Опасная история. Кто манипулировал декабристами

Михаил Щипанов

Традиционно советские историки видели истоки декабристского заговора в заграничном походе русской армии: дескать, боевые офицеры, оскорбившись за свой героический народ, прогнавший Бонапарта, но так и оставшийся в крепостном ярме, да ещё проникнувшись в Париже идеями равенства и братства, решили пересадить на российскую почву хрупкий цветок западной свободы. Звучит всё это красиво. Вот только концы с концами не связываются.

Восстание на Сенатской площади 14 декабря 1825 года в Петербурге. Художник К.И. Кольман.


Легенда о героях 1812 года

Как показал анализ биографий участников заговора, по выражению Пушкина, «между лафитом и клико», лишь четверть из них худо-бедно принимали участие в тех военных действиях. А потому легенда уже теряет свою позолоту.

Впрочем, это отнюдь не значит, что разбудившие Герцена не проникались западной культурой, – более того, скорее к русской культуре, ментальности и быту они имели такое же отношение, как новости на «Эхо Москвы» к благовесту.

Простые примеры. Сергей Муравьёв-Апостол, автор декабристской конституции, всё детство провёл в Европе. То в Германии, то во Франции, свой родной русский язык фактически стал изучать уже в отрочестве. Видимо, из чисто патриотических соображений. А потому оставался иностранцем в собственном Отечестве. Другой соратник – Александр Одоевский – просто элементарно не знал русского алфавита. Недосуг ему был выучить кириллицу в суматохе подготовки цареубийства.

Другой Муравьёв, Никита, в августе 1812 года в искреннем патриотическом порыве решил покинуть университетские стены и бежать на фронт. Но где-то на полпути был пойман бдительными крестьянами, которые сочли барчука... французским шпионом. Как говорится, куда уж дальше ехать!

Помните, как герой «Войны и мира» решил рассказать по-русски анекдот, но говорил, как иностранец, который долгие годы прожил в России. Многие участники заговора не могли даже похвастаться долгим проживанием в Отечестве.

Незнанием русских реалий страдало большинство заговорщиков. Один из них, например, предлагал создать фонд для выкупа крестьян, посаженных в тюрьму за долги, тогда как крестьяне не могли попасть в узилище по той простой причине, что могли получить крайне незначительный займ. Тот же Муравьёв предлагал выделить на каждый крестьянский двор по две десятины земли. Вот только на таком клочке даже теоретически никто не смог бы прокормиться. А потому в своих расчётах прогрессивный заговорщик ничем не отличался от «мракобеса» Аракчеева, который предлагал примерно такой же надел.

А потенциальный диктатор полковник Павел Пестель в своих экономических расчётах исходил из того, что среднее российское поместье состояло из тысячи десятин. На самом деле таких латифундий было только пятнадцать процентов. Ну, некогда им было изучать свою страну, которую они хотели поставить на дыбы! Всё время занимали бесконечные посиделки с шампанским и бесконечными спорами о том, кто какой пост займёт после переворота.

Недаром же настоящий русский герой генерал Скобелев видел истоки декабристского брожения во французско-кучерском воспитании. И такие «знатоки» жаждали принести народу счастье на своих штыках... Вот уж действительно страшно далеки они от России, её народа и истории, оставаясь годами внутренними эмигрантами.

Зачем убили генерала Милорадовича

Генерал Михаил Милорадович.

Оставим в стороне западничество заговорщиков. Комизм всего существования тайных обществ усугубляется ещё и тем, что с определённого этапа они вообще становятся инструментом в опытных и ловких руках части российской военной и государственной элиты, которая, как водится, начинает в смутный этап русской истории свою игру. И нитки от «шалунов», как называл заговорщиков Пушкин, оказываются в руках генерал-губернатора Милорадовича и его соратников, в той или иной степени посвящённых в хитроумный план героя 1812, – Дибича, Сперанского, Ермолова.

В России шила в мешке не утаишь. И с начала двадцатых годов позапрошлого века Милорадович был в курсе планов заговорщиков, многие из которых оставались в его непосредственном служебном подчинении. Доносчиков на Руси всегда хватало, а потому генерал-губернатор, отвечавший за спокойствие и безопасность в столице, решает непосредственно воздействовать на активистов тайных обществ.

А надо сказать, что Милорадович по своему влиянию фактически второй после императора деятель в столице, у него в подчинении двадцатитысячный столичный гарнизон и штат специально обученных людей, которых ныне мы назвали бы агентами спецслужбы. Понятно, что очень скоро Милорадович был в курсе всего того, что заговорщики планировали на своих съездах и сходках.

Действует, он, судя по всему, через своих подчинённых Глинку и Тургенева. Причём Глинка становится кем-то вроде адъютанта или помощника генерала по вопросам тайных обществ. Вряд ли широкий круг заговорщиков был посвящён в тонкости общения с генерал-губернатором. Но доверенные лица неизменно проводят среди своих сторонников линию, выработанную старшими кукловодами. На первых порах Милорадович, видимо, стремится затормозить деятельность заговорщиков. Тем более что он прекрасно отдает себе отчёт в том, что большинство из них на настоящее дело просто не годится и скорее играет в заговоры, развлекаясь, подобно большинству деятелей масонских лож. Так и сейчас золотая молодёжь играет в оппозицию, поднимая свою значимость в собственных глазах.

Но с течением времени в голове у Милорадовича вызревает план использования заговорщиков ради серьёзного передела власти в стране. Формируется фантастический план, который позволит ему, потомку черногорского эмигранта, двинуть по шахматной доске фигуры царей. И будущие декабристы начинают играть роль тех самых кукол, которых дёргают за нитки, дестабилизирующей силы, разрушительный эффект которой дозируется.

Старт всему даёт странная смерть в Таганроге Александра Первого. Многие эксперты уверены, что отъезд царя в дальний город – прямое следствие его опасений за собственную жизнь. Косвенный отцеубийца не хотел повторить участь Павла. Более того, будущая коллизия с тёмными обстоятельствами престолонаследия – результат манёвров Александра, который, как бы юридически подвешивая и Константина, и Николая, не даёт им соединиться ради радикального решения вопроса престолонаследия. Но повторимся: Александр умирает, и версия об его отравлении пока не доказана, но и не опровергнута.

Между тем, Милорадович начинает действовать. Вся информация о смерти царя и ситуации в августейшем семействе фактически по его инициативе закрывается с 25 ноября 1825 года. А ведь кто владеет информацией – тот правит миром. И такой информационный колпак остается непроницаемым до самого 14 декабря. Главное, утаивается от широкой столичной общественности чёткое представление об отречении Константина. А раз так, то вполне можно поверить рассказам о том, что Константина стремятся лишить трона незаконно.

Есть основания полагать, что Милорадович хотел собрать все царское семейство в Петербурге. Захватить в заложники и Николая, и его брата Михаила. Навязать трон Константину, уже дважды формально отрёкшемуся, но превратить его в слабого, зависимого от его генеральской воли правителя. Недаром же генерал требует от Николая принять присягу Константину. А на его робкое возражение, что в Сенате вроде бы хранится завещание Александра, обещает вскрыть конверты только после присяги.

Но у Милорадовича есть и запасной вариант. Существуют подозрения, что в крайнем случае трон мог бы перейти к вдовствующей императрице Марии Фёдоровне. К женщинам на престоле в стране уже привыкли, а при императрице всегда бывают сильные регенты. К тому же идею слабой императрицы поддерживала и так называемая немецкая партия, в которую входил Александр Вюртембергский, министр финансов Канкрин, председатель Государственного совета Лопухин и некоторые другие.

План, конечно, выглядит дерзким. Но для народного героя Милорадовича, уже всего достигшего, единственной достойной целью остаётся только высшая власть в империи.

В решающей фазе событий той зимы Милорадович действует всё более откровенно. Так, 12 декабря он получает от Николая распоряжение задержать выявленных заговорщиков, чьи имена составили весьма впечатляющий список. В их числе и Рылеев с Бестужевым. Но генерал не торопится их арестовывать. Не исключено, что, апеллируя к героям такого списка, он наоборот, побуждает их к действиям: смотрите, мол, – времени у вас совсем не остаётся!

Фактически вызревает план мирной военной демонстрации (по словам Милорадовича, гвардии не следовало бы вмешиваться), которая бы создала почву для торга с Николаем.

Но события выходят из-под контроля. И выстрел Каховского в Милорадовича кладёт конец заговору внутри заговора. Покровитель заговорщикам уже не нужен и даже опасен. Заодно обрезаются и все таинственные связи заговорщиков с высшим сановником империи. И напрасно на допросах несостоявшийся диктатор Трубецкой робко называет убитого генерала как бы соавтором переворота, поскольку он-де скрывал отречение Константина. Николаю не нужен компромат на саму основу системы.

Дело генерала закрыто. Он погибает как герой, грудью закрывший монархию.

А если бы они победили...

На одном из тайных заседаний декабристов.

Представим на минуту, что восстание удалось. Император ликвидирован. Россия объявлена республикой. Наступил бы для страны золотой век? Вряд ли.

Начнём с того, что от деклараций до реальных реформ у нас всегда семь вёрст и всё лесом. В декларациях и конституциях декабристов – немало прогрессивных предложений, но возникает серьёзный вопрос: страна-то была готова к таким резким переменам?

В 1818 году в своей знаменитой речи в Варшаве император Александр обещает конституцию и намекает на отмену крепостного права. Так вот, именно после таких деклараций царь явно начинает нервничать, опасаясь, как бы не повторить судьбы Павла и Петра Третьего. Кульминация – отъезд на юг и странная смерть.

Понятно, что попытки скороспелых реформ, не понятых частью элит, могли просто спровоцировать масштабную гражданскую войну, которая при поддержке западных доброхотов просто разорвала бы страну на части.

К слову, самый острый вопрос России – земельный. Именно он стал причиной и многочисленных бунтов, а позже и революций. Как его собирались решать декабристы? А очень просто: на английский манер. Метивший в диктаторы Павел Пестель не скрывал, что оставался сторонником английской фермерской модели. Вот только для этого необходимо было согнать крестьян с земли и превратить их в наёмных батраков. Эту идею разделяли его сторонники. Так, известный заговорщик Якушкин решил освободить своих крепостных, но без земли. И был умилён тем, что крестьяне попросили его оставить всё, как было. Он, наивный, решил, что это проявление народной любви к нему лично. Так хотел поступить и Лунин. В случае своей казни, крестьянам –свободу, а землю – родственникам.

Понятно, кого поддержали бы пахари, если бы в стране началась бы постдекабристская заварушка. Явно не прогрессистов. А страна ещё век оставалась полностью крестьянской.

Что касается демократии, то во главе страны встала бы военная хунта, сама себя назначившая, которая-де должна была готовить державу к народовластию. Как такие процессы протекают, хорошо продемонстрировала французская революция. Так что рано или поздно у нас случилось бы собственное 18 брюмера, только куда более кровавое. И вообще по Пестелю Россия должна была превратиться в полицейское государство, в основе безопасности которой – тайная служба «высшее благочиние». Для сравнения, в преданном всеобщей анафеме Третьем отделении работало всего тридцать сотрудников.

Показателен манифест Трубецкого, рисовавший широкие перспективы переустройства страны. Вначале он предлагает заменить всех чиновников, «доселе от гражданского правительства назначаемых», что должно было уничтожить госаппарат, а потом (не ясно, как) переходить к выборам волостных и губернских правлений. Хаос стране был бы обеспечен. К тому же Трубецкой полагает, что армию лучше распустить и создать вместо неё некую «внутреннюю народную стражу». Вот только вряд ли офицеры типа Пестеля такую меру окончательной дезорганизации государства поддержали бы. И, видимо, вскоре в правящей хунте возник бы такой конфликт, который привёл бы на виселицу не пять, а куда больше деятелей, обвинённых в самых экзотических предательствах. Революции ведь всегда пожирают собственных детей.

Эпилог

Можно долго обсуждать разного рода декабристские прожекты. Но плачевный итог всей их деятельности подвёл человек, который сам «поставил перпендикуляр общественному мнению» – Чаадаев: «Полагал выступление декабристов своего рода провокацией, отбросившей Россию почти на полвека назад, ужесточившей правление Николая Первого».

Такой приговор вынес писатель, которого к реакционерам никак не отнесёшь.

К слову, на днях в Иркутске убрали закладной камень, объявлявший, что на этом месте будет поставлен памятник декабристам, и водрузили там шутейную скульптуру Бабра – смеси бобра и тигра. Горожанам такой ход понравился.