Коммуникативные площадки на уровне страны или семьи как механизм управления сознанием

Коммуникативные площадки на уровне страны или семьи как механизм управления сознанием

Все строят свой собственный мир: и власть, и оппозиция. Коммуникативные площадки лишь ускоряют процессы такого строительства. Цели, на которые направлено информационные интервенции, могут принадлежать к принципиально разным сферам: политической, социальной, военной, экономической, культурной, международной, а также информационной. В идеале информационная операция — это настрой именно на информационный ресурс, например, препятствование его работе у противника.

Но информационной операцией считается и изменение поведения, например, солдата противника, которого мотивируют на дезертирство. То есть имеем, с одной стороны, три сферы, в которых может оказываться воздействие (физическое, информационное или виртуальное пространства). Они в итоге влияют на когнитивное пространство. После чего это влияние разворачивается на тех же трех пространствах.

Информационное пространство постоянно корректируется, чтобы удержать собственную повестку дня и собственный взгляд на ситуацию. Но это хочет делать не только власть, но и оппозиция. Поэтому элемент «стереоскопичности» освещения все равно остается.

Коммуникативные площадки позволяют корректировать общественное мнение и вообще его формировать. Существуют три коммуникативных контуры, которые взаимодействуют друг с другом: публичный, неформальный и индивидуальный. Например, кухонное общение советской эпохи противоречило официальной пропаганде, которая шла с телеэкранов. Индивидуальное сознание считало кухонная общения большей правдой, чем официальные сообщения.

Другой пример: итальянская опера, которая в публичном пространстве продвигала идею независимости страны. И победа была достигнуты, когда синхронизировались взгляды на мир во всех трех контурах.

То есть даже при наличии мощных публичных потоков существует возможность для контрциркуляции. Информация, как и контркультура, может жить собственной жизнью. Отличной от той, которую ей пытаются навязать публичные механизмы формирования общественного мнения.

Соответственно со стороны власти имеется попытка войти в неформальные информационные потоки, чтобы продвинуть свою точку зрения, свою информационную повестку дня. И сегодня это становится едва ли не первейшей задачей, поскольку неформальное общение приобрело собственные механизмы усиления в виде интернета и соцсетей.

Габрелянов, председатель совета директоров «Известий», рассказывает, что после реплики певца Юрия Шевчука в беседе с Путиным из администрации президента пришло указание с видеоматериалами, чтобы рассказать, будто бы Юрий Шевчук — мародер. Габрелянов рассказывает это как пример того, как он отказался от «задачи» (конечно, не говоря о десятках других случаев, где отказаться не удалось).

Россия использует соцсети, чтобы облегчить спецслужбам выполнения их функций. «Новая газета» напечатала переписку сети «ВКонтакте» с властью, из которой можно четко понять, что речь идет о следующих задачах:

• блокировка радикально настроенных пользователей,
• передача их IP-адресов в ФСБ,
• создание конфликтных ситуаций между различными ветвями оппозиции.

Основной информационный поток настраивается на негативизацию оппонента, а в случае Березовского это была даже демонизация оппонента. Можно выделить следующие подцели:

• прямой или косвенный негативный фактаж,
• создание иллюзии существования негативного общественного мнения,
• активация сторонников такой негативной мысли.

Россия активно начала развивать гражданское общество, но со стороны государства (см. здесь, здесь и здесь). Создаются соответствующие фонды, которые возглавляют бывшие сотрудники администрации президента, например, Фонд развития гражданского общества (сайт — civilfund.ru). Все это является попыткой управлять общественным мнением. Этот Фонд подготовил доклад «Третий сектор в России».

Россия также начала более активные действия в интернете (см. здесь и здесь). Пока это исключение текстов, связанных с самоубийством, наркотиками. Но понятно, что последующие действия будут гораздо шире. Общее количество сайтов, уже сейчас рекомендованных к закрытию, составляет 1200. Соответствующая борьба может вестись даже в игрушечном пространстве. Например, австрийские мусульмане требуют запрета некоторых игрушек Lego.

Правда, среди последних нововведений является рекомендация министрам отойти от блогов и соцсетей, оставив это профессиональным пиарщикам (см. здесь и здесь). И особенно эта рекомендация касается руководителей силовых ведомств.

В то же время США, например, максимализируют свое присутствие в соцсетях. Так, на аккаунт в Twitter посла США в России Макфола было подписано 40 тысяч человек, а некоторые его посты имели аудиторию в 470 тысяч (см. здесь). Всего на такие аккаунты Госдепа подписано в мире свыше 20 миллионов.

Советский вариант присутствия власти в информационном пространстве тоже не был простым. Особенно в приближенное к нам время, когда еще не было интернета, но уже было телевидение, которое начало диктовать свои правила и освещения и поведения первых лиц. Это открыло новые возможности для переключения людей на другие проблемы. Ведь и форпост перестройки телепрограмма «Взгляд» создавалась с целью отвлечь молодежь от западных информационных и виртуальных потоков.

Андропов считал, что на слова следует реагировать словами. Об этом он сказал Яковлеву (см. о нем здесь) относительно судов над диссидентами. Сам историк Яковлев, как оказывается, сын маршала артиллерии, осужден вместе с отцом. После освобождения он попал на прием к Андропову с помощью Устинова, поскольку ему как бывшему зеку не давали работать, а Устинов знал его с детства. Даже будучи выше Андропова в интеллектуальном плане Яковлев оценивает генерала Бобкова. И с тем, и с другим он вел различные беседы. Как можно понять, книга Яковлева, написать которую его вдохновил именно Бобков, делалась как ответ на книгу Солженицына «Август четырнадцатого», т.е. это чистой информационной интервенцией, причем внутренней.

Позицию Андропова по демократии сформулированы Яковлевым так. Есть традиционное противостояние гражданского общества и власти, разное в разные периоды истории. Демократия разрушает традиционную русскую державу. Диссиденты не являются врагами сами по себе, а лишь в том контексте, что они открывают двери для вмешательства Запада во внутренние дела страны.

Андропов называл в качестве рыцарей политического шпионажа таких известных писателей, как Тургенев, Белинский, Достоевский. Как «крыша» Тургенева было упомянуто Полину Виардо. Все трое писателей, а Тургенев был упомянут почти как жандармский генерал, работали, по словам Андропова, на стабилизацию политического положения России.

Еще одну интересную модель уже относительно развития СССР можно увидеть в его рассказе. Яковлев говорит о создании в этот период академических институтов, куда начальниками садились партийные чиновники. Они не имели своих идей, и Запад использовал их для канализации собственных идей.

В этот же список, как можно понять, он вписывает и Арбатова, в институт которого он перешел работать в 1968 г. (см. другие негативные отзывы на эту фигуру). И его карьерное движение тоже странное: Арбатов становится директором Института США со знанием немецкого языка и первой поездкой в США только в качестве директора (Александров В. Кронпринцы в роли оруженосцев. Записки спичрайтера. — М., 2005). В Академию наук избирается по отделению экономики, не имея работ в этой сфере. Исторически он был консультантом Куусинена, затем Андропова, а потом Брежнева.

Две книги Яковлева называют написанными по заказу КГБ — «1 августа 1914» и «ЦРУ против СССР». Бобков называет еще книгу «Власов и власовцы», которая, как можно понять, делалась в сотрудничестве с КГБ (Бобков Ф. Как готовили предателей. — М., 2011). Сам Яковлев также приводит высказывания Андропова, из которых можно понять, что Горбачев был ему не очень по душе. И это имело и обратный характер: Бобков подчеркивает, что через некоторое время Горбачев снял со своих текстов и выступлений имя Андропова.

Во всем этом удивляет работа председателя КГБ Андропова на уровне отдельного человека, хотя он и считал, что влияют не анонимные статьи, а тексты, написанные известными людьми. И Бобков, и Андропов встречались с Яковлевым и вели с ним долгие беседы.

Книга Яковлева «1 августа 1914», пожалуй, была первой, которая раскрыла роль масонов в дореволюционной истории России. И именно из-за нее он теряет свою работу в Институте США. В книге освещаются методы работы масонов, практика «превентивной» революции. Кстати, много интересного именно о масонах ему рассказывал Бобков.

Вообще Андропов создавал коммуникативные площадки под конкретные цели. Модель выпуска пара (братья Стругацкие, Любимов, Высоцкий и другие) позволяла существовать интеллектуальному продукту для узкой прослойки интеллигенции, что, видимо, было важным, поскольку именно интеллигенция была основным объектом западного влияния.

Если мы посмотрим шире на проблему коммуникативных площадок, то следует признать, что в них главными становятся не официальные, т.е. индустриально порожденные, а неформальные информационные процессы. Это скорее обсуждение того, что было представлено как первичный процесс, но именно это обсуждение и формирует в результате нашу интерпретацию сообщений первичного процесса.

Характерными приметами коммуникативных площадок становятся следующие особенности:

• роль личности,
• защита от широко распространенных суждений.

Все это создает возможности для удержания в таких коммуникативных площадках альтернативной повестки дня.

Мы имеем целые наборы таких коммуникативных площадок. Это может быть паб (аптека, школьные друзья), где количество потребителей измеряется десятками. И это может быть обсуждение ТВ-сообщения, где количество потребителей достигает десятков тысяч.

Паб, кафе или аптека брали деньги за другой продукт, а информационный продукт, который возникает в результате внутреннего общения, становился там дополнительным бонусом. Но так, по большому счету, построены все коммуникативные площадки. Опера — это музыка, ее сюжет — дополнительный бонус. Телевидение не берет денег с потребителя, а только с рекламодателя. То есть и здесь информационный обмен является приложением к платному действию. Платится за одно, а получается другое.

В истории СССР значительную роль сыграли общественные коммуникативные площадки, которые выполняли как репрессивные функции, так и снижали пассионарность населения. Это судебные процессы тридцатых, где до сегодняшнего дня непонятно поведение подсудимых, подтверждающих свои «преступные» действия. Одна из возможных причин такого поведения изложена в объяснении Орлова, бывшего сотрудника спецслужб, который остался на Западе. Он считал, что партийная дисциплина и определенные договоренности делали из обвиняемых таких управляемых актеров.

Послевоенные кампании против космополитов, против марризма в языкознании и им подобные (см., например, воспоминания Мелетинского, Фрейденберг (Переписка Бориса Пастернака. — М., 1990) или Дьяконова) держали в напряжении массовое сознание. При этом научный результат не был главным. Он даже часто оказывался в проигрыше, как это случилось с кибернетикой или генетикой, хотя выступление Сталина против марристской теории был правильным.

Этот тип коммуникативного площадки использовался для управления массовым сознанием, потому что действовал параллельно с репрессивными механизмами. Интересно, что и в этом варианте страшного коммуникативного давления существовали люди, которые могли ему противостоять (см. некоторые примеры такого противостояния в случае биологии в повести Гранина «Зубр» 1987 года издания).

Советская кибернетика и генетика «прятались» в физических семинарах, например, у Капицы на так называемых каличниках. Кстати, они также имели четкие характеристики коммуникативной площадки: базировались на личности Капицы и были защищены от внешних воздействий.

При этом мы забываем еще один компонент этой системы — индивидуальную или массовую известность. Ведь, по большому счету, все эти массовые коммуникативно-репрессивные процессы могли иметь место, поскольку все действующие лица действовали запрограммирован образом.

Пятигорский обратил внимание на то, что в двадцатые интеллигенция радостно пошла в рабство, появился «интеллигентский цинизм», которым воспользовался Сталин в тридцатых годах как системным принципом. Он, например, называет Выготского «абсолютным советским тоталитаристом».

СССР создавал не только контексты возвеличивания власти в виде массовых демонстраций трудящихся (кстати, в первые годы после 1917-го эти массовые действа создавали известные режиссеры), но и массовые контексты запугивания в виде процессов против троцкистов и зиновьевцев в довоенное время или с борьбы с космополитизмом в послевоенное.

Сталинские процессы были сочетанием публичного и неформального пространств, поскольку затрагивали всех. Например, «дело врачей» делало из врачей тех, кто хотел отравить советских вождей (см. здесь, а также — Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. — М., 1988). Но с врачами имеет дело каждый. В Москве сразу распространились слухи о предстоящей депортации евреев. А Запад даже на базе этого дела хотел начать процесс доказательства того, что Сталин безумен.

В уже более близкое к нам советское время процессы тоже были, но они не затрагивали массового сознания, как процессы сталинских времен (см., например, о процессе Синявского и Даниэля: Цена метафоры или преступление и наказание Синявского и Даниэля. — М., 1989) . И система цензуры не была такой мощной — на весь СССР сотрудников Главлита было 1500 (Солодин В.А. Убежден, что работал на стаибльность. Интервью / / Исключить всякие упоминания ... Очерки истории советской цензуры. — М. — Минск., 1995). Но, с другой стороны, свои функции эта система выполняла полностью, поскольку внутренняя цензура работала во всех без исключения.

В этих воспоминаниях одного из высокопоставленных сотрудников цензурного ведомства приводится его удивление, что в Киеве на официальном заседании доклады произносились на украинском языке, хотя в зале разговоры велись на русском. Он констатировал это с большим удивлением. Это было время управления Шелеста. Удивительно, что сегодня Шелеста воспринимают как националиста, хотя во время его председательства было две масштабные волны арестов: в 1965 было арестовано 24 человека, в 1972 — 73.

То есть к этой системе из трех контуров, которую мы предложили выше, следует добавлять также и язык, и национальную идентичность. Она могла быть разной: идентичность советская официальная, а украинская — индивидуальная, например. Такие же расхождения могли быть с языком. Например, как в данном случае, публичный — украинский, неформальный — русский, индивидуальный (домашний) — украинский. Могут возникать различные варианты таких разногласий, которые в любом случае несут в себе конфликтность. Неконфликтным является только полное сходство: русский — русский — русский или украинский — украинский — украинский.

Коммуникативные площадки формируют мнения. Особенно интенсивно это происходит тогда, когда мы попадаем в конфликтность между контурами. Публичное и официальное не совпадает с неформальным или индивидуальным. Тогда этот когнитивный диссонанс должен вести к выравниванию. Но советское время позволяло оставлять публичное мнение ритуализированным, оно не обязательно должно была соответствовать тому, как именно думает человек на индивидуальном уровне. Выполнение ритуалов не требовало изменений внутри, оно лишь запрещало вступать в спор с официальной позицией на официальном уровне.

В результате имеем несколько реальностей: публичную с одним набором высказываний, неформальную — с другим, индивидуальную — с третьим. Но о создании параллельной реальности говорят и в случае работы администрации президента России, где создается персонально для Путина еще одна реальность, где все его поддерживают (об этом пишет газета «КоммерсантЪ»).

Публичное поле охраняется, неформальное открыто для других мыслей. Неформальное может принять большее количество контрсообщений. Здесь нет индустриально поддержанных сообщений, поэтому и конкуренция становится другой.

Коммуникативные площадки позволяют то, что невозможно в публичном поле:

• выдержать давление индустриально поддержанных мнений,
• распространить контрмнение,
• распространить то, что на уровне публичного поля считается слухами.

Государство пытается входить и в неформальное поле, особенно это касается современных государств, которые все время настроены на то, чтобы поддерживать иллюзию свободы слова или демократии, но, как и каждый коммуникатор, на самом деле пытаются поддержать и распространить собственную позицию, а не чужую. Эрнст, например, защищается тем, что во Франции тоже существует система властной координации СМИ.

ББыли также в истории попытки создавать подразделения, которые опираются на неформальные потоки, в системе бюрократических институтов, даже в СССР. Например, как достаточно креативный подают отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, в свое время возглавляемый Андроповым (см. воспоминания Медведева (Медведев В. Распад. Как он назревал в «мировой системе социализма». — М., 1994) или Александрова (Александров В. Кронпринцы в роли оруженосцев. Записки спичрайтера. — М., 2005)).

«Захват» коммуникативных площадок, которое оказывал Сталин, делалось путем периодического сужения разрешенных (канонических) типов поведения, которые реализовались в судебных или политических процессах.

Сталин действительно реагировал на любые отклонения (см., например, открытку, написанную Ландау, за которую тот был арестован и просидел год, пока Капица не освободил его). Физиков вообще спасла бомба, поскольку соответствующий процесс был запущен и в области физических наук, но остановлен Сталиным и Берией из-за необходимости интенсификации работ в области ядерной физики (см. здесь и здесь). Таким образом борьба с космополитизмом в этой сфере была остановлена. То есть власть имела и истинные цели (ядерное оружие), и целые политические, которыми временно можно было пренебречь.

Постсталинский период также использовал судебные процессы, чтобы остановить распространение «неканонического поведения». Интересно, что будущий «архитектор перестройки» Яковлев отвечал в ЦК за освещение в прессе процесса над Синявским и Даниэлем (Яковлев А.Н. Сумерки. — М., 2005). То есть был конструктором этой коммуникативной площадки.

Сегодня высказывается пожелание изучения опыта СССР, в том числе по мобилизации населения (В. Третьяков или А. Бахтияров). Никаноров (сайт — spnikanorov.ru) попытался даже написать объективное исследование на тему уроков СССР (см. здесь, здесь, здесь и здесь). И он действительно если не решил, то поставил там много новых вопросов, причем отверг конспирологическую причину революции 1917 г. Менее системные работы концентрируются на конкретных механизмах распада СССР (см., например, книги: Бобков Ф. Как готовили предателей. — М., 2011; Легостаев В. Как Горбачев «прорвался во власть». — М., 2011; Кравченко Л. Лебединая песня ГКЧП. — М., 2010). Такие же работы делаются и в изучении фашистской Германии с точки зрения задействованных механизмов управления (см. здесь, здесь, здесь и здесь). Бахтияров говорит о будущем технологическом укладе как о создании нового человека. Но приближения к этой задаче стояли и в случае СССР.

Впрочем, это изучение далекого прошлого. Как оцениваются действия, например, современной российской власти? Историк Калинин считает, что власть научилась работать тонко. Она никогда не выбирает один путь решения проблемы, а запускает сразу несколько. В результате или один, или несколько оказываются успешными, и оппозиция проиграет.

Властью привлекается даже юмор, который традиционно находился не в публичных потоках, а в частных. В России времен «Прожекторперисхилтон» это направление получило название «актуального юмора». Сегодня местом его внедрения стал интернет (см. здесь, здесь и здесь). Например, разработкой этих игроков стала шутка относительно Кудрина: «Алексей Кудрин отказывается заниматься сексом с женой, не посоветовавшись с Путиным». Есть соответствующий сайт (tjournal.ru), сделанный с помощью власти, отслеживающий наиболее популярные твиты. На первом месте там стоит Медведев, на втором Навальный. Затем идут Канделаки, Собчак и Соловьев. Как видим, первая пятерка идет так: провластный твит, затем оппозиционный.

Все строят свой собственный мир: и власть, и оппозиция. Коммуникативные площадки лишь ускоряют процессы такого строительства. А правильный этот желанный мир, или нет — решить может только будущее.

© Почепцов Г. Г.,  2013 г.