Сталин не продал в 1939 году душу дьяволу, он сел играть с чертями в карты и обыграл их
Тезис об аморальности Пакта Молотова — Риббентропа вошел в общественное сознание не менее (если не более) прочно, чем тезис о его преступности. Об аморальности Пакта, его подлости и бесчестности с середины 80-х гг. почти единодушно говорят политики, общественные деятели, историки и журналисты, правда, не отягощая себя обоснованием причин подобной характеристики.
Сюрреализм
Показательна подготовленная информационным агентством РИА «Новости» на «основе открытых источников» историческая справка к 70-летию заключения Пакта Молотова — Риббентропа, содержащая специальный раздел «Моральная оценка пакта». Знакомство с этим разделом способно повергнуть читателя в шок.
Оказывается, Пакт аморален потому, что он «вызвал критику со стороны многих участников международного коммунистического движения и от представителей других левых сил. Даже не зная о существовании секретных протоколов, эти люди увидели в пакте немыслимый для приверженцев левой идеологии сговор с самой мрачной империалистической реакцией — нацизмом. Многие исследователи даже считают пакт началом кризиса международного коммунистического движения, поскольку он углубил недоверие Сталина к иностранным компартиям и способствовал роспуску Коммунистического Интернационала Сталиным в 1943 году».
Каково? В капиталистической России государственное информационное агентство обвиняет Пакт Молотова — Риббентропа в аморальности на том основании, что он подорвал единство международного коммунистического движения и создал почву для последующего роспуска Коминтерна.
Другое доказательство аморальности Пакта не уступает по сюрреалистичности первому: «Последствия этого «сговора» ощущаются по сей день, отравляя отношения между Россией и затронутыми сталинско-гитлеровским протоколом народами. В прибалтийских государствах эти события провозглашаются прелюдией к «аннексии» Латвии, Литвы и Эстонии. На основании этого делаются далеко идущие выводы относительно отношений с сегодняшней Россией и о статусе этнических русских в этих странах, которые представляются «оккупантами» или «колонистами». В Польше воспоминания о секретных протоколах к пакту становятся оправданием для уравнивания нацистской Германии и сталинского СССР в моральном плане, вытекающего отсюда очернения памяти советских солдат или даже для сожаления об отсутствии коалиции между Польшей и нацистской Германией для совместного нападения на СССР. Моральная неприемлемость подобной трактовки событий тех лет, по мнению российских историков, вытекает хотя бы из того факта, что никто из примерно 600 тысяч советских солдат, погибших, освобождая Польшу от нацистов, ничего не знал о тайном протоколе к пакту Молотова — Риббентропа».
Невольно возникает вопрос: а если бы павшие солдаты знали о секретных протоколах, то очернять их память было бы «морально приемлемо»? И действительно ли в режиме фактического апартеида, в беспрецедентном попрании прав русского населения в Прибалтике виновен Пакт, а не демократические правительства Латвии и Эстонии? Зазеркалье какое-то!
Поражает не только «странность» доказательств, но и сама методология: аморальность Пакта выводится не из его сути, а из отношения к нему заграницы (будь-то лидеры международного коммунистического движения или сопредельных стран — неважно).
К составителям справки никаких претензий быть не может. Они высокопрофессионально, как и подобает сотрудникам агентства подобного уровня, сделали выжимку из «открытых источников» и тем самым позволили всем увидеть как степень научной обоснованности тезиса об аморальности Пакта Молотова — Риббентропа, так и моральный уровень самих обличителей Пакта.
Тезис про «600 тысяч советских солдат, ничего не знавших о секретных протоколах», не с неба свалился. В 6-ти томном коллективном научном труде «65 лет Великой Победе» ректор МГИМО А.В. Торкунов черным по белому написал: «Сталинский грех «пакта Молотова — Риббентропа» был искуплен кровью россиян на полях сражений, сломавших хребет казавшегося непобедимым вермахта». Трудно даже вспомнить что-то более чудовищное в нравственном отношении из сказанного в адрес воинов-победителей. Оказывается, советские солдаты (названные на ельцинский манер «россиянами») шли в бой не за Родину, не за своих матерей, жен и детей, а ради того, чтобы искупить «сталинский грех» Пакта перед цивилизованной Европой. Подчеркиваю, написал это не какой-нибудь отмороженный историк-ревизионист и грантоед, а ректор кузницы дипломатических кадров России.
При таком отношении к Пакту преисполненных патриотизма столпов официальной науки, естественно, не приходится удивляться тому, что Владимир Путин в 2009 году причислял к достижениям России парламентское осуждение аморальности Пакта: «В нашей стране аморальный характер пакта Молотова — Риббентропа получил однозначную парламентскую оценку».
Конечно, найдется немало желающих сказать: «Какое нам дело до моральной оценки Пакта Молотова — Риббентропа?» К сожалению, самое прямое. Моральное осуждение Пакта — обязательное условие для внедрения новой концепции войны, основанной на тождестве нацизма и «сталинизма», а эта концепция самым непосредственным образом направлена как против российского государства, так и против каждого из его граждан.
Причем для того, чтобы она сыграла свою подрывную роль, недостаточно внедрить ее в общественное сознание Запада и закрепить в официальных документах Польши, Евросоюза в целом или США. Необходимо, чтобы новый смысл войны принял народ России. Это ключевое условие. Никто кроме нас самих нас не разрушит.
В конце 80-х гг. вовсе не осуждение Запада позволило Горбачеву с Яковлевым превратить Пакт в таран советской государственности. Это сделала открывшаяся обществу историческая «правда» о сотрудничестве своей страны с фашизмом. Моральный (именно моральный!) шок у народа от договора с Гитлером, а не его соответствие или несоответствие каким-то нормам международного права. Тогда демократам (ныне именуемым либералами) удалось достичь цели, к которой еще в XIX веке стремились их предшественники, и к которой сейчас стремятся пропагандисты «нового понимания» Второй мировой войны.
Источник силы и ахиллесова пята России
У русского народа есть одно совершенно иррациональное свойство — потребность быть уверенным в справедливости действий своей страны. В нем источник силы России. «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами» — это то, что должно было прозвучать и прозвучало 22 июня 1941 года, и без веры во что не мог состояться победный май 1945-го. Но, с другой стороны, это свойство может быть и ахиллесовой пятой России. Если удастся посеять в народном сознании сомнение в том, что «наше дело правое», сомнение в том, что есть то, во что стоит верить и что стоит защищать и сохранять, во имя чего совершать невозможное, тогда Россия сразу же утрачивает способность к сопротивлению, независимо от количества имеющихся пушек и самолетов.
На Западе это свойство России и русского народа прекрасно поняли после поразившей их, как гром среди ясного неба, катастрофы 1812 года. Поход на Москву невиданной еще в истории по численности и мощи армии объединенной Европы под предводительством ее величайшего полководца Наполеона, просто обреченный на победу, завершился полным разгромом. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Но это произошло.
По итогам той войны крупнейший немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц сделал однозначный вывод: «Поход 1812 г. не удался потому, что неприятельское правительство оказалось твердым, а народ остался верным и стойким, т. е. потому, что он не мог удаться… Такая страна может быть побеждена лишь собственной слабостью и действием внутренних раздоров».
Этот вывод был услышан и понят правителями западных держав. Подтверждение тому — активность английской и японской разведок на революционном поприще во время русско-японской войны, а также поддержка революционного и сепаратистского движения в России как немцами, так и англосаксами в Первую мировую войну.
Показательно и признание генерала Гота, командовавшего танковой группой, рвавшейся в 1941 году к Москве. Главные надежды он возлагал вовсе не на танки. Немецкие стратеги надеялись на то, что русский народ из ненависти к большевикам не пойдет «на огромные жертвы ради защиты своей страны», а «Сталин, трезвый и рассудительный государственный деятель» не поставит «на карту существование своего господства» и «согласится на переговоры». Надежды немцев не оправдались. Все получилось по Клаузевицу — «правительство оказалось твердым, а народ остался верным и стойким». Отсюда и закономерный результат — новый разгром объединенной Европы на полях России.
Поэтому в «холодную войну» Запад, когда развитие техники впервые открыло перед ним возможность прямого информационного воздействия на общественное сознание в России, вложил огромные средства во всевозможные «голоса», а также самым активным образом поддержал диссидентское движение в СССР. Что и принесло ему колоссальные дивиденды после 1991 г.
Знают об этом свойстве русского народа и внутренние «друзья» России. Достоевский чётко сформулировал одну из главных целей «бесов»: добиться того, что народ «…застыдится своего прошлого и проклянет его. Кто проклянет свое прежнее, тот уже наш, — вот наша формула!». И своих целей они во многом добились. Смердяков, сожалеющий о том, что в 1812 году «умная нация» не победила «глупую», — не литературный вымысел, а реальность русской жизни второй половины XIX века.
Комплекс идей, безраздельно господствовавших в прогрессивной прессе к началу ХХ века (а именно она тогда определяла общественное мнение страны), точнее всех передал Василий Розанов: «Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. … Народ наш есть только «среда», «материал», «вещество» для принятия в себя единой и универсальной и окончательной истины, каковая обобщенно именуется «Европейскою цивилизациею». Никакой «русской цивилизации», никакой «русской культуры»… Но тут уже даже не договаривалось, а начиналась истерика ругательств. Мысль о «русской цивилизации», «русской культуре» — сводила с ума, парализовала душу…».
Первая мировая война не остановила, а, напротив, стимулировала борцов с «темным» прошлым и настоящим России, естественно, во имя всего самого светлого и возвышенного, и даже патриотического. В воюющей стране, как отмечал академик И.Р. Шафаревич, «подвергается осмеянию и делается предметом ненависти национальная история, вера, историческая власть, армия. Создается множество мифов, внушаемых народу (о колоссальных помещичьих землях, которые могут утолить земельный голод крестьян, об измене двора, всевластии Распутина и т. д.). Народ как бы парализуется». Не случайно С.Л. Франк отмечал, что происшедшее с Россией в начале века нельзя понять, не учитывая того длительного процесса «вытеснения добра злом, света тьмой в народной душе», который совершался под «планомерным и упорным воздействием руководящей революционной интеллигенции».
В русской катастрофе начала ХХ века эта пропаганда ненависти к собственной стране сыграла куда большую роль, чем все немецкие армии с «пломбированными вагонами» в придачу. За пальму первенства с нею может побороться лишь самоубийственная внутренняя политика правящего слоя Империи.
Те же истоки легко обнаруживаются и у русской катастрофы 1991 года. Ее также невозможно понять, если не учитывать той беспросветной «чернухи» (именно тогда это словечко вошло в общественный оборот) о прошлом и настоящем страны, которую, под чутким руководством Александра Яковлева, несколько лет внедряли в народное сознание советское телевидение и радио, газеты и журналы. Тогда вновь отовсюду зазвучали «старые песни о главном»: о народе-рабе, вечно пресмыкающемся перед тиранами, о России — рассаднике тоталитаризма.
Вполне прогнозируемо на общественной арене вновь появились многочисленные смердяковы, жаждущие приобщения к «европейским ценностям» и сожалевшие, что их отцы пошли защищать «кровавого Сталина», что «глупая нация» опять победила «умную», тем самым лишив их возможности попивать в Москве настоящее баварское пиво. Сейчас звучит дико, но тогда подобные разговоры были обыденностью среди «продвинутой» молодежи.
Из того же разряда хорошо спланированная кампания по осуждению Пакта Молотова — Риббентропа. Многотысячные демонстрации на улицах Москвы под лозунгами «За нашу и вашу свободу» в поддержку прибалтийских сепаратистов и всех остальных антирусских сил на окраинах СССР сыграли далеко не последнюю роль в разрушении государства.
Организаторы, конечно, знали, что делают. Но массовку обеспечивали сотни тысяч москвичей, поверивших в преступность политики СССР и совершенно искренне считавших, что поддерживая всевозможных ландсбергисов, они искупают грехи прошлого. Большинство же народа, которое как только не клеймили в те годы за нежелание поддаваться саморазрушительному угару, просто отшатнулось от «такого» государства, безмолвствовало. И когда в Кремле спустили флаг Советского Союза, никто не шелохнул и пальцем. В ту ночь на плохо освещенную огромную Манежную площадь вышло протестовать всего несколько десятков человек.
Тогда же сбылось и предупреждение И.Р. Шафаревича о последствиях, к которым приводит подобная «историческая правда» — «народ, ТАК оценивающий свою историю, существовать не может». СССР не стало, а нация попала в водоворот духовного, политического и экономического кризиса, из которого по прошествии трех десятилетий только-только начинает выкарабкиваться.
В условиях нынешнего противостояния с Западом, когда, по точному определению Владимира Путина, победители в «холодной войне» стремятся «дожать Россию», вполне естественно, что и внутренние, и внешние «друзья» России пытаются вновь задействовать приемы, принесшие им столь блестящие результаты в 1917 и в 1991 гг.
Только один пример. В Риге 20 августа 2015 г. в преддверии очередного шабаша по случаю годовщины подписания Пакта Молотова — Риббентропа в присутствии лидеров прибалтийских государств и делегации сенаторов США открылся Центр компетенции стратегической коммуникации НАТО (STRATCOM). Президенты и конгрессмены произносили дежурные речи и заверяли общественность в том, что создание подобного Центра ни в коей мере нельзя считать антироссийской акцией. Пресловутый сенатор Маккейн вполне политкорректно заявил, что задача Центра — «распространять правду», без уточнения, какую именно.
Однако нашелся один «полезный идиот» (такие есть не только в России), который ляпнул то, о чем все знают, но предпочитают вслух не говорить. Бывший министр обороны Латвии, а на тот момент депутат Европарламента Артис Пабрикс не удержался продемонстрировать журналистам свою осведомленность в вопросах большой политики и открытым текстом сказал о цели, стоящей перед пропагандистскими структурами НАТО: «С коммуникацией и пропагандой возможно выиграть войну без войны. Мы должны, скажем так, переубедить людей, чтобы они потеряли свою волю, они не хотели защищаться, они ненавидели своё государство (выделено мною — И.Ш.)».
Посеять ненависть к собственной стране, вселить сомнение в том, что «наше дело правое» — вот одна из главных целей «исторической политики» Запада, направленной на российское общественное сознание. А также и совершенно «независимых» от Запада прозападных политиков, общественных деятелей и журналистов внутри России, день и ночь не покладая рук стремящихся открыть народу всю «правду» о нашей «гнусной» истории.
Нет сомнения, современная ситуация в российском обществе коренным образом отличается как от ситуации начала ХХ века, так и от ситуации конца 80-х годов. Исторический нигилизм и «смердяковщина» явно отторгаются большинством народа. Многие штампы либеральной пропаганды из арсенала 80-х — 90-х не находят отклика в общественном сознании. В том числе и штамп о «преступном» Пакте. Все более явно начинает превалировать принципиально иной подход к его оценке.
Так, например, историк И.В. Пыхалов в книге «Великая Оболганная война» в главе с красноречивым названием «Надо ли стыдиться пакта Молотова — Риббентропа» пишет: «Если отбросить словесную шелуху, аргументация тех, кто обличает этот шаг, сводится к двум пунктам: моральному и практическому. Что касается первого, тут всё достаточно очевидно. Мало того, что требования морали в международной политике неуместны, раз уж речь зашла об этом, уместно спросить: а судьи кто? Как мы только что убедились, ни сдавшие Гитлеру своего союзника Чехословакию западные демократии, ни участвовавшая в её разделе Польша не имеют никакого права осуждающе тыкать в нас пальцем». Если судить по историческим форумам в интернете, такой подход получает все большее признание в общественной среде.
На это явление обращает внимание и уже поминавшийся выше один из руководителей «Левада-центр» Алексей Левинсон. «Заметно, — с горечью пишет он, — что старшему поколению признать факт соглашения с тем, кто оказался самым лютым врагом, тяжелее, чем молодому. Среди старших признают его существование 34%, а 17% предпочитают считать, что это фальшивка. Среди самых молодых … версию о фальшивке поддерживают 8%. Почему молодому поколению легче признать этот факт? Опрос показывает, что хотя бы потому, что они сам пакт ни позором, ни ошибкой не считают (выделено мною — И.Ш.)».
Однако это ни в коей мере не должно быть поводом для самоуспокоения. Достаточно вспомнить «Колю из Уренгоя». Скольким еще русским мальчикам и девочкам поборники «исторической правды» смогли переформатировать сознание, мы не знаем. Знаем только то, что работают они последовательно и упорно. Это во-первых.
А во-вторых, массовое отторжение «смердяковщины» молодежью и российским обществом в целом в значительной мере является чисто эмоциональной реакцией на массированную кампанию очернения памяти отцов и дедов — победителей. За ним чаще всего нет ни знания, ни понимания. Одно брутальное отторжение слишком грубо организованного либерального «наезда». А эмоции — переменчивы, и при умелом подходе легко могут смениться на прямо противоположные.
Обратите внимание, что многие из тех, кто отказывается признавать критику в адрес Пакта, в сущности, признают его аморальность. Они лишь отрицают право погрязшего в собственных грехах Запада тыкать в нас пальцем. Все тот же тупиковый принцип — «все воруют». В связи с этим уверенность в справедливости действий России («наше дело правое»), основанная на чувстве (что сейчас преобладает), должна быть обязательно подкреплена осознанием их правомерности.
При этом следует учитывать и то, что моральный шок советского общества от Пакта и Секретных протоколов в конце 80-х гг. невозможно списать исключительно на пропаганду. Прямое или косвенное нравственное осуждение Пакта можно встретить в работах авторов, которых никак нельзя причислить к разряду жертв яковлевского агитпропа, и которые в целом признают и даже высоко оценивают политическую целесообразность Договора о ненападении с Германией. Приведу несколько примеров.
В.В. Кожинов, первым применивший к познанию Великой Отечественной войны не идеологический (нацизм-коммунизм), а геополитический подход (война объединенной Третьим рейхом Европы против русской цивилизации), считал, что «пресловутый «пакт» по ряду различных причин не может вызвать каких-либо положительных эмоций у объективно оценивающего его человека».
Д.В. Табачник, в бытность министром образования Украины при Януковиче, писал: «С точки зрения морали или дипломатической практики того времени СССР последним, уже находясь на грани дипломатической изоляции, подписал с Германией договор о ненападении. Москва фактически присоединилась к общеевропейской практике, как сейчас говорят, «разделила европейские ценности»».
И.А. Павловский, директор Русско-Балтийского медиа-центра: «Да, пакт Молотова — Риббентропа аморален, но он был не более аморален, чем Мюнхенский сговор и дележ Польшей и Венгрией, совместно с нацистской Германией, Чехословакии».
А. Наумов, специалист по истории межвоенной дипломатии: «Следует согласиться с широко распространённым мнением, гласящим, что пакт был не самым благородным явлением в политической истории нашего Отечества. К сожалению, в истории не всегда действуют нормы и законы морали. <…> Не пытаясь оправдывать моральную сторону советской политики в последние дни накануне Второй мировой войны, следует признать, что действия СССР были продиктованы логикой системного кризиса, тем сценарием, который на протяжении второй половины 1930-х годов реализовывали все великие европейские державы».
Такие примеры можно множить и множить. Более того, в подавляющем большинстве работ, положительно в политическом плане оценивающих Пакт, постоянно рефреном звучит — выхода иного не было. Но это же, опять-таки, попытка оправдаться, а оправдательная нота есть не что иное, как косвенное признание аморальности Пакта.
Вадим Кожинов причину гипертрофированно болезненной реакции советских людей на «правду» о Пакте видел в прочно укоренившемся в общественном сознании культе Сталина. Даже, может быть, ясно и не осознаваемом самими его носителями, включая ярых антисталинистов. «Нынешние потоки брани [в адрес Пакта], — писал он, — представляют собой не что иное, как именно культ Сталина — хоть и «наизнанку»: великий вождь не имел, мол, права совершить столь позорную акцию, которая уместна лишь для «обычных» правителей государств. Если честно вдуматься, дело как раз в этом, и давно пора бы нашим историкам освободиться от менталитета, порожденного временем сталинского культа, и «позволить» Иосифу Виссарионовичу вести себя подобно другим правителям той эпохи».
Нет сомнения, этот психологический комплекс сыграл немалую роль в том, с какой легкостью яковлевская пропаганда вызвала нужную демократам реакцию в советском обществе. Для современной России он мало актуален, из чего вовсе не следует того, что в общественном сознании отсутствует питательная почва для восприятия тезиса о «преступном» Пакте.
Полагаю, что одна из главных причин предрасположенности советского, а ныне российского общества к восприятию подрывного тезиса о «преступном» Пакте — в народном восприятии характера Великой Отечественной войны как войны с абсолютным злом. А если это так, то любой договор с силами зла порочен и безнравственен по определению.
Ловушка «абсолютного зла»
Традиционным и в России, и на Западе является отношение ко Второй мировой войне как к войне экстраординарной, не имевшей аналогов в человеческой истории, «чуть не обернувшейся катастрофой европейской и всей человеческой цивилизации». Война добра и зла, где нацистская Германия является олицетворением зла абсолютного.
Однако при всей внешней схожести восприятие войны в России и на Западе имеет принципиально важное отличие. В Европе подобная трактовка войны не является результатом народной реакции на нее. Эта трактовка была навязана европейскому общественному сознанию элитами через массированную промывку мозгов (зачем это нужно западным элитам — другой вопрос).
Нет смысла отрицать очевидный факт, на который обратил внимание историк Вардан Багдасарян: «Имеются данные о соотношении потерь среди европейских народов в период Второй мировой войны: 86% среди европейцев — потери на стороне государств «Оси», и только 14% — на стороне антигитлеровской коалиции».
Практически вся континентальная Европа в той войне воевала на стороне Третьего рейха против СССР. В советский плен попало 464 147 военнослужащих из стран, формально не участвовавших в агрессии против Советского Союза. А это примерная численность пяти (!) общевойсковых армий РККА образца 1943 г. Неужели кто-то верит, что европейцы, включая немцев, искренне считают себя воплощением абсолютного зла?
Кроме этого, нельзя забывать и того, что и по потерям европейские народы не имеют никаких оснований видеть во Второй мировой войне нечто из ряда вон выходящее. Первая мировая, действительно, была для Европы трагедией. Память о ней до сих пор прочно коренится в общественном сознании. Например, Франция потеряла в ту войну почти полтора миллиона солдат убитыми и еще больше ранеными и искалеченными. Страна лишилась трети молодых мужчин в возрасте от 18 до 25 лет. От психологического шока, вызванного такими потерями, Франция не могла отойти несколько десятилетий. Во Вторую мировую потери были более чем в два раза ниже — примерно 600 тысяч, включая и тех, кто воевал на стороне Третьего рейха.
Поэтому на Западе в дискурсе Второй мировой войны главная роль отводится Холокосту, истреблению евреев нацистами. Вот что делает эту войну исключительной по сравнению со всеми остальными! Без Холокоста Вторая мировая в европейском сознании была бы обычной рядовой войной, каких в истории Европы было множество.
Совсем иной война была для Советского Союза. Ничего подобного Россия не знала за всю тысячелетнюю историю. Немцы и их союзники из числа других народов Европы на оккупированной территории убили (расстреляли, повесили, сожгли живьем) 7 420 400 мирных жителей — женщин, детей, стариков. Свыше двух миллионов погибло на принудительных, фактически каторжных, работах в Германии. Более четырех миллионов мирных жителей умерло от голода и отсутствия медицинской помощи. В руины превращены 1710 городов, сожжено свыше 70 тысяч сел и деревень, нередко вместе со всеми их жителями. Вопрос стоял о физическом истреблении народа.
Поэтому восприятие войны, как войны с силами абсолютного зла, прочно укоренилось в народном сознании, скорее даже в глубинном подсознании народа. Вполне естественно, что в таких условиях советское руководство после войны не считало нужным и возможным предавать гласности информацию о Секретных протоколах, поздравительных телеграммах Сталина Гитлеру, тостах за здоровье фюрера Третьего рейха. Дело было не в стремлении скрыть «постыдную» правду, а в том, что в тот период так было нужно.
Другое дело, что в последующем неизбежную эмоциональную реакцию народа на страшную войну официальная пропаганда стала искусственно подогревать, активно внедряя концепцию о совместной войне всего прогрессивного человечества против фашизма как абсолютного зла. Что и использовали Яковлев с Горбачевым, превратившие «правду» о Пакте Молотова — Риббентропа в таран против советской государственности.
Поэтому для того, чтобы не позволить нынешним «правдоискателям» повторить содеянное прорабами перестройки, надо, прежде всего, отрешиться от обветшавших пропагандистских штампов, паразитирующих на естественном отношении народа к Великой Отечественной войне.
Реальный враг
Отказ от концепции «абсолютного зла» ни в коей мере не обеляет Третий рейх и лично Гитлера. Чикатило — изверг, но он не абсолютное зло. Так и Гитлер с миллионами его подельников из всех стран Европы — это «отребье человечества». Но не абсолютное зло.
В октябре 1939 г., когда Вторая Мировая война еще только-только разворачивалась, Вячеслав Молотов на внеочередной сессии Верховного Совета СССР заявил: «В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является, не больше и не меньше, как «уничтожение гитлеризма». <…> Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма»…».
Сколько помоев за эти слова было вылито на Молотова в последние десятилетия! Но не пора ли признать, что он был абсолютно прав? Во-первых, никакую идеологию танками нельзя уничтожить. И нацизм, ныне все более активно набирающий силу, тому наглядный пример. Во-вторых, лозунг борьбы с «гитлеризмом» как абсолютным злом, действительно, был для правителей Великобритании всего лишь пропагандистским прикрытием их хищнических целей, крайне опасных для всего мирового сообщества — о чем открытым текстом и сказал Молотов.
В наше время просто глупо отрицать тот очевидный факт, что отнюдь не стремление покончить с нацизмом/«гитлеризмом» заставило Великобританию с Францией объявить в сентябре 1939 г. войну Германии. С таким же успехом причиной вступления в войну можно назвать и их «рыцарскую верность» союзническим обязательствам перед Польшей.
Никакая человеконенавистническая природа «гитлеризма» не мешала правящим кругам Великобритании холить и лелеять этот режим, пока была надежда натравить его на Советский Союз. Лондон «ужаснулся» от его преступной природы, увидел в нём абсолютное зло, только когда выяснилось, что Гитлер и не намеревался послушно следовать британскому сценарию новой европейской войны, что он ведёт свою игру, губительную для интересов Британской империи.
Интересную версию причин этого «прозрения» дал английский историк Джордж Холлэм: «До заключения пакта [Молотова — Риббентропа] правительства стран Запада во главе с британским правительством (а также и с лондонским Сити) всячески потворствовали Гитлеру. … Почему? А потому, что Гитлер действовал в якобы существовавших общих интересах защиты «традиционных институтов и обычаев» от коммунизма. Заключив пакт с Гитлером, Сталин смог уничтожить репутацию гитлеровской Германии как оплота в борьбе с большевизмом. За один день Сталин сделал для борьбы с популярностью Гитлера в правящих кругах западных стран больше, чем за долгие годы — все лекторы и проповедники, вещавшие о «зле нацизма» (выделено мною — И.Ш.)».
К этому следует добавить, что маршал Фош свою знаменитую фразу по поводу Версальского мира «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет» произнес в 1918 г., когда никакого нацизма и в помине еще не было. А неизбежность новой большой войны в Европе была ему уже очевидна. Очевидна она была и Сталину в 1931 г., заявившему о необходимости мобилизации всех сил страны за два года до прихода Гитлера к власти: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Да, после того, как развязанная западными хищниками Вторая мировая война вовлекла в свою орбиту и Советский Союз, концепция войны против фашизма/нацизма как абсолютного зла была принята и Москвой. Это неудивительно. Она идеально подходила для политико-идеологического обоснования противоестественного по своей природе военного союза трех заклятых врагов: СССР, Великобритании и США. Но эффективность и полезность для своего времени этой политико-идеологической конструкции совершенно не означает, что она соответствовала тогдашней реальности и уж тем более, что ее можно использовать сейчас. Иначе придется признать, что раз коалиция союзников официально именовалась «антигитлеровской», то и велась война лично против фюрера Третьего рейха.
Соответственно, до 22 июня 1941 года для СССР Гитлер — легитимный глава одной из великих европейских держав. Потенциальный противник и даже вероятный? Несомненно. Но потенциальными противниками и даже весьма вероятными на тот момент для нашей страны были и Франция с Великобританией. Достаточно вспомнить, как в 1940 г. они готовили удар по СССР, чтобы придать начавшейся мировой войне характер общеевропейского «крестового похода против большевизма», дабы хоть таким способом принудить Третий рейх пойти на Восток и тем самым спасти от краха разработанный британскими стратегами сценарий войны.
Нацистские преступления на момент подписания Пакта еще не были совершены. К тому времени Третий рейх произвел аншлюс Австрии и захватил Чехию. Практически бескровно. Американская же агрессия в Ираке привела к гибели сотен тысяч мирных жителей, что совершенно не делало безнравственными любые договоренности Владимира Путина с Джорджем Бушем-младшим.
В Третьем рейхе существовала открытая, закрепленная на законодательном уровне, дискриминация еврейского населения. Но столь же открытая и законодательно закрепленная тотальная дискриминация негритянского населения была в то время в Соединенных Штатах. Это не стало и не могло стать препятствием для взаимодействия Сталина с президентом расистского государства Рузвельтом. Лагеря смерти и все, что связано с попыткой «окончательного решения еврейского вопроса», — все это было в будущем.
Человеконенавистнический характер национал-социалистической идеологии Третьего рейха также не делает договор с этой страной преступным и аморальным. Либеральный глобализм совершенно правомерно рассматривать как одну из разновидностей человеконенавистнической идеологии. Из чего вовсе не следует, что нельзя заключать договоры с Эмманюэлем Макроном или Ангелой Меркель. Свое отношение к этому вопросу Сталин предельно чётко сформулировал в беседе с министром иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока: «Какова бы ни была идеология в Японии или даже в СССР, это не может помешать практическому сближению двух государств».
Противников предать нельзя
Очень часто приходится слышать о том, что Пакт был безнравственным и предательским сговором, за счет интересов наших будущих союзников по антигитлеровской коалиции. Совместным с Гитлером и, опять-таки, безнравственным разделом Польши. Действительно, Пакт фактически обрекал на разгром и оккупацию Польшу и Францию, ставил в тяжелейшее положение Англию. В Кремле не могли этого не знать. Однако подобное обвинение во многом основано на том, что наша пропаганда так много говорила о «духе Ялты и Потсдама», связывающем неразрывными узами союзников, что многие стали воспринимать антигитлеровскую коалицию как некую объективную данность. При подобном подходе ее отсутствие до 1941 г. и распад после 1945 г. — результат недопонимания и ошибок отдельных политиков. В них обвиняют то Сталина, то Чемберлена, то Черчилля с Трумэном, то всех вместе взятых. Верить в красивые мифы никому не возбраняется, но и полностью забывать о реальности не стоит.
В 1939 г. никакой коалиции не было, и СССР никого из своих союзников при подписании Пакта на произвол судьбы не бросал. Никаких нравственных обязательств перед Францией или Англией у Советского Союза не было. Точно так же, как и у них перед СССР.
В полной мере это относится и к Польше. Как уже говорилось в предыдущих главах — СССР в разделе Польши не участвовал, поскольку возвращение своего не может быть разделом чужого.
Екатерина Великая во время первых трех разделов Польши очень точно выразила суть произошедшего для России: «Ни одной пяди земли «древней», настоящей Польши не взяла и не хотела приобретать <…> России … населенные поляками земли не нужны <…> Литва, Украина и Белоруссия — русские земли или населенные русскими». В ознаменование этого славного деяния императрица приказала выбить памятную медаль, на которой изображен российский орёл, соединяющий две части карты с западнорусскими землями, а над ним надпись «Отторженная возвратихъ».
Чтобы вернуть западнорусские земли, Екатерине Великой пришлось согласиться с разделом собственно Польши между Пруссией и Австрией. Считать ее действия безнравственными нет никаких оснований. Безнравственным было бы бросить в беде соотечественников, отказаться прийти им на помощь. Императрицу совершенно справедливо при третьем разделе Речи Посполитой волновал (она даже плакала) только захват Австрией Русского воеводства в Польше (Галиции), которое ей так и не удалось обменять на завоеванные турецкие земли.
Что же касается Польши, то ее никто не заставлял устраивать гонения на православную веру и отказываться уравнять русских подданных Речи Посполитой в правах с поляками и литовцами.
Действия Сталина в 1939 г. аналогичны действиям Екатерины Великой. Чтобы решить жизненно важный для своей страны вопрос и защитить соотечественников («русские меньшинства», по выражению Вячеслава Молотова), он предоставил Германии свободу рук в Польше, а это неизбежно привело к ее четвертому разделу по хорошо отработанному немцами алгоритму между собственно Германией и Генерал-губернаторством. Предъявлять за немецкий раздел Польши какие-либо моральные претензии к Сталину или Советскому Союзу более чем странно. Никаких нравственных обязательств и уж тем более союзнических у Советского Союза перед Второй Речью Посполитой не было и в помине, как и у Российской империи перед Первой Речью Посполитой.
Внутренняя политика Польши была откровенно антирусской. Как отмечает известный белорусский учёный Лев Криштапович, «если до присоединения к Польше в Западной Белоруссии их [белорусских школ] было четыреста, то в 1928 году осталось только 28, в 1934 году — 16, а в 1939 году — ни одной».
Внешняя политика польского государства была столь же откровенно антисоветской. Крайне характерна для руководства Польши позиция Главнокомандующего ее вооруженными силами в 1939 г. маршала Э. Рыдз-Смиглы: «Польша неизменно считала Россию, кто бы там ни правил, своим врагом номер один. И если немец остается нашим противником, он все же вместе с тем европеец и человек порядка, в то время как русские для поляков — сила варварская, азиатская». Одними словами дело не ограничивалось. В 1937 г., невзирая на наличие договора о ненападении с СССР, подчиненный маршалу Генштаб заключил с румынскими коллегами соглашение о разделе (ни много ни мало!) оккупационных зон на территории СССР: «Не позднее четырех месяцев по окончании военных действий эта территория делится между союзниками, причем область на юг по линии Винница—Киев—р. Десна остается за Румынией, включая Одессу, а на север — за Польшей, включая Ленинград». Давайте называть вещи своими именами: в 1939 г. Польша была врагом СССР, пусть и уже не таким опасным, как Третий рейх. Предать же врага при всем желании невозможно. Ему, кстати, можно протянуть руку помощи, что Сталин летом 1939 г. несколько раз и делал. Но польское руководство высокомерно отказалось от сотрудничества. Это был их выбор.
Поэтому безнравственным был не Пакт Молотова — Риббентропа и обусловленный им Освободительный поход, безнравственно было бы отказаться от него и безучастно взирать, как белорусы и украинцы на западнорусских землях переходят из-под польского ига под иго немецкое, а вермахт занимает выгодные позиции для будущей агрессии против СССР.
Да, Сталину, в отличие от Екатерины Великой, пришлось иметь дело не с обычными хищниками — Фридрихом Великим и Иосифом Вторым, а с нацистом Гитлером. Но напомню, что Наполеона в России и во всем «цивилизованном мире» считали «корсиканским чудовищем», узурпатором и деспотом. Однако Александр I пошел на заключение с ним Тильзитского договора. И это было не попранием общечеловеческих норм морали, а исполнением государем своего долга перед Отечеством. Кстати, императору, в отличие от Сталина, пришлось тогда оставить своих союзников и, пусть даже чисто формально, но воевать с ними (Австрией и Великобританией) на стороне Наполеона.
Аморальное, с точки зрения многих современников, решение Александра Первого, позволило России подготовиться к «грозе двенадцатого года» и внесло немалый вклад в победу. Иначе, как нравственным подвигом императора, его назвать невозможно.
«Сердце Царево в руце Божьей». Человек, готовый уступить другому человеку «место в шлюпке и круг», — герой. Правитель, приносящий в жертву свой народ, женщин, детей, стариков ради спасения другого народа или во имя неких высших ценностей, — предатель.
Поэтому любые попытки объявить Пакт Молотова — Риббентропа безнравственным сговором за счет неких светлых и прогрессивных сил, в сущности, являются сожалением о том, что Сталин не предал Советский Союз, не поставил чужие интересы выше интересов своего народа. Причем неважно, какие именно чужие интересы — мирового коммунистического движения, борьбы с нацизмом или демократии.
При подписании Пакта Молотова — Риббентропа Сталин ради спасения советского государства пошел на «противоестественную», по определению Черчилля, сделку со злейшим врагом — Гитлером. Но при этом, как совершенно точно сформулировал крупнейший отечественный германист Юлий Квицинский, Сталин «не продал в 1939 году душу дьяволу. Он сел играть с чертями в карты и обыграл их. Обыграл вчистую».