Что задумало «глубинное государство», и кто и как к этому примазывается?

Беда только, что общественное внимание к этим очевидным вещам всякий раз из популистских соображений пытаются привлечь настолько одиозные персонажи, что все, о чем бы они ни заговорили, немедленно встречает жесткое отторжение. Не потому, что это плохо, а из-за крайне негативной реакции на самих этих деятелей, которые для широкой общественности как красная тряпка для быка. Вот только нарисуются и рот откроют — и уже никто не слушает и тем более не вникает; эмоции через край хлещут, причем, преимущественно в нецензурной форме. Ельцин со своей семейкой, Гайдар, Чубайс, Бурбулис, Медведев, всякие там Кохи-Бойки и Поповы-Собчаки — список обширен. Иных уж нет, а те далече… Но даже в этом перечне, в рамках существующей в нем «табели о рангах» антирейтинга, есть эксклюзив, до которого далеко всем, в том числе некоторым вместе взятым. Разумеется, речь о Горбачеве, без деятельного участия которого и весь перечисленный список особого вреда бы не нанес, ибо никто из него никогда не получил бы и сотой доли того аппаратного веса и влияния на принятие решений, какое они приобрели вследствие «перестройки».

И вот на днях этот, казалось бы, политический призрак выступил с претенциозным «Обращением к мировым лидерам», принявшись сетовать, что мир-де сползает к войне. Пойдем по порядку. Сначала о контексте этого обращения, потом — об его содержании, и «на сладкое» — о некоторых неявных тенденциях и процессах в глобальных элитах, которые оно обнаруживает (или может обнаруживать).

К каким именно лидерам обращается экс-генсек разгромленного им же самим ЦК КПСС? Тех, кто волей судеб оказался его подельником и одновременно бенефициаром фиаско, понесенного правящей партией и всей нашей страной, уже нет не только при власти, но и в живых — ни Рейгана и Буша-старшего, ни Коля, Тэтчер или Миттерана, ни даже скончавшегося буквально на днях генсека ООН Переса де Куэльяра. Уже сменились несколько поколений лидеров, заслуженно считающих Горбачева предателем страны и национальных интересов (в России и на постсоветском пространстве) или попросту лузером (на Западе). Именно лузером и лишенной харизмы серостью, в которой тот же Запад, завороженный разрушением СССР, увидел было деятельного и эффективного «злого гения», но очень скоро убедился в обыкновенной бездарности политического импотента, который так же на корню последовательно провалил все многочисленные проекты, которые под него завели и профинансировали глобалисты. Какие именно? Чтобы не быть голословным, загибаем пальцы. Международный «Зеленый крест» и так называемая «Хартия Земли», соучредителем которой Горбачев выступил в первой половине 90-х годов вместе с Морисом Стронгом — канадским генсеком Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Не рискнув вынести этот проект на голосование на самом форуме, данный документ, объявленный ни много ни мало «глобальной конституцией», попытались открыть к подписанию на базе ЮНЕСКО в Париже, но провал ожидал его и там. Это — раз. Два — это экуменический форум «Состояние мира», созванный в 1995 году на базе штаб-квартиры Международного Горбачев-фонда — не московского его филиала, а настоящего, головного, — в Сан-Франциско. Именно там Бжезинский провозгласил условием глобализации регионализацию с разрушением государств и смешением религий. Весь пар ушел в свисток, несмотря на обильные вливания, на которых настояли старший Буш и Тэтчер. Именно они привлекли для этого сразу несколько крупных транснациональных корпораций и банков, а затем, в 2000 году, вывели Горбачева на первый Всемирный саммит ООН по «Целям развития», более известный как Саммит тысячелетия. Однако созданная в рамках проекта Комиссия по глобализации — это уже провал номер три, пришедшая на смену Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству (комиссии Ингвара Карлссона), и призванная завершить создание сети «глобального лидерства», запущенное в Сан-Франциско, оказалась ни на что не способной. И после трех саммитов в Лондоне, Брюсселе и Мехико тихо испустила дух, не исторгнув из своего чрева никакого результата, тем более концептуального документа с «дорожной картой» глобальных перемен, подобного, например карлссоновскому докладу «Наше глобальное соседство» (1995 г.). После этого — и это четыре — ожидаемо провалился еще один форум — Мировой политики, созванный в 2003 году в Турине в целях консолидации сторонников глобализма. Его в итоге прикрыли, а Горбачева окончательно отодвинули от корыта, щелкнув затем по носу воссозданием этого Форума мировой политики в 2008 году во французском Эвиане. С последующей передачей его под патронат Дмитрия Медведева, который, будучи президентом России, трижды проводил его в Ярославле, рассчитывая при поддержке влиятельных симпатизантов, вроде участвовавшего в заседании 2011 года Бжезинского, превратить в инструмент пролонгации президентства на второй срок. Но, как помним, не сложилось.

И вот теперь вдруг горбачевское «Обращение к мировым лидерам». Что это и к чему? Преодолевая естественную брезгливость, следим за логикой. Тезис первый: в воздухе пахнет войной, и все поют дифирамбы ядерному оружию, ибо ради власти некие «ястребы» готовы на все. Что бы это были за «ястребы»? Тезис второй: остановиться и одуматься. Если война — следствие политики, то долой такую политику, распускает нюни Горбачев, вступая в спор с Клаузевицем, что очень напоминает попытку во избежание жары запретить восход солнца. Третий тезис — пандемия коронавируса. Надо полагать, как инструмент миролюбия. Тезис четвертый, он же последний, — если бы лидеры США и Великобритании согласились приехать в Москву на 75-летие Великой Победы, то ситуацию можно было бы обсудить в рамках постоянного членства в Совете Безопасности ООН, подыгрывает Горбачев Владимиру Путину. При этом он делает вид, будто другого места для встречи нет. И будто бы такая встреча, даже если она остоится, что-то решит, а не превратится в фактическое оформление противостоящих друг другу западного и восточного блоков. Ведь если, как свидетельствует и глава МИД России Сергей Лавров, вспоминающий о совместном заявлении Горбачева и Рейгана о недопустимости ядерной войны, Запад сегодня к повторению того заявления не готов, то и встреча ни о чем.

Итак, первое. Война как продолжение политики — это не субъективное «человеконенавистническое» пожелание упомянутого Клаузевица, а объективная реальность. Как вещество, поле, плазма и т.д. — формы существования материи, а лед, жидкость и пар — воды, так и война — форма политики, и степень ее угрозы не измеряется в моральных единицах, коих в природе не существует, а определяется балансом возможностей и известностью намерений потенциальных противников. Хочешь мира — готовься к войне. И если подпись Рейгана под упомянутым заявлением объяснялась результатами проведенных по его поручению исследований, из которых выходило, что любая «ограниченная» ядерная война унесет жизни никак не меньше, чем 30 млн американцев, то подпись Горбачева — готовностью под разговоры о мире сдать систему и страну. Сегодня нам это должно быть понятно со всей ясностью. Поэтому нежелание современного Запада декларировать отказ от ядерной стратегии объясняется очень просто: там в первую очередь уверены в превосходстве своих возможностей, а что касается наших намерений, рассчитывают на реализацию формулы Бжезинского: «500 млрд долларов вашей элиты лежит в американских банках, и вы еще разберитесь, это ваша элита или уже наша». И недавний отказ депутатов Думы поддержать конституционный запрет чиновникам на владение зарубежной недвижимостью — вот здесь следует искать корни этих западных надежд. А не в моральных принципах, показательным эквивалентом которых служит фундаментальное противоречие между двумя базовыми принципами международного права — территориальной целостностью и самоопределением, позволяющее использовать его как дышло. Исключено, что Горбачев этого не понимает, а раз понимает и констатирует, что «гора не идет к Магомеду», то, следовательно, таким завуалированным способом предлагает «Магомеду пойти к горе» и повторить «перестройку» с разрушением страны. Это тот самый случай, когда пословица «горбатого могила исправит» имеет не только иносказательное, но и прямое прочтение.

Иначе говоря, делая вид, что критикует Вашингтон и Лондон за приверженность ядерной стратегии и отказ ехать в Москву, Горбачев на самом деле предлагает «быть умнее» отнюдь не Трампу и Джонсону, а Путину. И разоружиться, не доводя дело до войны ради абстрактного «мира на все времена», которого, даже если предположить его согласие, после этого не будет. А будет кровавый хаос на всей постсоветской территории с войной всех против всех, зонами локальной внешней оккупации, совпадающими с дислокацией ядерных объектов и природных ресурсов, и подливанием бензина в огонь этой войны ее западными кураторами на остальных территориях. Что это, как не ультиматум российской власти и России в целом: или мы уступаем, или война. Другое дело, как мы убедились из горбачевских художеств на глобалистском поприще, что все это он несет в формате отсебятины, а не как месседж определенных кругов, которым сам он хочет снова «понравиться», но которые усвоили ему цену и к тому же им сейчас не до него. Своих проблем хватает. Это не означает, что Запад не готовит войну — готовит. И об этом внятно говорят российский Генштаб с одной стороны, а с другой — беспрецедентная за постсоветское время кампания начинающихся маневров НАТО со стратегической переброской войск из США в Европу и участием модернизированных частей и соединений двойного базирования. Горбачев это прекрасно видит, потому и поднимает «военную» тему, чтобы своим ультиматумом действиям Запада подыграть, убедив его, что еще может быть тому полезен.

На что расчет? На историческую память нашего народа о трагедии 22 июня 1941 года; именно оттуда родом все спекуляции на тему «мира в обмен на перестроечную капитуляцию», ответ на которые Вашингтон дал еще в 1981 году устами первого госсекретаря в рейгановской администрации генерала Хейга: «Есть вещи, поважнее, чем мир». Надо четко понимать, что это кредо англосаксов, для которых важнее мира — собственное глобальное господство, ради которого они готовы поставить на кон само свое физическое существование. Изменить это свойство, имманентно присущее западным элитам, мы не можем, значит, должны поменять к нему отношение, не только осознавая, что мир — улица не с односторонним разоружением, а с двусторонним движением, но и руководствуясь этим осознанием в практической политике. Ни шага, ни полшага уступок; тридцать лет назад мы уступили на три столетия вперед, теперь — очередь Запада «подавать пример» в одностороннем порядке. Что? Не хотят они такого мира? Значит, мира вообще не будет, только и всего. Ах, судьба человечества? А на кой нам человечество без России? Если без России, то будем считать проект такого человечества неудачным, и у него нет будущего. Имеем право на субъективное восприятие. Плюс ультиматумом по ультиматуму. Да и другого разговора Запад не понимает, поэтому горбачевскую логику кота Леопольда следует отвергнуть, причем категорически. Осознавая при этом, что это сам он никому не нужен, как тот «неуловимый Джо» из анекдота. А вот последователей у его взглядов в российской «пятой колонне» найдется не меньше, чем на Западе, и они с готовностью их подхватят. Уже этим занимаются, судя по списку СМИ, которые поместили горбачевское обращение и развернули вокруг него «разъяснительную работу».

И здесь мы подходим к главному: у Запада одновременно и много проблем, и амбиции глобального господства никуда не делись. Горбачев здесь — «лакмусовая бумажка». Это означает, что свои проблемы они изготовились решать, по Бжезинскому, «против России, за счет России и на ее обломках». И чтобы поразмышлять на тему, как именно они собираются это сделать, соединим разложенную нами по полочкам идею ядерного разоружения с другими горбачевскими тезисами — про «ястребов», про «политику, продолжением которой является война», и про коронавирус. То, что Горбачев все это завязал в один узел, говорит о том, что эти темы не сами по себе, а действительно в такой узел завязаны, и наш «неисправимый», продвигая эту смысловую комбинацию, элементарно проговаривается по Фрейду.

Так что происходит в мире? Похоже, что следующее. То, что западные элиты расколоты противостоянием финансового и промышленного капитала — глобалистов с условными традиционалистами — это правда, но не вся. Вторая часть правды заключается в том, что фигурантов этого раскола, выражаясь метафорически, между Байденом и Трампом, используют, управляя ими, втемную. Классическая модель «двух рук, управляемых одной головой», которую впервые описал еще Карл Маркс в середине XIX века, применив ее к двухпартийным системам Запада. На этапе ускоренной глобализации — от «перестройки» и распада СССР и до прихода во власть в Китае Си Цзиньпина и возвращения к ней в России Владимира Путина — в жизнь проводилась неоднократно упоминавшаяся автором этих строк модель Бжезинского из «Великой шахматной доски»:

• в перспективе пяти лет (от исходного 1997 г.) — предотвращение любого вызова господству Америки из Евразии, исходящего от отдельного государства и/или коалиции;
• в перспективе двадцати лет — создание под контролем США «трансъевразийской системы безопасности»;
• за рамками двадцатилетней перспективы — растворение американского господства в действующем в его интересах «мировом центре совместной политической ответственности». То есть в «многополярном мире», пиаром которого сегодня занимаются все субъекты глобальной политики, в том числе противоборствующие.

После 2012 года выяснилось, что внутри этой предполагаемой глобализационной интеграции «что-то пошло не так». И российско-китайская коалиция, бросающая США вызов, все-таки сформировалась. И «трансъевразийской системы» как не было, так и нет, а есть, выражаясь языком геополитики, американские попытки уравновесить альянс России и КНР наспех сколачиваемыми периферийными паллиативными конструктами, вроде «Индо-Тихоокеанского» партнерства. И главное, Китаем, опирающимся на меняющийся баланс мировой экономики и российскую военно-политическую поддержку, предпринимаются настойчивые попытки перехватить бразды правления в «мировом центре», который в его первоначальном варианте «совместную» ответственность декларирует, но не предусматривает. Понятно, что перехват не выйдет, ибо система заточена под американское и в целом западное доминирование, и пересмотр этого вектора возможен только в случае поражения Запада в мировой войне — горячей или гибридной. Но не исключено другое: раскол с возникновением параллельной мировой системы (или мир-системы), как уже один раз произошло в 1917 году. Система соответствующих институтов — ШОС, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), Новый банк развития (НБР) БРИКС — именно про это. В планы концептуальных элит такой раскол не входит: как и тогда, это крах системы с перспективой столетней борьбы за ее восстановление с неясным исходом. То есть можно и проиграть, причем запросто.

И тогда, надо полагать, было принято решение «включить вторую руку», на некоторое время положив под сукно глобализационный проект, а для этого — сформировать на Западе временный альтернативный тренд, действующий однако, в тех же конечных интересах, а не против них, как играет российско-китайская альтернатива. И как предстает Трамп в интерпретации восторженных поклонников и циничных заказчиков. Так и появились проекты «Трамп» и «Brexit». Создать у мировой общественности впечатление, что Запад меняется, что там происходят тектонические сдвиги в сторону традиционализации и отказа от глобализма, продемонстрировать эти сдвиги, сдав позиции вышедших в тираж глобалистов вместе с ними самими. Кто не помнит, первым «звоночком» стали праймериз 2016 года не только в Демократической партии, где Берни Сандерс долго возил «носом по батарее» Хиллари Клинтон так же, как он это сегодня проделывает с Джо Байденом. Но и в Республиканской партии, где сенсационно и очень быстро «соскочил» с предвыборной гонки Джеб Буш, а вперед вышел Трамп. Вот эта демонстрация «иного» тренда, охватившая обе партии, символическим проявлением которой стал крах бушевско-клинтоновского междусобойчика, правившего Америкой почти два десятилетия и отнюдь не собиравшегося сходить со сцены, и является наилучшей иллюстрацией того, что это концептуальная разработка; случайно таких совпадений в политике не происходит.

И что сделал Трамп, придя к власти? В полном соответствии с нашим предположением сделал основной упор в политике против России, а в экономике — против Китая. В военной же сфере проявлением этой тенденции может служить стремление США расширить российско-американский ядерный диалог за счет КНР, и клюнуть на это означает подыграть этому курсу западных концептуальных элит (они же «глубинное государство»). Именно поэтому Горбачев и не конкретизирует «ястребов», что их разделение с «голубями», которых он вообще не упоминает, — такое же условное, как в Сирии или Афганистане умеренных оппозиционеров с радикальными. То же самое дышло: в «ястребы» сегодня запишут оппонентов Трампа, а завтра, когда потребуется вернуться к глобализационному проекту, — уже его самого.

Почему к лавированию «глобализаторов-концептуалов» на пути к своей конечной цели добавился коронавирус? Ну опять, не бывает в политике случайных совпадений, и очень похоже, что правы те специалисты-вирусологи, что предрекают появление в скором будущем новых штаммов, в которых смертоносность ВИЧ будет сочетаться с воздушно-капельным способом распространения. На искусственное происхождение нынешней заразы не так, чтобы прямо, но достаточно прозрачно намекнули на днях в Китае, устроив Вашингтону весьма тонкий и качественный троллинг. И истеричность реакции на него с вызовом «на ковер» в Госдеп китайского посла, лишь доказывает небезосновательность подобной версии. Гадать о том, является ли фактор вируса оружием глобалистов против традиционалистов или наоборот — контрпродуктивное дело, ибо в рамках нашей версии этот фактор — внешний по отношению к их противостоянию. Скорее всего перед нами пресловутый «черный лебедь», который является элементом внешнего управления этим противостоянием, ведь если политики управляют решениями и действиями, то концептуалы — созданием мизансцен, помещая их в тот или иной ограничивающий и направляющий контекст. В этой логике любой новый штамм — нынешний или будущие (как и вообще любое «из ряда вон» событие) — это очередная мизансцена, приложенная к решению текущих задач.

Не владея, по-видимому, конкретикой и не являясь частью этой нечистоплотной игры, Горбачев, тем не менее, в принципе знает ее изнутри и обладает опытом, достаточным для более или менее надежной ориентации в протекающих процессах. Вот он и сделал очередную, скорее всего последнюю в своей жизни ставку, прочувствовав коррекцию концептуального вектора. Если бы против Владимира Путина и Си Цзиньпина играла, скажем, Хиллари Клинтон, шансов у этой ставки бы не было. Но играет Трамп, что особенно важно с учетом внутренней расстановки сил в России и Китае, где в элитах сохраняются позиции сторонников глобализации «по Бжезинскому». Поэтому Горбачев рискнул. И «миротворческая» тематика, на которой он сделал акцент, помимо всего прочего, может послужить источником и внутренних противоречий в России, что мы наблюдаем по поведению оппозиции в процессе формирования конституционных поправок, и провоцирования проблем в российско-китайских отношениях тоже. Особенно учитывая неприязнь к Горбачеву китайских товарищей, которая лучше всего характеризуется афоризмом Си Цзиньпина сразу же вслед за избранием в 2012 году генсеком ЦК КПК: «Я не стану китайским Горбачевым!».

Краткое резюме. Главный «перестройщик» своей персоной ничего, кроме сильнейшей аллергии и чувства почти физиологического отвращения, не вызывает. Однако просто так он не высказывается, и вне зависимости от степени вовлеченности в текущие процессы, жанр «Обращения к мировым лидерам» требует внимания. Горбачеву априори известно больше, чем многим тем, кто сегодня находится во власти или около нее. Главный вывод из его появления на публике: радоваться тому, что в лице Трампа традиционалисты-де опрокидывают глобалистов, что Brexit раскалывает Запад, а в перспективе и Британию, и потому проект глобализации скоро можно будет сдавать в архив, как минимум преждевременно. И тем более безосновательно надеяться, что концептуальные бенефициары протекающих процессов либо раскололись, либо утратили над ними контроль. Все гораздо сложнее, и единственное, что можно констатировать с высокой вероятностью — неизменный рост неопределенности. Хотелось бы, чтобы понимание этих вещей более присутствовало в экспертном сообществе, чем это имеет место сегодня.