Русская либеральная эволюция

Предлагаю отвлечься от вирусной инфонапасти и поговорить о насущном и непреходящем.

Часть 1. Прошлое, настоящее и будущее.

В чём отличия прошлого, настоящего и будущего в преломлении истории человечества?

Чтобы получить ответ, далеко заглядывать не обязательно, на мой взгляд, достаточно пары-тройки столетий, чтобы внести необходимую ясность. Тем более, что эта пара-тройка наиболее изучена, как раз-таки, в силу её временнóй близости.

Так вот, в общих чертах, если исключить идеологические мифологии, то диалектика заключается в обратно-пропорциональной зависимости вектора времени от наличия свободы в обществе.

Судите сами.

XIX век — время исключительно свободных дискуссий во всех науках, от гуманитарных, до естественных. Брали под сомнение всё: спорили, ругались, свободно отстаивали свою точку зрения, не боялись никаких репрессий и дискриминаций по научным предпочтениям и воззрениям.

К примеру, исключительно жёстко рубились на предмет происхождения человека, в частности, и эволюционной теории Дарвина, вообще.

Конечно, были исключения, например, по религиозным мотивам, но они, как водится, только подтверждали правило.

XX век жёстко сузил поляну всяческих принципиальных дискуссий, оставив для споров узкие обочины, а всех противников «вечных истин» записал в нерукопожатных маргиналов, вплоть до физического устранения оных. В дальнейшем стоит ожидать усугубления процесса, ибо впереди нас ждёт-недождётся совсем уж всеобщая универсальная энциклопедия знаний, обязательная для изучения и цитирования в качестве единственно-верного источника.

Такая вот свобода слова, за которую боролись и напоролись.

Или, например, хвалёная глобализация, так и не преодолевшая государственных границ ни в XX, ни, тем более, в XXI веках.

Между тем, в том же XIX веке фактически все границы были прозрачны, путешественникам не требовалось никаких виз и из страны в страну можно было спокойно попадать с личным оружием и прочими атрибутами, хоть и безобидными, но ныне совсем запрещёнными и подлежащими не только конфискации, но и суровому наказанию за их обнаружение. Я, кстати, вовсе не про «травку», а, к примеру, про «список запрещённых книг», предметы искусства, антиквариат и пр.

К границам и их прозрачности можно присовокупить всё усиливающийся контроль за передвижением и деятельностью каждого, отдельно взятого, человека, на что направлена вся мощь технического прогресса, воплощённого в близко маячащем цифровом рабстве, оно же электронный концлагерь.

Хотите ещё обратной пропорции? Да пожалуйста, нет ничего проще.

Что там у нас с тайной личной жизни? Кто-нибудь осуждал хоть словом любовные похождения «наше всё»? Что-то не припоминаю, разве что имели место личные обиды условно пострадавших, которым и в голову не приходило выносить «мусор из избы». Да, могли убить на дуэли или принудить к извинениям, что было во все времена, но уж никак не сажать в тюрьму по мимолётным эпизодам многолетней давности, не оставившим ни малейших следов и доказательств.

Пожалуй, достаточно, чтобы подчеркнуть главную мысль: описанный процесс сужения фундаментальных свобод находится в такой же обратно-пропорциональной зависимости от пресловутой либерализации жизни. Другими словами, любой либерал есть нечто прямо противоположное или, как минимум, перпендикулярное, всему тому, что он декларирует.

Однако есть нюанс: среди всех либералов, русский либерал, как впрочем и всё русское, стоит особняком и имеет свои уникальные особенности.

Часть 2. Либерализм, вообще, и русский либерал, в частности.

Как водится, пойдём от общего к частному, то есть, от либерала вообще, к либералу русскому.

Если коротко, то либерал вообще — это изначально такой же, как и все, Homo Sapiens, но который хочет от жизни, во-первых, много, во-вторых, и это главное: исключительно здесь и сейчас. По-русски следует его называть Homo Liberalus — человек либеральный. Вид данный вовсе не новый, хорошо описанный мировой литературой и теоретически проработанный до дна ещё века назад. Однако что там в теориях, особенно в закордонных, интересно конечно, но не настолько, чтобы рассуждать отвлечённо от особого вида — русского либерала, имеющего исключительно особую стать и сильно наследившего в XIX веке, о чём нам многократно и прозорливо втолковывали «наши всё»:

«Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды лик увидел,

И нежно чуждые народы возлюбил,

И мудро свой возненавидел.

Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда полки бежали вскачь

И гибло знамя нашей чести» (А.С.Пушкин).

Или вот ещё:

«Нет, их не вразумишь:

Чем либеральней, тем они пошлее;

Цивилизация для них фетиш,

Но недоступна им её идея.

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В её глазах вы будете всегда,

Не слуги просвещенья, а холопы» (Ф.И.Тютчев).

И ещё:

«Если ты не с нами, так ты подлец!» Держась такого принципа, наши либералы предписывают русскому обществу разом отречься от всего, во что оно верило и что срослось с его природой. Отвергайте авторитеты, не стремитесь к никаким идеалам, не имейте никакой религии.., не стесняйтесь никакими нравственными обязательствами, смейтесь над браком, над симпатиями, над духовной чистотой, а не то вы «подлец»! Если вы обидитесь, что вас назовут подлецом, ну, так вдобавок вы ещё «тупоумный глупец и дрянной пошляк» (Н.С.Лесков).

И вот ещё:

«Если и была причина, почему он предпочитал либеральное направление консервативному, какого держались тоже многие из его круга, то это произошло не оттого, чтоб он находил либеральное направление более разумным, но потому, что оно подходило ближе к его образу жизни. Либеральная партия говорила, что в России все дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало. Либеральная партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его, и действительно, семейная жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьичу и принуждала его лгать и притворяться, что было так противно его натуре. Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело. Вместе с этим Степану Аркадьичу, любившему весёлую шутку, было приятно иногда озадачить смирного человека тем, что если уже гордиться породой, то не следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника – обезьяны. Итак, либеральное направление сделалось привычкой Степана Аркадьича, и он любил свою газету, как сигару после обеда, за лёгкий туман, который она производила в его голове» (Л.Н.Толстой).

И ещё немного:

«Русский либерал теоретически не признает никакой власти. Он хочет повиноваться только тому закону, который ему нравится. Самая необходимая деятельность государства кажется ему притеснением. Он… завидит на улице полицейского чиновника или солдата, и в нём кипит негодование. Русский либерал выезжает на нескольких громких словах: свобода, гласность, общественное мнение…, слияние с народом и т.п., которым он не знает границ и которые поэтому остаются общими местами, лишёнными всякого существенного содержания. Оттого самые элементарные понятия — повиновение закону, потребность полиции, необходимость чиновников — кажутся ему порождением возмутительного деспотизма… Откуда же все это происходит? Отчего против вас поднимается вопль в известном разряде журналистики? Оттого, что вы имели неосторожность или дерзость произнести некоторые слова, которые возбуждают колер в либеральных детях: государство, закон, чиновник, централизация. Мало того, вы даже не произносили слова «централизация», но подозревают, что вы могли его произнести. Этого довольно: либеральные дети больше ничего не видят; зажмурив глаза и закусив удила, они стремглав кидаются вперёд и победоносно ниспровергают ветряные мельницы» (Б.Н.Чичерин).

Согласитесь: цитаты, коим из которых почти 200 лет, исключительно близки и современны, что подчёркивает поразительную глубину предвидения наших великих предков. Однако даже они, признанные, кстати, всем миром образованных людей, не смогли полностью предсказать ту мутацию, которая настигнет русского либерала в конце XX-го — начале XXI-го веков. Дело в том, что современный русский либерал — это уже реально новый вид Homo, перебродившая квинтэссенция всего того, что было когда-то написано на знамёнах мирового либерализма, превращая слова в свою противоположность: свободу в рабство, закон в беззаконие, мир в войну. А чтобы замаскировать этот очевидный вектор, он вынужден бесконечное количество раз произносить как слово свобода, так и его производные и словосочетания: свободные выборы, свобода слова, идеал свободы, свободомыслие, свобода, свобода, свобода…

На вопрос: в чём несвобода, чтобы была такая необходимость бесконечно произносить одно и то же, русский либерал может совершенно свободно и публично сказать: в России нет свободы слова. А ещё он может по секрету прошептать: нет свободных выборов, видимо намекая на то, что ходит голосовать принудительно. Понятно, что после таких откровений вопросы про свободомыслие отпадают сами собой.

Ещё русский либерал крайне полюбил слово коррупция, заранее записывая всех нелибералов в коррупционеров, называя всегда конкретные цифры, лежащие на неназванных счетах, даже если эти цифры не подкреплены никакими доказательствами. По сути, русский либерал — банальный любитель шарить по чужим карманам. На вопрос: чем отличается коррупция российская от коррупции западной, русский либерал не моргнув глазом, отвечает, что, мол, на Западе коррупции нет по определению, ибо у них её не может быть. На уточняющий вопрос: что такое есть партия лоббистов, ответа по-существу обычно нет.

Особым успехом у русского либерала пользуются темы, связанные с патриотизмом. Русский либерал выражает свою любовь к России постоянной демонстрацией российских помоек в сочетании с блестящими западными витринами супермаркетов. Некоторые, особо креативные, уже добрались до блестящих витрин украинских, даже если в кадр не смог попасть ни один случайно засветившийся покупатель. Мысль о том, что может иметь место и обратная конструкция, в голову русского либерала не приходит, видимо ввиду отсутствия в России вышеозначенного свободомыслия.

Однако всё сказанное лишь безобидные лютики и цветочки, ибо есть темы совсем уж за гранью добра и зла. Не буду выдёргивать слова из контекста, приписывая всем русским либералам мнение о своём народе, как о быдле, всё-таки, многие из них такого не произносили вслух. Но вот то, за что они все ратуют, могу перечесть по пунктам.

Русский либерал ратует за:

- уничтожение русского этноса путём: внедрения в школьную программу с начальных классов сексуального воспитания, отмены закона о запрете усыновления сирот иностранцами, введения ювенальной юстиции и принятия закона о защите прав сексуальных меньшинств;

- локализацию и уничтожение русского языка посредством обязательного изучения родного языка для национальных регионов;

- раздробление России на независимые регионы проверенными в 90-х годах способами — резкого урезания оборонных расходов с параллельным сокращением армии, а также предоставлением регионам максимума экономической и даже политической независимости;

- продажу всех активов России оптом и в розницу путём уничтожения всех стратегических отраслей экономики через приватизацию с обязательным и желательно преимущественным участием иностранных инвесторов.

Так что, если некий русский либерал и не додумался пока ещё публично заявить, что русский народ — это быдло, то цели и задачи, стоящие перед русским либералом, неопровержимо свидетельствуют о том, что именно так он и думает, кстати, свободно и убеждённо. И вновь, несмотря на утверждение об отсутствии в России свободомыслия.

Но главное отличие современного русского либерала от своих либеральных предшественников и прочих закордонных либералов заключается в том, что у него, наконец, появился прямой и, одновременно, непосредственный начальник — далёкий заокеанский либерал, коего не наблюдалось в XIX веке днём с огнём. Наличие такого начальника вызвано жизненной потребностью, освобождающей русского либерала, находящегося в тисках особой русской ментальности, от ненужных размышлений. Так что, суть взаимоотношений в итоге вылилась в исчерпывающую формулу: ты начальник, я дурак. Кстати, поначалу я думал, что в формуле больше армейского элемента, типа, сначала выполни задание, потом думай, но анализ поведения русского либерала ни разу не показал признаков наличия раздумий ни при выполнении заданий начальника, ни по их зевершении.

Так, если прошлый русский либерал клеймил только Россию, её реакционное прошлое и настоящее, то современный русский либерал вырос из этих детских штанишек и клеймит:

- всю прошлую Россию и все её достижения и победы;

- всю настоящую Россию и особенно её победы;

- всю будущую Россию, если она не встанет на либеральные рельсы по западным лекалам здесь и сейчас.

Кроме того, русский либерал уверенно вышел на международную арену и с удовольствием клеймит:

- все страны, существующие в мире, на которые указывает перст начальника.

Последний пункт наиболее интересен и легко иллюстрируется. Например, русский либерал никогда не клеймит Саудовскую Аравию, но с удовольствием клеймит Северную Корею. Один из главных критериев: наличие заокеанской военной базы — эти страны, которых в мире много десятков, безусловно вне критики русского либерала. Также под критерий подпадают страны, пользующиеся заокеанским покровительством как в политическом плане, так и в плане массовых поставок оружия и хотя бы минимального военного присутствия США. Таких стран уже много более сотни. Все остальные находятся под высокотехнологичным прицелом русского либерала.

К примеру, нигде нельзя найти критику режимов Ближнего Востока, являющихся союзником Вашингтона, независимо от происходящего в стране. Это исключено. Ни Иордании, ни ОАЭ, ни Омана, ни даже Ирака с момента наматывания того на гусеницы американских танков. В этом смысле, раскрывать суть жёсткой критики Сирии излишне, также, как и соседнего Ирана, режим которого, несмотря на суровые исламские нормы, много мягче режима той же Саудовской Аравии.

P.S.: либерал в сочетании с прилагательным «русский» не имеет отношения ни к национальной принадлежности, ни к мировоззрению, а лишь к месту своего проживания, да и то относительно. «Русский либерал» есть нерусский либерал, ибо:

- не имеет родины, так как считает себя космополитом;

- ненавидит русский народ, так как считает его быдлом;

- ненавидит прошлое, настоящее и будущее России, так как понимает, что здесь ему банально не светит;

- органически не принимает возражений, так как в глубине души понимает всю свою душевную нищету.

Встречайте, стряхнувший с себя пыль и плесень, нерусский либерал более чем вековой давности:

«никогда наш либерал не в состоянии позволить иметь кому-нибудь свое особое убеждение и не ответить тотчас же своему оппоненту ругательством или даже чем-нибудь хуже… Либерализм не есть грех; это необходимая составная часть всего целого, которое без него распадется или замертвеет; либерализм имеет такое же право существовать, как и самый благонравный консерватизм; но я на русский либерализм нападаю, и опять-таки повторяю, что за то, собственно, и нападаю на него, что русский либерал не есть русский либерал, а есть не русский либерал… русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм… Эту ненависть к России, ещё не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к отечеству» стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили, как вредное и ничтожное… Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество своё ненавидел. Чем же это всё объяснить у нас? Тем самым, что и прежде, — тем, что русский либерал есть покамест ещё не русский либерал; больше ничем, по-моему» (Ф.М. Достоевский, «Идиот»).

Специально для Русская idea

Александр Дубровский