Нет в русской истории «трудных вопросов». Навигатор, часть 6-8: Превращение России в империю

Единый учебник истории России трижды спотыкается в оценке довольно короткой эпохи с второй половины XVII столетия до начала XVIII. Тут вся история упакована в «трудные вопросы». Причём вопросы заданы неправильно, что является гарантией неправильных ответов. Вот они, «трудности» из концепции:

 

— присоединение Украины к России (причины и последствия);

 

— фундаментальные особенности социального и политического строя России (крепостное право, самодержавие) в сравнении с государствами Западной Европы;

 

— причины, особенности, последствия и цена петровских преобразований.

 

Юмор авторов единого учебника заключается в том, что именно в этот семидесятилетний период с 1654 по 1725 гг. Россия превратилась в империю, великую державу. В государство, формирующее глобальную политику и влияющее на развитие мировой цивилизации. Почему это произошло, что стало толчком для выхода страны из тени на освещённую арену? «Трудные вопросы», сформулированные соответствующим образом, «подсказывают» нам ответ. Во-первых, Россия прирастала чужими землями. Во-вторых, установила бесчеловечный режим подавления и эксплуатации собственных подданных. В-третьих, всегда была готова заплатить самую чудовищную цену за внешние успехи.

 

Отвечать на эти вопросы вряд ли продуктивно. Во-первых, не нужно оправдываться за собственную историю. Во-вторых, налицо явная фальсификация: общеевропейские тенденции (абсолютизм, закрепощение крестьян) выдаются за фундаментальные особенности России. Авторы концепции могли хотя бы с базовой литературой (вроде работ французского историкаФернана Броделя) ознакомиться. Там всё детально расписано для тех, кто самодержавие и крепостное право считает русским изобретением.

 

Поэтому мы перечеркиваем три «трудных вопроса» и переформулируем их в один. «Как Россия стала империей?» — вот ключ к пониманию интересующей нас эпохи.

 

Перестройка церковного фундамента

Воссоединение Украины с Россией сыграло свою роль в процессе «империализации». Однако нам нет никакого смысла подробно останавливаться на Переяславской раде, там ведь нет ничего сложного. Любой школьный учитель истории без затруднений способен ответить на все вопросы, связанные с войной Богдана Хмельницкого, причинами гетманского решения присоединить Войско Запорожское и подконтрольную ему часть украинских территорий к России, а также последствиями данного шага. Как для России, так и для Украины.

 

Напротив, трансформация России во второй половине XVII века, подспудная подготовка петровских преобразований ещё до воцарения деятельного реформатора, скрытые силы, которые как бы вдруг вывели региональную державу в число великих империй — вот что нуждается в дополнительных разъяснениях. Которые концепция единого учебника дать не спешит. Что же, в очередной раз окажем им дружескую помощь.

 

На наш взгляд, произошёл редкий в истории феномен. Если обычно страна и народ плывут по течению истории, приспосабливаясь к меняющимся обстоятельствам, то царямиАлексеем Михайловичем Тишайшим и его сыном Петром I был реализован проектный подход к строительству государства. Страна была создана. Исходя из своих представлений о том, как должна выглядеть Россия, два великих правителя изменили плавный ход событий.

 

Начало преобразований было положено церковной реформой 50-60-х годов XVII столетия. В России возникли планы объединить всю православную ойкумену, царю пророчили путь освободителя Константинополя от турок, а Москву называли «новосияющими Афинами». Однако на пути этих амбициозных идей лежали существенные различия между русской и греко-византийской богослужебной традицией. Вплоть до того, что на Афоне были случаи сожжения московских книг как еретических.

 

Эти противоречия необходимо было преодолеть. Иначе Россия просто не могла бы состояться как многонациональная империя. Дополнительным стимулом поспешить с реформой стало присоединение Украины, православная церковь которой следовала в фарватере Константинополя.

 

Ценой реформы стал церковный раскол, который не преодолён и по сей день. Приверженцы старого обряда были подвергнуты жесточайшим гонениям. Однако была ли альтернатива? В противном случае раскол пролёг бы между русскими и другими православными народами формирующейся империи. А многие на западе и юге страны просто не назвали бы себя русскими. Для целостности и спокойствия страны это было бы ещё более разрушительным.

Бритьё бород и другие реформы

Нет нужды перечислять все аспекты модернизации, которую начал царь Алексей и успешно реализовал император Пётр. Достаточно сказать, что впечатляющая программа реформ полностью изменила государственную и политическую жизнь страны. Что же касается военных реформ, для России это был вообще вопрос жизни и смерти. Ведь именно военная слабость чуть было не стала причиной гибели державы во время Смуты. Очевидно, что профессиональная армия, пользующаяся линейной тактикой, экипированная и вооружённая мощной промышленностью, превосходила дворянское ополчение приблизительно так же, как олимпийская сборная, накачанная современными медпрепаратами, превосходит группу здоровья, занимающуюся физкультурой в парке. Такая армия жизненно необходима была России.

 

Однако есть один момент, который всё же требует дополнительного освещения. Действительно ли необходимо было в нововведениях полностью копировать чужие модели? Может, стоило обойтись без насильственного бритья бород, переодевания в немецкое платье, неоправданного увлечения всем иностранным? Заимствовать то, что нужно для модернизации, но не денационализировать элиту, не отрывать верхушку от корней.

 

Вот это действительно трудный вопрос истории. Причём он касается не только России. Многие страны копировали — и продолжают копировать в XXI веке! — самые разные аспекты жизни Запада. Известно, зачем. С помощью прямого заимствования всех, даже совершенно несущественных атрибутов, эти страны надеялись (надеются) получить такую же мощь — экономическую, политическую, военную. Но абсолютное большинство этих попыток оказались совершенно провальными. Ничего не выходит.

 

Заимствования, посаженные в традиционную почву, часто разрушают общество и ослабляют страну. Таких примеров с XVII столетия и до сегодняшнего дня мы знаем более чем достаточно.

 

Наоборот, успешный синтез происходит лишь в единичных случаях. Россия стала одним из этих удачных вариантов, где сплав национальной, византийской и западноевропейской традиции привёл не к саморазрушению, но к укреплению державы. Уже одного только этого достаточно, чтобы оценить заслуги царей-реформаторов. Причём в равной мере и Алексея, и Петра, хотя популярная история почему-то оставила в тени отца и возвеличила сына.

 

Кстати, сам Пётр не приписывал себе лавры первооткрывателя. Например, свой манифест о Воинском уставе царь начинал словами: «Понеже всем есть известно, коим образом отец наш, блаженныя, и вечнодостойныя памяти в 1647 году, начал регулярное войско употреблять, и устав воинской издан был». Во всех других сферах государственной жизни Пётр Великий тоже был продолжателем начинаний своего отца, кроме, разве что, административного устройства.

Особенная стать России

Эта преемственность тем более показательна, что цари придерживались совершенно разных идеологических позиций. Алексей Михайлович был убеждённым грекофилом. Пётр I, которого воспитали иностранные наёмники из Немецкой слободы, а не учёные дьяки из Кремля (объяснить «педагогическую запущенность» будущего царя можно только тем, что он был четырнадцатым ребёнком в семье и никогда не готовился к роли правителя), стал стопроцентным западником.

Однако большую политику они видели одинаково.

 

Излишне критичные потомки нередко попрекают Петра Великого утратой настоящей «русскости». Царь действительно пренебрегал московскими традициями — и это всегда возмущало подданных, а непристойное пародирование православных церемоний на всепьянейшем соборе выходило за рамки не то что приличия, но даже психического здоровья. Однако страна не унаследовала сумасбродства правителя. История отфильтровала несвоевременное или ненужное, осталось только то, без чего Россия уже не могла бы существовать: армия, флот, мощная промышленность и, конечно, империя.

 

Остался и проектный опыт, который стал частью нашего отношения к исторической реальности. То, что двести лет спустя русские революционеры не просто осмыслили Маркса, но реализовали социалистический эксперимент по строительству уже даже не государства, а нового общества, напрямую связано с масштабом и успехом петровских реформ. Для нас в этом нет ничего удивительного. Ну, решили и построили. Захотим, ещё раз что-нибудь построим.

 

Т.е. русские стали проектирующим народом. Таким, который сам создаёт свою судьбу. Это судьба, это особая роль, но и особая ответственность перед историей.