Неизвестное поле. К годовщине Куликовской битвы

Андрей Михайлов

Постоянный читатель веб-проекта "Однако". Известен также под ником rusloh. Раскаявшийся демократ.

21 сентября в Российской Федерации отмечается как День воинской славы – это годовщина победы русского войска под командованием Дмитрия Донского над Татарской Ордой хана Мамая. Но даже эта дата говорит о том, насколько мало мы на самом деле знаем о Куликовской битве…

Где была Куликовская битва?

Это вопрос, увы, далеко не праздный. Хоть и учим мы историю в средней школе, но даже «знатоки» в знаменитом клубе как-то раз «сели» в этом вопросе. А между тем находится Куликово поле практически в самом центре современной России – всего в 60 км юго-восточнее Тулы…

А уж о том, когда произошла знаменитая битва, точно не знает практически никто – в том числе и депутаты Государственной Думы, учредившие ее памятной датой 21 сентября.

Да, конечно, в летописях дата сражения указана совершенно точно – 8 сентября 6889 года. Но в то время счет лет на Руси велся «от сотворения мира», которое, как тогда считалось, произошло за 5508 лет до рождения Христа. И датой наступления нового года было 1 сентября. Поэтому и пришлась битва на самое начало 6889 года…

И господа депутаты, недолго думая, прибавили к 8 сентября 13 дней (то есть современное расхождение между юлианским и григорианским календарем)…

Между тем такой пересчет дат крайне некорректен. Во-первых, в 1380 (6888) году никакого григорианского календаря еще просто не было, а во-вторых, если бы он и был, то расхождение дат в то время между «старым» и «новым» стилем составляло бы не 13 дней, как сейчас, а только восемь.

Но не будем придираться к депутатам – хорошо хотя бы то, что они решили помнить о Куликовской битве, могли бы и вовсе о ней забыть, политкорректности ради – «вдруг татары обидятся»…

Между тем Куликовская битва имеет полное право на то, чтобы считаться чудом с куда большим основанием, чем «чудо на Марне» 1914 года.

Аксиомой военного дела в XIII–XIV веках был тезис о том, что пешему против конного не устоять. «Царицей полей» в ту пору была тяжеловооруженная феодальная рыцарская конница – и ее поражения в столкновениях с пешим войском можно было буквально пересчитать по пальцам одной руки. Причем всякий раз пешая рать побеждала в силу какого-то особо благоприятного стечения обстоятельств. Так было, например, в Невской битве, когда новгородские пешие полки сумели скрытно подойти к лагерю шведов и по полной использовать момент внезапности. Так было в 1242 году, когда псы-рыцари плотной массой атаковали новгородское войско по сильно подтаявшему льду Чудского озера – и утонули в нем, когда копыта коней этот лед размолотили. Так было в 1346 году при Креси, когда французские рыцари на уставших после долгого марша конях бросились в атаку на англичан по раскисшему от дождя крутому склону холма – и были в упор расстреляны английскими лучниками.

Ни одного из этих спасительных для пешего войска обстоятельств 8 сентября 1380 года не было. О внезапности и речи быть не могло, чистое и ровное поле идеально подходило для действий татарской конницы, преимущество в оружии дальнего боя тоже было на стороне татар, как и преимущество в численности.

О какой-то боевой выучке русской «черносошной рати» говорить тоже не приходилось. Русскому ратнику, вчерашнему крестьянину, может быть, и приходилось хаживать с рогатиной на медведя и учиться биться в строю во время «кулачной потехи»… Но все равно сравниться в бою с профессиональным воином (будь то русский дружинник или татарский мурза) он не мог. Поэтому пешее крестьянское войско, перешедшее 7 сентября через Дон, могло представлять собой боевую силу только стоя плотной массой на одном месте. Но в этом качестве оно представляло идеальную мишень для татарских стрел…

В общем, ни единого шанса на победу у московского князя Дмитрия Ивановича (не ставшего еще Донским) не было. Но победа была-таки одержана, а из кровавой купели Куликова поля вышла уже новая, единая Россия.

Теперь-то мы, конечно, знаем, каков был тактический замысел князя Дмитрия – выставить под первый (и самый страшный) удар татарской конницы наспех набранную «по разрубу» «черносошную» крестьянскую рать, а немногочисленную дворянскую конницу приберечь в дубраве. До тех пор, пока татарские кони не устанут топтать русских ратников, а татарские сабли не затупятся о крупноячеистые (то есть способные удержать только рубящий удар меча, но никак не колющий удар стрелы) кольчуги и деревянные (!) щиты…

План, как мы знаем теперь, удался – хан Мамай не разглядел засады. Он поддался соблазну решить дело одним ударом – и не стал засыпать русскую рать стрелами, а пустил свою Орду в прямой лобовой удар. Чем это закончилось для Орды – известно.

Но вот известно ли нам, что переживал накануне битвы князь Дмитрий? Он прекрасно понимал, что составленный им план заведомо обрекает «черносошную рать» на чудовищные потери – и не мог не думать о том, может ли он требовать от людей такого самопожертвования, оставаясь сам в безопасности. О том, что князь думал именно об этом, можно судить по тому совершенно беспрецедентному поступку, который он совершит следующим утром – отдаст своего коня, плащ и шлем одному из бояр-дружиников, а сам встанет в пеший строй как простой ратник.

Князь Дмитрий принял накануне главное в своей жизни решение – разделить участь тех, кого он обрек на гибель. Шансов на то, чтобы остаться в живых, у него не было – первые ряды пешей рати должны были погибнуть наверняка – если не от сабли или копья, то от немыслимой давки и ударов копыт татарских коней.

Поступок князя был жестом последней решимости – в случае победы он мог рассчитывать лишь на то, что потомки помянут его добрым словом. А в случае поражения? Только на то, что «мертвые сраму не имут»…

И действительно, не имут. Никто в русской рати не дрогнул, не бросил оружия, увидев с гиканьем и свистом летящую во весь опор татарскую конницу. Никто не побежал и тогда, когда полег уже в неравной сече весь левый фланг русского войска и враг стал приближаться к переправам через Дон, лишая всех остальных последнего пути к спасительному отступлению… Что придавало тогда последние силы ратникам? В том числе и сознание того, что битва не проиграна – ибо где-то тут в общих рядах бьется неузнанным русский князь Дмитрий. И даже смерть его не будет означать поражения.

Но произошло чудо – битва не только была выиграна, но и князь Дмитрий остался жив! Его нашли вечером среди множества тел – без сознания, но и без серьезных ран! По тем временам иного объяснения, кроме «князя Бог спас», быть просто не могло…

В нашей стране было много полководцев, одержавших победы не менее блестящие, чем Дмитрий Донской. Но вряд ли найдется среди них кто-то, кто поступил бы столь же свято, как князь Дмитрий Иванович Московский на Куликовом поле…