Быт и традиции Императорской Российской Гвардии

Быт и традиции Императорской Российской Гвардии

Андрей Марыняк

С аксельбантом - пасть иль победить
Быт и традиции Императорской Российской Гвардии
(журнал "Родина")

Императорская Российская Гвардия к концу XIX века была крупнейшей из «гвардий» мира: три пехотных и две кавалерийские дивизии, Стрелковая и Отдельная кавалерийская бригады и соответствующие артиллерийские части составляли около 4 процентов Императорской армии.
Ее Офицерский корпус комплектовался по определенным правилам, представители многих дворянских родов служили в тех или иных полках из поколения в поколение. «На полк офицеры смотрели, как на свою вторую семью, когда они были женаты, а холостые, как на единственную. Среди офицеров были такие, которые насчитывали по 10, 15 и 20 представителей своего рода в прежнем составе»1.


Роялисты и печники

Главным условием для выхода из военного училища в гвардейский полк помимо вакансии и «гвардейского балла» было общее согласие офицеров полка на прием в свою среду нового товарища. Юнкер старшего курса сообщал о своем намерении младшему офицеру или адъютанту полка, который, в свою очередь, передавал его кандидатуру на рассмотрение общества офицеров, обычно возглавляемого старшим полковником. Если получивший согласие офицеров юнкер не добирал до гвардейского балла, он, как правило, брал армейскую вакансию и на год оказывался в гвардейском полку в качестве прикомандированного2. Так как вопрос о приеме в полк решался закрытой баллотировкой, юнкер, не принятый в один полк, мог попытать счастья в другом. Причины для отказа были самые разнообразные: от происхождения и долгов до выступления на сцене, пусть даже и в любительском театре. Отметим также, что существовали полки, в которые традиционно, в подавляющем большинстве, входили юнкера одного училища. Так, окончившими Пажеский корпус комплектовались Кавалергардский, лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полки, юнкера Павловского военного училища составляли большинство офицерского состава лейб-гвардии Павловского полка.
Еще одним негласным ограничением для офицеров Гвардии была финансовая сторона. По свидетельству ряда современников, служба в кирасирских полках 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии требовала от молодого офицера не менее 3000 рублей в год в дополнение к жалованью, а в лейб-гвардии Гусарском вдвое больше. Поэтому юнкеров при первом посещении полка или же молодых офицеров сразу по зачислении в списки, заранее просили соизмерять свои финансовые возможности с жизнью достойной гвардейского офицера.
«Во всех вопросах, служебных и частных, - вспоминал коренной офицер лейб-гвардии Егерского полка, Генерального штаба генерал-майор Б. В. Геруа, - достоинство полка стояло для каждого на первом месте. Сор из избы не выносился, командира - каков бы он ни был - поддерживали как представителя полка, свято блюли установившиеся полковые обычаи и «лезли из кожи вон», если требовалось показать, что лейб-егеря в той или иной области стоят на должной высоте»3.
Показательна беседа «тет-а-тет» старшего полковника лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полка Э. Н. фон-Шведера с только что вышедшими в полк офицерами: «Господа, - тихо проговорил он. - Кирасирский полк оказал вам великую честь, приняв вас офицерами в свою среду. Вчера вы надели офицерские погоны Кирасирского полка. Я - ваш старший полковник - требую от вас, чтобы - где бы вы ни находились,- вы ни на минуту не забывали, что у вас на плечах офицерские знаки нашего полка. Эти погоны обязывают вас... Да, эти погоны обязывают всякого, кто имеет честь их носить, к достойным поступкам, порядочности и приличию. Помните, что в глазах общества и света всякий ваш неблаговидный поступок или даже жест будет приписан не столько вашей личности, сколько всему полку, потому что полк, принявший в свою среду офицера, тем самым гарантирует его порядочность и воспитанность. Офицера, не умеющего ограждать свое достоинство и достоинство полка, офицера, не умеющего держать себя, полк не потерпит в своей среде»4.
Старший штаб-офицер или командир полка, если он был коренным офицером части, поздравляя молодых подпоручиков или корнетов со столь важным событием, как начало офицерской службы, одновременно предупреждал: «Есть люди, которые смотрят на полк, как на проходной двор. Прослужил три года, подыскал себе приятное место и ушел. Таких нам не нужно. Выходить к нам должны только те, которые решили служить в Полку всю жизнь, до полковничьего чина, а если случится война, то и умереть в его рядах. А не гастролеры. Нам нужны такие, для которых вне полка не только службы, но и жизни быть не может. Поняли Вы меня?» <...> Трудно было не понять, когда с нами говорил образец полкового патриотизма. 26 лет в полковой форме, от нижнего чина и до полковника»5.
Обнищание слоя, комплектовавшего офицерский состав Гвардии, стало сильно сказываться к началу ХХ века. Показателем этого явилась большая «текучка кадров» во многих полках. Офицеры уходили в Академию (обычно Генерального штаба) на гражданскую службу, в отставку или переводились в армию. Чтобы воспрепятствовать этому процессу, для некоторых лучших учеников военно-учебных заведений были заведены стипендии (от 600 до 750 рублей в год), а в лейб-гвардии Преображенском полку, например, за счет земель бывших императорских огородов6, появилась возможность не только снять с офицеров бремя «общественных» расходов, но и начать выплачивать наиболее нуждающимся субсидии из средств, получаемых от продажи этих земель. Одновременно и в полках началось течение за удешевление жизни гвардейских офицеров. Так, в лейб-гвардии Семеновском полку они поделились на «печников» и «роялистов» (сидевшие во время общих собраний, соответственно, у печки и у рояля). Если первые ратовали за скромный образ жизни, то вторые настаивали на необходимости поддержания «гвардейского шика». «Указать по каким признакам происходило это разделение совершенно невозможно. В «роялистах», наравне с состоятельными людьми, сидело немало относительных голоштанников и людей самого скромного происхождения, в то же время как в «печниках» состояло несколько домовладельцев и офицеров, вхожих в самые большие петербургские гостиные. Случалось, что из двух братьев один был «роялист», а другой «печник»7. Основные «дебаты» велись относительно трат, которые напрямую не касались жизни полка. Так, например, в полк пришло прошение пожертвовать деньги на памятник Александру II, который сельский сход решил поставить у себя в селе Успенском Ярославской губернии. Естественно, было решено от лица полка пожертвования не делать, желающим же заняться меценатством такое право предоставить.
Большим грузом ложилось на офицерский карман поддержание «достойной» гвардейца жизни. Согласно традиции офицеры должны были посещать только первоклассные рестораны, ездить только в вагонах 1-го класса, в городе же - на «приличных» извозчиках. Больших средств требовал пошив обмундирования (а в кавалерии вдобавок еще затраты на собственную лошадь и ее содержание), постоянные отчисления на офицерское собрание, многочисленные обеды, полковые праздники, приемы гостей, подарки уходящим из полка офицерам, театры (где полагалось занимать места не далее определенного ряда партера или отдельной ложи)…
С расширением же «сферы развлечений» в России, а особенно в столице, в начале ХХ века появилась необходимость официально регламентировать общественные места, где дозволялось бывать офицеру, а где его нахождение категорически воспрещалось.

«1. Всем гг. офицерам, находящимся в г. Петербурге, воспрещается безусловно посещать:
1) Частные клубы и собрания, где производится азартная игра.
Примечание. Гг. офицеры не имеют права вступать в число членов частных клубов и обществ без разрешения своего прямого начальства. В качестве гостей гг. офицерам разрешается безусловно посещать следующие клубы: 1) Императорский Яхт-Клуб; 2) Императорский речной Яхт-Клуб; 3) Английский Клуб; 4) Новый Клуб; 5) Дворянское Собрание; 6) Благородное Собрание; 7) Купеческое Собрание; 8) Железнодорожный Клуб; 9) Театральный Клуб; 10) Сельско-Хозяйственный Клуб.
2) «Варьете» - Фонтанка, 81 (зимний кафе-шантан).
3) «Кафе - де - Пари» - кофейная под Пассажем на Невском пр.
4) «Эден» - летний увеселительный сад, Глазовая ул., № 23.
5) «Яр» - ресторан на Большом пр. Петербургской стор.
6) Мелкие кинематографы.
7) Рестораны и гостиницы низших разрядов.
8) Все вообще трактиры, чайные, кухмистерские, кофейные, пивные, портерные, а также буфеты III класса на станциях железных дорог. Из приказа № 13 (1911 г.) по войскам Гвардии и Петербургского военного округа8.»

Членство в некоторых клубах (например, в Императорском Яхт-Клубе) считалось вопросом полкового престижа. Количество ресторанов, «приемлемых» для посещения офицерами (согласно традиции, а не кошельку), было довольно ограничено. Стандартную группу составляли «Кюба», «Донон», «Медведь» и «Контан», где, «заняв столик для завтрака, обеда или ужина, было обязательно потребовать флакон или «вино», то есть бутылку шампанского (это минимум), которая стоила 12 рублей (в собрании полка - 6 руб. - А. М.)9». И это при жаловании младшего офицера около 100 рублей вместе с квартирными.
Вращение в высшем свете, быстрое продвижение по службе, гвардейские привилегии отнюдь не снимали с офицеров ответственности за четкое несение службы и поддержание должного профессионального уровня. От гвардейцев требовали первенства в военной подготовке по сравнению с другими частями Императорской армии.
В результате постоянного контроля со стороны начальства и осознания самими полками необходимости быть «первыми» гвардейская пехота выбивала по стрельбе всегда «сверх отличного», не отставала и находящаяся под бдительным оком генерал-инспектора артиллерии вел. кн. Сергея Михайловича гвардейская артиллерия, как легкая, так и конная. За подготовкой же гвардейской кавалерии еще со времен своего генерал-инспекторства зорко следил главнокомандующий - вел. кн. Николай Николаевич. Конный спорт вообще получил в Императорской Российской армии в начале ХХ века широкое распространение. Офицеры-гвардейцы взяли немало призов на международных соревнованиях.

Самоварники

Свой отбор, но естественно по иным, нежели для офицеров, правилам, был и для нижних чинов Гвардии. Помимо известных физических данных (здоровье, рост) в полках давно сформировались излюбленные «типажи»: так, лейб-гвардии Павловский полк брал курносых, рыжие с бородами шли в лейб-гвардии Московский… Тем не менее, учитывая, что новобранцев отбирали почти в два десятка полков, на «разбивке» в Михайловском манеже часто случались споры полковых командиров, просящих главнокомандующего или командира корпуса назначить того или иного «рекрута» именно в их полк.
В отличие от офицерской, для нижних чинов служба в Гвардии была выгоднее армейской в материальном плане: рядовой гвардеец получал жалование вдвое против своего товарища-армейца, кормился очень хорошо (помимо более чем сытного общего рациона далеко не редкостью были добавления в солдатский котел за счет ротных и особенно эскадронных командиров), носил красивую форму. «К случаю будет сказать, что за все парады и смотры, а также учения и маневры в Высочайшем присутствии - все гвардейские солдаты-рядовые получали по 1 рублю, ефрейторы по 1 рублю 50 копеек, младшие унтер-офицеры по 3 рубля, старшие унтер-офицеры по 5 рублей, вахмистра на действительной службе по 10 рублей, а сверхсрочные - по 25 рублей от Его Величества». Музыканты всех гвардейских полков вообще могли считаться людьми вполне обеспеченными, так как могли играть на благотворительных базарах, в театрах. Причем выступление стоило от 300 до 500 рублей, немалый прибыток давали и вызовы на офицерские пирушки. В лейб-гвардии Конном полку, например, за каждый подобный вызов «хора трубачей» офицер платил 25 рублей, исполнение же любимых мелодий оплачивалось отдельно. При этом адъютант полка, в ведении которого находилась трубаческая команда, из своих личных средств платил штаб-трубачу жалованье в 60 рублей в месяц (то есть жалованье армейского подпоручика (корнета), правда, без добавок). Неофициальное жалованье от своих офицеров получали сверхсрочнослужащие и «специалисты»: старший полковой писарь - от полкового адъютанта, делопроизводитель по хозяйственной части - от полкового казначея, полковой оружейный мастер - от заведующего оружием…
Отправляясь в отпуск, гвардейцы были не прочь щегольнуть перед своими односельчанами преимуществами своего положения. Полный фурор производили приезды домой гвардейских кирасир, получивших в насмешку прозвище «самоварников» (по внешнему «сходству» блестящей кирасы с самоваром) или «похоронной кавалерии» (за частое участие, особенно 1-й бригады дивизии - Кавалергардов и Конногвардейцев - в похоронах отставных генералов). Один из офицеров вспоминал: «Их (кирасир. - А. М.) отпускали (в отпуск. - А. М.) в касках с гренадой, в колетах, шинелях, с палашами. Большинство брали тайно, за вознаграждение эскадронному каптенармусу, орла и покупали вензеля на погоны, которые надевали у себя дома. В откровенных разговорах они, захлебываясь, рассказывали, как им отдавали честь и даже становились во фронт не только нижние чины, но чуть ли не офицеры армейской пехоты, в уездных городах, видя их едущими на лучшем в городе извозчике, в каске с орлом и колете, с вензелями и палашом, принимая их за Великих Князей!!! В церкви они становились впереди, чтобы весь народ их видел. Любили щегольнуть...»10
Особый слой составляли сверхсрочнослужащие фельдфебеля и вахмистры, особенно старики, прослужившие в полках по нескольку десятилетий. «В каждом гвардейском полку, кроме неодушевленных реликвий - знамен, штандартов и георгиевских труб, напоминавших офицерам и солдатам славное боевое прошлое их полков, имелись также и живые реликвии - сверхсрочные подпрапорщики, по тридцать и более лет прослужившие в полку, бывшие свидетелями разных исторических событий и ревностно охранявшие старые полковые обычаи»11. Эти старики, многие из которых «отломали» со своими полками еще поход за Балканы, держались своей обособленной кастой, порою не подпуская даже более молодых «сверхсрочных», считая, что после турецкой войны «солдат ничему путному не учили». Составляя настоящую «полковую аристократию», они вполне могли себе позволить обижаться на старших офицеров, если те забывали лично засвидетельствовать свое почтение на их именинах и других семейных торжествах.
Будучи уважаемыми людьми, старики имели ряд почетных обязанностей, бывших исключительно их прерогативой. В лейб-гвардии Конно-Гренадерском полку, например, таких ветеранов, имевших за плечами более 25 лет сверхсрочной службы и награжденных георгиевскими крестами, многочисленными медалями и иностранными орденами, было шестеро. Офицер полка вспоминал: «Командир полка и все офицеры называли их по имени и отчеству и даже Государь, здороваясь на парадах с Масленниковым и Гейченко, называл их Кириллом Яковлевичем и Степаном Ивановичем. У каждого из этих стариков были традиционные обязанности, которые они исполняли в торжественных случаях. Синегубкин и Масленников в дни полковых праздников подносили Государю первый «пробную порцию», а второй - серебряную чарку с водкой, а Гейченко управлял полковыми песенниками, когда они пели перед Царем или другими высокими гостями.
К молодым офицерам старики относились со снисходительным пренебрежением, и хотя оказывали им положенное по уставу почтение, но абсолютно с ними не считались. А Масленников даже своего эскадронного командира, прослужившего 15 лет в полку ротмистра, считал мальчишкой, ибо ротмистр, отец которого в свое время также командовал 6-м эскадроном, родился, когда Кирилл Яковлевич уже носил два шеврона (серебряные углы на левом рукаве) за сверхсрочную службу»12.
За время службы в Гвардии сверхсрочнослужащие могли скопить довольно крупную сумму, которой вполне хватало, чтобы «вывести в люди» своих детей. Так у уже упомянутого «казначейского каптенармуса» Ивана Алексеевича Синегубкина старший сын и зять были офицерами одного из пехотных полков, а младший сын - инженером путей сообщения. Частенько «сверхсрочные» приобретали на выслуженные деньги недвижимость (например, дачи в окрестностях Петербурга, сдача которых на лето давала неплохой доход).

Пуговка-спасительница

Полки Гвардии свято блюли свои традиции и помнили свою историю.
Различные моменты жизни полка находили свое отражение не только на Георгиевских знаменах и штандартах, в витринах полковых музеев и в обстановке офицерского собрания, но и в элементах формы гвардейских частей, особенностях строя. Малопонятные для стороннего человека «мелочи» были значимы и дороги для однополчан.
Долгое время полки «Петровской бригады» - лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Семеновский были единственными, офицеры которых носили нагрудные знаки, на которых обозначались даты основания полков, 150-летнего юбилея Гвардии и 200-летнего юбилея основания полков. На «капитанских» знаках добавлялась также дата боя под Нарвой, а в 1-й роте лейб-гвардии Преображенского полка еще дата возведения на престол императрицы Елизаветы Петровны, в память решающей роли, которую сыграла в этом гренадерская рота полка, будущая лейб-Компания. Эти знаки были предметом гордости и служили «рекламе» полков. Так офицеры-семеновцы, убеждая юнкера-павлона в преимуществе выхода именно в их полк говорили: «Мы «Петровская бригада»... И нагрудный знак будете носить... Во всей русской армии есть только два полка, которые его имеют... Преображенцы и мы...»13.
В лейб-гвардии Измайловском полку было традиционное шитье мундира в виде заплетенной женской косы. По преданию, когда при основании полка в 1730 году к императрице Анне Иоановне обратились с вопросом, какое шитье даровать новому гвардейскому полку, то занимавшаяся утренним туалетом императрица указала на свою косу, и вопрос был решен. Очарование красивой легенды было столь велико, что никто долгое время не обращал внимания на то, что на мундир того времени было просто некуда поместить шитье, появившееся фактически лишь в 1800 году и перенятое, вероятно, от прусского гвардейского гренадерского батальона.
Лейб-гвардии Гренадерский полк в начале века вернул себе сначала шитье, а затем и на правое плечо аксельбанты, пожалованные полку в 1775 году для отличия от других гренадерских полков за проявленную полком во время русско-турецкой войны доблесть. В полковом марше были следующие строки:
А инако гренадеру невозможно быть,
Аксельбант нас призывает пасть иль победить.
Со словами этого марша в 1915 году повел в атаку свой 2-й батальон лейб-гренадер полковник Моравский, которого в полку все, и офицеры, и солдаты, звали «дядя Саша». Противником лейб-гренадер в этом бою был лучший полк германской гвардии - лейб-гвардии Гренадерский Императора Александра I полк. Батальон, подхватив марш, пошел на германские пулеметы, позиция была взята, смертельно раненый «дядя Саша» скончался на гребне германского окопа.
Резко выделялись на фоне остальной гвардейской пехоты полки лейб-гвардии Павловский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии. Первым за отличие в сражении при Прейсиш-Эйлау, когда из строя выбыло 500 человек, сохранили гренадерские шапки. В то время как в остальной армии вводились кивера, 13 ноября 1808 года, Высочайшим приказом императора Александра I на «гренадерках» были вырезаны имена владельцев. Таким образом, лейб-гвардии Павловский полк, вплоть до революции 1917 года оставался единственным полком, имевшим головной убор начала XIX века, а в полку хранились 532 «именные» гренадерки, о которых А. С. Пушкин сказал: «Сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою...». В память о подвигах полка в Наполеоновских войнах, Павловцы на парадах проходили держа винтовки «на руку», как бы идя в атаку, в то время как все другие полки по уставу несли ружья «на плечо».
Лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полк, сформированный в 1854 году из удельных крестьян, в 1856-м получил права Молодой Гвардии. Изначально он получил отличную от других частей форму, долженствующую напоминать русский национальный костюм: кафтан, застегивающийся наискось, и шапку (что-то среднее между польской конфедераткой и ямщицкой шапкой) с ополченским крестом. Эту форму, с небольшими изменениями, полк сохранил вплоть до 1917 года (естественно, уже только как парадную), причем на полукафтане образца 1906 года отсутствовал воротник, зато появилась малиновая (цвет стрелковых частей Императорской Армии) косоворотка.
Гвардейская кавалерия не отставала от своей пехоты. Получение лейб-гвардии Конным полком звезды ордена Св. Апостола Андрея Первозванного на элементы обмундирования и снаряжения, впоследствии ставшей эмблемой всей русской Гвардии, прочно связывали в полку с трагическими событиями 11 марта 1801 года: караул Конногвардейцев, по настоянию Палена, был снят императором Павлом, поплатившимся за это жизнью. Конная Гвардия была единственным полком, офицеры которого не участвовали в заговоре, и, по настоянию императрицы Марии Феодоровны, получили звезды с девизом ордена: «За Веру и Верность».
У офицеров лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка на воротнике колетов была сохранена отмененная в других кирасирских полках пуговица. Она «на колете Л.Гв. Подольского Кирасирского полка... спасла жизнь Великому Князю Константину Павловичу - Наместнику в Царстве Польском и Шефу полка: пуля поляка, стрелявшего в Великого Князя, изменила направление, ударившись о пуговицу на воротнике колета»14. Впоследствии лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк принял в свои ряды Подольских кирасир, а вместе с ними желтое прикладное сукно и пуговицу на воротник колета.
Офицеры лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка носили ташки с недошитым узором. По преданию, ташку вышивала императрица Екатерина II и, не успев закончить работу, скончалась. С тех пор, в память об императрице, при которой полк был сформирован, офицеры полка и носили «незаконченную» ташку.
Как и все другие полки Императорской Российской армии, части Гвардии также имели свои праздники: полковые, ротные, эскадронные и батарейные. В Петербурге и его окрестностях полковые праздники всегда справлялись с большой помпой, что вполне естественно: на них всегда присутствовали члены Императорской Фамилии, многие из которых были Шефами, служили или числились в списках гвардейских частей, сам император всегда старался присутствовать на полковых праздниках своей Гвардии. После 1905 года участились посещения государем офицерских собраний «запросто», без особых официальных поводов и даже без охраны. Прекрасно зная обычаи и традиции своей Гвардии, Николай II часто засиживался с офицерами до утра, обсуждая за стаканом вина разные эпизоды военной службы.
Для поддержания связи полка со своими офицерами, пусть даже и покинувшими полк, регулярно устраивались «товарищеские обеды». Обычно они проводились раз в месяц, в более же богатых полках - еженедельно (в лейб-гвардии Конном полку они даже носили специальное название «четверговых» обедов). Отсутствовать на этих полковых встречах офицеры могли только по болезни и с разрешения старшего полковника, который в каждом полку являлся законодателем и блюстителем внутренней полковой жизни и чей авторитет стоял едва ли не выше командира полка. Старшие полковники являлись необходимой прослойкой между офицерским составом полка и его командиром, который часто назначался из офицеров другого полка, порой «конкурирующего». Например, при вековом соперничестве Кавалергардов и Конной Гвардии случалось так, что Кавалергардским полком командовал конногвардеец и наоборот. На старшего полковника ложилась обязанность регламентации внутренней жизни полка и разрешения всевозможных конфликтов. Введение же молодежи в полковую жизнь вменялось в обязанность старшему подпоручику (корнету), который должен был наблюдать за поведением свежепроизведенных офицеров как в полку, так и вне его, предостерегать и наставлять их на путь истинный. На общих обедах и завтраках он всегда садился на левом, «молодежном» фланге стола и зорко наблюдал за тем, чтобы его «подведомственные» соблюдали должные приличия и не переходили границ дозволенного.
Выходя в гвардейский полк, офицер обычно заказывал свой серебряный прибор, единого в полку образца, «т.е. ножи, вилки, ложки с выгравированными его именем, отчеством и фамилией и годом выпуска, за что он вносил 100 рублей. Такие приборы имели Государи-Шефы полка и Великие Князья, числившиеся в списках полка, зачислявшиеся в списки полка по уходе с должности командира полка. Прибор каждого был в отдельном футляре. Высочайшим особам подавали всегда их приборы, а всем остальным серебро смешивали нарочно, подавая и серебро старых, бывших офицеров, чтобы напоминать о них. Если офицер уходил без подарка и без членского жетона15, то ему возвращали его серебро, и он уже никогда не смел переступить порог собрания. Если офицер, уходя из полка, допускал, чтобы его долги, порочащие честь мундира полка, были выплачены офицерами вскладчину, - то ему возвращали серебро. Серебро подавалось только в торжественных случаях, а ежедневно - нет»16.

Благодаря крепким внутренним устоям, историческим традициям и строгому отбору офицерских кадров полки Гвардии были действительной элитой Императорской Российской армии и доказали это в ходе Первой мировой войны. С крушением Российской империи отошла в прошлое и Российская Императорская Гвардия офицеры и солдаты которой еще несколько лет боролись за Россию под национальным бело-сине-красным флагом Белого движения и, не сложив оружия, ушли в ноябре 1920 года из Крыма под командованием коренного офицера лейб-гвардии Конного полка барона П. Н. Врангеля. Уже находясь в эмиграции, в разных странах, офицеры гвардейских частей создавали полковые объединения и общества и делали все, чтобы сохранить для потомков память о славных делах русской гвардии, верой и правдой служившей Царю и Отечеству.

Примечания
1. История лейб-гвардии Конного полка. Т. 3. Париж. 1964. С. 78.
2. Исключение в этом плане представляла гвардейская артиллерия. Если выходящие в пехотные и кавалейрийские части юнкера сразу по выходе в полк надевали мундир полка, то «все выходящие в части Гвардейской Артиллерии пажи и юнкера зачислялись по Полевой Артиллерии, т. е. одевали мундир полевой артиллерии и только через год по удостоении своего строевого начальства переводились в части Гвардейской Артиллерии, когда и одевали мундир Гвардейской Артиллерии» (Лейб-гвардии 2-я Артиллерийская бригада. Сост. Ген.-м А. Ф. фон Аккерман. Белград. Б. г. С. 53.).
3. Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. 1. Париж. 1969. С. 61.
4. Трубецкой В., кн. Записки кирасира//Наше наследие. 1991. № IV. С. 105.
5. Макаров Ю. Моя служба в Старой Гвардии. 1905-1917. Мирное время и война. С. 41-42. Так приветствовал в 1905 г. молодых подпоручиков Макарова и Эссена командующий лейб-гвардии Семеновским полком полковник Г. А. Мин, 18-летним юношей убежавший на русско-турецкую войну 1877-1878 гг., получивший чин прапорщика уже в полку во время войны.
6. Николай II в конце 1905 г. передал в собственность полка громадный участок земли бывших императорских огородов около казарм полка на Кирочной улице, в центре С.-Петербурга. Постепенной продажей земли под застройку полк составил себе большой капитал (по мнению военного министра ген. А. Ф. Редигера: «вероятно в несколько миллионов рублей»).
7. Макаров Ю. Указ. соч. С. 209.
8. Цит. по: Разведчик. 1911 г. № 1067.
9. Кирасиры Его Величества. 1902-1914. Последние годы мирного времени. Б. м. Б. г. С. 35.
10. Указ. соч. С. 72-73.
11. Воронович Н. Всевидящее око. Из быта русской армии. Нью-Йорк. 1951. С. 20.
12. Там же.
13. Павлоны - устоявшееся в военной среде именование юнкеров Павловского военного училища, кстати, не распространявшееся на чинов лейб-гвардии Павловского полка; Макаров Ю. Указ. соч. С. 35.
14. Кирасиры… С. 40.
15. Офицер, покидавший полк по решению общества офицеров, т. е. позволивший себе какой-либо неблаговидный поступок, который мог бросить тень на честь полка, лишался полкового жетона, свидетельствующего о сохранении его членства в полковом офицерском собрании и не удостаивался прощального подарка от сослуживцев.
16. Кирасиры… С. 34.
Рубрики: былая Россия
Теги: гвардия