Артем Ефимов: Совсем иное дело

Как соратник Петра I защитил свое право брать взятки

Есть такая знаменитая байка. В 1789 или 1790 году молодой Николай Карамзин, путешествуя по Европе, повстречал некоего соотечественника, скучавшего по родине. Соотечественник попросил его рассказать в двух словах, что делается в России, и Карамзин ответил одним словом: "Воруют". Этот ответ напоминает скорее зрелого Карамзина, многоопытного и язвительного, чем восторженного юного "русского путешественника". Впрочем, на то она и байка. А вот другая. Приключилась она с другим знаменитым впоследствии историком, Василием Никитичем Татищевым, еще лет так за 70 до путешествия Карамзина.

Татищев был настоящий "птенец гнезда Петрова" - языкам обучен, за границей образован, прагматик, доходящий иногда до цинизма, неутомимый деятель под стать царю-преобразователю. Долгое время его начальником и покровителем был демонический Яков Брюс - образованнейший человек, библиофил, строитель первой русской обсерватории, которого молва называла чародеем и чернокнижником (дурная репутация знаменитого "дома Брюса" на площади Разгуляй в Москве - оттуда же, хотя дом этот никакого отношения к Брюсу не имеет). Именно под руководством Брюса Татищев работал в Берг-коллегии (тогдашнем министерстве горнодобывающей промышленности и черной металлургии), и именно Брюс в 1720 году отправил его на Урал строить казенные горные заводы.

На Урале в те времена почти безраздельно господствовал Никита Демидов. Это был тульский оружейник, который в свое время так впечатлил царя Петра (ласково называвшего его Демидычем), что сделался одним из главных поставщиков черных металлов для нужд армии во время Северной войны. Демидов по особой царской грамоте владел несколькими горными заводами от Верхотурья до Нижнего Тагила, которые на две трети обеспечивали потребности России в железе и чугуне. Та же грамота позволяла ему покупать крепостных крестьян для работы на заводах. Сверх того, Демидов, невзирая на запреты Берг-коллегии, переманивал к себе мастеров с казенных заводов (в том числе иностранцев). Словом, он был монополистом и делал все возможное, чтобы закрепить это положение.

И вот явился Татищев и развил кипучую деятельность. Его энергия, деловая хватка, упрямство и талант администратора были под стать демидовским. Демидов попытался было его купить, но и это не сработало. Тогда Демидов пожаловался царю, что Татищев его притесняет, разоряет его заводы, а кроме того, берет взятки.

В России при Петре, и правда, брали и воровали, как и до, и после Петра. Любимцем царя был Александр Меншиков, взяточник и казнокрад невероятной, невообразимой даже по нынешним временам жадности и наглости, на одном только строительстве Санкт-Петербурга нахватавший таких откатов, что на эти деньги Неву, пожалуй, можно было бы одеть в золото, а не в гранит. Причем воровал Меншиков прямо на глазах у царя, а тот смеялся и прощал: дескать, да, вороват, но заслуги его велики, "он мне и впредь нужен". Примерно в то же время, когда начиналась тяжба между Демидовым и Татищевым, разворачивался один из самых громких коррупционных скандалов петровской эпохи: обер-прокурор Сената Григорий Скорняков-Писарев "мочил" барона Петра Шафирова. Что касается борьбы с коррупцией, то в петровской России дела обстояли в соответствии с поговоркой "не пойман - не вор". А самый надежный способ быть пойманным тогда, как и сейчас - обзавестись влиятельным недругом, и истории Шафирова и Татищева были тому наглядным подтверждением.

Что касается демидовских обвинений в адрес Татищева в разорении заводов, то их развеял еще Вилим Иванович (строго говоря, Георг Вильгельм де) Геннин, комендант Олонецких заводов, которого Петр отправил на Урал разбираться в ситуации. Геннин так прямо и объяснил в письме к царю: "До сего времени никто не смел ему, бояся его, слово выговорить, и он здесь поворачивал как хотел. Ему не очень мило, что Вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того что он мог больше своего железа продавать и цену наложить как хотел".

Однако оставалось еще обвинение во взяточничестве. В письменном оправдании Татищев ограничился по этому поводу одной фразой: "Делающему мзда не по благодати, а по делу". Когда он прибыл в Петербург и предстал перед царем и следственной комиссией, Петр потребовал объяснить, что он имел в виду. Татищев охотно пояснил, что взятка только тогда может считаться преступлением, когда подкупленный чиновник принимает несправедливое решение. Если же чиновник решает дело по закону, по справедливости и в должном порядке, то его нельзя наказывать за то, что он принял "правое возблагодарение".

Татищев заявил, что не может быть ничего предосудительного в "возблагодарении" от просителя, если чиновник работал над его делом после окончания рабочего дня, если не разводил бюрократическую волокиту и если по настоянию просителя решил его дело, как более срочное, прежде других. "Если я вижу, что мой труд не втуне будет, то я не токмо после обеда и ночью потружуся, - добавил Татищев, - игры, карты, собаки и беседы или прочие увеселения оставлю, не смотря на регистр [приемные часы], нужнейшие прежде ненужного решу, чем как себе, так просителю пользу принесу. И за мзду взятую - от Бога и Вашего Величества по правде, сужден быть не могу". Петр на это потрясающее оправдание ответил в том духе, что, дескать, это все, конечно, правда, да только если добросовестным чиновникам позволить брать "возблагодарения", то что ж станут вытворять бессовестные...

В итоге царь порешил, что лучше бессовестных оставить без наказания, чем наказать добросовестного Татищева. Он был оправдан, получил повышение и вскоре уехал в Швецию перенимать передовой опыт в области черной металлургии, а на Демидова за клевету был наложен громадный штраф (вскоре, впрочем, прощенный).

Впоследствии Татищеву не раз и не два припоминали его собственное признание в принятии мзды. На что он с полным правом мог бы возразить, что он-то, по крайней мере, сам признался и удосужился придумать какое-никакое оправдание. А главное - совесть-то у него была спокойна. Ведь была же она спокойна у гоголевского Ляпкина-Тяпкина, который "говорил всем открыто, что берет взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело".