О единстве объекта и субъекта

Чтобы пользоваться soft power, ее надо сначала создать и применить в первую очередь к себе

 В понимании российского политического и медийного класса «мягкая сила» есть всего лишь разновидность пиара и прочей виртуальной профанации деятельности. Это не так. На самом деле «мягкая сила» — это производная от того, что мы на самом деле из себя представляем.

Итак, мы созрели до того, чтобы применять во внешней политике «элементы «мягкой силы». Говоря по-русски, это значит, что будут выделены средства, попросту — деньги (других средств, то есть компетентных людей и организаций, у нас пока нет), чтобы еще шире продвигать за рубежом русский язык и русское образование, больше показывать и рассказывать по международным каналам новостей, как на что-то «влиять» на постсоветском пространстве.

Все это, конечно, хорошо. Все это правильно. Но та ли это soft power, о наличии и использовании которой США заговорил в 1990 году Джозеф Най? Или будет опять имитация деятельности, как по многим другим направлениям, по которым мы хотим хотя бы «догнать», если уж не «перегнать», как и везде, где нам хочется позаимствовать, вместо того, чтобы поработать самим?

Прежде чем пользоваться soft power, ее неплохо бы для начала создать. Мы не вполне отдаем себе отчет в том, что это в действительности значит.

Начать с себя

Неслучайно термин soft power был введен (а ничего более Джозеф Най и не сделал) именно в 1990-м. К этому году СССР был окончательно идеологически разгромлен Западом. А поскольку организацией Советский Союз был, прежде всего, идеологической, это означало его неизбежный конец. Этот факт нужно было отразить в политкорректном дискурсе, что и было сделано.

Однако если мы предпочитаем говорить открыто, не поддаваться очарованию собственного поражения и не принимать политкорректного словоблудия за действительный ход научной и философской мысли, то было бы разумно вернуться к терминологии 30-х и 40-х, когда все это было придумано. Тогда было принято выражаться яснее, и речь шла о культурно-идеологической гегемонии и о техническом средстве осуществления таковой — о пропаганде.

Так что если мы и вправду хотим «вводить элементы», то давайте не валять дурака. Осуществляя культурную гегемонию и пропаганду идеологии, нельзя направить их исключительно вовне, только на мифических «соотечественников» и тем более только на иностранных граждан. Наше собственное общество не только не может быть свободным от такого обучения и грамотности, но и должно являться их первым потребителем.

Прежде всего, мы сами должны быть убеждены в своей силе. Естественно, если она у нас есть. Смешно говорить о подобных потугах со стороны тех, кто, ничего пока еще не создав сам, клянет дело своих отцов и дедов, их образ жизни и представления, кто считает, что Россия родилась в 1991 году, кто сам готов пресмыкаться перед «более цивилизованными» и «более просвещенными» народами. «Мягкую силу» применяют без комплексов неполноценности.

Речь не может идти только о «позитиве», как в добросовестной рекламе. Культурно-идеологическая гегемония безжалостно разоблачает, изобличает во лжи тех, кто этого заслуживает, называет вещи своими именами. Пропаганда — это не медовый понос «пиара», который способен ввести в заблуждение лишь одного субъекта — его заказчика, на чем и построен этот халявный бизнес. А пропаганда выражает самоутверждающуюся реальность нации, ее подлинную претензию выжить.

«Привлекательный образ» России — надувательство без самой привлекательности, а эта последняя — без ясной цели: кого и к чему мы хотим привлечь. Или вовлечь. Действительно свободная страна привлекает угнетенных и ущемленных. Богатая — бедных. Богатые же бегут в офшоры. Или, по крайней мере, везут туда свои деньги. Хорошо бы и нам решить, во что конкретно мы собираемся вовлекать людей — прежде всего собственных граждан.

Ведь ответ на этот вопрос — основная задача политики. У политики (и права, государства) нет другой задачи, кроме как вовлекать людей, создавать деятельность. Мы же вырастили за двадцать лет бездеятельное общество. А ведь лень — это смертный грех. Неплохо бы помнить, стремясь к собственной «привлекательности» по наущению добрых советчиков, что жертва тоже весьма привлекательна для хищника. И вместо субъекта «мягкой силы» можно быть ее объектом.

И еще. Субъектом политики культурно-идеологического доминирования и его пропаганды может быть только государство. Общество может помогать или мешать, но заменить государство в этом деле никак не может, поскольку эта гегемония — неотъемлемый элемент суверенитета, а его может осуществлять только государство. По той же причине это дело нельзя свести к профильной, ведомственной функции, оно осуществимо только как комплексное усилие власти. Одним «Россотрудничеством» дыру не заткнешь.

Воссоединение и Украина

Попробуем рассуждать предметнее. Какова наша национальная задача на ближайшие 20 лет и какая в связи с этим «мягкая сила» нам нужна? У нас нет другой задачи, кроме как восстановить нашу геополитическую мощь и суверенитет, экономическую самодостаточность и отвоевать свою долю в распределении мировых богатств у тех, кто забирает ее сегодня — так называемых «развитых» стран Запада.

Разрушение нашей жизни за предыдущие двадцать лет нужно использовать как фактор развития, освободивший нас от устаревших институтов и отношений, как расчистку площадки. Иначе все эти жертвы окажутся напрасными. Для этого, в частности, необходимо восстановить историческое единство русского политического пространства, решить украинский вопрос. Нужен союз, воссоединение. Вот задача для «мягкой силы». Не так называемое «постсоветское пространство» вообще. И не оно как таковое.

Ведь, говоря о постсоветском пространстве, мы неизбежно выделяем как основные его признаки сохранившиеся советские институты общественной жизни и деятельности, советские социальные организованности. Они действительно существуют — в конфликте и противоречии с антисоветским политическим устройством и контекстом возникших на месте СССР стран. Делать ставку «мягкой силы» на влияние этих институтов — значит опираться на вполне реальные ресурсы влияния, однако эти ресурсы — уходящая натура, прошлое. Их жизненное пространство сужается, историческая гибель — неизбежна. Это с одной стороны.

С другой — нам, конечно, важны и Узбекистан, и (даже более) Таджикистан, к примеру, но ведь эти страны реально погрузились в средневековье. Для них СССР был демиургом ненасильственного оцивилизовывания европейского типа. Россия еще должна ответить на вопрос, может ли она исполнить эту роль сегодня. А граждан этих стран не требуется убеждать в привлекательности России. Они голосуют ногами.

Однако первая цель политики «мягкой силы» — не «постсоветское пространство», не «соотечественники» (кто это такие?), а в первую очередь Украина, ее воссоединение, воссоединение с ней. Ведь о применении «жесткой» силы тут как-то не хочется думать. Хотя сейчас только она и применяется, пусть не в военном, но в экономическом, прежде всего «газовом» плане.

Вот давайте и посмотрим, чем мы реально «мягко» сильны. Как кажется, русскими школами при посольствах тут не отделаешься.

Сразу встает вопрос, на что мы можем в принципе решиться. И что мы можем им и вправду дать. В смысле самим себе, ведь при этом подходе они — это мы, и наоборот. Можем мы без канители, без всяких бюрократических процедур признать украинское гражданство тождественным российскому, украинский паспорт — тождественным российскому? Признать недействительным пакт Молотова — Риббентропа и предложить восстановить status quo ante bellum, раз уж послевоенные границы в Европе все равно пришли в движение? Польша должна быть рада такому решению. Объявить недействительным любым способом советское решение о передаче Крыма из состава Российской Федерации и передачу части Восточной Пруссии — Литве? Донести до каждого жителя Украины ясное понимание конкретных социальных благ, которые он получит и которых был лишен все эти годы. Реклама Таможенного союза важна, но ведь она в принципе может быть понятна только бизнесу, а он ничего политически не решает. Население при олигархическом финансовом капитализме в этом деле своей выгоды не видит и не увидит, потому что ее там действительно нет, а олигархия вполне без этого союза может обойтись. Она свои деньги сейчас «спасает» на Западе. Но может быть, их можно действительно спасти в России? Точнее — в Большой России. Разумеется, вместе с деньгами сегодняшних россиян.

Надо признать, что к этой работе мы пока даже и не приступали. Ничего кроме антиукраинской пропаганды в наших СМИ нет, она неизбежно попадает на Украину, а потом бумерангом возвращается к нам — в виде недовольства уже Россией. Вот такой получается «имидж».

И при этом мы рассчитывали на «сотрудничество» украинской верхушки, которая рассматривает страну исключительно как ресурс приватизации и никак не может желать воссоединения ни в какой реальной форме. При этом приватизационная экономика давно непопулярна. И если мы покончим с ней первыми, освободим от ее монопольного давления и картельного сговора пространство экономической свободы хозяйственной деятельности для всех, люди к нам потянутся. Демократия на Украине зашла гораздо дальше, чем в РФ, и устали от нее больше.

Решение украинского вопроса — ключ ко всему наследию СССР. Естественно, это дело не только мягкой власти, «софта» без «харда» не бывает. Разрабатывать их нужно в связке. И это единственный осмысленный способ говорить о нашей «мягкой власти».

Миф о «соотечественниках» и «русском мире»

Отдельно необходимо сказать о так называемых «соотечественниках» и «русском мире» как суррогатах и имитационных понятиях, заменяющих нам действительную культурно-идеологическую гегемонию и мягкую политику.

Тут присутствует исторический дефект нашего самоопределения, без исправления которого никакого авторитета нам не заполучить. Одних мы выгнали взашей, лишили имущества, но теперь то ли жалеем, то ли просим вернуться, но возвращать ничего им не собираемся — ни гражданства, ни собственности. Других мы бросили на территориях осколков бывшей общей Родины, которую вместе отстояли у врага, на произвол судьбы и националистических олигархических правительств. И не собираемся ни защищать, ни признавать гражданами в простом, прямом и бесспорном порядке.

Если наше Отечество — это Российская империя, СССР (а какое еще?), то почему «соотечественники» — это те, кто ближе к русскому языку, культуре, да и генетике тоже (при всем ее широком понимании)? Чем латыш для такого Отечества хуже русского? А великоросса от малоросса как отличать будем?

Мало такой «этнической сегрегации» — мы еще хотим сделать из них что-то вроде пятой колонны, предателей и агентов. То есть не мы собираемся их защищать, а хотим, чтобы они нас защищали. При очевидной утопичности такого подхода он еще и омерзителен — как расистский, и аморален — как лживый.

Нет никакого «русского мира», кроме самой России, границы которой сузились, а множество наших людей осталось в рассеянии. Если мы признаем этих людей своими, то давайте осуществим это на самом деле, без сомнительного лицемерного братания, из которого ничего не следует. Это во-первых. И во-вторых, сделаем это для всех подлинных соотечественников, а не только для более «русских». И чтобы любой наш соотечественник понимался нами как наш гражданин — и защищался бы везде на земном шаре, если его действительно притесняют и применяют к нему насилие. И не только усилиями консулов и Павла Астахова, а вполне жесткими внешнеполитическими мерами, если иначе кому-то неясно. Не говоря уже о том, чтобы он мог жить и работать в России без прохождения многолетних процедур получения гражданства, миграционной регистрации и прочего административного творчества.

Диалог с европейцем: «Не надо бояться человека с ружьем»

Теперь давайте попробуем поставить хоть как-то осмысленные цели мягкой политики по отношению к Западной Европе.

Нас там не любят и не полюбят. Потому что завидуют. Потому что всегда хотели ограбить, но не выходило. Так что не надо биться лбом о землю понапрасну. Желание «понравиться» тут просто бессмысленно. Какой уж там «имидж». Но сожительствовать и сотрудничать будут. Потому что выгодно. И потому что несуверенны.

Поэтому наша пропаганда должна делать такое сотрудничество и сожительство морально приемлемым. И убеждать отказаться от крыши США, которые реально проворовались и заврались, а все проблемы теперь собираются свалить именно на Западную Европу, в которой снова должно стать ощутимо хуже, чем в США, — для сохранения балансов иерархии западного мира. И капиталы нужны США — так что из Европы они должны уйти.

Что мы должны сказать Западной Европе? Мы ваш рынок, ребята. И вы его получите. Но для этого вы должны связать свою судьбу с нами. Работать «на вынос» не получится.

Мы должны понять, какая страна первой плюнет на атлантический послевоенный «европроект», откроет нам свои границы и попробует получить максимальную выгоду от опережающего системного сотрудничества с нами.

Здесь мы возвращаемся к нерешенным вопросам внешней политики России до начала мировой войны. Точно не Великобритания (кстати, свободу Шотландии!). Франция или Германия? Не должно быть иллюзий: если мы и вправду хотим использовать «мягкую силу», это не упрощает, а усложняет внешнеполитическую стратегию и тактические разработки.

Еще одна новелла мягкой политики — общесистемная. Евросоциализм рушится. Это суть кризиса мировой финансовой пирамиды — то есть мирового финансового капитализма — для Западной Европы. Кормить одновременно и Ротшильдов, и бездельников не получится. За так называемыми «правами человека» скоро встанет грозный призрак «прав на достойную жизнь», то есть на справедливое потребление — достаточное и соразмерное трудовому вкладу.

Если мы первыми сможем накинуть удавку на шею финансовым хищникам, научимся изымать и перераспределять в экономике (а значит, и в потреблении) сверхприбыли, первыми урезоним капитал и освободим от его деформирующего, монопольного давления на рынки — мы завоюем, а точнее, вернем свою европейскую социальную привлекательность. Правда, при этом всем снова придется работать. Кто не работает — снова не будет есть, потому что надо будет снова создавать реальные хозяйственные ценности. Но это как раз европейцам понятно, хоть и неприятно. Это они вспомнят, но мы должны вспомнить первыми.

Они нас, конечно, боятся. А не надо бояться человека с ружьем. Потому что он и будет вас защищать. За все, что вы сделали (и пытались сделать) с нами, мы должны были бы вас по законам Ветхого Завета стереть с лица земли. И у нас была такая возможность. Но мы не подымаем вопрос о нашем геноциде. Мы вас простили. Мы великодушны. Такова наша религия. И хоть мы вам не нравимся (а мы и не претендуем) — лучше жить в мире с нами, чем получить месть за крестовые походы. Тем более что вы их пока не закончили.

Домашнее задание

И последнее — в статье, но не по теме. Россия должна освободить человека труда не только от ярма финансового капитала и олигархии, но и от бюрократии, которая и в России, и в Западной Европе, и в США маскируется под государство и право и взымает огромную ренту с реальной хозяйственной деятельности. Надо признать, что проект идеального государства Макса Вебера как идеальной бюрократии провалился.

Государство должно всячески развивать оправданные и необходимые функции силы, вернув себе статус личности и ответственности. Только так можно осмысленно ставить вопрос о «мягкой силе», то есть авторитете — показав (а значит, и найдя) выход из кризиса ложной экономики.

Экономическая свобода, предоставляемая Россией, должна основываться на многократном сокращении госаппарата по принципу и критерию радикального упрощения всех административных и фискальных процедур до элементарного уровня, чтобы они были ясны каждому и не нуждались, по сути, в администрировании. Денежная система должна быть основана на принципах надежности и свободы обращения, денежной тайны.

Государственная экономическая политика должна привести к инвестированию в качество труда, в качество человека, в количественный рост народа. Гражданская (государственная) служба должна стать аналогом военной и быть посвящена суровой охране прав граждан при соблюдении ими простейших и очевидных правил. Государственный офицер должен нести неограниченную ответственность за свои действия.

Такое может позволить себе только очень сильное государство. В этом качестве Россия должна стать самым свободным и справедливым государством мира. В основе ее богатства должна лежать самодостаточная реальная хозяйственно-экономическая деятельность, экономическая суверенность.

Только тогда мы сможем впервые поставить вопрос о реальном освоении своего географического пространства, о выходе к численности населения до пятисот миллионов человек в обозримые двадцать-тридцать лет, то есть о подлинной привлекательности России.

Тимофей Сергейцев