В борьбе за энергонезависимость Польша закупает дешевый российский уголь

Фото: Rasta777 / shutterstock.com 

Глава польского предприятия «Углекокс» Славомир Обидзиньский 5 сентября, дискутируя на экономическом форуме в Крынице-Здруй, заявил, что Польша импортирует из России уголь из-за его низкой цены и высокого качества. И это при том, что львиная доля производимой в Польше электроэнергии генерируется на тепловых электростанциях, работающих на угле. А представители регионов-горняков прочно обосновались в эшелонах власти. Аналитический портал RuBaltic.Ru решил разобраться, что происходит в энергетике Польши и почему ей не так важна борьба за «энергонезависимость», как соседней Литве.

Как ни удивительно, но знаем мы про энергетический сектор Польши не так много. Начнем с того, что 81% производимой в Польше электроэнергии генерируется на тепловых электростанциях, работающих на угле. Все привыкли к красивым видам старинного города Кракова, а вот так он выглядит в морозные зимние дни. Несколько непривычно, не так ли?

Польша — крупнейший производитель угля в Европе, в 2016 году здесь было добыто 75 миллионов тонн. Смог неизбежен, поскольку около 40% добычи — уголь бурый, каменного тут не так много, как хотелось бы.

Зато полякам есть чем гордиться — на их родине есть такая жемчужина европейской энергетики, как Белхатувская тепловая электростанция: 20% всей электрогенерации Польши, крупнейшая ТЭС Европы, крупнейшая в мире ТЭС, работающая на буром угле, добываемом на окрестных месторождениях. А еще 5 420 МВт установленной мощности, две трубы высотой по 300 метров!

Если «пересчитать» такую мощь в новейших атомных реакторах поколения III+, российских ВВЭР-1200, то в этом польском местечке «работает целая АЭС».

Вот только, в отличие от настоящей АЭС, эта ТЭЦ вырабатывает еще один «продукт» — 30,1 млн тонн углекислого газа в год.

Как относиться к словам польских политиков о том, что, к примеру, Белорусская АЭС представляет собой угрозу для экологии, а потому закупать электроэнергию у Беларуси — преступление против матушки-природы, каждый может решить сам. И если у вас есть подозрение, что Польша изо всех сил пытается избавиться от своей угольной зависимости, — это ошибка.

Во-первых, в угольной отрасли Польши трудится более 90 тысяч человек, такое количество безработных или трудовых эмигрантов для нее слишком велико. Более того — в данном случае в развитие энергетики вмешивается политика, причем достаточно своеобразно.

По данным исследования, проведенного польским центром изучения общественного мнения в 2016 году, уровень уважительного отношения к шахтерам в Польше составляет 82%. Кроме того, порядка 13% депутатов в палатах Сейма — представители Верхней Силезии: региона, который многие привыкли называть «угольным королевством», поскольку именно здесь находятся почти все месторождения каменного угля.
Почти такой же вес в политике Польши принадлежит регионам, в которых идет добыча бурового угля, потому неудивительно, что это обстоятельство влияет на политику правительства страны серьезнее, чем перспектива получить штраф от ЕС за отказ от декарбонизации.

Но эта политическая «романтика» постепенно отступает на второй план, ведь штрафы за тонну углекислого газа, по планам ЕС, к 2030 году должны вырасти до 25 евро за каждую тонну. Для Польши это будет неподъемным грузом.

В последние пару лет политика польского правительства стала меняться — оно все активнее выражает готовность присоединиться к общеевропейскому тренду повышения доли ВИЭ-генерации (возобновляемых источников энергии), да и Евросоюз выражает готовность учесть особую ситуацию в Польше.

Если переговоры будут успешны, у поляков появится возможность получить субсидию более чем в миллиард евро на переквалификацию горняков и подготовку новых рабочих мест.
Все переговоры сопровождаются потоком пафосных слов о том, что именно уголь обеспечивает энергетическую безопасность страны, «спасает Польшу от гибридной агрессии со стороны России».

Как соотносится эта фразеология с польскими реалиями, лучше всего показывает экономическая статистика. В 2017 году добыча угля в Польше уменьшилась на 6%, а вот импорт из России вырос. Чуть-чуть… на 58% за один год. По словам Славомира Обидзиньского, в структуре прошлогоднего импорта преобладает энергетический уголь, коего поступало в Польшу 9,7 миллиона тонн, из которых 8,1 — из России. Увеличилась ли при этом независимость от Москвы — вопрос риторический, согласитесь.

Будет ли Польша подчиняться требованиям ЕС и сокращать угольную генерацию? Зависит от многих факторов, в том числе от состояния бюджета Польши, ВВП которой стабильно растет более чем на 3% ежегодно.

Не исключено, что правительство сможет найти средства на строительство электростанций, работающих на газе, поставки которого Польша пытается диверсифицировать всеми доступными методами: тут и терминал СПГ, тут и строительство Baltic Pipe для того, чтобы через газотранспортную систему Дании получить доступ к норвежскому газу, которую Statoil добывает в Северном море.

Но и тут есть серьезные расхождения между политической риторикой и реалиями происходящего в Польше и в соседней с ней Германии. Наиболее крупные промышленные производства, для которых электроэнергия является существенной составляющей производства, платят в Польше за электроэнергию на 60% больше, чем их немецкие конкуренты. Прогноз цен также вызывает беспокойство — в ближайшие годы эта разница может увеличиться до 100%. Такие оценки представил во время майского Европейского экономического конгресса в Катовицах Збигнев Липтак, партнер консалтинговой фирмы EY.

Объяснение этому простое: разница появляется, прежде всего, из-за роста цен на право эмиссии двуокиси углерода. Эти расходы одинаково обременяют фирмы Польши и Германии, но немецкое правительство выплачивает в связи с этим компенсации. Обычно промышленные страны западной части ЕС используют систему компенсаций для энергопотребляющих фирм. Но Польша такую систему использовать не может — ее бюджет не располагает такими возможностями.

Следовательно, строительство новых генерирующих мощностей полякам будет невозможно окупить за счет роста объема промышленного производства — очевидно, что Германия не допустит роста конкуренции со стороны своей северной соседки.

Более того, с появлением «Северного потока — 2» Германия получит возможность снизить стоимость электроэнергии, увеличить объем генерации за счет строительства газовых электростанций, подготовиться к предстоящей полной остановке своих АЭС, которая запланирована на 2025 год.

А если не будет «СП-2», у Польши появится шанс конкурировать с промышленностью Германии. Вот, собственно, и вся подоплека активного противодействия реализации российско-германского проекта со стороны Польши — она проста и незатейлива и не имеет никакого отношения к мифической «борьбе против зависимости Европы от агрессивного российского газа».

Нет никакой «российской агрессивности», есть попытки Польши бороться с гегемонией промышленности Германии.

Вот только шансов у Польши совсем немного — «старая Европа» не смирится со строптивостью дерзких новичков. Германия уже подстраховалась даже на тот случай, если по каким-то причинам ее газовым компаниям и российскому «Газпрому» не удастся проложить через Балтику новый магистральный газопровод. «Страховка» эта появилась совсем недавно — в 2015 и в 2016 году, причем сделано это было так, что мало кто понял, что произошло.

В декабре 2015 года по дну Балтийского моря в Литву из Швеции проложили энергокабель NordBalt мощностью 700 МВт «исключительно для спасения Литвы от БРЭЛЛ» (энергокольца, объединяющего Беларусь, Россию, Эстония, Латвию и Литву — прим. RuBaltic.Ru), как нам многократно повторяли политики и эксперты. Годом позже при помощи смычки LitPol Link мощностью 500 МВт были соединены еще и энергетические системы Польши и Литвы. А преподносится это литовскими политиками как «европейская помощь для достижения энергетической независимости от России».

Борис Марцинкевич