Резюме:Сегодня в мировой общественно-политической атмосфере доминирует прошлое, стремление вернуться к «былому величию», какой-то «правильной» традиции и «старым добрым» методам. Впереди — туман.

«Нам придется смириться с тем, что в обозримом будущем новая мировая архитектура будет планироваться по американским лекалам. На Вашингтон при этом ложится огромная ответственность, поскольку мир будет таким, каким он его построит. И если расчеты окажутся неправильными, винить в последствиях будет уже некого».

Так завершался мой самый первый материал в раздел «Мнения» «Газеты.Ru», опубликованный 24 апреля 2003 года под претенциозным названием «Pax Americana: империя обустраивает мир». 14 лет (почти день в день) я регулярно (первые лет девять еженедельно, потом два раза в месяц) комментировал в «Газете» международные события. Если собрать сотни опубликованных материалов, получится, наверное, любопытная летопись мировой политики этого бурного времени — от вторжения США в Ирак весной 2003-го до американского удара по Сирии в апреле 2017-го, который Владимир Путин не вполне корректно сравнил с той самой иракской акцией.

Хотя начальная и конечная точка похожи, кардинально изменилось практически все: мир, Россия, «Газета.Ru», да и автор этих строк. Пора уступить место другим, тем, кто, вероятно, больше соответствует духу времени и запросам аудитории, которая у этого издания всегда была очень требовательной. В последней регулярной колонке для «Газеты» я хочу оценить путь, пройденный вместе, тем более что он действительно совпал с судьбоносными сдвигами в международных отношениях и их общественном восприятии в России.

2003 год был во многом поворотным. Война в Ираке стала несомненной вехой. Масштабная вооруженная интервенция для свержения режима без одобрения СБ ООН создала прецедент, развязавший руки на будущее. Зревшая давно внутренняя дестабилизация Ближнего Востока получила мощный внешний толчок, он стал катализатором всего того, что последовало через несколько лет, — «арабской весны» и прочего.

Ирак оказался переломом и для российского восприятия Запада.

Судя по всему, именно тогда Владимир Путин пришел к окончательному выводу, что Соединенные Штаты будут делать все, что хотят, и рассчитывать на серьезную договоренность не стоит. У дела ЮКОСа, начавшегося вскоре после того, как Джордж Буш торжественно объявил о победе в Ираке, было, конечно, много разных причин, но одна из них — оценка российским лидером американских действий.

Перед лицом превосходящей и вполне бесцеремонной мощи Кремль решил опереться на свои конкурентные преимущества — концентрация активов (прежде всего сырьевых) и власти (обеспечение скорости принятия решений). «Революция роз» в Грузии в конце 2003-го стала еще одним подтверждением негативных изменений в окружающей среде, а «оранжевая революция» на Украине год спустя — репетицией по-настоящему крупного конфликта, вспыхнувшего через 10 лет.

С тех пор международная траектория привела не к исходной точке, как некоторые говорят сейчас: мол, «холодная война» и то ли нео- то ли псевдосоветский строй в России. Нет. И к «холодной войне» в ее строгом понимании мы не вернулись, такое просто невозможно. Мир — совсем другой. И современная Россия напоминает СССР лишь попытками восстановить некоторые внешние аксессуары советского социально-политического быта вроде норм ГТО, объявленных и уже благополучно забытых.

То, что произошло за эти годы и в нашей стране, и в мире в целом, — утрата перспективы.

Эпоха, начавшаяся в конце восьмидесятых и завершившаяся к середине 2010-х, была, как теперь понятно, временем иллюзорных ожиданий и зачастую нереалистичных оценок. Но и горбачевское «новое политическое мышление», и неоднократно заклейменная идея «конца истории» были повернуты в будущее, обозначали некую цель развития. Сегодня в мировой общественно-политической атмосфере доминирует прошлое, стремление вернуться к «былому величию», какой-то «правильной» традиции и «старым добрым» методам. Впереди — туман.

В этом нет ничего удивительного, революционная попытка переустроить мир после крушения системы, которая поддерживала баланс во второй половине ХХ века, как и любая революция привела к реставрации. Нынешний мрачный реализм — прямое следствие безрассудного идеализма конца прошлого — начала этого столетия. Что опаснее, сказать трудно. Отказ от геополитических преимуществ и активов, мотивированный верой в правоту новой идеологии и надеждой заслужить благосклонность «старших» партнеров, как это было на излете советского и в начале постсоветского времени. Либо реваншистский драйв и стремление доказать, что предыдущее было досадным стечением обстоятельств и плодом заговора злобных сил.

Разрушение стабильных, хотя и малоприглядных режимов с намерением (к несчастью, часто искренним) распространить демократию и гуманизм на Ближний Восток, что собирался в Ираке делать Буш. Или чистая демонстрация силы без какой-либо иной задачи, кроме как показать, кто в доме хозяин, как это сейчас практикует в Сирии Трамп.

По результатам — оба хуже, как говорил товарищ Сталин. В плане цикличности истории — естественная смена вех. А с точки зрения идей — различие в том, куда повернута голова: вперед или назад.

За 14 лет в активную профессиональную и общественную жизнь пришло новое поколение, в том числе и тех, кто занимается международными темами. И вырастает уже следующее. В 2003 году девочка-студентка, например, МГИМО, родившаяся в конце советской истории и воспитанная в бурные девяностые, жила в довольно многообразном мире с достаточным количеством нюансов, полутонов и взглядов на окружающую реальность. И существовала еще идея «верной дороги», направления, в котором стоит двигаться.

Следующая возрастная когорта росла уже в условиях нараставшей поляризации, превращения многоцветной картинки в черно-белую, окарикатуривания, обессмысливания позиций и дискуссий.

Этот процесс происходил повсеместно, в результате к нынешнему дню бесконечные рассуждения о «постправде» и военно-политических «гибридах» призваны затушевать неспособность ни ясно понять, что происходит, ни сформулировать направление развития.

Вообще, бросается в глаза обилие определений с префиксом «пост-» — яркое свидетельство обращенности в прошлое, отсутствия иных точек отсчета, кроме тех, что уже утратили силу.

Растерянность и отсутствие целей пытаются компенсировать упрощением публичного, извините за выражение, дискурса. Несменяемость сюжетов, типажей и аргументов превращает хоровод псевдодискуссий в дурную комедию масок, где неизменный «ватник» Панталоне громит «бандеровца» Арлекина или наоборот, в зависимости от места действия, языка, на котором исполняется представление, и позиции автора. Стереоскопичность взгляда не в чести нигде, и обсуждения России на западных площадках по качеству и количеству забиваемых пропагандистских гвоздей ничем не уступают отечественным аналогам. И даже не сообразишь, что хуже — циничное отрабатывание идеологического заказа любого толка или искренняя вера в то, что это и есть анализ и убеждения.

Пожалуй, самое опасное во всем этом — усугубляющееся ощущение скуки, казалось бы, удивительное на фоне бесконечных потрясений.

Путинское «скучно, девочки» точно отразило феномен, повсюду разлитый в воздухе, — усталость от повторяемости приемов, от отсутствия реальных альтернатив, от того самого дефицита будущего. Примечательно, что это будущее если и обсуждается, то в основном сквозь призму технологий. Это, конечно, правильно и необходимо, но технологические прорывы не могут и не должны заменять социальное развитие, которое не укладывается в схемы и формулы.

Когда «скука» стимулирует общественные движения, тягу к прямому действию, самые продвинутые электоральные модели, основанные на «больших данных», или инструменты контроля медиапространства не остановят перемен. Можно сколько угодно клеймить «популизм», как это делают на Западе, а скоро, вероятно, будут и у нас, но он не причина, а симптом заболевания.

Та девочка-студентка из 2003 года уже стала профессионалом в своей сфере, научилась соотносить желания и возможности, адаптировалась к заданным и сужающимся рамкам, а свойственный ей полет фантазии повернула на карьерный рост в предлагаемых обстоятельствах. Эпоха стабильности 2000-х и удержания этой стабильности в 2010-х дала ей такую возможность. А что же студент-2017? Он как раз вырос в этой самой стабильности и, в среднем, изначально настроен на карьеру и успех, но тут-то как раз все снова изменилось.

Я всегда говорю молодым международникам, как им несказанно повезло, — все то, о чем другие читали в учебниках, сейчас происходит в реальном времени, перед нашими глазами: тектонические социальные сдвиги, окончательный уход одного мироустройства и возникновение другого, можно видеть все приводные ремни смены геополитических формаций… Это все правда, но преимуществом является для наблюдателя и аналитика.

В параметрах человеческой биографии «жизни в эпоху перемен», как гласит избитая китайская мудрость, не позавидуешь. И просто планомерно строить карьеру может не получится.

«Если расчеты окажутся неправильными, винить в последствиях будет уже некого». Цитировать самого себя — дурной тон, но 14 лет спустя трудно не повторить эту не бог весть какую глубокую мысль. Тогда я адресовал ее Вашингтону и не ошибся, но сейчас она относится ко всем.

Когда не видно будущего, его начинают создавать — не по плану, так стихийно, ведь без него жить долго не получится. «Живое творчество масс» — ленинская цитата всплывает из школьной юности. А значит, будет все менее и менее скучно. И новым авторам «Газеты.Ru» не просто будет, о чем писать. Они смогут опустить, наконец, занавес над приевшейся комедией масок и начать сочинять другую пьесу, где снова появятся неожиданные характеры и необычные обстоятельства.

Газета.Ru