем счастье побед. Тем не менее, в этот период была выиграна самая важная в истории страны битва и проведена самая красивая военная кампания. Речь идет о сражении на Куликовом поле и о «стоянии» на реке Угре.

Схема великой победы Дмитрия Донского, как и предшествующего четкого и грамотного стратегического маневрирования, есть в любом школьном учебнике по истории. Есть смысл добавить только одно: продуманность подготовки к войне, порядок сосредоточения войск, пятичленное построение оборонительных порядков, принятая тактика боя, – все это показывает знакомство Дмитрия Донского уже не с монгольским, а с китайским военным искусством. Равным образом, блистательная блокадная операция, проведенная Иваном III на реке Угре, заставляет вспомнить стратегическое искусство Сунь-Цзы. Сначала – ограничение подвижности конной в своей массе ордынской армии, далее неожиданное отступление, «приглашающее» противника переправиться через реку и принять бой в самых невыгодных условиях, наконец, последовательное стратегическое использование овладевшей врагом растерянности в целях полного его разгрома и ликвидации самой государственности без боя.

Следующий этап военной истории России подчеркнуто «неинтересен». Создается централизованное государство. Не слишком стесняя себя в используемых средствах, московские князья превращаются в русских царей, сокрушают последние остатки средневековой «вольницы», открывая при этом одни пути развития и закрывая другие – примером тому судьба Новгородской торговой республики. Новые цари определяют стратегические цели и реализуют их «по Стейницу» – «простыми и не блестящими средствами». Ни одна из кампаний Ивана Грозного не была сколько-нибудь красива, многие были откровенно неудачными, но постепенно к России присоединяется Сибирь, первая и самая ценная колония, сыгравшая для нашей страны такую же роль, как Галлия для Римской Империи или Индия для империи Британской. Постепенно ликвидируются остатки ордынских структур на окружающих Русь землях, и сами эти земли мало-помалу становятся частью русского «хоумленда». Начинается многовековая борьба с Польшей, причем на первых этапах этой борьбы Русь терпит непрерывные поражения, и однажды дело доходит до оккупации самой Москвы и «учреждения» на троне польского ставленника.

«Смутное время» играет в военной истории Руси почти такую же роль, как ордынское иго. На сей раз восстановление государственности происходит очень быстро, а правящие элиты отделываются легким испугом. Которого, впрочем, не забыли: отныне одной из важных целей русской политики становится уничтожение Польши как независимого государства. К концу XVIII столетия эта задача была «в общем и целом» решена (1795 год).

В период становления Империи выявилась еще одна «наследственная» черта русского военного механизма – ригидность, склонность к застою. Известно, что любая армия готовится к прошедшей войне, но российская армия ориентировалась в своей деятельности на события прошлых веков. Как следствие, армия постепенно полностью теряла соответствие с Реальностью и приходила в состояние полного разложения. Время от времени такое положение дел создавало реальную угрозу российской государственности, тогда старая армия уничтожалась «сверху», и на ее месте создавалась новая по новейшим зарубежным образцам. Среди таких «реформ», на деле являющихся революциями, наиболее известна Петровская.

При преемниках государя-реформатора политическое значение России продолжает возрастать. К концу XVIII столетия страна становится крупнейшей и сильнейшей в военном отношении европейской державой. Эпоха прославлена многими замечательными именами русских полководцев и десятками блистательно выигранных ими сражений, но здесь имеет смысл остановиться только на одном – первом среди равных – генералиссимусе графе А.В.Суворове.

В своей классической работе «Strategy of indirect operation» Б.Лиддел-Гарт рассказывает о десятках полководцах, о сотнях боев и сражений, но имя Суворова он даже не упоминает. Ситуация странная, если не сказать скандальная: кампании Суворова выгодно выделяются на общем фоне военного искусства XVIII века четкостью, краткостью и результативностью. При этом действия Суворова воспринимались стратегически и тактически совершенно прямыми, что шло вразрез с учением Б.Лиддел-Гарта. Весь же остальной опыт мировой истории подтверждал теорию, согласно которой прямые действия приводят если не к немедленной катастрофе, то к серьезным потерям и затягиванию войн.

Победы Суворова нельзя объяснять численным превосходством, тем более что Б.Лиддел-Гарт убедительно демонстрировал, что непрямые действия обороняющегося обесценивают численное превосходство наступающего. Нельзя объяснять их и качественным превосходством русских войск. Откровенно говоря, Суворов имел в своем распоряжении заведомо негодное орудие войны, причем иногда несоответствие качества войск стоящим перед ними задачам выглядело просто трагическим. Так в кампании 1799-1800 гг. «крепостная» армия, набранная по системе рекрутского набора, сражалась на чужой территории с победоносными войсками Французской Республики, воодушевленными идеалами революции и возглавляемыми талантливым полководцем.

Вклад А.В.Суворова в военное искусство требует дополнительного изучения. Похоже, он исповедовал стратегию непрямых действий, замаскированных под огульное наступление. Суворов вовсе не стремился к бою на любых условиях, он обладал блестящим талантом навязывать противнику сражение, к которому тот был – именно в этот момент и в этом месте – совершенно не был готов.

Военная история индустриальной России наполнена скрытым трагизмом. В XIX-XX веках мир менялся слишком быстро для склонной к застою русской армии. Почти в каждую войну она вступает материально и организационно неподготовленной. Попытки всякий раз решать возникающие проблемы за счет одной только стойкости войск приводят к страшным потерям и, в конечном счете, обескровливают страну. Логика развития заставила Россию/Советский Союз воевать со всем миром. Это закончилось национальной катастрофой и очередным «смутным временем». Разумеется, как это уже вошло у России в традицию, поражение скоро трансформируется в победу. Вопрос лишь – когда и какой ценой? 

Первая серьезная ошибка была допущена Россией в славном для нее 1812 году, когда государь не прислушался к мнению М.Кутузова, желающего прекратить войну сразу после гибели наполеоновской «Великой Армии». В рамках плана М.Кутузова следовало возобновить союз с Францией, разделить с ней сферы влияния на континенте, постепенно включить Первую Империю в орбиту своей политики и готовиться к решительной схватке с Великобританией. План, основанный на запредельном риске, но дающий России шанс на ускоренное капиталистическое развитие и достижение европейской гегемонии.

Британские непрямые действия в области политики оказались сильнее увещеваний дуайена русской армии, и с 1812 года Россия перестает быть для Великобритании субъектом политики и становится ее объектом. Достойна уважения последовательность, с которой британская элита проводила в жизнь стратегический замысел использования России для достижения целей английской дипломатии – вне всякой зависимости от политических реалий. Россия могла быть союзником или противником, это меняло лишь тактику взаимодействия, но не оказывало влияния на большую стратегию.

Крымская война была спровоцирована Великобританией для решения одной, но существенной в рамках ее приоритетов цели – захвата Петропавловска-Камчатского. Стратегически все было оформлено как нельзя лучше: против России, находящейся в полной международной изоляции, была создана коалиция крупнейших мировых держав. Против русской армии, с ее рекрутско-крепостной системой набора, устарелой на две исторические эпохи организацией, традиционно бессильным тылом, устаревшим военным снаряжением, выступили первоклассные европейские войска, вооруженные нарезным оружием и поддержанные паровым флотом.

Никакой стратегии, позволяющей «мануфактурной» армии сопротивляться «индустриальной», в природе не существует. По логике вещей война должна была быть короткой и результативной. Захватив Севастополь, Петропавловск и Кронштадт, союзники должны были продиктовать России условия капитуляции.

Однако обреченная на поражение русская армия в очередной раз продемонстрировала свою исключительную стойкость в обороне. Союзники так и не добились ни одной из своих целей, и единственным реальным достижением войны явилась пятнадцатилетняя нейтрализация Черного моря.

Трагедия Севастополя повторилась спустя полвека под Порт-Артуром. Хотя на сей раз с Россией воевала не европейская коалиция, но второстепенное азиатское государство, только добивающееся вступления в избранный круг великих держав, русская армия и флот вновь оказались инфраструктурно и технически неподготовленными к войне, а русская дипломатия не смогла удовлетворительно решить ни одну из поставленных перед ней задач.



Первая Мировая война 1914-1918 гг. убедительно демонстрирует и сильнейшие, и слабейшие черты русской военной машины. После Порт-Артурской и Цусимской катастроф в армии и флоте был наведен относительный порядок, выстроена стройная система мобилизации и развертывания войск и относительно работоспособная система их снабжения. В целом была решена кадровая проблема, офицеры и генералы в значительной своей массе имели свежий боевой опыт. Вместе с тем, русская дивизия была «перегружена» батальонами (16 против 12 в германской армии), что при недостатке артиллерии неизменно приводило к излишним потерям.

Россия вступила в войну, имея адекватный план боевых действий, причем Генеральный Штаб удержался от искушения рассматривать войну через призму интересов только своего фронта.

В Галицийской операции русское командование попалось на чужую стратегическую разработку. Весь план «А» войны с Австро-Венгрией был построен на допущении, согласно которому противник сохранит план развертывания, известный русскому командованию. В действительности фельдмаршал Конрад сдвинул сосредоточение войск на 100 километров к западу, вследствие чего обходящее северное крыло русских войск само попало под фланговый удар. В ходе ожесточенного Люблин-Холмского сражения 4-я и 5-я армии Юго-Западного фронта потерпели тяжелое поражение, однако австрийское наступление развивалось крайне медленно, ввиду традиционной стойкости русских войск в обороне. Особенно выделяется операция XIX армейского корпуса, который, будучи практически окружен превосходящими силами австрийцев, сумел за счет маневра артиллерией нанести противнику тяжелое поражение и восстановить свою связь с 5-й армией.

В результате русскому командованию удалось выиграть на Люблинском направлении столько темпов, сколько потребовалось для того, чтобы решить в свою пользу Галич-Львовскую операцию 3-й и 8-й русских против 3-й и 2-й австрийских армий. К первым числам сентября 1914 года сложилось неустойчивое равновесие: обе стороны достигли успехов на своем левом фланге. Однако события на юге развивались быстрее и острее, нежели на севере. В этих условиях Конрад перебросил на Львовское направление свою 4-ю армию и начал контрнаступление в общем направлении на Львов. Великий князь Николай Николаевич полностью положился на способность 8-й армии сдерживать противника и, сконцентрировав подвозимые по мобилизации резервы на крайнем правом фланге сражения, неожиданно для противника возобновил Люблин-Холмскую операцию.

Сражение завершилось отходом австрийской армии за реку Сан и ознаменовало собой конец Австро-Венгерской Империи. Фельдмаршал Конрад потерял 325.000 человек и 400 орудий, в том числе 100.000 пленных. Более половины этих потерь пришлось на завершающий период операции. Русские потеряли 230.000 человек и 94 орудия, причем основная доля потерь пришлась на первый этап сражения.

Еще более показательным было сражение под Саракамышем зимой 1914-1915 гг. Вновь русское командование пропустило момент перехода противником в наступление с решительными целями. Энвер-паша, искусно сосредоточив свои войска зимой на Кавказском фронте, нанес неожиданный удар, имея целью захватить город и станцию Саракамыш, через которую проходили все коммуникации русской армии. Потеряв Саракамыш, армия была бы оттеснена к впадине Аракса, что означало бы в условиях снежной и холодной зимы ее полное физическое уничтожение.

Уяснив всю опасность наступления противника, исполняющий обязанности командующего Кавказской армией генерал А.Мышлаевский отдал приказ об общем отступлении и, поручив оборону Саракамыша случайно оказавшемуся на этой станции полковнику Н.Букретову, бежал в Тифлис.

Хотя русские войска и были лишены единого командования, генералу Н.Юденичу удалось организовать переброску войск к Саракамышу, а полковник Н.Букретов, приняв под командование две дружины ополчения и двести выпускников школы прапорщиков, организовал оборону Саракамыша от двух турецких армейских корпусов. Приказ об отступлении Юденич отменил (хотя не имел на это полномочий): «если мы будем отступать, то в конечном итоге будем разбиты обязательно; если мы будем вести решительный бой до конца, то можем или быть разбиты, или победить; т.е. в первом случае результат будет обязательно отрицательный; во втором может быть и положительный».

Н.Букретов со своей сводной ополченской командой удерживал Саракамыш в течение трех критических суток, потом подошли подкрепления, и неизбежный разгром превратился для русских в громкую победу. Два турецких корпуса замерзли в снегу, их командование попало в плен. Третья турецкая армия прекратила свое существование как реальная боевая сила.

Яркие победы, одержанные русской армией в Первой Мировой войне, не принесли стратегического успеха. Россия вновь оказалась перед необходимостью радикальной перестройки своей военной и экономической системы, что, прежде всего, требовало создания новой инфраструктуры. 

Практически, страна попала в положение, из которого не было выхода: время для промышленной реформы безнадежно упущено, и провести ее сколько-нибудь разумным образом нет никакой возможности. Ожидаемая победа – к концу 1916 года военное положение Центральных держав было бесперспективным – лишь законсервировала бы российские проблемы еще на одно поколение.

В этих условиях русская элита решилась на отчаянный шаг, вытекающий, однако, из предшествующей логики развития: осуществить промышленную и инфраструктурную перестройку любой ценой и не считаясь ни с какими правилами.

Октябрьская революция не была исторической случайностью. Партия большевиков пришла к власти не для освобождения рабочего класса, но для последовательного проведения в жизнь программ электрификации и индустриализации страны. Задача эта была полностью решена, и к концу 1960-х годов Советский Союз/Россия имел развитую промышленную экономику и вполне отвечающую текущему «стандарту де-факто» армию.


…Несколько упрощая, можно сказать, что русская военная школа использует красивые оперативно-тактические приемы тогда и только тогда, когда без этого невозможно обойтись. Англо-американцы экономят людей, японцы и немцы – материальные ресурсы, русские – мышление и развитие.


Врезка:

Это был конспект, которым я руководствовался, будучи молодым преподавателем военной Академии. Профессором каталки. Молодые военные восприняли эту историю, как данность, пожилые качали головами и прочили мне плохую карьеру. Они обижались за мышление и развитие, хотя, видит Бог, последними внедряли армейские новинки в снаряжение, обучение и технологическое оснащение. В Академии я понял, что мы опять готовимся к Великой Отечественной. А нам бы надо хотя бы к последней арабо-израильской. Но я все равно верю, что мы, долго отступая, потом, вдруг, прыгаем вверх и, зацепившись за балкон, перелезаем в следующую фазу развития всей нацией, не разбирая, кто тут приезжий.


Упражнения:

· Вспомните, сколько раз вы описывали события своей жизни в метафоре войны. «У меня с тещей война!» «Наш дом – сплошное поле боя». «Выдержал битву с отделом продаж» «Сражался с компьютером» «Участвовал в экспертной драке» «Бились с конкурентами за госконтракт» Какие задачи вы решали? Какова была ваша стратегия? Сколько таких войн вы выиграли, а сколько проиграли? В скольких из них нужно было воевать всерьез?

· Постарайтесь по возможности честно ответить себе на вопрос, ради чего вы готовы всерьез сражаться и чем пожертвовать для победы.

· Каждый раз, когда вы ввязываетесь в конфликтную ситуацию, задавайте себе вопрос, каковы ваши реальные цели и как для вас выглядит «мир, который был бы лучше довоенного»?

· Ответьте сами себе на вопрос, зачем люди, несмотря на массовое стремление к миру, регулярно ведут войны. Постарайтесь избежать медийных штампов и конспирологии.

· Подумайте, какие проблемы вашего города, региона, страны или сферы деятельности мог бы решить вооруженный конфликт. Если у вас от такой постановки вопроса эмоции хлещут через край, возьмите этически нейтральный аспект проблемы – к примеру, развитие технологий, образования или медицины.

Поставьте себя на место лица, принимающего стратегические решения за Россию. Ваша задача в условиях разворачивающегося кризиса - сформулировать свое представление о «мире, который бы был лучше, чем довоенный». Хотя бы с точки зрения России.

Из книги "Стратегическое знание"