Апостроф: С чем связан резкий скачок курса доллара к гривне?

Алексей Кущ: По большому счету, скачка нет, — это небольшой курсовой отскок (за несколько дней доллар подорожал на одну гривну). В предыдущие годы местные и центральные бюджеты в конце года осуществляли выброс денег на рынок — финансировались те программы, которые не были профинансированы на 100%. Это были, как правило, недоиспользованные 50-70 миллиардов гривен.

Так делали, потому что согласно бюджетному кодексу, если деньги не использованы в текущем году, то бюджетные программы сгорают, а деньги переносятся в доходную часть бюджета следующего года. Поэтому люди, которые сидели на бюджетных программах, чтобы успеть их освоить, массово проводили платежи через казначейство. Соответственно, происходил скачок курса гривны и она девальвировала — это происходило постоянно и называлось «бюджетный курсовой фактор».

В этом году ситуация совершенно другая — бюджет фактически ввел картотеку на незащищенные статьи. Через фонд регионального развития фактически приостановлено финансирование совместных с местными бюджетами программ. Бюджет финансирует только защищенные статьи. Поэтому у нас происходит некий бюджетный микроинсульт.

Но определенные деньги на рынок все-таки попали. Люди до сих пор сидят на бюджетных потоках, а околовластные группы осваивают бюджетные средства. Выброс денег на рынок связан с желанием приближенных к власти людей набить свои кошельки. И хотя денег в бюджете практически нет, остатки попали на рынок и привели к курсовой коррекции. Но если раньше осваивалось 50-70 миллиардов гривен, то сейчас — 10-15 миллиардов гривен. Я бы назвал это карликовым бюджетным фактором девальвации гривны.

— К чему приведет отсутствие денег в бюджете?

— Ситуация достаточно угрожающая. Предположим, что в экономике, как в театре, есть три звонка — это был первый. То есть представление под названием «Кризис» еще не началось, но оно непременно состоится, если не принять необходимые меры. Замедление поступления денег в бюджет, с одной стороны, связано с тем, что резко сократились поступления с таможни из-за укрепления гривны. А с другой стороны, сейчас уже заметны внутренние деструктивные процессы в экономике.

Мы пребываем в промышленной рецессии. Так по всем мировым стандартам называется ситуация, когда два квартала подряд падает промышленное производство. Когда 6 месяцев падает ВВП, то это общая рецессия. ВВП у нас растет, а промышленное производство, скажем, в ноябре упало на 7,5%. И это на фоне дефляции (уменьшение,- прим. «Апострофа») цен на промышленную продукцию в размере 3-4%.

— Что значит дефляция в промышленности. Чем она опасна?

— Падают цены на товары производителей промышленной продукции. Почему это происходит? На Украине функционирует преимущественно сырьевая экономика — наша промышленность производит или сырье, или полуфабрикаты. Укрепление гривны на 20% привело к тому, что наши экспортеры продавали за валюту, а в гривневом эквиваленте получили выручку на 20% меньше. То есть гривневая выручка «похудела». Промышленная дефляция — это ловушка, из которой еще труднее выйти, чем из инфляции. Экономические и монетарные инструменты работают здесь очень сложно.

Поэтому я и говорю, что это «первый звонок» до кризиса. Потому что сегодня предприятия начинают сокращать капитальные затраты, а, условно говоря, завтра начнут сокращать рабочие места, расходы на фонд оплаты труда. То есть может увеличиться количество безработных, уменьшиться реальная заработная плата. Кстати, первые «звонки» уже есть: индекс реальной зарплаты в октябре сократился на 0,3%. Количество безработных в ноябре выросло на 27 тысяч человек — впервые за последние годы. А после того, как начнет сокращаться индекс реальной зарплаты, упадет платежная способность населения. Соответственно сократится главный драйвер, главный источник роста нашего ВВП — сектор торговли.

Потребительские цены за полгода, в отличие от промышленных, выросли на 5%. Это тоже очень странное соотношение — при укреплении курса гривны на 20%. Кстати, укрепление гривны очень бьет по платежеспособному спросу. Трудовые мигранты присылают на Украину по 10 миллиардов долларов ежегодно, а их семьи в гривневом эквиваленте получили 8 — 2 миллиарда долларов, получается, словно испарились в воздухе.

— Еще одним предвестником кризиса вы назвали недополучение денег на таможне. Максим Нефедов ведь обещал, что наведет порядок и деньги потекут рекой. Но я так понимаю, этого не произошло.

— На таможне действительно есть объективный фактор укрепления гривны, так как основные таможенные платежи — это импортные пошлины и НДС на стоимость импортных товаров. Все они привязаны к курсу гривны, соответственно они сократились. Но, по данным нацбанка, товарные и финансовые потоки через границу оцениваются порядка 30 миллиардов долларов. Если бы были проведены эффективные механизмы по детенизации экспорта и импорта, был бы перекрыт фиктивный экспорт, а «серый» импорт перевели бы в белый формат. Соответственно, «серые» импортеры начали бы платить пошлины и НДС, а эти деньги где-то примерно в полтора-два раза перекрыли бы потери от укрепления курса. Поэтому сокращение поступлений от таможни говорит о том, что нет никакой реальной борьбы с контрабандой.

— Зато есть война с «секонд-хендом». Ведь они объясняют, что под видом «гуманитарки» к нам нелегально ввозят бывшую в употреблении одежду на продажу.

— Есть универсальный способ борьбы с контрабандой на украинской таможне — фиктивным экспортом и «серым» импортом. Все очень просто: нужно проводить анализ зеркальных статистических данных таможенной статистики наших стран-партнеров. Все товары, которые идут от них и заходят к нам, отражаются в таможенной статистике своей страны. Таким образом можно обнаружить отклонения, которые у нас в некоторые годы превышали 16 миллиардов долларов. Условно говоря, из Китая товар выходит, отражается в статистике — но на Украину он почему-то не заходит. Разночтения с Китаем в разные годы составляли несколько миллиардов долларов. Также были большие разногчтения со странами СНГ, Европой и даже США.

Как с этим бороться? Берем начальника региональной таможни и в договор с ним вносим простой пункт — если зеркальные статистические данные отличаются от его данных более чем, чем на 0,5%, то его увольняют из таможни с «волчьим билетом», то есть без права занимать должность в ближайшие 5-10 лет. Благодаря этому методу контрабанду можно обнаружить и победить буквально в течение одного месяца.

— Может быть такая ситуация, как во времена Азарова, когда гривна была стабильной, так как искусственно удерживалась. А когда их выгнали, то произошел масштабный обвал нацвалюты.

— Курс гривны у нас определяется с помощью какой-то лоббистской группы. Ранее был олигархический консенсус управления страной. Финансово-промышленные группы формировали экономическую политику государства. Олигархический консенсус был заинтересован в том, чтобы гривна девальвировала, особенно во время различных кризисов. Во время кризисов наши финансово-промышленные группы-экспортеры теряли часть выручки и за счет девальвации гривны получали компенсацию. За это платил каждый рядовой гражданин.

Сейчас ситуация диаметрально противоположная. Финансово-промышленные группы такого влияния на политику нацбанка и министерства финансов не оказывают. Основные группы влияния — это лобби инвестиционных банкиров, которые заинтересованы в максимальном укреплении гривны. Потому что они покупают наши долги, номинированные в гривне облигации внутреннего государственного займа — и хотят добавить еще положительной курсовой разницы. Например, они покупали ОВГЗ по курсу 28 гривен за доллар, а выводить хотят по курсу 23 гривны за доллар. Поэтому сейчас другая крайность — максимальное укрепление гривны фактически уничтожает украинскую экономику. У нас нет гривноцентризма, как в Польше есть злотоцентризм.

— То есть главное баланс?

— У Украины переходная экономика, которая нуждается в структурных реформах, имеет низкую конкурентоспособность в глобальных торговых цепочках. Инвесторам нужен прогнозируемый горизонт планирования, который должен составлять не менее 1 года, а лучше 2-3 года. Инвесторы никогда не пойдут в страну, где существует узкий горизонт планирования. На Украине сейчас он сузился до полугода — никто не знает, что будет через 3-4 месяца. О каком горизонт планирования можно говорить, если в бюджете на следующий год был заложен курс 29 гривны за доллар. Многие экономические агенты при составлении своих бизнес-планов, когда они принимали решение относительно инвестиций или кредита, ориентировались на этот курс.

Конечно, нет плохой девальвации или ревальвации. Есть непредсказуемость и колебания — и это плохо. Прогнозируемость — это не значит фиксированный курс, как во времена Азарова-Януковича. Модель обеспеченного национальным банком курсового коридора, или так называемой «змеи в тоннеле» использовалась в Польше и в других странах Центральной Европы, когда они становились участниками ЕС.

Если говорить об оптимальном соотношении, то для сохранения конкурентоспособности, пока мы не повысили уровень добавленной стоимости своего готового продукта, существует плавная девальвация и небольшой индекс инфляции. Если в 2019 году потребительская инфляция составила 5%, гривна должна на 3-4% девальвировать. Тогда наши предприятия не потеряли бы конкурентоспособность.

— На следующий год прогнозируют рецессию — возможно, мировую, возможную просто мощную локальную. Каков у вас прогноз для Украины?

— Острой фазы кризиса не будет. Будет «вечная стагнация» или, как я это иногда называю, «тактика размытого контура». Кризис «поймать» будет сложно, но он будет проявляться в замедлении темпов экономического роста и роста доходов населения.

На Украине может произойти парадоксальная ситуация — во всем мире кризис не наступит, а у нас наступит рукотворный. Ибо все токсичные решения правительства принимались с расчетом на то, что все можно будет списать на внешний кризис. Поэтому мы можем оказаться в такой парадоксальной ситуации, весь мир «проскочит» мимо кризиса, а на Украине его создадут — и мы будем впереди планеты всей.