Главный экономист по России и СНГ Bank of America Merrill Lynch Владимир Осаковский рассказал «Газете.Ru», почему рецессии в России не будет

«Экономика будет расти, даже если власти будут тихо сидеть на печи...»

Главный экономист по России и СНГ Bank of America Merrill Lynch Владимир Осаковский

Фотография: из личного архива

Правительство искусственно занизило прогноз по росту экономики, чтобы не наращивать и без того непомерные расходы по социальным обязательствам и на мегастройки, не исключил в интервью «Газете.Ru» главный экономист по России и СНГ Bank of America Merrill Lynch Владимир Осаковский. Но даже если власти ничего не предпримут для стимулирования экономического роста, то рецесссии в России в обозримом будущем все равно не будет. А будет рост в 3% ВВП и индексация зарплат. Но рубль еще больше ослабнет к доллару.

— Ваш прогноз по экономическому росту?

— 2,9%. В основном за счет низкой базы и нормального урожая.

--Удивительно. Это выше официального, который составляет 2,4%? На чем держится ваш оптимизм?

— Ну какой это оптимизм? Оптимистическим прогнозом был бы рост на 4–5%. Факторов именно для нашего прогноза немало: отсутствие неурожая, ослабление инфляционного давления, разворот эффекта базы. Еще один момент. Для пересмотра прогноза правительство пересмотрело сценарные условия развития экономики и в этом сценарии повысило стоимость нефти почти на $10 до $105 за баррель.

— И о чем это говорит?

— О том, что правительство не хочет тратить, наращивать расходы.

— Не хочет тратить и по этой причине искусственно занизило прогноз?

— Я бы сказал, что на тот момент, когда прогноз составлялся (в апреле этого года. — «Газета. Ru»), правительство было заинтересовано в максимально консервативной оценке роста ВВП. Пересмотр цены на нефть дает увеличение доходной части бюджета примерно на полтриллиона рублей. Чтобы их не тратить, правительство занижает прогноз по ВВП и расходам.

Занизить, судя по всему, было необходимо для того, чтобы выдержать бюджетное правило, чтобы не брать на себя дополнительные расходные обязательства в ближайшем будущем.

— А вы учитываете при оставлении прогноза, что называется, человеческий фактор – настроения инвесторов, их страхи, их желания?

— Конечно, но, так или иначе, эти страхи находят выражение в конкретных показателях и прогнозах по ним – доходности бондов, ценах на активы и сырье и так далее.

— Мне часто приходится беседовать с экспертами по макроэкономике, главными экономистами крупнейших банков, консалтинговых компаний… Ощущение такое, что все пребывают в растерянности. Никто толком ничего не может объяснить, что происходит сейчас с экономикой, что с этим кризисом делать, что необходимо сделать, чтобы начался рост? Прогнозы постоянно пересматриваются…

— Да, неопределенности сейчас очень много. И в российской экономике, и в глобальной. Экономика радикально изменилась с 2008–2009 годов, когда был пик кризиса, и уж тем более, если сравнивать с докризисными временами.

Но я не соглашусь, что советы, рецепты макроэкономистов, экономических консультантов правительств не сработали. США (да и весь мир) после 2008–2009 годов должны были во второй раз сползти в Великую депрессию, как в 30-х годах прошлого века, но этого не случилось. Напротив, начался рост. Да, программа количественного смягчения критикуется, но во многом благодаря ей в экономике не случилось ничего апокалиптического.

— А Европа сползла в рецессию…

— По Европе… Тут пока говорить рано, что сработало, что нет. Но, по крайней мере, Европа остается единой. Проблемы отдельных стран зоны евро удалось купировать – Ирландии, Греции, Испании. И есть шанс, что экономика начнет восстанавливаться, возможно, уже в следующем году.

— А российские власти знают, что делают? Знают, как преодолеть замедление экономического роста? Программы нет, зато используется противоречивый и часто взаимоисключающий набор инструментов для стимулирования экономики…

— Внятной целостной программы по стимулированию экономического роста действительно нет, согласен. Для начала необходимо хотя бы разграничить, какие меры принимать сейчас, как не допустить рецессию. А какие меры должны работать на перспективу, на желаемый рост в 5–6% ВВП. И это разные подходы.

— Что делать, чтобы не допустить рецессию?

— Возможности правительства в этой части ограничены. С одной стороны, есть принятые обязательства по социальным расходам, а с другой – добровольно принятое обязательство исполнять бюджетное правило, то есть не тратить сверхдоходы от продажи углеводородов. В этой связи не думаю, что мы увидим какие-либо дополнительные расходы.

Считаю, что соблюдение бюджетного правила – это вполне обоснованный подход в нынешних обстоятельствах. А обстоятельства такие, что даже при высокой стоимости нефти бюджет сводится с дефицитом. И что будет, если произойдет коррекция цен на нефть? Бюджетное правило действительно может снизить зависимость бюджета от ситуации на внешних рынках…

— Но с другой-то стороны – ограничивает возможности для стимулирования экономического роста?

— Именно так. Поддержки из бюджета мы не увидим. В этом есть плюсы и минусы, но решение уже принято. Будет только хуже, если менять правила игры, метаться. Так что, учитывая то, что правило останется в силе, мы думаем, что вся тяжесть по поддержке экономического роста ляжет на ЦБ, на его денежно-кредитную политику.

— Но сначала ЦБ придется добиться снижения инфляции, на которую, как принято считать, он мало может повлиять. Есть значительная часть немонетарной инфляции (тарифы естественных монополий, урожай и другое), не подвластная воле ЦБ.

— Это любимая отговорка ЦБ. Из 6% инфляции на немонетарную часть приходится, по максимуму, 2–3%.

— Управление оставшейся частью инфляции достаточно, чтобы можно было стимулировать экономический рост?

— Давайте по-другому посмотрим на этот вопрос. Если вы считаете, что ЦБ ни на что не влияет, давайте снизим ставки и посмотрим, что произойдет?

По-моему, единственное реальное ограничение для ЦБ – это мировоззрение его руководства, их понимание, что можно, а чего нельзя делать при проведении кредитно-денежной политики. При этом ЦБ сейчас обновился, так что и его политика, скорее всего, также претерпит существенные изменения.

Если снижение ставок произойдет, а потенциал для их снижения есть, то эти деньги окажутся в экономике. Мы считаем, что основной канал трансмиссии денежно-кредитной политики на рынок — не через банковское кредитование, не через ставки по кредитам компаниям. Этот канал ограничен хотя бы тем, что в общем объеме инвестиций 5% — это кредиты, а 45% — это средства компаний.

Основной канал трансмиссии денежно-кредитной политики на экономику — это рубль, обменный курс.

Неспроста месяц назад был разговор о необходимости целенаправленного ослабления рубля. Об этом говорил министр финансов. Эти разговоры были быстро прекращены. Но не факт, что идея забыта – возможно просто потому, что человек, ответственный за нее, перешел работать в ЦБ.

— Что произойдет в ближайшее время? Ставка рефинансирования начнет снижаться?

— Должна. Три раза по 0,25% до конца года. Причем в основном за счет того, что инфляция замедлится — и очень существенно. Наш прогноз по инфляции – 5%.

— Предположим, у бизнеса действительно вскоре появятся более дешевые деньги, и вы считаете, что они будут направлены на развитие. Вот так автоматически это произойдет? Или пойдут сначала на обслуживание долгов?

— Нет, не автоматически, но, тем не менее, произойдет. Уровень закредитованности российской экономики относительно небольшой. Но если даже часть средств пойдет на погашение долгов, почему бы и нет? Тоже полезно.

Повторюсь, ставки – это не совсем про кредит, это больше про рубль. Почти половина инвестиций в России финансируется из собственных средств предприятий, в то время как за счет кредита около 8%. Если упростить «картинку», то можно сказать, что эти «собственные средства» у нас — не что иное, как прибыль от продажи сырья. При отсутствии роста цен на сырье в мире для получения большей прибыли нужен дешевый рубль. Таким образом,

слабый рубль добавляет прибылей в экономике, что создает основу для роста инвестиций. Ну или хотя бы для их стабилизации. Помимо инвестиций же есть ещё и потребление, а с ним пока все в порядке. Безработица у нас по сути дела отсутствует, и демографическая ситуация этому только способствует. Нация стареет, работников становится все меньше, конкуренция за рабочую силу растет, а значит, будет рост зарплат и, в свою очередь, потребление.

— И когда начнутся эти изменения?

— Конечно же, не сразу, но подействует. Ещё не факт, что нефть будет стабильной, и, соответственно, будут ли расти у компаний прибыли – еще вопрос. По этой причине

мы и оцениваем рост экономики в районе 3% в ближайшие год-два.

— Что получат от ослабления рубля не экспортеры, а малый и средний бизнес?

— Все те же самые эффекты. Если денег (прибылей) в экономике становится больше, то так или иначе от этого всем становится если не лучше, то легче.

— Такое впечатление складывается на основании ваших прогнозов, что если власти даже ничего особенного не будут предпринимать для стимулирования роста, то он все равно сохранится на уровне 3% в ближайшей перспективе. И нечего бояться рецессии.

— Вполне так может быть. Судите сами: наши экспортные сырьевые товары так или иначе востребованы на внешнем рынке. Спрос на них падает, но он есть. Второй момент — об этом я уже говорил — зарплаты будут расти, и вместе с ними будет расти внутренний спрос, который обеспечивает львиную долю экономического роста. Так что

ничего удивительного нет в том, что экономика будут расти в пределах 2–3%, даже если власти будут тихо сидеть на печи и не вмешиваться.