Николай Севостьянов

То, что уже 25 лет происходит с российской экономикой, очень похоже на шизофрению. Те же самые люди говорят одно, пытаются сделать другое, а получается, вообще, третье. И касается это не только самих экономистов. Ведь то, чем они занимаются, пронзает все сферы нашей жизни. Оно всегда рядом с нами, формирует нашу жизнь, наши цели, наши возможности.

 

Для выживания государства и нации, нет ничего важнее экономики. И самое опасное, когда ей пытаются манипулировать политики. Но как она попала в их руки? Или была в них всегда? Хороший вопрос.

 

В Советском Союзе экономикой занималась колоссальная по своей мощи и почти совершенная по организации государственная машина. Контролировать столь огромную, сложную, многообразную страну было невероятно тяжело, особенно во взаимосвязи с растущими интересами, направленными во внешний мир. Казалось, что со временем это было доведено почти до автоматизма. И такая точка зрения имеет право на существование.

 

Но к сожалению, был один фактор, который предопределял всё остальное. Если стандартной чертой успешной экономики является высокая степень саморегуляции вкупе с постоянным контролем сверху, то советская экономика целиком отвечала этому правилу с одной важной оговоркой — это всё работало лишь в интервалах между поворотами, которые полностью меняли всю систему. Советская экономика 1919, 1923, 1930, 1945, 1960 и 1980 годов — это экономика совершенно разных государств.

 

Всю советскую эпоху людей без какой-либо воли на то приучали к тому, что вечной может быть лишь риторика, а реальность будет меняться, как менялась до того. И чем стабильнее была иллюзия, тем быстрее её сносили перемены. В итоге, к моменту краха страна подошла в готовности к переменам, а те, кто перехватили власти, были также готовы использовать мандат ожиданий и доверия в своих интересах.

 

И тут сработал ключевой фактор. При коммунистах экономические модели ломались и строились заново при сохранении единой политической организации. Сейчас же, в 1991 году, окончательная гибель советской экономики шла рука об руку с дискредитацией всех прежних институтов. Еще опаснее было то, что те, кто получили в руки рычаги разрушения, понятия не имели, что им делать дальше.

 

По сути, сложилась ситуация, когда стало абсолютно неважно, какие цели имели новоиспеченные реформаторы. Будь они искренними патриотами или конченными русофобами, путь у них был лишь один — удержаться у власти и создать хоть какую-то экономику взамен той, что они сами и уничтожили.

 

А вот как её создавать, никто не знал. И опять же, вне зависимости от искренности намерений, не оставалось ничего, кроме как обратиться к тем, у кого вроде бы когда-то получилось, — к западному опыту через западных советников, а другими словами, к западным спецслужбам под видом специалистов по экономике.

 

То, что началось вслед за этим, известному каждому. Целая череда замечательных решений, предложенных американскими партнерами и столь оперативно реализованными правительством демократической России.

 

Сперва была либерализация цен. Красивое название, под которым скрывалась как реальная проблема (несколько завышенный объем денежной массы в стране) так и политическая интрига (создание условий, при которых регионы отказывались осуществлять транспортировку провианта).

 

В итоге господствовавшая десятилетия система фиксированных цен была сломана за один день. Продукты на полки вернулись, но уже в атмосфере хаоса и панических ожиданий, что тут же привело к неконтролируемой инфляции и потере сбережений, накопленных людьми за всю жизнь.

 

А через несколько месяцев пришла пора приватизации. Пожалуй, сложно найти слово, которые вызывало бы у граждан нынешней России столь устойчивый рвотный рефлекс. И неспроста. Меньше чем за год колоссальное достояние страны было распродано за гроши. Причем то, что получилось, никак не вписывалось в концепцию демократического капитализма.

 

Подавляющее число предприятий перешло либо в руки «красных директоров», сидевших в креслах директоров еще при коммунистах, либо отправилось в карман западных фондов, разумеется через руки посредников с российским паспортов.

Хотя сами организаторы реформ сразу же стали говорить о появлении «национального бизнеса». Красивое определение, особенно в адрес людей с фамилиями вполне определенной национальности.

 

Всё это шло вровень с деградацией и запустением того, что было невыгодно забирать в частные руки. А народ беднел день ото дня, прожигая остатки сбережений в апатии и безнадеге. Зато американские советники были довольны, ведь в этом они и видели интеграцию России в западную экономику.

 

Медленный но верный переход обнищавшей страны под полный контроль тех, кто прекрасно понимает потенциал, который можно использовать уже в своих интересах.

 

Причем приватизация 1992 года была лишь первой главой. Второй стала не чековая, а залоговая приватизация, которую запустили через 3 года. Тут всё было еще проще. Не нужны были ни деньги, ни ваучеры. Нераспроданные предприятия отдавались в руки тех, кто мог пообещать, что заплатит «позже», уже в счет прибылей с того, что сейчас он заберет на халяву.

 

Казалось бы, за каждым достигнутом дном обнаруживалось новое. Но только глубина есть не только у падение. Россия с её ресурсами даже в руках идиотов и предателей — это то, что может в любой момент огорчить западных «партнеров».

 

Так и вышло в 1997, когда экономика внезапно стала показывать впечатляющую динамику. Разумеется, тут же потребовалась помощь западных спецов. И они разумеется помогли. Так помогли, что через год банки полопались, а рубль рухнул в четыре раза. И тут уже точно было ясно, что это конец. Но вскоре кое-что произошло, — но об этом в следующий раз.