Научно-техническая революция глазами экономиста. Алаверды

Мой невинный реферат замечательного историко-экономического труда Аллена вызвал несколько комментариев читателей Авроры. Некоторые из этих комментариев оказались не понятным мне образом эмоциональны, но, хотя и не относились собственно к истории или экономике, поднимали ряд важных вопросов, связанных с темой статьи. А именно, экономическое обсуждение инноваций действительно рассматривает их зачастую как внешний фактор наподобие дождика (по выражению одного из комментаторов).

Я не собирался продолжать эту тему, поскольку цели той публикации были достигнуты, однако наткнулся на аналогичный по тематике обзор газеты The Economist, который мне показался интересным как дополнение к высказанным в реферате и комментариях мыслям, и который я считаю интересным привести в переводе. В скобках замечу, что благоречивые эвфемизмы, использующиеся в статье для описания текущего состояния экономики, восхитительны: только высокий литературный стиль Экономиста может быть их источником.

Экономисты изучают последствия направляемого технологического прогресса

Ещё древние греки, а возможно и люди до них, были озабочены тем, как прогресс цивилизации создаёт не только новые возможности, но и хаос. У экономистов не было времени для столь глубокой рефлексии. С их точки зрения, технологический прогресс — продукт неизбежного долгосрочного экономического роста, и единственный достойный обсуждения вопрос — как выжать больше инноваций из существующей системы. Но перед лицом современных вызовов (от климата до неравенства) некоторые экономисты начали задаваться вопросом, какие инновации реально уместны и в каком объёме.

Первые модели экономического роста вообще не объясняли технологический прогресс, рассматривая его как манну небесную. В 80-х годах некоторые экономисты начали строить модели эндогенного роста (то есть, такие, в которых рост не заложен извне, а возникает внутри модели, объясняется ею, которые показывают, откуда рост вообще берётся). Они объясняли рост как следствие:

• инвестиций в исследования и развитие (R&D),
• роста человеческого капитала
• или (возможно, временной) дополнительной прибыли, которую пожинают фирмы, применяющие новые технологии.

Другие экономисты сфокусировались больше на данные. Например, в статье «Кто становится изобретателем в Америке. Важность приверженности инновациям», опубликованной в 2018 году в Ежеквартальном экономическом журнале, авторы выявляют факторы, которые вдохновляют молодёжь становиться инноваторами. Например, если дети растут в среде, где инноваций много, они с большей вероятностью сами начинают заниматься инновациями.

Кто становится изобретателем в Америке

Подобные исследования — это пересказ новостей на языке цифр и эконометрических зависимостей. Компактно, создаёт иллюзию понимания, но обычно ангажировано. Тем не менее, картинки и зависимости интересные: доход, образование, оценки по математике, национальность — всё это объясняет склонность к инновациям. Вот несколько фактов согласно цитирующемуся исследованию:

• доходы держателей патентов превосходят на 80 000 долларов США доходы тех, кто не изобретает (правда, разница статистически не значима); такая же связь между доходами родителей изобретателей и неизобретателей;
• изобретения делают те, кто вырос в хорошем районе и у родителей, склонных к изобретениям;
• уровень образования положительно коррелирован с изобретениями (колледж посещали 86% изобретателей и лишь 48% неизобретателей);
• оценки изобретателей по математике и английскому языку значительно выше, чем у неизобретателей;
• чернокожие американцы изобретают в 1,5 раза меньше, чем белые, испаноязычные — в 5 раз меньше; число изобретателей среди выходцев из Азии в 3 раза больше, чем среди белых;
• изобретения делаются в тех отраслях, в которых работают родители, в 7 раз чаще, чем в иных отраслях.

Факторы производства и направление инноваций

Исследования также прояснили, почему технологические открытия — не линейный процесс, а их направление зависит от экономических условий. Некоторые историки экономики указывают, что ранняя индустриализация стимулировалась желанием заменить дефицитные ресурсы (например, квалифицированный труд) избыточными (например, неквалифицированный труд или уголь). Другими словами, изобретатели прошлого не открывали тайны природы одну за другой, а решали конкретные проблемы бизнеса. Интерес исследователей в этой области расцвёл в 90-х годах, когда экономисты пытались объяснить, почему премия к зарплате, получаемая выпускниками колледжей по сравнению со сверстниками без диплома растёт несмотря на рост числа выпускников колледжей. Некоторые экономисты пришли к выводу, что технологический сдвиг XX века был основан на обученности (skill-based), которая стимулировала производительность труда тех работников, которые имеют образовательные степени (бакалавр, магистр, доктор), но не затрагивала производительность труда работников без степеней.

В статье, опубликованной в 2001 году, Дарон Асемоглу из Массачусетского технологического института связал эти идеи в модели «направленного технического изменения». Он предположил, что технологический прогресс находится под влиянием относительной ограниченности факторов производства, таких как труд и капитал: как легко один фактор может быть заменён другим и каково было предшествующее направление развития инноваций. Исследование определённой технологии может снизить издержки дополняющих инноваций в будущем. Захватывающе обдумать возможность направления технических изменений: возникают альтернативные траектории технологического будущего, миры, где экономическая эффективность выжимается из дирижаблей и пневматических тоннелей, а не двигателей внутреннего сгорания и Твиттера. Если направление технологического развития не высечено в камне, инновационная политика может пустить развитие хозяйства по одному пути или по другому. В результате возникает ключевой вопрос: если инновации направляются, должны ли они направляться, и если должны, то как?

Комментарий

Некоторые авторы не отказывают себе в удовольствии обдумать альтернативы. Здесь уместно вспомнить работы С. Б. Переслегина и его группы. В художественной культуре — пример экранизации замечательного Обитаемого Острова Стругацких, где именно дирижабли были основой военно-воздушных сил этой цивилизации.

Предыдущая статья как раз описывала и эффекты и экономику последующих инноваций, и механизмы расширения их применения, и важность направления инноваций в мире, в котором прорывные инновации стали слишком дорогими, и риски прогнозирования их эффективности. Паровую машину, увеличившую энерговооружённость производства на 2-3 порядка, мог разработать энтузиаст при поддержке частного капитала. Последующий сравнимый рост мощности — ядерная энергетика — энтузиастам и частному капиталу уже не под силу.

Как вписать в эту историю развитие информационных технологий? Можно ли их вообще вписать? Как направлять их развитие, если это возможно? Как оценивать экономическую эффективность? Все эти вопросы были поставлены в предыдущей статье, затронуты в ряде современных монографий по экономике (например, в «Воспоминаниях...» М. Л. Хазина). Они сложны, но от их решения многое зависит.

Экономические риски искусственного интеллекта

Вернёмся к статье из Экономиста. С 2000 года публикуемые работы в области направляемого экономического роста концентрировались на вызовах, связанных с окружающей средой. Однако зависимость от предыстории инноваций означает, что исследования технологий энергетики, основанных на полезных ископаемых, могут оказаться более жизнеспособными, нежели «чистые» альтернативы. В результате предыстории в технологиях, основанных на полезных ископаемых, гораздо больше экспертов, хорошо финансируемых лабораторий, и устоявшаяся сопутствующая экономическая инфраструктура. Эффективная декарбонизация может потребовать субсидирования исследований «чистой энергии» в сочетании с высокой ценой видов топлива, основанных на углероде. В самом деле, усилия по замедлению глобального потепления представляют собой массированную попытку реализовать определённый вариант технологического будущего — без углерода — в ущерб другим альтернативам.

Почему на этом моменте следует остановиться? Некоторые футурологи и немногие экономисты опасаются, что искусственный интеллект может привести к массовому замещению труда в карте факторов производства и к социальному кризису. Но в последней статье Антона Коринека из Университета Вирджинии указывается, что не все применения искусственного интеллекта одинаковы. Разумные машины действительно могут заменить людей-работников, или могли бы быть сконструированы, чтобы облегчать труд людей: помогать людям ориентироваться в сложных процессах или принимать сложные решения. Частные компании, фокусирующиеся на своих прибылях и убытках, а не последствиях прорывных инвестиционных решений, могут быть безразличны к выбору между этими двумя вариантами развития при отсутствии принуждения со стороны правительств, точно так же как компании, загрязняющие окружающую среду безразличны к издержкам этого, пока правительства не заставляют их учитывать это. В

препринте, написанном в соавторстве с нобелевским лауреатом Стиглицем, г-н Коринек приходит к выводу, что направление технологических изменений в сторону облегчения труда вместо его замещения — субоптимальный путь управления развитием (second-best), по сравнению с вариантом, в котором правительства найдут способ перераспределить доходы от автоматизации между выигравшими и проигравшими. Всё это может звучать как далёкая проблема, но предложения типа того, которое внёс Билл Гейтс (обложить налогом роботов чтобы снизить скорость автоматизации), — это шаги к микроменеджменту технологического будущего.

Коринек и Стиглиц

Краткий реферат препринта Коринека и Стиглица заслуживает внимания. Ключевой посылкой их работы является понимание того, что инновация изменяет соотношение факторов производства (труда и капитала) и распределение ренты между ними, создавая неравенство. Следствием этого является неэффективность инноваций по Парето: работники теряют по сравнению с периодом до инновации, владельцы капитала могут как выиграть, так и проиграть. В принципе возможно четыре ситуации:

• рынок совершенен и без издержек обменов: тогда в результате инновации возможно парето-улучшение;
• в этом мире инновации должны финансироваться за счёт общества, быть не ограничены и доступны всем (начальные исследования именно так и устроены, примеры — Интернет, открытый код в искусственном интеллекте);
• перераспределение несёт издержки (может выиграть инноватор в ущерб работникам),
• рынок не совершенен (информационные проблемы, упускаются рынки, жёсткость цен и зарплат, как результат — монополии),
• рынок не совершенен, и перераспределение несёт издержки (пример — удешевление сельскохозяйственной продукции с разорением фермеров в начале XX века в США и падением спроса вследствие этого).

В реальности вариант 0 не возможен. Причиной этого (согласно Коринеку и Стиглицу) является несовершенство реального рынка, как это понимается микроэкономикой: инновация — это рискованное предприятие, а «страховки», которая ex ante позволяет перераспределить выгоды и потери от инновации, не существует. Поэтому они приходят к выводу о том, что крайне необходимо регулирование последствий инноваций. Предвосхищая либертарианские возражения против регулирования, они пишут, что эти возражения основаны на непонимании, что из себя представляет настоящий свободный рынок — тот самый рынок со знаменитой невидимой рукой. Более того, они припечатывают:

«Markets on their own are not good at structural transformation»

«Рынки сами по себе плохо себя показывают при структурной трансформации»

Следует пояснить, что словом «рынок» теоретики-экономисты (экономиксисты?) обозначают эйдос, который весьма условно соотносится с теми материальными институтами, которые реализованы на практике. В этом эйдосе существуют эффективные инструменты перераспределения рисков, функции которых в реальности обеспечиваются довольно сложными

механизмами с большей или меньшей эффективностью (зависящей от ликвидности, кстати).

Несмотря на то, что в препринте рассматриваются инновации, связанные с искусственным интеллектом, замещающим работников, сама ситуация не нова. В истории экономики уже был аналогичный пример: глобализация. Глобализация — это инновация в международной торговле. Она снижала зависимость развитых экономик от труда как фактора производства и ухудшила положение рабочих в своей экономике.

Инновации, изменяя структуру экономики, приводят к неравенству. Например, если инновация приводит к замещению труда как фактора производства, падает заработная плата (рента труда), но растёт доходность капитала, который оказывается в относительном недостатке. Предотвратить снижение ренты труда может сопутствующее инновации наращивание капитала, на что указывают Коринек и Стиглиц. Доминирование в школьных математических теоретико-микроэкономических моделях производственных функций с постоянной отдачей от масштаба играет злую шутку с экономистами. Такое наращивание капитала всё равно рано или поздно станет неэффективным, хотя примеры разрешения кризисов замещения труда таким образом в истории имеются: например, упомянутый выше рост производительности сельскохозяйственного производства.

Но даже если снижения ренты труда удастся избежать, например, если инновация не замещает труд, а повышает его производительность, возникающий избыток будет направлен на аккумулирование другого ограниченного ресурса, например, земли. Работники, чьё благосостояние не снизилось, будут жить в фавелах и питаться искусственной едой, в то время как владельцы капитала и инноваторы будут соревноваться в роскоши обособленных престижных районов, практикуя здоровое и естественное питание.

Другими каналами наращивания неравенства являются рента инноваторов (за счёт уникальной квалификации или в результате механизмов олигополии Бертрана), риски инноваций (распределение результатов скошенное, что ex post приводит к неравенству). Инновации меняют корзину потребляемых благ (нельзя компьютер ограничить функциями печатной машинки, даже если используются только они).

Указывая на важность перераспределения результатов инноваций, упоминая теорию справедливой оплаты труда, предложенную Акерлофом и Йеллен (той самой, которая возглавляла ФРС США), и иные нефинансовые проблемы, возникающие в результате инноваций, высвобождающих труд, Коринек и Стиглиц не говорят ничего о построении реальных механизмов перераспределения и о… направляемых инновациях.

Похоже, теория, которая бы вбирала в себя знание предметной области инноваций (инженерные знания), методы долгосрочной оценки, методы перераспределения ресурсов в долгосрочном периоде в условиях крайней неопределённости, не имеющей вероятностный характер, отсутствует. Более того, отсутствует даже

попытка заявить о необходимости такой теории.

Национальные проекты и программы в Российской Федерации

Национальные проекты и программы созданы для реализации прорыва, перехода к новому технологическому укладу. Однако официальные открытые источники оставляют странное впечатление: ориентированные на бюрократическое администрирование паспорта проектов разбавлены рассказами об успехах в стиле «космические корабли бороздят просторы Большого театра», и всё это с орфографическими ошибками, несоответствиями между документами, посвящёнными одному и тому же проекту (программе), с признаками невладения компьютерными технологиями. Вдобавок формат документов не позволяет осуществлять по ним текстовый поиск, автоматически цитировать эти документы. Интересно соотнести национальный проект «Производительность труда и поддержка занятости» с национальной программой «Цифровая экономика». Необходимость такого сопоставления очевидна в контексте современных экономических исследований.

Итак, программа «Цифровая экономика» состоит из следующих проектов:

1. нормативное регулирование цифровой среды,
2. информационная инфраструктура,
3. кадры для цифровой экономики,
4. информационная безопасность,
5. цифровые технологии,
6. цифровое государственное управление.

Конкретные названия, детализация. Создание инфраструктуры цифровой связи и центров обработки данных в государственном масштабе (то есть, закладка условий для последующего развития), дальнейший реинжиниринг бизнес-процессов оказания государственных услуг с упором на цифровизацию, геоинформатизация, единые реестры нормативных документов, цифровое строительство, построение промышленного интернета вещей — единой системы промышленных датчиков, проекты по умной городской среде, инвентаризация, информатизация реестров (в частности, открытая система патентной информации).

Проект «Производительность труда и поддержка занятости» — полный антипод предыдущего. Названия задач многословные и неконкретные, попутно декларирующие сохранение административно-правовых ограничений для роста производительности труда (хорошо хоть их предлагается снизить!):

1. стимулирование предприятий к повышению производительности труда;
2. снижение административно-правовых ограничений для роста производительности труда;
3. формирование системы подготовки кадров, направленной на обучение управленческого звена предприятий-участников национального проекта, а также служб занятости населения;

1. международное взаимодействие;
2. методологическое сопровождение;
3. поддержка выхода на внешние рынки: формирование систем методической и организационной поддержки в рамках начальной работы на внешних рынках в целях повышения производительности труда на предприятиях;
4. формирование системы методической и организационной поддержки повышения производительности труда за счёт внедрения инструментов автоматизации и использования цифровых технологий;
5. работа на (sic!) крупных государственных компаниях, компаниях с государственным участием.

В рамках проекта предполагается создание нормативных актов, анкетирование предприятий, обучение повышению абстрактной производительности труда, пилотные (и только) проекты по повышению производительности труда, взаимодействие с одной из государственных компаний, организация международных конференций и стажировок, привлечение международных консультантов (скромно названо «экспертная поддержка предприятий с привлечением международных партнёров»). Одним словом, повышать производительность труда предлагается за счёт администрирования этой деятельности и отвлечения сотрудников предприятий от производственной деятельности. Конкретные направления автоматизации, в отличие от «Цифровой экономики» отсутствуют.

Отсутствие проработки экономических вопросов, обоснованного направления инноваций, описания «образа будущего» и ожидаемых структурных изменений эономики поэтому не удивляют.

О, человечность!

Вернёмся к статье из Экономиста. Если не брать в расчёт вопросы окружающей среды, такие шаги кажутся недостаточно вызревшими. Необходим более содержательный взгляд на технологический прогресс. Но в экономике нет такого аппарата, который бы позволял выбирать предпочтительный путь технологического развития, по крайней мере, сейчас. Мир слишком сложен, чтобы позволять экономистам сравнивать гипотетические варианты технологического будущего: определять, является ли общество дирижабля более экономически эффективным по сравнению с обществом автомобиля. Экономистам не известны сюрпризы, лежащие на траекториях инновационного развития.

Вопросы технологий не касаются исключительно эффективности, и в основном не про экономическую эффективность. Многое здесь — про этику. Инновации с ошеломляющим ростом производительности могут привести к разрушению общественного доверия и неравенству. Перед лицом радикального технологического изменения — в искусственном интеллекте, робототехнике, генетической инженерии — общества неизбежно обсуждают, какие технологические направления должны быть исследованы. Взгляд экономистов — в ряду этого обсуждения, если он приправлен человечностью и заботой.