ОКО ПЛАНЕТЫ > Новый взгляд на историю > Красные и белые могли помириться в Константинополе
Красные и белые могли помириться в Константинополе13-12-2012, 09:14. Разместил: VP |
||
Тайные планы большевизации Турции
В 1924 году Михаил Булгаков опубликовал рассказ «Багровый остров», позже переделанный им в пьесу. Замечу, что и рассказ, и пьеса были дозволены советской цензурой. Суть рассказа: на Багровом острове происходит революция, а затем гражданская война. Англичане поддерживают привилегированную касту арапов, воюющих с простолюдинами маврами. В конце концов арапы убивают своего командира и братаются с маврами, а затем все вместе бьют «просвещенных мореплавателей». Английские корабли улепетывают подальше от Багрового острова.
«Вслед за тем радиоантенны на Эйфелевой башне в Париже перехватили зеленые молнии, которые преобразились в аппаратах в слова неслыханных по своей дерзости телеграмм: «Гленарвану и Ардану! Отмечая праздник нашего великого объединения, шлем с него вам, су… (неразборчиво), что мы на вас ложили… (непереводимая игра слов) … с пробором… (неразборчиво) с нашим к вам почтением арапы и мавры». ФАНТАЗИИ И ПРАГМАТИЗМ БЕЛОГО ОФИЦЕРСТВА Михаил Николаевич сам служил офицером Добрармии, и если не лично, то через жену был хорошо знаком с генерал-лейтенантом Слащёвым-Крымским. Надо ли говорить, что писатель превосходно разбирался в ситуации в белой армии и эмиграции. Не только Булгаков, но и многие белые офицеры и интеллигенты грезили примирением красных и белых. Вспомним, к примеру, движение «сменовеховцев». Для осуществления примирения эмигранты выдумывали самые фантастические планы. Вот, к примеру, ныне умышленно забытое массовое эмигрантское движение «Младороссы». Главным лозунгом движения было – «Царь и… Советы», то есть советская власть под эгидой одного из отпрысков семейства Романовых. Замечу, что вторым лицом в движении «младороссов» после фюрера (главы) Казембека был великий князь Андрей Владимирович. Это сейчас российские СМИ, выполняющие конкретный социальный заказ, пытаются представить всех офицеров Добрармии, а позже врангелевской «Русской армии» супер-патриотами, несгибаемыми борцами «за единую и неделимую» и убежденными антикоммунистами. Увы, это ничего не имеет общего с реальностью. Возьмем, к примеру, элиту русской армии: конные лейб-гвардейские полки – личную охрану императора. Офицерами там назначались исключительно убежденные монархисты из самых знатных дворянских фамилий. Но настала революция, и бывший лейб-гвардеец барон Маннергейм подается в финские фюреры. Хотя барон до весны 1917 года не знал финского языка, а финнов именовал не иначе как «чухонцами».
Другой лейб-гвардеец, генерал Павел Скоропадский, связался с немцами и с их помощью стал гетманом всея Украины. А их сослуживец по конной гвардии барон фон Врангель в конце 1917 – начале 1918 года набивается на службу к татарскому курултаю в Крыму. Идет торг. Петр Николаевич хочет быть не иначе как командующим всего татарского воинства. Но тут черноморские матросы разгоняют татарских националистов. И вот безработный барон едет в Киев к своему знакомцу по гвардейским пирушкам Скоропадскому. Врангель опять хочет быть главным. Увы, лейб-гвардейцы не сошлись в условиях, и главным в гетманском войске становится генерал Александр Долгоруков, тоже из кавалергардов. Ну а барон Врангель направился к Деникину. Получил должность и стал немедленно плести интриги против «деда», как он называл Антона Ивановича.
А не перегибает ли палку автор статьи? Ни капельки! А всех сомневающихся отсылаю к воспоминаниям самого барона Врангеля. Да что Врангель! Вон, его приятель, барон фон Унгерн – великий русский патриот, принял буддизм и объявил себя монгольским ханом и потомком Чингисхана. Еще раньше, в 1960-х годах, в СССР сформировался другой миф, что, мол, Добровольческая армия в основном состояла из аристократов, поручиков Голицыных и корнетов Оболенских. Увы, увы! Вся высшая аристократия – Романовы, Юсуповы и другие – предпочитала воевать с большевизмом из Парижа и Берлина, в крайнем случае из Финляндии.
Подавляющее большинство офицеров белых армий были не кадровыми царскими военными, а «офицерами военного времени», то есть мещанами, инженерами, студентами, поповичами, которые в 1914–1917 годах окончили ускоренные курсы прапорщиков или мичманов. В годы войны в белые армии вступили десятки тысяч гимназистов. Кто-то из них решил драться «за единую и неделимую», а кому-то просто хотелось пострелять. К маю 1920 года с белыми армиями было повсеместно покончено, оставалась лишь армия Врангеля в Крыму. Построив мощные укрепления и пользуясь отсутствием флота у большевиков, барон мог отсиживаться на полуострове долгие годы. Тем не менее в мае он переходит в наступление. На что он надеется? Со 100 тыс. бойцов разгромить 5-миллионную Красную армию? Или на союзников?
Уже в 1919 году и Англия, и Франция вывели все свои вооруженные силы с территории России и принципиально не желали ввязываться в большую войну с большевиками. Их население устало от войны, а своей главной задачей их правительства считали закрепление нового версальского устройства Европы.
Единственным союзником Врангеля был пан Пилсудский. Врангель вступил в секретный союз с «начальником государства». Причем секретным этот союз был не столько от большевиков, сколько от населения Польши и Крыма. Дело в том, что Врангель по-прежнему болтал «о единой и неделимой», а его друг Пилсудский с начала 1920 года призывал к созданию конфедерации Междуморье с Киевом, Смоленском и Одессой, то есть к границам Речи Посполитой времен князя Витовта. ПОЛЬСКАЯ КАРТА В РУССКОЙ КОЛОДЕ Надо ли говорить, что синхронность нападения Пилсудского и Врангеля на Советскую Россию не была случайностью. Поначалу союзникам везло. Поляки взяли Киев, а белые подошли к Каховке. Однако это совместное выступление стало крупной психологической победой большевиков. Вся Россия распевала: «Белая армия, черный барон». А русское офицерство, включая антисоветчиков, пришло в ярость, узнав о падении Киева. Уже 30 мая в Москве было опубликовано воззвание генерала Брусилова и ряда других генералов, находившихся в оппозиции большевикам, «Ко всем бывшим офицерам», в котором содержался призыв немедленно вступить в Красную армию. Так пан Пилсудский «отправил» в Красную армию тысячи русских офицеров. И пусть болтают нынешние СМИ, что их гнали в бой под дулами револьверов «пархатых комиссаров», как это изображалось на плакатах Добровольческой армии.
А вот как отнесся к взятию Киева великий князь Александр Михайлович: «Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей! Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной армии победы».
Понятно, что Пилсудский использовал «Русскую армию» как козырную карту на мирных переговорах в Риге. Так что тысячи врангелевцев на Каховском плацдарме заплатили своими жизнями за присоединение Западных Белоруссии и Украины к Польше. Ну а о том, что будет с Врангелем, паны в Риге даже не заикались. Разделавшись с ляхами, красные быстро турнули белых с Каховского плацдарма, 200-тысячная группировка с ходу взяла Перекоп, защищаемый всего 10 тыс. врангелевцев. И тут начинается детективная история, мимо которой почему-то прошли все эмигрантские и советские историки.
ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ После прорыва Перекопа Фрунзе бросил в бой 1-ю конную армию Буденного, 2-ю конную армию Миронова, конный корпус Каширина, а также 15–20 тыс. конных махновцев. В начале ноября степной Крым – идеальное место для действий конницы. Казалось бы, глубокие прорывы, конница, врывающаяся на пристани, где грузятся врангелевцы, – все это было неизбежно. Но, увы, все прошло чинно-благородно. Генерал Слащёв позже писал: «11 ноября я по приказанию Врангеля был на фронте, чтобы посмотреть и донести о его состоянии. Части находились в полном отступлении, то есть, вернее, это были не части, а отдельные небольшие группы; так, например, на Перекопском направлении к Симферополю отходили 228 человек и 28 орудий, остальное уже было около портов. Красные совершенно не наседали, и отход в этом направлении происходил в условиях мирного времени».
Замечу, что это было писано, когда Яков Александрович уже находился на службе красных, и участники боев за Крым могли легко его уличить во лжи. В эмиграции ряд офицеров рассказывали о конных колоннах красных и белых, которые шли по степи параллельно на расстоянии нескольких километров друг от друга и не пытались атаковать.
Лично я уверен, что французское и советское командования во второй раз в Крыму (первый раз – в апреле 1919 года) заключили секретное соглашение: мы уходим, вы нас не трогаете. Текст соглашения до сих пор невыгодно публиковать ни России, ни Франции. Опубликован только текст ультиматума французского адмирала с угрозой подвергнуть бомбардировке советские порты, если подвергнутся опасности французские суда.
Сейчас десятки остепененных историков утверждают, что Фрунзе по радио предложил белогвардейцам остаться в Крыму и обещал им свободу и амнистию. Многие офицеры остались, но их подло обманули и репрессировали. На самом деле Фрунзе послал радиограмму с предложением сдать Крым со всеми кораблями и военным имуществом в обмен на амнистию и свободу. На это предложение никто не ответил. Мало того, Врангель приказал опечатать все радиостанции, кроме трех. Так что о предложении Фрунзе в белом лагере никто не узнал. А если бы даже соглашение состоялось, вывод флота в Константинополь автоматически прекращал бы его действие.
Порты Крыма покинула целая армада кораблей: 1 дредноут, 1 старый броненосец, 2 крейсера, 10 эсминцев, 4 подводные лодки, 12 тральщиков, 119 транспортов и вспомогательных судов. На них были вывезены 145 693 человека (не считая судовых команд), из которых 116 758 человек были военными и 28 935 – гражданскими. Замечу, что к этому времени в Проливной зоне уже находилось около 40 тыс. русских эмигрантов, в основном мужчин призывного возраста. Единственным разумным шагом Врангеля был бы приказ: «Кампания закончена, штыки в землю». Увы, барон пошел на авантюру и решил сохранить свою армию в Проливной зоне.
Самое забавное, что в этой зоне уже сидело несколько десятков тысяч авантюристов – англичан, французов, американцев, греков, итальянцев. Почему столь резко – «авантюристов»? Да потому, что они силой и обманом влезли в Проливную зону и сами не знали, что делать далее. Всерьез воевать с Советами никто не собирался. Сделать Стамбул французской колонией Париж в принципе не отказался бы. Но этого не позволили бы ему все остальные страны Антанты. В аналогичной ситуации была и Англия. Обеим странам нужно было устроить санитарный барьер между Россией и Германией и заставить Германию выполнять условия Версальского мира.
А тут еще греческий премьер Венизелос лез с планами возрождения Византии. Дошло до того, что греческий король Константин I из династии Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург, то есть стопроцентный немец, вдруг объявил себя императором ромеев Константином XII. Ну а с востока к Проливам двигалась победоносная турецкая армия генерала Мустафы Кемаля, которому позже присвоят титул Ататюрка – «отца турков».
От всего этого у правительств Англии и Франции и союзного командования в Проливах шла кругом голова, а тут еще Врангель со своим голодным воинством. Еще до эвакуации из Крыма французский министр иностранных дел Бриан заявил, что будет считать врангелевскую армию обычными беженцами со всеми вытекающими последствиями. НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ТУРЕЦКИЙ ПОХОД С точки зрения Международного права после прибытия врангелевского флота в Константинополь у Франции было два законных выхода: или интернировать Русскую армию, или объявить войну Советской России. Понятно, что Врангель принципиально не хотел получить статус беженца. Личный состав Русской армии, размещенный в лагерях в Проливах, голодал и испытывал дикую ненависть к союзникам, особенно к французам, считая их виновниками своих бед. Несколько офицеров пытались бежать в армию Мустафы Кемаля. Их поймали. Генерал Кутепов лично зверски избил каждого, а затем приказал расстрелять. Много шума наделал расстрел полковника Щеглова. 45-летний Щеглов до революции служил в железнодорожном полку. В Добрармии он неоднократно отличился в боях, был ранен. Щеглова обвинили в просоветской пропаганде. Больного полковника вытащили из лазарета и расстреляли.
Надо ли удивляться, что нашлись несколько десятков офицеров, которые составили заговор с целью захвата у союзников Константинополя и передачи его большевикам. Этим они надеялись заслужить не только прощение, но и награду. С точки зрения генштабиста, механически подсчитывающего число штыков, пулеметов и пушек, белые офицеры не имели шансов на успех. Но реально несколько тысяч прошедших огонь и воду солдат и офицеров, которым уже нечего терять, могли без труда подавить сопротивление французских и английских солдат, которые принципиально не хотели ни с кем воевать.
А кто с таким предположением не согласен, пусть вспомнит бунты французских солдат и матросов 1918–1919 годов в Одессе и Севастополе и как в мае 1920 года в Энзели сдались без боя английские войска при одном появлении кораблей Волжско-Каспийской флотилии. Кстати, через несколько месяцев англичане и французы без боя сдали Стамбул и Проливы войскам Мустафы Кемаля.
О заговоре офицеров стало известно ВЧК. И вот 22 апреля 1921 года предсовнаркома Ленин получил строго секретное письмо за подписью Чичерина, в котором сообщалось, что коллегия Наркомата иностранных дел решительно высказывается за то, чтобы принять весьма заманчивое предложение некоего таинственного товарища Е. А он советует установить контакт с войсками Врангеля, с тем чтобы они, получив советское оружие, деньги и обещание полного прощения, захватили Константинополь, в районе которого расположены их части. Затем, естественно, они передадут город советской стороне.
«Мы, – писал Чичерин, – таким образом овладеем положением в Константинополе». И при этом «нас нельзя будет винить за события, [якобы] развернувшиеся помимо нас. После этого мы передадим Константинополь его законным владельцам – туркам, но не ангорским кемалистам… а имеющемуся в [городе]… рабочему элементу, который мы соорганизуем и вооружим, формально же Константинополь будет нами передан Турецкому государству».
Но это не все. «Товарищ Е. полагает, что в тот момент наши врангелевцы без труда займут [еще и] Адрианополь и Салоники, там [как до этого в Константинополе] появятся наши комиссары, и едва держащиеся балканские правительства будут опрокинуты, что может иметь огромный политический эффект и дальше Балкан».
И уже на следующий день, 23 апреля, вопрос о захвате Константинополя рассматривался на Политбюро. Согласно стенограмме, было рассмотрено «предложение тов. Чичерина о субсидии товарищу Е.» и с участием Ленина, Сталина, Молотова, Радека, Каменева и других принято решение «одобрить». Было решено отправить в Константинополь 20 «агитаторов» и выплачивать каждому ежемесячно по 15 тыс. лир. Большинство документов Политбюро и ОГПУ по этому вопросу до сих пор не рассекречено.
Лично я уверен, что возвращение из Константинополя генералов Якова Слащёва и Александра Мильковского, полковников Мезерницкого и Гильбаха было надводной частью айсберга. Вероятно, они-то и должны были участвовать в захвате Константинополя.
Риторический вопрос: стоило само по себе возвращение Слащёва титанических усилий ОГПУ и огромных затрат? Пропагандистский эффект, мол, генерал признал советскую власть? Так у Кремля на службе состояли десятки царских генералов. Наоборот, возвращение Слащёва могло стать козырем антисоветской пропаганды как у эмигрантов, так и внутри страны у левой оппозиции. Мол, Ленин не только поощряет НЭП, но и дружит с кровавым палачом Слащёвым. Наконец, какой-нибудь родственник жертвы Слащёва, тот же Коленберг, мог пристрелить генерала не в 1924 году, а прямо на трапе парохода или у вагона, где его встречал Дзержинский. Так или иначе, но у белых офицеров был шанс захватить Константинополь. Рассуждать о том, как стали бы развиваться в этом случае отношения между великими державами, я не стану. Предоставляю это любителям фэнтези. Вернуться назад |