ОКО ПЛАНЕТЫ > Размышления о истории > Сталин называл Косыгина «Арифмометром»

Сталин называл Косыгина «Арифмометром»


18-12-2010, 11:20. Разместил: VP
А.Косыгин в Кисловодске
А.Косыгин в Кисловодске

18 декабря - ровно тридцать лет со дня смерти Алексея Николаевича Косыгина, пожалуй, самого сильного экономиста-практика советского времени

Алексей БОГОМОЛОВ — 18.12.2010

О его вкладе в развитие нашей страны написано много. Гораздо меньше известно о том, как он жил, каким был в общении с сильными мира сего и обычными людьми, как отдыхал, о чем думал. И самыми честными и знающими биографами его являются не историки, а те, кто по десять-пятнадцать лет был рядом с ним, на работе, на отдыхе, дома, в Кремле и в больнице, те, кто все слышал и видел, но до определенного времени не имел права говорить об этом. Сегодня читателям «Комсомолки» о Косыгине рассказывают охранявшие его офицеры Алексей Сальников, Валентин Серегин, Николай Егоров, Владислав Середкин, Евгений Ситников, Виктор Луканин и водитель Геннадий Павлюк.

 

«Сейчас я Косыгу позову...»


Косыгин был человеком, который обладал не только обширными знаниями, но и феноменальной памятью. Он держал в голове огромное количество цифр, различных данных. Рассказывают, что когда кто-то из зарубежных руководителей задал Сталину вопрос о финансах, он сказал: «Сейчас я Косыгу (так он его называл) позову, он на любой вопрос ответит…»

 

Он всегда жестко контролировал местных партийных руководителей, а вводить его в заблуждение было невозможно. По дороге в Индию, куда Косыгин направлялся с визитом, он сделал остановку в Узбекистане. И во время встречи с руководством задает вопрос о производстве мяса в республике (а с мясом тогда были проблемы). Ему называют цифру во многих тоннах, а он мгновенно пересчитывает и говорит: «Это что же получается? Меньше двух килограммов в год на душу населения?»

 

Тут Рашидов, узбекский партийный секретарь,  сразу пустился в объяснения, что, мол, хлопка много сеять надо, кормов не хватает. Но не вышло. Пришлось по всей строгости ответить…

 

Валентин Серегин, заместитель начальника охраны Косыгина, вспоминает о том, как он выступал на различных совещаниях: «Косыгин никогда не готовил текст докладов, у него был только листок с тезисами. Но и в него он практически не заглядывал, выступая по часу - полтора и на память приводя нужные цифры и факты. И его высказывания часто были нестандартными. В нашей стране, где в те времена царствовала уравниловка, только он мог позволить себе сказать в присутствии всего руководства: «Если человек работает за двоих, платите ему за двоих. Если работает за троих - за троих платите! А если и за одного не работает, зачем платить ему?»

 

У него было обостренное чувство справедливости. Николай Егоров, более десяти лет работавший с Косыгиным, вспоминал о его поездке в Костомукшу, где строилось советско-финское предприятие. Там председателю Совмина показали городок, в котором жили финские рабочие. Чистота, финские домики, электричество, канализация, горячая вода. А он говорит: «Теперь показывайте, где наши живут!» Не готовые к такому обороту местные руководители задергались. Повезли его к баракам, где наши рабочие жили. А там - черт голову сломит. Туалет - на улице, на кухне грязища. Алексей Николаевич сжал зубы: «Мне все ясно. Поехали отсюда!» А по приезде в Петрозаводск устроил такой разнос за то, что наших рабочих в таких условиях содержат, что кресла под местными руководителями зашатались.

 

О МЕРСЕДЕСАХ, ДАЧАХ И МЕХАХ


В быту Косыгин был человеком бескорыстным. Естественно, как второй человек в стране, он имел определенные статусные привилегии, но никогда не использовал их в личных или семейных целях. Работавшие с ним офицеры охраны, приводят множество примеров.

 

Геннадий Павлюк, работавший водителем Косыгина с 1970 по 1980 годы, говорит: «На него в 1973 был зарегистрирован «Мерседес»… История была такая.

 

Канцлер ФРГ Вилли Брандт подарил советскому руководству три «Мерседеса». Брежнев получил самую лучшую модель, а Косыгину и Подгорному прислали автомобили попроще. Машину зарегистрировали на него, но забирать ее он отказался, говорит: «Пусть она у вас в охране эксплуатируется». А примерно через год везу я Алексея Николаевича на работу. Он спрашивает: «Как там мой «Мерседес» поживает, работает?» Начальник охраны про машину ничего не знает, а я ее видел у нас на автобазе, и по простоте душевной говорю: «Стоит у нас под брезентовым чехлом, и никто ее не эксплуатирует». Он спрашивает: «Как - стоит?!» И вроде бы разговор закончил. А на следующий день вызывает меня руководство: «Ты что там наговорил? Косыгин сказал, что если нам этот автомобиль не нужен, его надо передать в Совмин». Ну и передали его в Совмин, а в базе данных он остался как принадлежащий Косыгину.

 

А когда открывали ВАЗ, ему итальянцы подарили прототип «Жигулей» - автомобиль «Фиат». Его он сразу передал нам, и машина долго использовалась в качестве дежурного разъездного автомобиля.

 

Насколько я знаю, единственная машина, которая осталась в семье, это подарок из Чехословакии, сейчас не помню, или «Шкода», или «Татра». Алексей Николаевич сказал: «Давай я эту машину для внука возьму, пусть ездит». Но что показательно, он за этот автомобиль заплатил. И не государственными деньгами, а собственными!»

 

А Валентин Серегин рассказывал о дачах Косыгина. «Все дачи, которыми он пользовался, были государственными. Под Москвой он жил в Архангельском, а летом и осенью больше всего любил отдыхать в Пицунде на даче, которую построили еще для Хрущева. На даче в Литве (Куршская коса) он был всего один раз. Чаще бывал в Юрмале в санатории «Рижское взморье» или в Кисловодске. Но там он и питался в общей столовой, и гулял в парке, иногда в сопровождении толпы народа. Его маршрут до сих пор зовут «тропа Косыгина».

 

Кстати, еще один штрих. Как-то раз мне позвонили из мехового ателье, в котором дочь Алексея Николаевича заказала шубу. Говорят: «Завтра повышают цены на меха. Нужно оплатить шубу сегодня, иначе все будет стоить на тридцать процентов дороже!» Я доложил Людмиле Алексеевне. А потом меня вызывает Косыгин: «Не нужно сегодня ничего платить, я потом ей сам денег добавлю, если не хватит. Я специально никому из своих не говорил о подорожании…» Кстати, таким образом, поступали не все. Андропов, например, оплатил шубу, которая заказывалась в этом же ателье, до подорожания…»

Алексей Сальников, работавший с главой правительства все шестнадцать лет его пребывания в этой должности, вспоминал о том, как Косыгин утверждал списки сопровождавших его лиц. Смотрит, в списке два-три помощника, две стенографистки. Пишет: «Оставить одного помощника, одну стенографистку. Зачем лишние люди, лишние расходы

 

Отдавая должное скромности Косыгина, Геннадий Павлюк вспоминал, что все подарки, которые ему дарили, он передавал школе в Архангельском, которая, кстати, была построена по проекту его супруги Клавдии Андреевны. Для них выделили два помещения, и там было что-то вроде музея. А оружие и особо ценные подарки Косыгин передавал в Оружейную палату. В отличие от многих других наших руководителей, между прочим…

 

ПРОСПЕКТ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЫ


С женой Косыгин прожил сорок лет до ее смерти 1 мая 1967 года. Ему сообщили об этом событии прямо на первомайской демонстрации, но тогда на его лице не дрогнул ни один мускул. И лишь приехав в больницу, он дал волю слезам…

 

Алексей Сальников вспоминает: «Алексей Николаевич очень любил Клавдию Андреевну. Однажды мы с ним шли по Новому Арбату. Он, зная, что я живу в одной из высоток, спросил, как мне нравится квартира. Я честно ответил, что квартира неплохая, вот только звукоизоляция между перекрытиями слабая. А он мне говорит: «Мы много денег вложили, чтобы этот проспект построить. Мне Клавдия Андреевна говорит: «Алеша, давай построим такой проспект в Москве, чтобы были высокие дома, магазины, широкие тротуары. Чтобы можно было выйти с покупками и зайти в кафе, попить чаю, поесть мороженого!»  Этот проспект - мечта Клавдии Андреевны. Хотя законченный вид проспект приобрел уже после ее смерти…»

 

Алексей Николаевич до последних лет жизни ходил по Калининскому проспекту пешком. После смерти жены он не смог жить в их старой квартире на улице Грановского (сейчас Романов переулок) и переехал на Воробьевы горы. И, по свидетельству офицеров охраны, он, выезжая из Кремля, просил проехать улицу Грановского и остановиться на Арбатской площади. Уже оттуда в сопровождении одного-двух сотрудников он шел пешком по Калининскому. Доходил до булочной за кинотеатром «Октябрь», заходил в нее, покупал буханку «Бородинского» хлеба и оправлялся дальше. А потом, либо у Садового кольца, либо ближе к Киевскому вокзалу, садился в машину и ехал домой.

 

Там многие вещи хранили память о его супруге. Рядом с его кроватью стояла ее кровать, на которой всегда была гора книг и документов, которые он читал перед сном. А когда он собирался в командировку, или на отдых, он обязательно просил положить в чемодан несколько шелковых кремовых рубашек, которые подарила ему Клавдия Андреевна. Надевал он их нечасто, в основном, на отдыхе, но возил с собой всегда…

 

 

В Индии
В Турции

 

 

ЭТИ ПОДРОБНОСТИ ЗНАЛ ТОЛЬКО АНДРОПОВ…


Много раз Косыгин был буквально на волосок от смерти. Он попадал под бомбежку во время войны, улетал на самолете из окружения, три года ждал ареста в начале пятидесятых, когда раскручивалось «ленинградское дело». Попадал в тяжелые автоаварии…

 

Николай Егоров - человек, который в буквальном смысле спас Косыгина от смерти. Вот какие неизвестные подробности он рассказал о вроде бы уже описанном случае в Архангельском: «В воскресный июльский день 1978 года Алексей Николаевич отдохнул после обеда, а потом решил отправиться на реку. Был он, несмотря на свои 74 года, подготовленным спортсменом (в молодости - чемпион Ленинграда по академической гребле)... У него была профессиональная байдарка «Скиф». Чтобы она не переворачивалась, к ней с боков были прикреплены пенопластовые поплавки. А мы с Сергеем Воронцовым плыли рядом на двух обычных туристских байдарках. Владислав Середкин дежурил на берегу.

 

Отплыли мы метров двести, как вдруг заметили, что Косыгин перестал грести, затем покачнулся и стал падать на бок.  Я тут же прыгнул в воду, поплыл к нему. Байдарка перевернулась... Ноги у него были в специальных деревянных креплениях, а туловище - в воде. Кстати, если бы не эти крепления, мы могли бы не успеть его вытащить - вода была темная, мутноватая…  Я поднырнул снизу и стал выталкивать Алексея Николаевича наверх. Тут подплыл Воронцов. Мы освободили ноги из креплений и поплыли к берегу, позвав на помощь и отдыхавших солдат. Они помогли нам вытащить его на траву, и мы стали делать искусственное дыхание. А Середкин уже вызвал «скорую» из ближайшего военного санатория. Когда она приехала, Алексей Николаевич уже пришел в сознание и попросил валидол. Медсестра хотела сделать ему укол, но мы ей не разрешили, и поехали в госпиталь Минобороны, находившийся поблизости. А вот о том, что произошло там, вообще никто не рассказывал. Когда приехал Чазов, раздался звонок Андропова. И я, стоя рядом, в своем мокром костюме, слышу, как академик отвечает на вопрос, о том, сколько Алексей Николаевич находился под водой. И называет, мягко говоря, цифры, несовместимые с жизнью. Я был вынужден попросить у него трубку, представиться и попросить у Андропова разрешения позвонить ему по закрытой линии из машины. Он сказал: «Хорошо». Я спустился вниз и из машины рассказал председателю КГБ все подробности случившегося. Так что реальную ситуацию знали только мы и он. А теперь знают и читатели «Комсомолки». А ведь столько было слухов, столько «подробностей». Рой Медведев писал, что Косыгин удил рыбу и упал с лодки. А недавно по ТВ я видел передачу, в которой рассказывали о том, как «Косыгин перевернулся в ледяную воду». Это в июле-то? В общем, думаю, теперь в этой истории поставлена точка…

 

ЛЕНЯ! НУ КАК ТЫ МОЖЕШЬ?


Все офицеры, охраны Косыгина, говорят, что в любви к нему их объединила, прежде всего, прямота Алексея Николаевича. Он не боялся никого и ставил своих коллег на место. Виктор Луканин вспоминает один случай: «В политбюро главными болельщиками были Брежнев, Подгорный и Гречко. Все они болели за ЦСКА. И вот прямо на заседании политбюро они затеяли обсуждение прошедшего хоккейного матча. Я не помню, был ли у Алексея Николаевича доклад, или нет, но когда Брежнев и Гречко стали слишком громко говорить о том, кто и как забрасывал шайбы, Косыгин сказал: «Здесь, на заседании политбюро, обсуждаются вопросы государственной важности, а вы чушь какую-то несете!» Поднялся с места и ушел. Не ручаюсь за дословную точность цитаты, все-таки много лет прошло, но смысл был именно таков».

 

А Валентин Серегин рассказывал о том, как был свидетелем еще одного конфликта на той же почве. На политбюро обсуждался важнейший вопрос, который требовал серьезной работы и осмысления. Когда члены политбюро выходили, первым шел Косыгин. А за ним - Брежнев с Подгорным, которые стали во весь голос обсуждать очередной хоккейный матч. Косыгин повернулся и говорит: «Леня! Ну как ты можешь?» Махнул рукой и пошел…

 

«Разногласия с Брежневым,- рассказывает Валентин Серегин,- у Косыгина появились во второй половине семидесятых годов. В конце шестидесятых они еще собирались вместе, песни пели, а потом все это потихоньку сошло на нет.

 

А о том, каким был уровень взаимоотношений, говорит то, что Брежнев всегда называл Косыгина по имени-отчеству, а тот его - «Леонид» или «Леня». И еще. Косыгин был единственным из членов политбюро, выступившим против ввода войск в Афганистан…

 

Косыгин косит сено на Волге
Косыгин косит сено на Волге

 

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО


Как рассказывают сотрудники охраны Косыгина, в политбюро, даже в ЦК его не любил никто. Не любили за прямоту, за требовательность, за жесткость. Но он был экономистом высочайшего класса, и много лет экономика страны держалась на нем. Поэтому партийные лидеры понимали, что обойтись без него невозможно. Но при всем этом некоторые из них очень сильно желали его ухода, особенно после микроинсульта, случившегося с ним в 1978 году. Его почему-то стали посылать в командировки в такие страны, где и здоровому-то человеку выдержать климат трудно. Эфиопия, причем в условиях высокогорья, Йемен, где температура воды была плюс 32, а воздуха плюс 28 в тени и сумасшедшая влажность, Индия… А ему было уже  75 лет…

 

Николай Егоров рассказывал об истории, которая предшествовала отставке Косыгина. Осенью 1980 года он лежал в больнице на Мичуринском проспекте. И упоминал в разговорах с охранниками про свою беседу с Чазовым. Как бы рассуждая, Алексей Николаевич говорил: «Ну что, я еще где-нибудь потихоньку поработаю…»  А Чазов отвечал: «Алексей Николаевич, пора вам уже на завалинке сидеть, нечего куда-то работать идти…» Слова эти, понятно, были е чазовскими, он не посмел бы сказать такое главе правительства. Просто озвучил «мнение».

 

Скорее всего, Брежнев был склонен оставить Косыгина в должности главы правительства. Но, с одной стороны, очень сильно интриговал его заместитель Тихонов, стремившийся к посту премьера, а с другой - Черненко. Именно он позвонил Алексею Николаевичу и предложил написать письмо об отставке.

Продолжает рассказ Валентин Серегин: «Алексей Николаевич написал письмо и положил его в стол. Потом вызывает меня и говорит: «Я написал письмо и упаковал. Отправьте фельдсвязью Брежневу». Вызвали фельдсвязь. Спрашиваем: «Куда приказано пакет везти?» Он отвечает, что есть приказ отвезти бумаги Черненко. Тут все стало ясно: у фельдъегеря один приказ, несмотря на то, что Косыгин давал другой.

 

Через два часа вызывает меня Алексей Николаевич: «Письмо дошло?» Я отвечаю: «Да, но получателем был Черненко…» Ну а дальше все известно: на пленуме письмо об отставке было зачитано…

 

Умер Алексей Николаевич накануне дня рождения Брежнева, так что официально о его смерти сообщили через три дня. Некоторое время семья оставалась в полном неведении, и его даже думали похоронить на обычном кладбище или рядом с супругой. Но потом наверху решили иначе…

Гроб с телом Косыгина был выставлен в ЦДСА. Из политбюро принародно прощаться с ним не пришел никто. А потом мы в автобусе повезли гроб на кремацию в Донской монастырь. Поехали я, Владимир Кузнецов, тоже сотрудник «девятки», внук Алексея Николаевича и два генерала. А уже потом урну с прахом привезли в Колонный зал Дома Союзов..."

 

Из досье:


В соответствии с реформаторскими идеями Косыгина в 1965-1970 годах были проведены следующие важнейшие изменения в экономике:

 

1. Ликвидировались органы территориального хозяйственного управления и планирования (совнархозы) и восстанавливались министерства.

 

2. Предприятия снова становились (как до совнархозов) основной хозяйственной единицей;

 

3. Сокращалось количество директивных плановых показателей с 30 до 9.

 

4. Расширялась самостоятельность предприятий: они стали определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, осуществлять инвестиции в производство за счет собственных средств, устанавливать долговременные связи с поставщиками и потребителями, определять численность персонала и размеры его материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств, предприятия подвергались жестким финансовым санкциям.

 

5. За счет прибыли предприятия могли формировать фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства и т.п. Использовать эти фонды предприятия могли по собственному усмотрению (в рамках существующего законодательства).

 

6. В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повысились в 1,5-2 раза, вводилась дополнительная государственная оплата сверхплановой продукции, снижались цены на запчасти и технику, уменьшался подоходный налог на крестьян.

 

7. Многоступенчатая система управления промышленностью была заменена на двух-, трехзвенную (например, министерство-объединение-предприятие).  

Внедрение этих механизмов в 1965-1970 годах позволило резко ускорить темпы экономического роста, социального достатка и промышленного экспорта. Но одновременно существенно повысилась самостоятельность предприятий и даже многих регионов СССР, что противниками реформ было расценено как угроза подконтрольности экономики и региональных ("национальных") властей высшей партийно-государственной номенклатуре. Известна фраза председателя  Верховного Совета СССР Николая Подгорного: «На кой черт нам эта реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?» В условиях мирового кризиса, когда тонна нефти на мировом рынке стоила 100 долларов, а в СССР – 5 рублей, началось свертывание реформы и подсаживание на сырьевую иглу. К середине семидесятых все основные достижения косыгинской экономической реформы были сведены на нет. Началась эпоха застоя…

 

Редакция благодарит Центр по связям с прессой и общественностью Федеральной службы охраны Российской Федерации за помощь в организации беседы с ветеранами ФСО.


Вернуться назад