Польский гонор и русская честь

10-2009г

Honor (польск.) – честь.
Гонор (русск.) – чванливое высокомерие,
заносчивость, спесь.


Игры искривленного сознания

70-летие со дня начала Второй мировой войны стало поводом к новой войне исторических интерпретаций, главными противниками в которой оказались две страны с весьма запутанной совместной историей – Польша и Россия. Историческим «агрессором» в этой новой войне стали поляки, самые радикальные из которых договорились чуть ли не до обвинений в адрес СССР в развязывании войны.

Влиянию этой версии на массовое сознание весьма способствует тот факт, что пакт о взаимном ненападении между СССР и нацистской Германией, заключенный 23 августа 1939 года, который в современной историографии приобрел название пакта Молотова-Риббентропа, хронологически очень удачно вписывается в польскую концепцию – Гитлер совершил агрессию против Польши ровно через восемь дней после его подписания. Основные обвинения в адрес СССР построены на так называемых «секретных протоколах», прилагавшихся к этому пакту, в соответствии с которыми Гитлер и Сталин разделили между собой восточно-европейские государства – Польшу и прибалтийские страны.

Как известно, официальная советская версия заключалась в том, что таким путем Сталину удалось отсрочить вступление СССР в войну против гитлеровской Германии и завершить перевооружение Красной Армии, а также подготовку к работе в военных условиях советской военной промышленности. Современные российские историки разделились на два непримиримых лагеря: «сталинистов» и «демократов», причем непримиримость, как это обычно бывает, не привела ни тех, ни других к постижению новых научных истин и осознанию действительной сути советско-германского договора 1939 года. Полемический запал, идеологическая зашоренность и бессмысленная политизация никогда не были позитивной основой для научных выводов, да еще так густо замешанных на современной политической ситуации. Особую остроту этой исторической дискуссии придала общественная оценка этих исторических событий в России, где для подавляющего числа россиян та часть Второй Мировой Войны, которая вошла в историю России как Великая Отечественная Война до сих пор является одновременно источником гордости за героические подвиги их отцов и дедов, скорби по огромным жертвам, принесенным советским народом на алтарь Победы и, пожалуй, одним из немногих исторических событий, цементирующим национальное самосознание.

«Сталинисты» перепели даже официальную советскую пропаганду, договорившись до обвинений в адрес Польши, которая своей неуступчивостью по отношению к ультимативным требованиям Гитлера и предложениям СССР о создании системы коллективной безопасности, буквально «вынудила» Третий Рейх начать военные действия 1 сентября 1939 года на полуострове Вестерплатте в Польше, а затем и оккупировать большую часть этой страны.

«Демократы», естественно, в противовес своим оппонентам, но с той же большевистской непримиримостью вешают на Сталина «всех собак», обвиняя его в сговоре с Гитлером, оккупации и аннексии территорий восточноевропейских соседей.

Подлинная подоплека бурных дискуссий на эту тему в зарубежной прессе и неуклюжих попыток наших доморощенных «защитников отечества» противопоставить обвинениям из-за рубежа покрытую пылью броню архивных папок – роль современной России в построении новой европейской системы коллективной безопасности. Логика наших европейских «контрпартнеров» проста и незатейлива: коль скоро СССР в преддверии Второй мировой вел себя «аморально», заключая пакты с «дьяволом», следует ожидать подобных действий и от его правопреемницы – России. На самом же деле, отчетливо осознавая всю преступность сталинского режима, погубившего, в первую очередь, миллионы жизней наших соотечественников, невозможно оценивать внешнюю политику Советского Союза в категориях моральности. Мораль – философская категория, которая (естественно, за исключением базовых ценностей, таких как жизнь человека) не может рассматриваться вне времени. Это понимали ещё древние римляне (O tempora, o mores!), четко связавшие нравы с временами. Никому ведь в здравом уме не приходит в голову обвинять современную Великобританию в аморальности короля Ричарда Львиное Сердце во времена крестовых походов. Да что там Ричард и средние века, даже события той же Второй мировой никто не пытается проанализировать с этой весьма зыбкой моральной колокольни. Что-то не встречаются в мировой прессе осуждения аморальности японского нападения на Перл-Харбор, американской ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки или ковровых бомбардировок авиацией союзников немецких городов, некоторые из которых в результате были просто стерты с лица земли (Фрайбург). Никому ведь не пришло в голову проанализировать действия стран-членов антигитлеровской коалиции во время войны с позиций Декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН всего через три года после ее окончания.

Сталин, несомненно, был одним из самых кровавых диктаторов ХХ века, но не все его поступки могут быть оценены с точки зрения морали и логики сегодняшнего дня. Бесспорно, не подлежат никакой моральной «реабилитации» массовые репрессии и убийства – эта категория преступлений лежит вне временных рамок. В то же время, совершенно иначе обстоит дело с политическим наследием Сталина в области международных отношений.

К сожалению, практически никто из нынешних экспертов, если их вообще можно так назвать, бодро рассуждающих о причинах Второй мировой войны, не изучал подлинных исторических документов и серьезных исследований историков из разных стран, посвященных этим важнейшим событиям ХХ века. Уровень исторических знаний этих комментаторов, включая и «профессионалов» ограничен школьными познаниями, обогащенными аргументами их оппонентов, почерпнутыми из столь же поверхностных газетных статей.

Даже один из лучших журналистов кремлевского пула Андрей Колесников из «Коммерсанта» перепутал полуостров Вестерплатте со знаменитой Гданьской судоверфью – колыбелью польской «Солидарности», написав: «Церемония состоялась в Гданьске, в мемориальном комплексе Вестерплатте, на судоверфи, где 1 сентября 1939 года высадились немецкие войска».


От Берлина до Варшавы на одном баке. Или на танке?

Торжественную церемонию, посвященную 70-летию со дня начала Второй мировой войны на Вестерплатте, проигнорировали главы всех союзных в той войне государств. Ни французский президент, ни британский премьер-министр, ни американский президент не сочли нужным почтить ее своим присутствием. Хуже того, возглавлявший британскую делегацию министр иностранных дел Дэвид Милибэнд в своей статье в «Газете Выборчей» лицемерно заявил:

«Mы, британцы, помним, что 3 сентября 1939 года вместе с Францией объявили войну Германии. Помним и скорбим о том, что в 1939 году союзники Польши не могли оказать ей вооруженную помощь».

Это всё, что английский министр смог выдавить из себя по поводу Польши, брошенной в 1939 году на произвол судьбы Англией и Францией. Ни слова о позорном Мюнхенском сговоре, об отданной на растерзание нацистам Чехословакии. Да, тогдашние события трудно анализировать с позиций сегодняшней морали, но сегодняшнее поведение политиков, их нежелание признать очевидные факты, пусть даже не давая им моральных оценок, как нельзя лучше характеризует уровень их собственной морали. Англичане вообще относятся к событиям Второй мировой со знаменитым английским юмором. 2 августа ведущий популярной автомобильной передачи Top Gear Джереми Кларксон показал в программе государственного телевидения ВВС рекламный клип. В клипе показано, как Польшу охватывает паника: люди бегут из Варшавы, штурмуют пограничные переходы, а в конце появляется рекламный слоган с фотографией Volkswagen Scirocco «От Берлина до Варшавы на одном баке». С учетом того, что «бак» по-английски „tank” , и означает еще и танк, звучит эта реклама для поляков не слишком дружелюбно. Советник по юридическим вопросам посольства Польши в Лондоне Роберт Шанявски сообщил, что отправил письмо в редакцию ВВС, в котором указал, что вторжение нацистской Германии в Польшу – неподходящая тема для шуток. Ответа пока нет.


А США вообще не знают, когда и где началась Вторая Мировая…

Однако самое сильное потрясение поляки испытали, когда выяснилось, что их главный союзник – США – вообще не знают, когда отмечать юбилейную дату начала войны. А самое неприятное, что за три дня до начала церемонии на Вестерплатте в Вашингтоне никто не мог ответить на вопрос, кто же будет представлять Соединенные Штаты в Польше. Как заявил атташе по вопросам культуры посольства США в Варшаве Чак Эшли, американские дипломаты «не знают даже, когда будут знать», кто возглавит американскую делегацию. Как объяснил пожелавший остаться неизвестным сотрудник польского МИДа, американцы просто не знают, что война началась 1 сентября 1939 года, а не 7 декабря 1941 года в Перл-Харборе, а до этого администрация США не принимала участия в такого рода церемониях, и в Госдепартаменте просто нет соответствующего файла. По общему правилу американцы принимают участие только в церемониях, посвященных тем событиям Второй мировой, в которых погибли граждане США. В результате ежедневных напоминаний со стороны польского МИДа администрация США всё же решила направить в Польшу политического пенсионера, 82-х летнего Уильяма Перри, бывшего министром обороны в правительстве Билла Клинтона.

Столь скандальное проявление легендарной склонности всех американских правительств «забывать» самых преданных своих союзников подвигло известного польского американиста Мартина Босацкого, много лет работающего в США в качестве корреспондента «Газеты выборчей», к написанию наполненного горькой иронией текста, опубликованного 31 августа под заголовком «США-Польша. Конец романа». Вот что он пишет:

«Завтрашний день стоит запомнить. Не как 70-ю годовщину начала войны, а как символическую дату окончания польско-американского свидания в истории. 12 марта 1999 года Бронислав Геремек (тогдашний министр иностранных дел Польши – прим. автора) торжественно вручал американцам в Independence протокол о присоединении Польши к НАТО. Вместе с радостными толпами поляков, приветствовавших президентов Клинтона и Буша в Варшаве это была вершина польско-американской любви. Сегодня наступили её сумерки – одновременно с отказом правительства Обамы от размещения в Польше и Чехии системы противоракетной обороны и направлением на церемонию, посвященную 70-летию начала Второй мировой войны – великого события в истории не только Польши, но и всего мира – Уильяма Перри, который в Вашингтоне считается политическим нулем. Только после скандала американцы отправили в Гданьск помощника президента Обамы по национальной безопасности генерала Джеймса Джонса».

Так получилось, что запланированный польским МИДом «большой дипломатический успех» на Вестерплатте оказался большим дипломатическим провалом. Только два политика мировой высшей лиги посетили Польшу в связи с 70-й годовщиной Второй мировой войны – Ангела Меркель и Владимир Путин. Возможно, именно этим и объясняется искусственно созданная атмосфера скандала с историческим уклоном и восточным вектором. Ну не обвинять же в развязывании Второй мировой войны Германию, которая ее, собственно, и развязала! Это и банально, и не вполне политкорректно.


Речь Посполитая на марше: восемь веков имперского строительства

Польшу и Россию связывает многовековая непростая история взаимоотношений. Древнерусское и польское централизованные государства возникли практически одновременно примерно тысячу с лишним лет тому назад. Вопреки распространенному в польской исторической публицистике образу «страны-жертвы», поляки с самого начала ощутили себя «имперской нацией», готовой воевать ради расширения собственной территории. Еще на заре польской государственности они успели «погостить» в Киеве и Праге – с явным намерением сделать Киевскую Руси и Чехию вассалами польской короны. Древняя польская столица Краков также была «позаимствована» поляками у чехов, которым пришлось уступить город воинственным северным соседям. После того, как Русь была обращена в руины монгольскими ордами, строительство польской империи вообще пошло сверхскоростными темпами. Путем сложных дипломатических и военных комбинаций Польша передвинула свои границы на сотни километров на Восток. Украинцы и белорусы попали под власть польских магнатов, а затем едва не настал и черед русских: в начале XVII века Польша едва не завоевала и саму Россию, воспользовавшись многолетней русской смутой. После восстания Хмельницкого и неудачной войны с Россией Польша была вынуждена вернуть России Киев, но продолжала владеть огромной территорией, две трети которой занимали завоеванные земли. В середине XVIII века, когда в Европе вовсю распространялись идеи Просвещения, польские карательные силы топили в крови восстания украинских крестьян, устраивая пленным жуткие средневековые казни. Прошло уже почти восемь веков польской имперской истории, и никаких признаков «народа-жертвы» все еще не наблюдалось на горизонте. Скорее наоборот – польская шляхта ощущала себя «расой господ», правящей миллионами «культурно-неполноценных» холопов. Однако к концу восемнадцатого столетия силы Речи Посполитой стали иссякать. С этого момента и начинаются те самые исторические обиды, которые дают о себе знать и по сей день.


Польская мечта о границах 1772 года

Для того чтобы сделать современному читателю более понятной гипертрофированную реакцию поляков на исторические события ХХ века нам придется вернуться назад почти на 250 лет во времена Екатерины II. Раздираемая внутренними противоречиями Речь (или по-польски Жечь) Посполита захлебывалась в междоусобных распрях польской шляхты, эгоистично использовавшей в собственных интересах уникальный принцип liberum veto. Не имеющий аналогов в других странах этот принцип требовал единогласного принятия решения польским сеймом по любому вопросу и позволял любому депутату сейма наложить вето на дальнейшую работу сейма по обсуждаемому вопросу. Принцип liberum veto был задуман как средство борьбы с коррупцией: предполагалось, что среди всех подкупленных королем депутатов всегда должен оказаться хотя бы один неподкупный депутат, который может воспользоваться этим правом. В результате в течение XVII-XVIII веков работы сейма прерывались 73 раза, что сделало польский шляхетский парламент совершенно недееспособным. В 1764 году Екатерина II «назначает» польским королем своего любовника и отца своей дочери Анны Станислава Августа Понятовского, который занял польский престол после смерти короля Августа III Саса.

Для исполнения важной тайной миссии по передаче польского престола в руки своего ставленника Екатерина направляет в Польшу доверенных лиц – графа Германа Карла фон Кейзерлинга и Николая Репнина. Русские дипломаты получают от Екатерины подробнейшие инструкции о задачах и способах проведения «спецоперации» по передаче власти в Польше новому королю, «благородному человеку, которого надлежит заверить, в том, что пока он будет под нашей опекой и протекцией, никому не удастся отобрать у него корону». Документ, написанный Екатериной собственноручно по-французски, впечатляет глубиной историко-политического анализа польско-российских отношений, детальностью проработки мельчайших деталей «спецоперации», включая даже столь «не царские» подробности, как тайные способы финансирования миссии через торговый дом Клиффорда из Амстердама.

Тайная миссия Кейзерлинга и Репнина увенчалась успехом. Станислав Август Понятовский был посажен на польский трон. Произошел первый раздел Польши на основе секретного соглашения между Австрией, Пруссией и Россией. Россия завладела Ливонией и Белоруссией, присоединив к империи 92 тысячи квадратных километров и 1 200 000 новых подданных. Собственно поляков на новых территориях было абсолютное меньшинство. Благодарный Станислав Август Понятовский даже прислал своей благодетельнице, Екатерине Великой, древний трон польских королей. Трудно ручаться за подлинность исторических анекдотов, но при российском дворе сплетничали, что императрица обошлась с ним весьма непочтительно: велела вырезать дыру в сидении и подставить под него ночной горшок.


Границы Польской Речи Посполитой до 1-го раздела 1772 года

В 1793 году Пруссия и Россия разделили между собой еще одну часть польской территории, а в 1795 году бывший фаворит Екатерины отрекся от престола и Польша перестала существовать как самостоятельное государство – остатки ее территории разделили между собой Австрия, Пруссия и Россия.

Включение Польши в состав Российской империи вызвало рост антироссийских настроений в польском обществе и породило национально-освободительное движение, выплеснувшееся знаменитым восстанием Костюшко в 1794 году, подавленным российскими войсками. Впрочем, самого польского героя, попавшего в плен, отпустили на все четыре стороны. Затем Александр Первый в подачи своего приятеля Адама Чарторыйского решил воссоздать польскую государственность. Его не смутило даже то, что с началом наполеоновских войн в Европе поляки приняли активное участие в них на стороне французов, поверив в обещания Наполеона Бонапарта предоставить самостоятельность Польше, и вместе с французскими войсками дошли до Москвы. Разгромив Наполеона, Александр Первый объявил о воссоздании Царства Польского, находящегося в унии с России, и даже собственноручно отредактировал новую польскую конституцию. Однако поляков все это, разумеется, совершенно не устраивало. Польская элита мечтала только об одном – восстановить Речь Посполитую в границах 1772 года. Именно под этим лозунгом проходили восстания 1830 и 1861-1863 годов, и, надо сказать, среди образованных людей России многие сочувствовали повстанцам. А вот русским царям было не до сантиментов: ведь в Варшаве считали, что граница России должна была проходить по линии Псков-Смоленск-Киев и далее по Днепру! Договориться с польскими лидерами на каких-то иных условиях, чем «границы 1772 года» было решительно невозможно.


Пилсудский: цель остается прежней

Польша оставалась в составе Российской империи вплоть до Февральской революции 1917 года, когда состоялась сначала фактическая независимость Польши, а затем после капитуляции Германии и подписании 11 ноября 1918 года Компьенского мира власть в Польше была уже официально передана Юзефу Пилсудскому, вернувшемуся из немецкого плена создателю Польских Легионов, воевавших на стороне Германии. После того, как Россия весной 1917 года согласилась предоставить Польше независимость, немецкое командование потребовало от польских легионеров принести повторную присягу кайзеру Вильгельму. Пилсудский приказал своим солдатам отказаться от присяги кайзеру, и был интернирован немцами в крепости Магдебург. Так после 150 лет политического небытия возникло независимое польское государство.

Пилсудский был человеком, фанатично преданным идее польской независимости – естественно, все в тех же пресловутых границах 1772 года. Конечно же, он ненавидел Российскую Империю, и уже в двадцать лет впервые был арестован за участие в подготовке убийства императора Александра III в Вильно, был сослан в Сибирь, где провел четыре года. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. Пилсудский даже предпринял весьма экзотический шаг, отправившись в Японию предлагать свои услуги японскому генеральному штабу в организации антироссийского сопротивления в тылу империи силами польских повстанцев в обмен на финансовую помощь. Исторические аналогии, конечно, вещь опасная, но уж очень всё это напоминает сотрудничество русских революционеров с немецким генеральным штабом ровно через десять лет после дальневосточного вояжа Пилсудского.

Версальская бомба под послевоенной Европой

Теперь давайте вспомним о том, каким, собственно, образом десятки тысяч бойцов Красной Армии попали в польский плен. Ответ на этот вопрос дает возможность глубже понять историю польско-российских отношений.

Как известно, 3 марта 1918 года Советская Россия подписала с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией мирный договор, получивший название Брест-Литовского мира. По этому договору Россия лишилась огромного количества ранее относившихся к Российской Империи территорий: Украины, Прибалтики, Финляндии, Белоруссии, а также Восточной Анатолии, Карса, Ардагана и Батума. В советской историографии причиной заключения этого позорного мира была названа неспособность Советской России продолжать войну с державами Союза четырех и необходимость спасти от наступающих немецких войск основную территорию России. В 90-е годы в российской исторической литературе появилась версия о том, что заключением этого договора большевики, якобы, выполнили свои обязательства перед Германией взамен за оказанную им финансовую помощь в период подготовки Октябрьской революции 1917 года. Как бы там ни было, договор был заключен и немецкие войска вместе с союзниками заняли перечисленные территории.

Однако Первую мировую войну Германия вместе с союзниками проиграла, что и было зафиксировано 11 ноября 1918 года Компьенским мирным соглашением. Эта же дата считается в Польше началом II Речи Посполитой, хотя ни статус Польши, как самостоятельного государства, ни её границы этим соглашением ещё не были определены. Окончательно судьба Польши была определена только 28 июня 1919 года Версальским мирным договором, подписанным Соединёнными Штатами Америки, Британской империей, Францией, Италией и Японией, а также Бельгией, Боливией, Бразилией, Кубой, Эквадором, Грецией, Гватемалой, Гаити, Хиджазом, Гондурасом, Либерией, Никарагуа, Панамой, Перу, Польшей, Португалией, Румынией, Сербо-Хорвато-Словенским государством, Сиамом, Чехословакией и Уругваем, с одной стороны, и капитулировавшей Германией – с другой. Россия не была приглашена к подписанию, поскольку на тот момент Западные правительства не признавали большевистскую Россию. Приложением к Версальскому договору стал так называемый Малый Версальский договор, подписанный США, Великобританией, Италией, Францией, Японией с одной стороны и Польшей – с другой. Малый Версальский договор официально признавал независимость Польши, однако вопрос о границах нового суверенного государства не решал. В договоре только указывалось, что они «должны быть обозначены позднее главными союзными державами». В то же время и Компьенское соглашение и Версальский договор признали недействующими все заключенные ранее с Германией договоры, что, естественно, привело к денонсации Брест-Литовского договора. Германия вывела свои войска с территории бывшей Российской империи. Россия в полном соответствии с логикой Версальского договора начала ввод своих войск на освобождаемые немцами области Украины и Белоруссии. Вот тут то и столкнулись российские и польские интересы.


Как Пилсудский и Петлюра нашли друг друга

Независимая Польша, расположившаяся на территории бывшего Польского Королевства и части Галиции, еще не имела юридически установленных границ. В самой Польше к тому времени сложились две противоборствующие концепции: федералистская и унитарная. Первая была разработана Пилсудским и его окружением и предусматривала создание союза независимых государств, расположенных в бассейнах Балтийского и Черного морей. Этот план предусматривал отторжение от России нероссийских народов: украинцев, прибалтов и кавказцев и создание некоей федерации … во главе с Польшей. Вторая концепция была чуть менее амбициозна, но тоже выглядела вполне впечатляюще. Её вдохновителем была партия Народных демократов, и хотели они «всего лишь» присоединить к Польше бывшие ее восточные окраины, полонизировав население этих территорий. Федералистская концепция получила название «Ягеллонской», а унитарная – «Пястовской». Ни одной из них не суждено было реализоваться, и окончательные границы Польши были установлены в результате польско-советской войны, плебисцитов и силезских (по-польски «шлёнских») восстаний. По Версальскому договору к Польше отошла приморская территория вокруг Данцига, а сам Данциг (по-польски «Гданьск») был объявлен Вольным городом и был включен в польскую таможенную территорию, но оставался под протекторатом Лиги наций.

Вообще, рассматривая историю установления границ в Европе после Первой мировой войны с перспективы сегодняшнего дня, очень хочется употребить какое-нибудь крепкое словечко, коими изобилует наш родной язык. Неразбериха, смена позиций держав-победительниц, непоследовательность, а иногда и откровенная бессмысленность принимаемых ими решений вынуждает не только согласиться с В.М. Молотовым, назвавшим Польшу «ублюдком Версальского мира» (в некоторых источниках «незаконнорожденным ребенком», что означает то же самое, но звучит помягче), но и распространить это не слишком дипломатичное определение на весь послевоенный уклад в Европе. Прибалтика, Чехословакия, а особенно главная виновница этой неразберихи – Германия – оказались в положении, ничуть не лучшем, чем Польша. Европейские столицы и огромные территории, на которых проживали миллионы людей, передавались от государства к государству с учетом сиюминутных политических интересов, на основании каких-то непонятных «линий», увековечивших имена их «придумщиков». 26 июля 1919 года была утверждена демаркационная линия между Польшей и Литвой, названная именем французского маршала Фоша, которая поделила Восточную Пруссию, передав Польше Вильнюс. В ноябре того же года Восточной Галиции был дан статус автономии с передачей Польше мандата Лиги Наций на 25 лет, а 8 декабря на карте Европы появилась линия лорда Керзона, определившая польскую восточную границу по линии Буг-Кузьница-Пинск. Первоначально в феврале 1918 года державы-победительницы подписали договор с Центральной Радой договор о передаче Украине Восточной Галиции вместе с Львовом и польским городом Хелмом.

Таким образом, европейские границы по Версальскому договору, знаменовавшему окончание Первой мировой, словно специально были задуманы как casus belli для Второй мировой.

В это по настоящему смутное время, когда шел передел европейских границ, основные события развернулись на территории бывшей Российской империи, где главными участниками вооруженной борьбы за обладание спорными территориями стали Польша, Советская Россия и находившаяся в состоянии перманентной революции Украина. В ночь на 1 ноября 1918 года Украинская Центральная Рада, сформированная сразу же после Февральской революции 1917 года, основываясь на сепаратном договоре с державами Антанты, предприняла штурм Львова, закончившийся взятием города. Однако мгновенно созданным отрядам польского ополчения удалось выбить украинцев из Львова, а затем в начале 1919 года совместно с подошедшими польскими регулярными войсками захватить и всю Галицию. Державы Антанты отнеслись к этому событию «с пониманием», и, отказавшись от ранее ими же подписанного договора с Украиной, передали эти территории Польше.

К весне 1919 года к трем главным претендентам на спорные территории добавился еще один – генерал Антон Иванович Деникин. К этому времени его Добровольческая Армия начала широкое наступление на Центральную Россию. В мае-июне Деникин взял Харьков и Царицын, овладел Донбассом и Донской областью; в июле-октябре занял Центральную Украину (31 августа пал Киев), Воронежскую, Курскую и Орловскую губернии.

Польшу в это время уже возглавлял маршал Юзеф Пилсудский, а Украинскую Народную Республику небезызвестный Симон Петлюра. Польская тайная дипломатия начала одновременно секретные переговоры с Деникиным в Таганроге и с большевиками в небольшом белорусском городке Микашевичи, расположенном в 100 км на восток от Пинска и входившего тогда в состав Польши. Требования Польши, предъявленные Советской России и Деникину, оригинальностью не отличались: признание Польши в границах 1772 года.

Многомесячные переговоры с Деникиным, которые вел личный представитель Пилсудского генерал Карницкий, закончились ничем. К удивлению поляков, Деникин, сам наполовину поляк (его мать носила фамилию Вжесиньска), прекрасно говоривший по-польски и даже родившийся в Польше, категорически отверг все претензии поляков на исконно российские, по его мнению земли и отказался от союза с ними и Украиной против советской, но все же России. Кто знает, как сложилась бы судьба пролетарской революции, если бы Деникин согласился на союз с Пилсудским и Петлюрой?

Польско-советские переговоры тоже завершились фиаско, если не считать договоренности об обмене архиепископа Могилева Эдварда фон Роппа на соратника Ленина Карла Радека. Человеку не дано предугадать свою судьбу, иначе Радек наверняка предпочел бы польскую тюрьму позору и бесчестию политических процессов 1936-37 гг. и смерти при неустановленных обстоятельствах в Верхнеуральском политизоляторе 19 мая 1939 года. Отказавшись от поддержки поляков и украинцев, Деникин не выстоял в единоборстве с Красной Армии и после серии поражений в боях против частей Южного фронта под командованием В. Егорова 4 апреля 1920 года сложил с себя полномочия Главнокомандующего и покинул Россию.

В этой ситуации Пилсудский решил заключить союз против России с другим партнером – Симоном Петлюрой. С февраля 1919 года этот одиозный политик стал фактическим диктатором на части украинской территории. Режим, установленный им, иначе как бандитским назвать невозможно. По Украине вихрем пронеслись еврейские погромы и массовые убийства русских офицеров. Например, 4 марта 1919 года приближенный Петлюры атаман Семесенко ворвался в город Проскуров (ныне Хмельницкий) во главе «Запорожской бригады» в составе 500 головорезов и отдал приказ истребить всё еврейское население. На следующий день бандиты, разделившись на три отряда, пошли по домам. За день они в буквальном смысле вырезали около трех тысяч человек, включая женщин и детей. Застрелен был только один человек: православный священник, который с распятием в руках пытался остановить извергов. Сам Петлюра был убит 25 мая 1926 года в Париже, куда бежал после поражения в гражданской войне, неким С. Шварцбардом, украинским евреем, отомстившим таким образом за гибель своих пятнадцати родственников, убитых во время петлюровских еврейских погромов. Кстати, французский суд присяжных убийцу Петлюры оправдал.


Секретный договор о новой колонизации Украины

Итак, 21 апреля 1920 года в Варшаве правительства Польши (Юзеф Пилсудский) и Украинской Народной республики (Симон Петлюра) подписали Договор. Анализ этого замечательного документа позволяет лучше понять намерения обеих сторон, характер их взаимоотношений и, что особенно нас интересует, причины польско-советской войны 1920 года.

Начнем мы не с начала, а с конца. Со статьи Договора под номером восемь:
«Настоящий договор является секретным. Он не может быть передан третьей стороне, либо опубликован полностью или частично иначе, чем при согласии обеих сторон Договора за исключением статьи 1, которая будет оглашена после подписания настоящего Договора».

Теперь можно ознакомиться и с единственной несекретной статьей Договора под номером один:
«Признавая право Украины на независимое государственное устройство на территории в границах с севера, востока и юга, установленных на основании договоров Украинской Народной Республики с пограничными государствами, Речь Посполита Польши признает Директорат независимой Украинской Народной Республики во главе с главным атаманом паном Симоном Петлюрой верховной властью Украинской Народной Республики».

Вот, собственно, и всё, что полагалось знать, как это теперь принято говорить, международному сообществу об особенностях польско-украинской политики. Что же осталось за кулисами декларации о признании атамана Петлюры главой Украины и не должно было увидеть дневного света? А вот что: Украина признает Польшу в границах 1772 года (см. карту), т. е. территории, которую Польша «вернет себе, получив её от России военным либо дипломатическим путем». Таким образом, выдающийся украинский националист Петлюра сдавал Украину Пилсудскому по полной программе. Большая часть ее отходила Польше, а меньшая… тоже доставалась Польше через участие в будущей декоративной «федерации». Таким образом, военное решение проблемы польских границ в договоре поставлено на первое место. Однако и Советская власть, и генерал Деникин отказались признать границы 150-летней давности. И атаман Петлюра оказался единственным на весь белый свет политиком, который их признал.

Договор между Пилсудским и Петлюрой пролежал в польских архивах, откуда мы его и извлекли, почти 90 лет. На фоне его содержания все заверения в том, что причиной польско-советской войны 1920 года стала «экспансия большевистских орд на Запад», а маленькая Польша героически встала на пути этих самых орд, ценой неимоверных жертв спасая Европу «от ужасов варварского нашествия азиатов», этаких новых марксистских Чингисханов, звучат не очень убедительно.

Но и это еще не всё! К секретному договору прилагается еще и документ под грифом «Совершенно секретно» и называется он «Военное соглашение между Польшей и Украиной». Подписанное в тот же день, что и основной договор, это соглашение, как указано в его первой статье, «является интегральной частью основного договора». Тут уже всё просто открытым текстом. Статья третья соглашения гласит:

«Совместные польско-украинские акции против советских войск на территории правобережной Украины, расположенной на восток от нынешней линии польско-большевистского фронта, осуществляются… под общим командованием польских войск».

Любопытно, что маршал Пилсудский собирался воевать исключительно на чужой территории. Военное соглашение с присущей полякам практичностью возлагает на украинских союзников снабжение польских войск продовольствием, а именно «мясом, жирами, мукой, зерном, крупами, картофелем, сахаром, овсом, соломой и т.п. на основе норм питания, принятых в Войске Польском, а также необходимыми для доставки подводами». Так что не только на чужой территории, но и за чужой счет. Ну и «на закуску» по поводу большевистской агрессии против мирной Польши – защитницы западной цивилизации – статья восьмая соглашения:

«С момента начала совместного наступления и занятия новых территорий правобережной Украины, расположенных на восток от нынешней линии польско-большевистского фронта, правительство Украины организует на этих территориях военную и гражданскую администрацию. Тылы польских войск будет охранять польская полевая жандармерия».

Что было дальше – известно. Петлюру вместе с поляками с Украины прогнали, а затем разгоряченные этим успехом большевики решили взять и Варшаву, но тут и случилось «чудо над Вислой» и Красная армия потерпела сокрушительное поражение.

Когда на западном фронте создалось критическое положение, главком Каменев приказал снять с Юго-Западного фронта, осаждавшего Львов, 1-ю и 12-ю Конные Армии и передать их Тухачевскому, атаковавшему Варшаву. Однако И. Сталин, бывший в то время членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта, уговорил С. Буденного не идти на выручку Тухачевскому, сыграв в этой битве роль наполеоновского маршала Груши. По мнению многих военных историков, это и стало причиной поражения советских войск под Варшавой.

О спасении Речи Посполитой под Варшавой и последовавшим за этим окончании войны поляки вспоминают много и охотно, но вот вопрос о том, как эта война началась, всегда стараются обходить стороной. Потому что с точки зрения международного права речь идет о банальной агрессии Польши против Советской России. А с исторической точки зрения – о последнем за тысячелетнюю польскую историю завоевательном (колониальном) походе на Восток.

Катынь и анти-Катынь

Среди накопившихся за долгие годы раздражителей польско-российских отношений самой взрывоопасной стала история расстрела польских солдат и офицеров в 1940 году, получившая название Катынского расстрела. По данным, указанным в записке председателя КГБ СССР Шелепина, органами НКВД СССР на основании Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года всего было расстреляно 21 857 человек, из них в Катыни 4 421 человек, в Харькове 3 820 человек, в Калинине 6 311 человек и 7 305 человек в лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии. Записка Шелепина была составлена в 1959 году, во времена хрущевской «оттепели», однако в то время советское руководство не решилось публично обнародовать эти сведения или хотя бы сообщить об этих фактах руководству ПНР. Только в 1990 году ЦК КПСС было принято решение признать факт расстрела поляков органами НКВД. 22 февраля 1990 года заведующий международным отделом ЦК КПСС В.М. Фалин обратился к М. Горбачеву с предложением рассекретить имеющиеся данные.

«На базе новых документальных фактов советскими историками подготовлены материалы для публикации. Некоторые из них уже утверждены редколлегиями и приняты в производство. Выход в свет планируется на июнь-июль.

Появление таких публикаций создавало бы в известном смысле новую ситуацию. Наш аргумент – в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии, – стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уклоняться от подведения черты. С учетом предстоящего 50-летия Катыни надо было бы так или иначе определяться в нашей позиции.

Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ нами не найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т.д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни – дело рук НКВД и персонально Берия и Меркулова».

13 апреля 1990 года во время визита президента Польши Войцеха Ярузельского в Москву было опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорилось, что «выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных». Далее выражались глубокие сожаления советской стороны в связи с катынской трагедией.

Таким образом была вроде бы поставлена точка в этой трагической истории. В 1990-х годах мало кому из поляков приходила в голову мысль о том, что Российская Федерация, возникашая на руинах СССР в 1991 году, должна нести моральную и политическую ответственность за это преступление. В Польше тогда больше думали о будущем, чем о прошлом. Перед страной стояли амбициозные цели, главной из которых было вступление в Евросоюз. Однако с наступлением нового века, хронологически совпавшим с уже 60-летней годовщиной Катыни, ситуация начала меняться. Новый юбилей наложился на антироссийский фон, в целом сформировавшийся в западных СМИ после того, как страну возглавил Владимир Путин и РФ начала антитеррористическую операцию на Кавказе. Именно тогда, в 2000-м году, вопрос о Катыни неожиданно перешел из исторической плоскости в политическую. Тема Катыни все чаще стала подаваться в польском информационном пространстве так, как будто трагедия произошла не в 1940-м году, а чуть ли не вчера. И виновниками ее являются не Берия и его подручные, а нынешние российские лидеры.

Таким образом, между Польшей и Россией началась «историческая война», где Москве, как выяснилось, тоже было что «предъявить» польской стороне. Встал вопрос о судьбе 18–20 тысяч военнопленных красноармейцев, погибших в польских лагерях в 1920-21 годах. Для расследования обстоятельств их гибели была создана польско-российская комиссия, которая опубликовала результаты своих трудов в 2004 году. Вот что говорит о результатах работы комиссии её сопредседатель с российской стороны профессор МГУ Геннадий Матвеев:

«Общее количество пленных красноармейцев в польских лагерях составляло ориентировочно от 80 до 85 тысяч человек. Из них погибло от 18 до 20 тысяч. Подавляющее большинство умерло от различных болезней – тифа, гриппа, холеры и дизентерии. Были факты неоказания помощи раненым, в результате чего погибли 2 тысячи человек, оставленных поляками на поле боя.

Установлен факт расстрела по приказу генерала Владислава Сикорского (в последующем премьер-министра польского правительства в изгнании времен Второй мировой войны – прим. автора) двухсот красноармейцев. Документально доказан факт убийства жены командующего 2-м кавалерийским корпусом Гая польскими солдатами – армянка по национальности, она была принята ими за еврейку».

Такова правда о судьбе красноармейцев, попавших в польский плен после неудачного штурма Варшавы советскими войсками под командованием Тухачевского. Катынский расстрел этим, конечно же, не оправдать. Но и полякам здесь нечем гордиться. Пусть по приказу Сикорского было убито не  4 тысячи пленных, как в Катыни, а «всего лишь» 200. Но по сути речь об одном и том же – о массовом убийстве. При этом в России никому (за исключением, быть может, совершенно «отмороженных» маргиналов) не приходит в голову прославлять Берию и Меркулова. Зато генерал Сикорский в Польше – национальный герой.


История слишком важна, чтобы отдавать её на растерзание политикам

Под таким заголовком 19 августа с.г. в «The Guardian» вышла статья заместителя редактора отдела международной информации этой газеты Джонатана Стила. Подзаголовок статьи гласит: «Евросоюз не должен поддерживать корыстных ревизионистов, стремящихся приравнять сталинизм к нацизму в попытке запятнать репутацию «левых».

Правительства стран Евросоюза приняли окончательное решение и всё-таки сделали 23 августа (день подписания советско-германского пакта о ненападении – прим. автора) особым днём. Но это событие служит напоминанием того неприятного факта, что некоторые прибалтийские политики наряду с деятелями из Центральной Европы стремятся приравнять сталинизм и нацизм, а то и объявить что первый был хуже. Отчасти обеспокоенные ростом влияния коммунистических партий в регионе, они пытаются использовать „нацистско-советские“ ассоциации, дабы бросить тень на „левые“ партии. (Изначальный вариант резолюции был смягчён именно стараниями „левых“ фракций Европарламента). Резолюция также являет собой плохо прикрытую попытку вызвать повышенную настороженность, если не сказать открытую враждебность по отношению к современной России», – пишет далее Стил.

Пакт Молотова-Риббентропа, несомненно, показывает, что Сталин, равно как и Гитлер, подписывая этот договор, исходили прежде всего из прагматично понимаемых, каждым из них по-своему, интересов своих стран. Но попытка приравнять личности этих деятелей и их режимы на таком сомнительном основании явно расходится с реальностью. Заявления «правых» прибалтийских и польских политиков о том, что большинство европейцев ничего не знают о массовых сталинских депортациях из Прибалтики и Польши, возможно и имеют смысл. Порядка 100 000 человек были высланы в Сибирь в 1939 году, а также после того как Красная Армия разгромила нацистов и повторно заняла этот регион. Однако считать, что европейцы ничего не знают о ГУЛАГе – означает недооценивать огромное влияние книг Александра Солженицина, переведённых на все европейские языки ещё в 1970-е годы. В истории всегда остаётся чему поучиться, и сами историки всё время стараются дать новые толкования известных событий. История – это слишком сложный и чувствительный вопрос, чтобы отдавать его в руки политикам. Сначала они манипулируют годовщинами, потом берутся за учебники, а потом оползень исторических поправок может набрать такую скорость, что накроет и настоящее, и будущее.


Кто помогал нацистам на оккупированных территориях?

Одной из крупнейших областей для изучения остаётся степень участия местных жителей в массовых убийствах, проводимых нацистами в Центральной Европе. В своей книге «Преемственность немецкой истории» американский историк Хельмут Уолсер Смит (Helmut Walser Smith) недавно указал на то, что общепринятое изображение Холокоста, как проводимых в Аушвице обезличенных и поставленных на конвейер убийств в промышленных масштабах, как выяснилось, сильно искажено. Среди свидетелей этих убийств, тех, кто принимал в них непосредственное участие, или, по крайней мере, просто знал о них, было не меньше местных жителей, нежели самих немцев.

Справедливости ради следует отметить, что Польша была не единственной страной, в которой нашлись желающие «помочь» нацистам в уничтожении евреев и поддержании «нового арийского порядка».

До сих пор этим людям уделялось на удивление мало внимания – украинские жандармы и латвийские помощники полиции, румынские солдаты и венгерские железнодорожники. Польские фермеры, нидерландские работники отделов переписи населения, французские мэры, норвежские министры, итальянские солдаты – все они принимали участие в Холокосте.

По оценке экспертов, таких как Дитер Пол (Dieter Pohl) из Немецкого института современной истории, более 200 000 человек не немецкого происхождения – то есть число равное количеству немецких и австрийских охранников – «подготавливали, осуществляли и принимали участие во многих убийствах». Вот лишь один из подобных случаев. 27 июня 1941 года офицер вермахта, полковник из штаба группы армий «Север», проходил мимо заправки, окружённой толпой людей, в литовском городе Каунас. Из толпы слышались выкрики «Браво!» и аплодисменты, матери поднимали повыше своих детей, чтобы те могли лучше рассмотреть происходящее. Офицер подошёл поближе, а позже написал о том, что увидел:

«На забетонированной площадке стоял светловолосый мужчина среднего роста, на вид ему было около 25 лет. Он, по всей видимости, отдыхал, опираясь на деревянную дубину, толщиной с руку, а высотой, доходившей ему до груди. У его ног лежало 15-20 человек, которые либо уже были мертвы, либо доживали свои последние мгновенья. Лившаяся из шланга вода смывала их кровь в сточную канаву. В нескольких шагах позади него стояло ещё около 20 человек, которые, будучи окружёнными охранниками из числа вооружённых гражданских, молчаливо и покорно ожидали своей очереди на эту отвратительную казнь. Подозванный отрывистым взмахом ладони, следующий пленник, молча, подошёл к человеку с дубинкой, и был избит им до смерти, а толпа встречала каждый удар восторженными криками».

Когда все эти люди лежали мёртвыми у ног светловолосого убийцы, он вскарабкался на гору трупов и заиграл на аккордеоне. Он спел публике национальный литовский гимн, как будто эта кровавая оргия была национальным праздником. Как вообще могло произойти что-то подобное? По прошествии столь длительного времени этот вопрос стоит задать не только немцам, чья главная роль в этом ужасе не подлежит сомнению, но и преступникам в других странах.

Историк Армин Хайнен (Armin Heinen) спрашивает, «что двигало румынским диктатором Ионом Антонеску, а также его генералами, солдатами, государственными служащими и фермерами при убийстве 200 000 евреев (а, возможно, и в два раза большего количества) «по собственному желанию?» Почему балтийские «взводы смерти» совершали по приказам немцев массовые убийства на территории Латвии, Литвы, Беларуси и Украины? И почему немецкой «Оперативной группе» – полувоенной «группе вторжения», управлявшейся непосредственно SS – так легко удалось подтолкнуть поляков, литовцев, латышей, эстонцев, украинцев к массовым убийствам евреев на огромном пространстве от Таллина и Риги до Варшавы и Львова? Совершенно неоспоримым является тот факт, что без Гитлера, шефа SS Генриха Гиммлера и многих, многих других немцев Холокост никогда бы не состоялся. Но ещё одна вещь также не вызывает сомнений: «без посторонней помощи немцы никогда бы не смогли совершить такого количества массовых убийств евреев в Европе», – говорит гамбургский историк Майкл Уайлд (Michael Wild).

Складывается ощущение, что некоторые выжившие никогда и не сомневались на этот счёт. Когда Ассоциация выживших литовских евреев собралась в Мюнхене в 1947 году, они приняла резолюцию под недвусмысленным названием: «О виновности большой части литовского населения в истреблении литовских евреев».

У Третьего Рейха, с его великолепно функционирующей бюрократической машиной имелись, всеобъемлющие данные переписи еврейского населения. Однако, на завоёванных немецкой армией территориях, гитлеровским пособникам требовалась информация, подобная той, что предоставили им нидерландские органы записи актов гражданского состояния, чьи сотрудники приложили немало усилий, чтобы составить точный «Еврейский список».

И как бы SS и полиция могли выслеживать евреев в восточноевропейских городах с их этническим разнообразием, не имей они поддержку со стороны местного населения? Немногие немцы могли «распознать еврея в толпе», вспоминает Томас Блатт (Thomas Blatt). В годы нацистской оккупации Блатт был светловолосым мальчиком, пытавшимся сойти за ребёнка из католической семьи в своём родном польском городе Избица. Он не носил жёлтой звезды и старался держаться уверенно, проходя мимо людей в форме. Его многократно предавали – немцы платили за информацию о местонахождении евреев – однако, ему всегда удавалось сбежать. В Польше доносы были настолько частым делом, что там даже существовал специальный термин «Szmalcowniki» (раньше так называли скупщиков краденого), обозначавший платного информатора. Зачастую доносчики были лично знакомы со своими жертвами. И в то время как французы, голландцы или бельгийцы могли позволить себе думать, что с евреями, депортируемыми на восток, в конце концов, ничего страшного не случится, то до жителей Восточной Европы доходили слухи, какая участь ожидала евреев в Освенциме и Треблинке.

Нельзя, конечно, мазать всех поляков черной краской. По оценке историка Феликса Тыха (Feliks Tych), около 125 000 поляков спасали евреев безо всякой платы за свои услуги. Вполне можно допустить, что «Szmalcowniki» составляли лишь незначительный процент населения. Однако немцы полагались именно на это меньшинство. SS, полиции и военным не хватало людей, необходимых для прочёсывания обширных территорий, на которых нацистское командование планировало убить всех, кто имел еврейское происхождение.

На местах массовых расстрелов в Восточной Европе на каждого немецкого полицейского приходилось, по меньшей мере, 10 помощников из числа местных жителей. В лагерях уничтожения сохранялось примерно такое же соотношение. Лишь в Освенциме, работали, по большей части, немцы. А вот в Белзеце (600 000 убитых), Треблинке (900 000 убитых) или в Собиборе основной контингент лагерной охраны составляли поляки. В Собиборе горстке членов SS помогали 120 «травников». Без их помощи, говорит бывший заключённый Блатт, немцам никогда бы не удалось уничтожить в Собиборе 250 000 евреев. Именно «травники» охраняли лагерь, конвоировали евреев, прибывавших в железнодорожных вагонах и грузовиках, с места прибытия в лагерь, где затем с побоями загоняли их в газовые камеры.

Многие местные охранники при этом действовали абсолютно добровольно. До сих пор не существует окончательного мнения по поводу участия европейцев в Холокосте. Французы и итальянцы достаточно поздно занялись этим вопросом – большая часть преступников уже были мертвы – и занимались они, в основном, своим участием в этой истории. Другие страны, подобно Украине и Литве, всё ещё тянут с этим процессом; некоторые, как Польша начали лишь недавно.

С 1945 года страны, завоёванные и опустошённые гитлеровскими армиями, считали себя только жертвами  оторыми они, несомненно, являются, стоит вспомнить об огромном количестве их погибших граждан. И от того ещё больнее признавать, что многие их соотечественники активно помогали немецким военным преступникам.


Как невозможное стало возможным

Еще относительно недавно в Европе и в голову не могла прийти идея поставить знак равенства между нацистской оккупацией и появлением в Восточной Европе советских войск в ходе Второй Мировой войны.

А ведь нельзя сказать, чтобы с 1945 года до конца ХХ века ведущие историки крупнейших западных стран занимались апологетикой СССР или были приверженцами коммунизма. Как в годы холодной войны, так и в годы разрядки идеологическое противостояние было жестким и бескомпромиссным. И Советский Союз, и США с союзниками старательно «коллекционировали» как объективные факты, так и спорные эпизоды из новейший истории страны-противника, чтобы затем непременно «предъявить» их в идеологическом споре.

Однако даже на фронтах «холодной войны» политики были вынуждены считаться с историками. В СССР, к примеру, именно ученые отговорили власти от «раскрутки» темы участия американских войск в интервенции стран Антанты против Советской России. Ученые напирали на то, что военная активность США носила тогда чисто символический характер, их подразделения не принимали участия в боевых действиях, а с политической точки зрения было бы полезно придерживаться тезиса о том , что русские и американцы никогда не воевали друг с другом.

По другую сторону баррикады, в США, историки вовремя остановили Рейгана, который в 1983-1984 году серьезно задумывался над тем, чтобы сделать публичное заявление о «Голодоморе» как геноциде украинцев. Рейгану дали понять, что научное сообщество США эту идею не поддержит, поскольку авторитет и престиж американских ученых важнее кратковременного пропагандистского успеха, построенного на популяризации шитой белыми нитки псевдоисторической доктрины.

Трудно сказать, повторили бы американские ученые такой демарш сегодня, когда понятия о научной добросовестности все сильнее подвержены эрозии – их разрушает сам дух эпохи постмодерна. В наше время невозможное, увы, стало возможным.

Что же говорят наши оппоненты? К сожалению, они в этом споре ведут себя не вполне корректно, не без умысла смешивая в одну кучу генералиссимусов и рядовых. Окончание Второй мировой войны и подписание Ялтинских соглашений установили в Европе новые границы и фактически разделили Старый континент на два мира: Западный и Восточный. В соответствии с многовековой традицией победители разделили завоеванные ими территории между собой. СССР, США и Великобритания подписали также «Декларацию об освобожденной Европе», которая предусматривала, что «установление порядка в Европе и переустройство национально-экономической жизни должно быть достигнуто таким путём, который позволит освобождённым народам уничтожить последние следы нацизма и фашизма и создать демократические учреждения по их собственному выбору». Эти красивые слова нисколько не препятствовали установлению в Европе режимов, угодным державам-победительницам, в соответствии с дислокацией их войск на момент капитуляции гитлеровской Германии.

Отдавая в качестве законной военной добычи Восточную и Центральную Европу СССР, США и Великобритания вряд ли могли сомневаться в том, как именно будет переустроена национально-экономическая жизнь стран, переданных ими в советскую сферу влияния. Если границы этих стран и были определены соглашением между победителями, то преобразования на освобожденных от гитлеровцев территориях были абсолютной прерогативой той державы-победительницы, войска которой эти территории занимали. Спору нет, эти преобразования не всегда соответствовали настроениям большинства жителей освобожденных стран. Мало кто помнит, однако, что перекрашивать малые страны в нужный идеологический цвет первыми начали… западные союзники СССР. Война еще была не закончена, а англичане, высадившись в Греции, начали свою деятельность с расстрела мирных демонстраций, а потом помогли установить в стране правую диктатуру. Большинство в Греции стояло на стороне левых, как бы сейчас сказали, прокоммунистических сил, однако Сталин хранил гробовое молчание: в соответствии с заключенными соглашениями, Греция находилась в британской сфере влияния, и СССР не имел в этом вопросе права голоса.


Можно спорить о «настоящей свободе» – нельзя отрицать освобождение от нацизма

Снова, как и после Первой мировой, одним из главных объектов внимания победителей стала Польша. Не сумев достичь полного взаимопонимания с лондонским эмигрантским польским правительством, Уинстон Черчилль, устав от непрекращающихся склок в эмигрантской польской среде, не без облегчения передал судьбу послевоенной Польши в надежные руки восточных союзников. Было бы упрощением представлять себе установление просоветского социалистического режима в Польше после 1945 года исключительно методами «большого сталинского террора». Первое польское послевоенное правительство (Временное правительство народного единства) возглавил Эдвард Осубка-Моравски, известный деятель Польской Социалистической партии, у истоков которой стоял Юзеф Пилсудский, а вице-премьером стал бывший глава лондонского эмигрантского правительства Станислав Миколайчик.

Но уже в 1948 году фасад парламентской демократии был разрушен, и на его обломках возникла конструкция «народной демократии», просуществовавшая до 1989 года. В стране был установлен фактически однопартийный режим, правящей партией стала Польская объединенная рабочая партия (ПОРП). В то же время в стране существовала пусть формальная, но все же, многопартийность: в польском сейме заседали депутаты от PSL (Polskie Stronnictwo Ludowe – Польское Народное движение), старейшей аграрной партии, и SD (Stronnictwo Demokratyczne – Демократическое Движение), созданное еще в 1938 году. Свобода печати, существовавшая в социалистической Польше, просто поражала воображение редких советских граждан, знавших польский язык. Практически отсутствовала цензура в области культуры: в Варшаве можно было посмотреть все новинки Голливуда и фильмы ведущих европейских кинорежиссеров, а польские издательства массовыми тиражами издавали американские и мировые бестселлеры без оглядки на их идеологическую направленность.

Очень не по-советски выглядела и польская экономика. В этой стране никогда не было ни одного колхоза – все польское сельское хозяйство было частным и основано было на частной собственности на землю. Процветал малый бизнес – частные магазины, рестораны, многочисленные предприятия по оказанию услуг создавали приятную иллюзию капиталистической страны. Граждане Польши имели в банках валютные счета и, в отличие от своих «советских братьев», имели возможность выезжать в капиталистические страны. В период правления Эдварда Герека прилавки польских магазинов ломились от «западных» товаров, а «продовольственная программа» никогда не беспокоила жителей этой страны.

Вряд ли у кого-нибудь в здравом уме описанная картина вызовет какие-то ассоциации с нацистской оккупацией. Это все равно, что сравнивать концлагерь со среднестатистической советской гостиницей, где, конечно, тоже были свои «ограничения свободы» и «лишения»: например, запрещалось приводить девушек, распивать спиртное в номерах, а на завтрак вместо свежевыпеченных круассанов и кофе подавали манную кашу и чай.

Премьер-министр Польши Дональд Туск недавно заявил, что советские солдаты «не могли принести в Польшу настоящую свободу» так как «сами не были свободны». Но ведь никто в России и не утверждает, что после 1947 года в Польше установилась демократия западного образца. Может быть, достаточно и того, что поляков освободили от нацистской оккупации? И факт этот – бесспорен.

Освобождение Польши от нацизма было оплачено миллионами жизней советских солдат, погибших на всех фронтах Великой Отечественной Войны и тех, кого советская пропаганда называла «тружениками тыла». Что же касается советского государства, то надо признать – его внешняя политика была куда более гуманной, чем внутренняя.

Через двадцать лет после окончания войны Евгений Евтушенко написал:

Какие стройки, спутники в стране!
Но потеряли мы в пути неровном
И двадцать миллионов на войне,
И миллионы – на войне с народом.
Забыть об этом, память отрубив?
Но где топор, что память враз отрубит?
Никто, как русскиe, так не спасал других,
Никто, как русскиe, так сам себя не губит.


Политика, религия и вопросы языкознания

Товарищ Сталин полагал, что «культура и язык – две разные вещи» (И.В. Сталин «Марксизм и вопросы языкознания»). Похоже, что ошибался генералиссимус. Как иначе можно объяснить лингвистическое несовпадение, вынесенное в эпиграф статьи? Происходящие от общего латинского источника слова в польском и русском языке имеют совершенно разный смысл. То, что поляки считают честью, русские воспринимают как спесь. Несовпадение российских и польских оценок итогов и причин Второй мировой войны столь же глубоко, сколь и этот языковый конфликт. Но в отличие от лингвистики, в политике и истории всё же есть возможность если не унифицировать подходы к важнейшим событиям ХХ века, то, по крайне мере, максимально сблизить их, избегая ненужной политизации истории. В любом случае, невозможно двигаться вперед с головой, повернутой назад. Интересы обеих стран требуют нормального конструктивного диалога и сотрудничества. Парадоксально, но с нашим бывшим главным противником – Германией – отношения складываются настолько продуктивно, что могут служить образцом. А вот с бывшим союзником – Польшей – никак.

В 1965 году гораздо более сложные противоречия между Польшей и Германией были преодолены в результате инициативы польского костёла. Польский епископат направил своим немецким коллегам письмо с христианским призывом «Прощаем, и просим о прощении». Это письмо стало основой для примирения поляков и немцев.

Возросшая после интронизации Патриарха Кирилла международная активность Русской православной церкви даёт надежду на подобное разрешение российско-польских разногласий. По сообщениям польской прессы 29 сентября с. г. завершился визит в эту страну группы из семи православных священников во главе с настоятелем Нило-Столбенского монастыря архимандритом Аркадием (Губановым). Пресс-секретарь Конференции Епископата Польши ксёндз Юзеф Клёх в интервью «Газете выборчей» заявил:

«Мы были приятно удивлены этой инициативой православной церкви. Польские епископы надеются, что это начало сотрудничества между католическим костелом и православной церковью. Визит прошёл в необычайно сердечной атмосфере, он создал шанс для обмена письмами о взаимном прощении по образцу польско-немецкого письма».

Нам же остается только надеяться, что религиозным деятелям удастся преодолеть лингвистические, исторические и политические противоречия между нашими странами, договориться о взаимном забвении старых обид и начать конструктивно сотрудничать друг с другом.


Григорий Тинский