О бедном экономическом суверенитете замолвите слово

Собственно тема экономической политики разбивается у нас на две достаточно самостоятельные части. Первая — это текущая макроэкономическая политика. Тема сверхактуальная по причине очевидных проблем в отечественной экономике. Вторая — логика и параметры экономической части будущего российского проекта. По сути, новая экономическая стратегия и новая политэкономия, которая даст ответ на вопрос, как России ликвидировать нарастающее системное отставание от своих геополитических конкурентов. При этом обе части — и тактическая, и стратегическая — имеют прямое отношение к решению главной задачи — обеспечению нашего национального суверенитета. То есть к сохранению России.

Макроэкономическая политика: курс на дно

Российская экономика стагнирует, по официальной версии; по неофициальной — российская экономика падает; можно так или иначе манипулировать статистикой, но нельзя манипулировать доходами бюджета. Они либо есть, либо их нет. Ситуация с бюджетом заметна и слепому.

Факт в том, что наши властвующие макроэкономисты (а во главе нашей экономической политики всегда стоял финансовый блок имени вечно живого Алексея Кудрина), вновь взявшись за гуж после кризиса 1998 года, загнали российскую экономику в точно такой же, по сути, совершенно искусственный кризис. Не путать с кризисом 2008-го, который был отголоском внешней конъюнктуры. Загнали, можно сказать, ногами, то есть жёсткой, последовательной, неуклонной, самоотверженно противостоящей политической воле президента политикой, направленной на неуклонное завышение обменного курса рубля, запретительными для любого нормального производителя ставками кредитов и борьбой с немонетарной инфляцией исключительно монетарными методами.

За посткризисные 12 лет реальный обменный курс рубля вырос в 4 (четыре!) раза (см. текст Евгения Савченко, одного из самых эффективных российских губернаторов на стр. 118. Кстати, уточним: накопленная инфляция за этот период, по официальной статистике, — 421%. Если из этой инфляции корректно убрать, например, официальную американскую инфляцию, опять же официальную, ровно эти 400% и получаются). Этого уже достаточно, чтобы в открытой экономике (а мы как раз уже и в ВТО вступили) уничтожить конкурентоспособность любого отечественного производства товаров и услуг, имеющих импортного конкурента. Плюс к этому чудесный коктейль из запредельных ставок кредитов на открытом рынке (реально больше 20%), гордого отказа Центробанка рефинансировать банки (гражданка Юдаева, зампред ЦБ, попросила журналистов забыть слова «ставка рефинансирования», потому что никакого рефинансирования нет и не будет), постоянного повышения тарифов естественных монополий. Только за последние три года затраты на электроэнергию и топливо для промышленности выросли на 80% (наверное, это и есть обещанный искомый результат реформ в энергетике). Достигнутый результат: где-то полтора-два года назад российская промышленность перешагнула барьер конкурентоспособности. Никакие частные инвестиции в неё, никакие программы локализации практически невозможны. В таблице 1 приводится абсолютно неоспоримый по экономической логике расчёт эффективности двух совершенно одинаковых по своим параметрам проектов, помещённых в макроэкономическую среду России и Германии. Результат вопиющий по своей дикости — это, в общем, смертный приговор нашей текущей экономической политике.

В нашем экономическом гореуправлении никого не интересует конкурентоспособность национальной экономики (см. таблицу 2, рассчитанную на основе сравнимых показателей автопроизводителей — самой универсальной и наглядной отрасли машиностроения). Нет ни одного человека, ни органа, который бы за неё (конкурентоспособность) отвечал и вообще её как-то рассчитывал. В Китае, например, по факту такой орган есть. Если обратить внимание на то, что показатель конкурентоспособности незыблемо держится в одном значении. 

Мы много говорим о Греции и вообще о Южной Европе, которую душит неспособность девальвировать национальную валюту, потому что таковой у них нет. У нас такая валюта вроде бы есть. Ан нет! Мы покажем собственной экономике «кузькину мать» так, что любая Греция задохнётся от зависти! Казалось бы, все образцовые для наших либералов экономики демонстрируют «гонку девальваций». В логике любого нормального западного не то что либерала, даже монетариста, российская финансовая политика просто абсурдна. И дело здесь не в либеральных концепциях, во всяком случае, экономических. (Мы много раз говорили, что практикующий русский либерал — это не сторонник каких-то конкретных ценностей и принципов. Это геополитическая ориентация, ради которой можно жертвовать принципами любой степени либеральности.) Есть вещи совершенно очевидные для нормальных либералов, не озабоченных истреблением собственной экономики. Вот нет у нас никаких разногласий по поводу текущей макроэкономической политики с нашими коллегами из журнала «Эксперт» (см. стр. 134), которых трудно упрекнуть в антилиберализме (если опять же не считать либерализм синонимом предательства Родины)! Мы специально выделили текущую макроэкономическую политику в отдельную тему, потому что здесь нас ничто не разделяет с любыми нормальными людьми, владеющими азами экономической грамоты в любой её интерпретации, пусть самой ультралиберальной. Поскольку прямым результатом такой политики является стимулирование потребления возрастающего импорта за счёт истребления отечественного производства. Макроэкономическая политика нашего тоталитарно господствующего экономического блока по форме своей дебильна, а по содержанию преступна. А последняя информация о том, что представители именно этой «школы» разрабатывают стратегию развития России, звучит как неприличный анекдот.

Российская экономика для своего выживания остро нуждается в девальвации рубля, причём не на жалкие процентики, о чём сейчас допустили вялую дискуссию, а в сравнимой по масштабу с постдефолтной девальвацией 1998 года, которая и дала дышать задушенной российской экономике. (Вообще известно, что занижение курса национальной валюты — единственный инструмент промышленной политики, доступный высококоррумпированным странам. Кстати, и не только им, см. сегодняшний пример Японии.) Политическая власть не может всего этого не видеть. Однако наши финансовые либерасты не так просты. Они загнали эту власть в клещи. С одной стороны, завышенный курс означает субсидирование потребления, правда, исключительно импортных товаров, но мы же сами ничего производить не умеем?! А девальвация — это покушение на святое, на социальную стабильность. На что население будет покупать импортные товары в будущем, лишившись источников заработка, этих либерал-социалистов не интересует. Но это полбеды. Беда в том, что весь наш финансовый сектор, строго следуя логике своих управляющих кураторов, живёт валютными кредитами. То есть берёт деньги дёшево там и дорого продаёт их здесь. В первую очередь тем же покупателям импортного ширпотреба. Их тоже можно понять — возможности кредитовать национальную экономику (имеется в виду кредитный рынок, а не избирательное кредитование под госгарантии) не существует, а жить как-то надо. Так вот, серьёзная девальвация рубля означает одномоментный крах банковской системы. А это даже похлеще, чем ущемление социальных аппетитов.

На самом деле автор далёк от мысли, что руководители нашего отечественного экономического блока являются купленными, завербованными и нанятыми агентами врага. Они просто абсолютно органичны для той системы, которая сложилась после катастрофы и вопреки всем попыткам её скорректировать неуклонно самовоспроизводится. Повторим: это система достижения максимальной текущей ликвидности за счёт освобождения от обременения, где обременением является всё, что нельзя быстро обменять на иностранную валюту. То есть всё, что не связано с обслуживанием «трубы». Эта система воспроизводит экономическую дегенерацию страны даже вопреки явной политической воле высшего руководства. К примеру, до последнего времени единственным очагом развития или хотя бы сохранения знаний, технологий и экономического роста оставалась отечественная оборонка — за счёт выполнения грандиозной по масштабам новой России госпрограммы вооружений. Однако успешно покончив с «избыточными» доходами бюджета, правящие финансовые либерасты приступили к урезанию данной программы. Что, понятное дело, приведёт к ещё большему спаду и, как следствие, к ещё большему урезанию. Колониально-офшорная экономика просто диктует завышение курса национальной валюты, потому что рубль в этой экономике — вынужденное промежуточное звено. И за вырученные или вынужденно возвращённые в страну рубли нужно приобрести как можно больше искомой валюты, чтобы разместить её там, где размещаются интересы, помыслы и обязательства колониальной компрадорской элиты.

Много говорится о том, какую опасность, в том числе и для сохранения реального суверенитета России, представляет собой следующая неизбежная волна мирового кризиса. Однако наши финансовые либерасты уже подготовились к этой волне без всякого мирового кризиса. Это уникальный образец антикризисной политики: на нас напал мировой кризис, а мы и так уже в кризисе. Рождённый ползать упасть не может.

Политэкономия суверенитета

В отличие от проблемы борьбы с макроэкономическими извращениями в вопросе проектирования будущей модели, способной решить задачи сохранения России как геополитического субъекта и как суверенной страны (что, по сути, одно и то же), мы не можем рассчитывать на такое же взаимопонимание с нашими либеральными государственниками. Потому что задача такова, что не может быть ограничена какими-либо табу, стереотипами, образцами — любыми политкорректными категориями. Такую модель, причём не только экономическую, но и социально-политическую (хотя она будет неизбежно воспроизводить на новом уровне удачные и эффективные элементы всех прошлых моделей и укладов), мы не можем взять из прошлого, хоть капиталистического, хоть социалистического. Причём не только из отечественного, но и из зарубежного. Потому что и то и другое на сегодняшний момент — прошлое. И понимание этого, несмотря на принципиальные разногласия, объединяет, например, наших постмарксистов Дмитрия Куликова, Тимофея Сергейцева (см. стр. 30) с Михаилом Юрьевым (стр. 60). Речь действительно не идёт о воспроизводстве ни «реального» социализма, ни «реального» капитализма.

Первое, в чём надо определиться, — это концептуальное понимание роли и места государства и рынка в экономике. Собственно, мы об этом много писали (в частности, в тексте того же Михаила Юрьева в первом номере нового «Однако» — август-сентябрь 2013, стр. 54) — не будем повторяться. Суть в том, что государство в экономике делает то, что не может делать бизнес, а бизнес — то, что не может или не умеет делать государство. «Не царское дело торговать, царское дело воевать». Государство, и только оно, может определять длинные цели, стратегию, концентрировать ресурсы на достижение таких целей, где риски и отдача превышают возможности любого частного игрока. Государство берёт на себя обеспечение функционирования тех отраслей экономической инфраструктуры, которые не могут или не должны иметь собственных имманентных целей, а лишь создавать оптимальные условия для обслуживания эффективно работающей рыночной экономики (в нашей концепции это, например, банки и финансовый сектор). И государство, безусловно, берёт на себя внеэкономические функции обеспечения и регулирования сектора, напрямую ответственного за национальную безопасность. При этом функция управления, даже вне зависимости от формальной собственности, максимальным образом передаётся рынку, будь то собственник или нанятая на рыночных принципах управляющая компания.

При всей человеческой «гуманитарной» правде социализма надо видеть его органическую ложь. Ложь социализма — и либерализма, и в этом они, кстати, абсолютно одинаковы — в том, что они разных людей объявляют равными. И в дальнейшем в своей практике пытаются различными жульническими приёмами скрыть это непреодолимое противоречие. Люди — разные по уровню развития, уму, образованию, воспитанию. Разные — по мотивации. То есть по целям и интересам. Разные по готовности налагать на себя те или иные обязательства и ограничения взамен на различные права. Есть много людей, которым некоторые универсальные для сегодняшних образцовых политических моделей права не нужны вовсе. А уж тем более если они отягощены жёсткими обязательствами. А без обязательств реальных прав не бывает в принципе. Такие права — фикция.

То есть разделив функции государства и рынка, мы, естественно, должны разделить и людей на «государственных» и «рыночных». И естественно, строго добровольно, по выбору, основанному на своей естественной мотивации. Речь о том, что никакой экономический проект, никакая экономическая модель не существуют в отдельности от модели социально-политической, от соответствующего ей социально-политического устройства. Таким образом, проект будущей российской экономики, гарантирующей нам суверенитет, должен сочетаться с адекватным ей проектом государственного устройства. И наоборот. Иначе и быть не может.