Какая политэкономия нам нужна? Desiderata к новой полиэткономии

Этот текст я написала для научной конференции, куда меня пригласили. Конференция посвящена возможности возвращения нашей старой доброй политэкономии на смену импортным кумирам – экономиксу и макроэкономике. Пригласили меня не как человека экономической науки, а как человека экономической практики. Это выдаёт определённый здравый смысл организаторов, а может – идейный кризис такой глубины, что и подумать страшно. Почитайте и вы, дорогие френды.

Мы живём в эпоху общего разочарования в возможностях экономической науки. Она не только не предсказала экономического кризиса, но даже не выдвинула сколько-то внятных объяснений его хода и перспектив, не говоря уж о путях выхода из него. Все применяемые правительствами меры воздействуют на следствия, а не на причины. Это напоминает лечение зубной боли анальгином.

Распространено мнение, что современная экономическая наука вообще очень мало влияет на хозяйственную практику: она-де существует сама по себе, создавая математические модели экономических процессов и их же изучая, а хозяйственная практика – идёт сама по себе.

Это совершенно неверно. По крайней мере у нас в России. В той хозяйственной разрухе, деиндустриализации и не остановленном упадке, который мы наблюдаем в нашей стране на протяжении последней четверти века, экономическая наука сыграла свою весьма существенную и неоспоримую роль.

Дело было так. Старая политическая экономия как учение о наиболее общих закономерностях производства, распределения, обмена и потребления материальных благ не удовлетворяла потребностям реформ и была отвергнута, а на её место заступил западный «экономикс», как предмет преподавания, а также макроэкономика – как учение об экономике в масштабах целого государства. В фундаменте этой дисциплины лежало учение неолиберализма и Вашингтонского консенсуса. Бывшую советскую экономику реформировали «по науке» и при самом непосредственном участии наиболее квалифицированных представителей самой передовой экономической мысли. Как это было - рассказал лауреат Нобелевской премии по экономике Джеффри Сакс, работавший в качестве такого консультанта во время правления Ельцина в книге «Конец бедности».

Результатом «научного подхода» оказался развал народного хозяйства, превосходящее по убыли основного капитала разрушения в результате Великой Отечественной войны. Аналогичное разрушение, примитивизация хозяйства и обеднение населения произошла во многих странах – от Болгарии до Монголии.

Самое время усомниться в адекватности экономической науки. Что это за наука такая, что она приносит упадок и разрушения? Не удивительно, что сегодня раздаётся всё больше призывов вернуться к «хорошо забытому старому» - к политэкономии советского образца – с учётом пережитого опыта. Такое вот отрицание отрицания.

Вообще-то возвращение к «позавчерашним» идеям и подходам (при пылком отрицании «вчерашних») - дело обычное. Однако нельзя забывать, что от старого отказались потому, что оно оказалось бесполезным или недостаточно полезным в практической деятельности. Опираясь на старую политэкономию мы пришли к результатам, которые нас не удовлетворяли. Мы не должны об этом забывать, даже и умиляясь, в духе времени, советскими достижениями, которые на фоне сегодняшней разрухи, в самом деле, кажутся гигантскими.

Что же следует сделать?

Мне думается, в эпоху кризиса, находясь в идейном и практическом тупике, полезно сделать вот что. Надо «возвратиться на первОе», как выражался протопоп Аввакум, т.е. обсудить вопрос с самых основ, ab ovo - с яйца. Что такое политэкономия, зачем она нужна и каковы её задачи, что она обсуждает и чего мы от неё ждём.

Начнём с самого термина. Кстати, в будущем году нас ждёт юбилей – 400 лет термину «политэкономия», не забыть бы отметить. Впервые словосочетание политическая экономия использовал драматург и писатель Антуан Монкретьен в экономическом трактате «Traité d’économie politique» («Трактат о политической экономии», 1615 год). Экономия – это «домоводство». Полититика – в старинном, аристотилевом смысле – это искусство управления полисом, государством. То есть, выходит, политэкономия – это искусство сделать так, чтобы хозяйство государства процветало. То есть, попросту говоря, это учение о том, «как государство богатеет» - Пушкин совершенно правильно схватил суть дела. Не зря классическая книжка Адама Смита имеет в своём длинном заглавии слова «богатство народов», под которым она и запечатлелась в истории.

Политэкономии и следует вернуть к её исконной проблематике – к учению о том, как стране разбогатеть и почему одни страны богатеют, а другие, увы, наоборот… В перспективе это должна стать наука об успехе. О хозяйственном успехе народов.

Сегодня активно формируется наука о личном жизненном успехе отдельных людей – как отрасль прикладной психологии. Проводятся семинары, работают психологи, так называемые «коучи» - тренеры успеха; и во многих случаях достигаются впечатляющие результаты. Политэкономия должна стать наукой успеха коллективной личности – народа.

Тренеры успеха – коучи – в качестве отправной точки своей практики признают простое и самоочевидное утверждение: все люди разные. Что приводит к успеху одного – совершенно не приводит другого и вовсе для него не подходит. Двери, широко открытые для одного, крепко заперты для другого, и наоборот. Если люди, даже и одной культуры, сходного воспитания, живущие по соседству, должны идти к успеху своим специфическим путём – что же говорить о разных народах? История хозяйственной жизни успешных народов говорит, что каждый из них на том или ином этапе нашёл какой-то свой секрет процветания, реализовал свой специфический талант.

Отсюда с очевидностью вытекает: новая политэкономия должна быть НАЦИОНАЛЬНОЙ – специфической для каждого народа, для каждой страны. Никакой годной для всех народов науки успеха быть не может. Собственно, это понимали ещё в седой старине, когда ещё не была изобретена политкорректность и люди могли говорить, что думают. Фридрих Лист так и назвал свою книгу, написанную в 1813 году и сохранившую актуальность и по сю пору, - «Национальная система политической экономии».

Поэтому, спор о том, есть ли у России свой путь, или она должна развиваться как все нормальные страны, основан на чистом недоразумении. Свой путь есть у каждой страны, у каждого народа (как и у каждого человека), а вовсе не только у России. А вот нормальных стран, каких-то тотально образцовых, пригодных для общего копирования – наоборот, нет. Такое копирование приводит только к упадку, а не к успеху.

Как понять этот путь?

Как человек, так и коллективная личность – народ должен задаться вопросом: когда он был наиболее успешен? Не другие, не все нормальные люди (народы), а лично он.

Надо постараться выделить несколько таких удачных периодов (2-3). Выделив периоды наибольшей успешности ( в случае народа – наибольшей силы, влияния в мире, наиболее быстрого хозяйственного и культурного развития, роста экономики), следует внимательно к ним присмотреться. И задаться вопросом: какой был в то время образ правления, как управлялось общество и государство, каково было образование, каков вообще был весь стиль жизни? Можно проделать аналогичную работу и для самых провальных, неуспешных периодов.

Тогда рецепты успеха мы будем не сочинять с помощью безудержной социальной мечтательности (выражение Н.Бердяева), а извлекать из собственного исторического прошлого, из собственного коллективного опыта. Ровно так же должен поступать и человек, желающий выработать успешную стратегию поведения: не сочинять, а вспоминать.

Применение этого с виду простого метода душевно травмирует, поскольку выявляются неприятные интеллигентскому сознанию вещи. Ну, например, оказывается, что наши крупнейшие и успешнейшие модернизации проводились в условиях жесточайшего форсажа, были строго мобилизационными и осуществлялись под руководством грозных самодержавных монархов – Петра I и тов.Сталина. Такое воспоминание наводит нас на мысль, что ожидать технологического взлёта в условиях демократии у нас невозможно. Не вообще невозможно – у нас невозможно. В рамках такого подхода (назовём его без затей - историческим) вопрос о том, почему у них это работает, а у нас не работает – отпадает сам собой. У них работает, потому что они не мы, а мы – не они.

Ровно такая же история на уровне отдельной человеческой судьбы: кто-то может быть предпринимателем, а кто-то нет, кто-то может быть фрилансером, а кому-то нужна стабильная работа. Никто не хуже и не лучше любого другого: надо только понять в каких условиях кто действует результативнее. А понять это можно только вспомнив, как, когда и при каких условиях тебе удавалось достичь успеха, а при каких условиях происходил провал.

У каждого народа своя специфическая мотивация к труду, своя система верований (не только религиозных – бытовых в не меньшей мере), свой темперамент. Всё это приводит к тому, что выражено поговоркой «что русскому здорово – немцу смерть». Собственно, все практические работники это интуитивно понимают. Положим, наш человек лучше мотивируется бегством от опасности, а западный – погоней за добычей.

В «Анне Карениной» вдумчивый сельский хозяин Левин (alter ego автора) понимает, что прочитанные им западные экономико-философские труды невозможно применить к нашим условиям, потому что у нас другой работник. Не хуже или лучше – другой. Он даже пишет книгу о свойствах этого работника.

Национальная система политической экономии по этой причине должна близко смыкаться с т.н. «философией хозяйства» - дисциплиной, существование которой скорее желательно, чем реально. Около ста лет назад идею «философии хозяйства» выдвинул С.Булгаков; сегодня на экономическом факультете МГУ существует сообщество, занятое продолжением его идей.

Полезно хотя бы то, что это сообщество утверждает экономику как гуманитарную дисциплину – как науку о человеке и его деятельности, а не просто таблички и графики. В центре экономической науки, безусловно, должен стоять человек. В последние десятилетия он был как-то потерян, поскольку трудно поддавался математическому моделированию, что для современной экономической науки считается обязательным. Человека сначала изгнали из экономики, а потом с помощью разного рода умственных конструкций пытаются «учитывать», принимать во внимание - например, пытаясь соединить экономику с бихевиоризмом – учением о поведении. Забавно, что большинство нобелевских премий по экономике в последнее время были выданы за исследования в области учёта иррационального фактора в экономических штудиях. На самом деле, человека надо не «учитывать», а поставить в центр экономической науки.

Что получится? Новая политэкономия окажется наукой не строгой, т.е. не состоящей и графиков и формул. Она будет типично гуманитарной дисциплиной. Мало того, это вообще не наука, в смысле science – это скорее описание опыта. Вроде, например, педагогики, которая, безусловно, наукой не является но содержит определённый пласт знаний о мире. Может ли такая наука быть полезной и практичной? Это зависит от богатства привлечённого материала, от умственных сил разработчиков. Имеющиеся экономические учения весьма мало полезны, несмотря на свою наукообразность и внешнюю строгость.

Остаётся обсудить важный вопрос: в какой мере один народ может копировать достижения другого и при каких условиях это может быть успешным? Это постараюсь завтра.