В 14.00 по времени Восточного побережья (21.00 по Москве) президент Дональд Трамп вынес вердикт в отношении иранской ядерной сделки, отозвав подпись Соединенных Штатов Америки под Совместным всеобъемлющим планом действий (СВПД).

Нельзя сказать, что это стало сенсацией: напротив, все предыдущие шаги, начиная с трижды не сертифицированного Трампом доклада о выполнении Ираном условий сделки и заканчивая назначением на пост советника по национальной безопасности главного вашингтонского ястреба и сторонника силового решения иранской проблемы Джона Болтона, делали подобный шаг президента логичным продолжением курса, который он обозначил еще в 2011 г. в книге «Время быть жестким». В то время Дональд Трамп был известен Америке главным образом как шоумен и экстравагантный миллиардер-застройщик. Мало кто мог предположить, что спустя семь лет этот человек, которого не воспринимали всерьез ни в Белом доме, ни на Капитолийском холме, станет главной надеждой американских неоконсерваторов, находившихся в глубоком кризисе после завершения эпохи Джорджа Буша-младшего.

На излете второго срока Буша-младшего война с Ираном казалась почти неизбежной. В американском обществе даже наблюдалось некое подобие консенсуса: разобраться с Тегераном с позиции силы стремились не только неоконсерваторы, группировавшиеся вокруг президента, но и считавшаяся тогда главным претендентом на Белый дом от демократов Хиллари Клинтон, и, разумеется, кандидат от республиканской партии Джон Маккейн.

Агрессивные настроения в американском обществе подогревались и поведением иранского руководства: тогдашний президент страны Махмуд Ахмадинежад, выступая на конференции «Мир без сионизма» (Тегеран, 2005 г.), заявил буквально следующее:

«Как сказал имам Хомейни, сионистский режим должен быть стерт с карты мира, и с помощью божественной силы в скором времени мир будет жить без США и Израиля».

В Тель-Авиве, разумеется, к подобным эскападам иранского президента отнеслись крайне болезненно: помимо того, что за словами Ахмадинежада последовало очередное обострение арабо-израильского конфликта (спустя несколько часов после выступления президента ИРИ палестинец-смертник взорвал бомбу в приморском городе Хадера, убив пять человек, а ЦАХАЛ нанес ракетные удары по Газе), за словами о «божественной силе» услышали намек на разрабатываемую Тегераном программу создания ядерного оружия. Израильское лобби в США предприняло серьезные усилия для переформатирования американского общественного мнения, которое после нескольких лет войны в Ираке относилось к идее нового вооруженного вмешательства на Ближнем Востоке более чем прохладно. С этой целью израильские ястребы вели переговоры с Хиллари Клинтон, пытаясь убедить ее оказать публичную поддержку Бушу в его возможных действиях против Ирана.

В 2008 г. стало ясно, что войны с Ираном не будет – во всяком случае, в ближайшее время. Клинтон так и не стала кандидатом от республиканцев, проиграв праймериз Бараку Обаме, которого можно было назвать «другом Израиля» лишь с большой натяжкой. На протяжении первого срока Обамы велась негласная, но интенсивная подготовка к тому, что впоследствии было названо «иранской разрядкой»

Под влиянием «рокфеллеровских глобалистов» администрация 44-го президента США искала пути заключения компромисса с Тегераном, что исключало прямые военные акции против ИРИ. При этом усиливалось дипломатическое давление на нового президента страны Роухани с целью заставить его как можно скорее сесть за стол переговоров по ядерной программе, и одновременно предпринимались значительные усилия, направленные на разрушение так называемой «шиитской оси» на Ближнем Востоке (Ирак, Сирия, шиитские районы Афганистана и зона «Хизбаллы» в Ливане): стратеги Обамы предполагали, что это оставит Иран в окружении недружественных суннитских государств, что ослабит его позиции и ускорит начало переговоров о сворачивании ядерной программы на американских условиях.

Приблизительно в это время Дональд Трамп, – вошедший в конфликт с Обамой из-за своей поддержки движения birther’ов (сторонников теории о том, что первый чернокожий президент не имеет права быть президентом страны, потому что якобы родился за пределами США), – и написал книгу «Время быть жестким», в которой подверг суровой критике идеи иранской разрядки. Я уже цитировал высказывания Трампа из этой книги в серии статей, посвященной замене Герберта Макмастера на Джона Болтона: в этом вопросе он был наиболее близок к неоконсерваторам, с которыми, в целом, у него сложились не самые теплые отношения.

В основе отношения Дональда Трампа к Ирану лежали один субъективный и два фундаментальных фактора. Субъективный фактор — это личное неприязненное отношение Трампа к Обаме, которого он ненавидит за публичное унижение на ежегодном торжественном ужине Ассоциации корреспондентов Белого дома 1 мая 2011 г. О том, как глубоко был оскорблен тогда Трамп, свидетельствует тот факт, что, став президентом, он уже второй раз подряд демонстративно игнорирует это мероприятие, которое прежде посещали все американские лидеры.

Однако фундаментальные факторы, безусловно, играют более важную роль. Первый из них – это выполнение обещаний, данное Трампом израильскому руководству и израильскому лобби в США за поддержку на выборах (о масштабах этой поддержки можно только догадываться, но она, безусловно, помогла Трампу выиграть у Хиллари Клинтон). Второй фактор – это принципиальные расхождения администрации Трампа с командой его предшественника по вопросу взаимодействия с Китаем.

Для Обамы и его администрации (начиная со второй половины первого президентского срока и до конца второго) задача политического и экономического ослабления Китая была одной из первостепенных. На это была направлена стратегия «тихоокеанского сдерживания» КНР, разработанная по инициативе Х. Клинтон в бытность ее госсекретарем США. Этой же цели служило выстраивание системы противовесов Китаю, в рамках которой Вашингтон рассматривал Тегеран не как непокорного регионального игрока, а как важнейшее звено в обеспечении Китая углеводородами. За согласие Тегерана поучаствовать в игре на ослабление Пекина США были готовы простить ему многое – и даже разрешить нарастить экономические мускулы при условии, что «шиитская ось» — политическая проекция мощи Ирана – будет разрушена. В Тель-Авиве опасались также и того, что в перспективе администрация Обамы готова была даже смириться с созданием иранского ядерного оружия, поскольку рассматривала «режим аятолл» как достаточно ответственный и вменяемый, чтобы не злоупотреблять этим ресурсом. Хотя это, вероятно, и преувеличение, вызванное известным симптомом «у страха глаза велики», нельзя отрицать, что администрация второго срока Обамы являлась наименее дружественно настроенной к Израилю, как минимум, с 1960-х годов. В ее состав входили такие «враги Израиля», как Чак Хейгел, резко критиковавший влияние Тель-Авива на внешнюю политику Вашингтона, и Саманта Пауэр, известная идеей о необходимости гуманитарной интервенции для защиты палестинцев от агрессии ЦАХАЛ (правда, стоит отметить, что на слушаниях в Сенате при утверждении ее на должность постпреда США при ООН Пауэр значительно смягчила свою позицию, практически отказавшись от идеи гуманитарной интервенции: иначе, учитывая произраильские настроения на Капитолийском холме, ее назначение оказалось бы под угрозой).

В отличие от Обамы и его администрации (особенно второго срока), Дональд Трамп, во-первых, безусловный, горячий и искренний друг Израиля. Кроме того, он не видит смысла в ослаблении Китая и продолжении стратегии «тихоокеанского сдерживания». Наоборот, Китай для него очень важный, практически незаменимый партнер как в сфере торговли, так и в сфере политического урегулирования (денуклеаризация Корейского полуострова). Другое дело, что Трамп хочет видеть в Пекине послушного партнера, – но добивается своих целей совсем иными средствами, чем его предшественник, используя, в основном, инструменты торговой политики. Несмотря на то, что внешне это очень простая стратегия – особенно на фоне хитроумных геополитических схем Обамы/Клинтон, – пока что она способствует фактическому возрождению Чимерики: только с января по апрель этого года товарооборот США и Китая вырос на 13,2% и составил $191,5 млрд. При этом увеличился как китайский экспорт в США – до 135,9​ млрд. так и импорт американских товаров в КНР – до $55,6 млрд. Правда, увеличилось и положительно сальдо Китая, что вызывает постоянное раздражение Трампа и является причиной серьезных разногласий между Вашингтоном и Пекином. Однако, во-первых, само по себе усиление экономических взаимоотношений между США и КНР являются фактором, объективно выгодным для обеих стран, а, во-вторых, личные отношения между Трампом и Си Цзиньпином улучшаются на глазах.

Во вторник утром (8.30 по времени Восточного побережья, 15.30 по Москве) Трамп провел беседу с Си, анонсировав ее в Твиттере следующим образом:

«Я буду вести беседу с моим другом, председателем Китая, сегодня утром. Основными темами станут торговля, в которой ожидаются хорошие события, а также Северная Корея, с которой строятся отношения и доверие».

Восстановив отношения с Пекином, серьезно испорченные при Обаме, Трамп вряд ли нуждается в Иране как «противовесе» Китаю. Таким образом, у американского президента практически не остается веских причин оставаться в числе подписантов СВПД. Напротив – обостряя ситуацию, он получает мощные козыри в игре со своими неуступчивыми партнерами в Евросоюзе (где его главной целью является опять-таки исправление диспропорций в торговле между США и ЕС) и Россией (союзником Ирана).

Однако у «игры на повышение», затеянной Дональдом Трампом, есть и своя темная сторона. Выйдя из СВПД, он фактически делает «бэк-ап» системы, возвращая ситуацию к условиям 2006–2007 гг. Однако за прошедшие с тех пор 11–12 лет расклад сил на Ближнем Востоке и вокруг него изменился кардинально. И если война против Ирана все-таки разразится, это будет уже не тот конфликт, к которому призывали бушевские неоконы.

(Окончание следует)

Кирилл Бенедиктов
Источник