Андрей Зверев: Часы на ноге, пистолет за поясом…

Досье Bankir.Ru: В 1980-х годах работал в Госбанке и Госплане СССР. В 1990-1992 годах – заместитель министра финансов РСФСР, руководитель бюджетного управления Межгосударственного экономического комитета (МАК), затем работал в аппарате правительства РФ, в руководстве ряда ведомств и компаний, ныне - торгпред России в Германии. Известен тем, что в конце августа 1991 года был прислан «комиссаром» в Госбанк СССР заменить «ненадёжного» Геращенко. Пробыл председателем три дня.

Совет директоров Московского банка экономического сотрудничества собирался раз в год поочередно в разных странах-учредителях. В 1982 году заседание проходило в Москве в здании МВЭС на Кузнецком мосту.

За большим круглым столом сидели руководители центральных банков стран - членов СЭВ, члены делегаций. Сзади пристроились эксперты, консультанты и переводчики, среди которых восседал и я. Это был мой первый совет директоров, и всё было очень интересно.

Часу на втором заседания, когда уже стало ясно, все впечатления зафиксированы, я стал наблюдать за присутствующими. Любопытно было смотреть на дремлющего президента Национального банка Монголии, интересных венгерок и полячек из состава экспертов делегаций их стран, смуглых кубинок и раскосых вьетнамок. Едва я отвёл взгляд от очередной делегации и посмотрел на часы - сколько там до кофе-брейка, взгляд мой упал на ноги председателя Госбанка СССР Владимира Сергеевича Алхимова, торчавшие под стулом передо мной. Я слегка подивился увиденному: на щиколотке левой ноги, из-под задравшейся брючины виднелись часы. Обычные часы на ремешке!

Я зажмурился и глянул ещё раз - точно: часы. Я толкнул локтем соседа и скосил глаза на ноги Алхимова. Тот посмотрел и тоже, мягко говоря, удивился. Мы встали и вышли покурить, а заодно обсудить ситуацию.

- Он, может быть, заболел, а на руке носить не может, - предположил мой коллега. - А может, это последствия войны, контузии... - рассуждал он.

Не придя к единому мнению, мы потихоньку вызвали на перекур нашу начальницу - Нину Николаевну Солдатову, ведущую в банке весь блок социалистических стран.

Подготовив её соответствующим образом, мы подвели Нину Николаевну поближе и показали на ногу Владимира Сергеевича. Солдатова сделала вид, что не удивилась, хотя это ей удалось с трудом.

- Подумаешь, часы на ноге, - не совсем уверенно сказала она, - может, ему так удобнее...

- Что удобнее, время смотреть? - спросил я. - Вряд ли...

- Вряд ли, вряд ли, - передразнила Нина Николаевна, - ладно, в перерыве попробую спросить.

Еле дождавшись перерыва, мы почти подбежали к Алхимову, мирно курящему и пьющему кофе. Стоявшая рядом с ним Солдатова долго мялась, не решаясь задать вопрос. Мы подталкивали её взглядами. Наконец, она решилась.

- Владимир Сергеевич, - глядя ему в глаза спросила она, - скажите, а почему у вас на ноге часы?

Мы замерли. Алхимов посмотрел на неё, на нас, нахмурился и произнёс:

- Дураки, это не часы, а шагомер. Врачи повесили, чтобы померить, сколько шагов я в день прохожу. А вы что, подумали, что я чокнулся? Не дождётесь!..

…Было забавно вначале наблюдать за поведением новоиспеченных министров на заседаниях правительства и на различных совещаниях. Зампремьера Инга Ивановна Гребешева, отвечавшая за «социалку», постоянно требовала денег - на больницы, школы, пенсии, пособия и т. д. Борис Фёдоров с Григорием Явлинским её осаживали - «денег нет, кроме тех, что в бюджете». Это Гребешеву не останавливало. Её поддерживали другие министры - В.И. Кисин (промышленность), Г.В. Кулик (сельское хозяйство). На одном из заседаний правительства, на котором мне пришлось докладывать вопрос о финансировании летнего отдыха детей, я сообщил членам Кабинета, что денег в бюджет на эти цели не предусмотрено. Гребешева мгновенно потребовала моего увольнения, и только Иван Степанович взял меня под защиту:

- Инга Ивановна, всех поувольнять - недолго. А с кем работать будем?

Ещё одним вице-премьером был Юрий Владимирович Скоков. Он любил по вечерам собирать многочисленные совещания человек на 25–30, приглашая руководителей всех министерств и ведомств. «Посиделки» начинались часов в 8–9 вечера и продолжались «до последней капли крови». Иногда к полуночи Скоков выдыхался и переносил заседание на следующий день, или его вызывал вдруг Силаев, и мы потихоньку разбегались. При этом было неясно, зачем Скоков нас приглашает - совещания в основном состояли из бесконечного «соло» Юрия Владимировича «ни о чём и обо всём». Он пел как акын - что вижу, о том и пою.

Вообще Скоков вызывал у меня какое-то смутное чувство опасности: он был явно не в себе. Мои предчувствия подтвердились после того, как на одном из «узких» совещаний у Силаева премьер выразил явное недовольство своим заместителем и сказал Скокову несколько нелицеприятных слов.

Юрий Владимирович побелел, вскочил на ноги и, отодвинув в сторону полу пиджака, показал Силаеву и всем нам кобуру с торчавшим из неё пистолетом.

- Уволите - перестреляю! - прошипел вице-премьер. - Мне терять нечего!

Мы все буквально онемели.

- Да что ты, Юрий Владимирович, - попытался успокоить его Силаев, - Никто тебя увольнять не собирается! Чего ты разволновался!

- Волноваться надо вам всем, а не мне, - торжественно заявил Скоков и, повернувшись, бодро вышел из кабинета…

…29 августа 1991 года закончилось моё «комиссарство» в Госбанке СССР. Я с облегчением завершил свою деятельность и попросил пригласить В.В. Геращенко ко мне. Он прибыл довольно быстро, как будто не редиску на даче выращивал, а ждал вызова в соседних Сандуновских банях. Мы попили с ним чаю, я вернул ему ключи от сейфа, и с чувством выполненного долга вышел из здания Госбанка СССР, пересёк Неглинную улицу и вскоре сидел в своём, ставшим уже привычным, кабинете в Министерстве финансов РСФСР. Здесь за несколько дней моего отсутствия накопилось много дел и ими мне предстояло всерьёз заняться. Последствия августовских события ещё долго будут давать себя знать. Тогда же, осенью 1991-го года была создана комиссия по расследованию последствий путча. Правда, поскольку сотрудникам союзных МВД и КГБ веры уже не было, в комиссию пригласили следователей со всей страны. В качестве свидетеля вызывали и меня. По эпизодам, связанным с Госбанком СССР, дело вёл молодой старший лейтенант, вызванный из Донецка. Придя к нему в первый раз, я увидел на столе учебники по денежному обращению, кредиту и финансам. Следователь, проследив мой взгляд, признался:

- А что делать! В Донецке я специализировался на убийствах, а тут поручили разобраться с Госбанком! Приходится на ходу учиться!

- Да, трудновато тебе будет с Гераклом! - сказал я.

- А кто это? Кто это такой - Геракл? - спросил он.

- Скоро узнаешь! Он тебя научит азам денежного обращения и кредита, - «порадовал» я его…

…Во главе Межгосударственного экономического комитета (МЭК) стоял первый председатель российского правительства Иван Степанович Силаев, а я был одним из членов его команды, наряду с уже хорошо мне знакомыми Е.Ф. Сабуровым, И.Т. Гавриловым, А.А. Захаровой, С.Г. Гучмазовым и многими другими. Мы разместились на Пушкинской улице в здании, где сейчас находится Совет Федерации Федерального Собрания РФ.

В ноябре усиленно верстали проект бюджета на 1992 год, учитывая произошедшую трансформацию в органах власти, прежде всего в сфере распределения функций и полномочий между Центром и союзными республиками.

Надо сказать, что процесс шёл трудно, с большими разногласиями. Каждая из республик - будущих участниц ССГ (Союза суверенных государств) считала МЭК мало эффективной структурой и старалась ограничить его функции. Предполагалось, что на надгосударственный уровень будут переданы только вопросы (и соответствующее финансирование), представляющие взаимный интерес - оборона, безопасность, часть валютных функций, некоторые другие. Должен был МЭК по некоторым задумкам заниматься и межбюджетными отношениями, субсидиями и дотациями отстающим регионам.

Заседания МЭК происходили там же, в здании на Пушкинской. В большом зале собирались представители всех республик, члены МЭК, а во главе стола восседал Силаев. Обретшие неожиданно свалившуюся на их неокрепшие головы свободу представители республик вели себя, мягко говоря, некультурно. А прямо выражаясь, это был паноптикум малограмотных мужчин и женщин, всплывших в своих местечках из пены, взмыленной перестройкой, путчем и прочими явлениями нашей тогдашней жизни. В их мозгах отчего-то внезапно сформировалось стойкое неприятие всего «наднационального», они вдруг стали пламенными патриотами и защитниками интересов отсталых окраин. При этом более всего меня забавляла скорость, с которой на их смирных и не очень лицах появлялись надменность и важность, голоса их становились гортанными и громкими, глаза частенько устало прикрывались, а руки с трудом поддерживали клонящиеся переполненные государственными думами мудрые головы.

Интересно, что таким же трибуном и радетелем интересов страны стал и полномочный представитель Российской Федерации В.М. Машиц (министр России по делам СНГ), который, выходя к трибуне, каждый раз представлялся не иначе, как «Министр Машиц». Его лицо, отравленное последствиями известных излишеств, выдавало наличие и других интересов, в основном сконцентрированных в районе шкафов водочного подразделения местного буфета.

В это время, если помните, почему-то нас заставили коверкать русский язык и произносить некоторые географические названия на местный лад: не Таллин, как это было всегда, а Таллинн, не Башкирия, а Башкортостан, не Алма-Ата, а Алматы и т. д. Мне всегда хотелось узнать, кто конкретно выдумывает такие нововведения, кому в башку приходят такие мудрые мысли? Но, к сожалению, мне не довелось докопаться до этих гениев словесности, хотя подозрения имеются.

На одном из заседаний МЭК я докладывал проект бюджета (используя принятую сегодня терминологию) и, называя получателей бюджетных средств, назвал республики так, как меня научили с детства - Молдавия, а не Молдова, Белоруссия, а не Беларусь и т. д. Когда подошло время задавать вопросы, поднялся со своего места представитель Киргизии и заявил:

- По бюджету вопросов не имею. А вот почему господин Зверев коверкает название моей страны, мне непонятно. Неужели вам неизвестно, что отныне мы никакая не Киргизия, а Кыргызстан? Пора запомнить! - он гневно посмотрел на меня.

- Не знаю, не знаю, - ответил я. - Я считаю свой язык вполне грамотным и называю вещи своими именами. Вы, уважаемый представитель Киргизии, можете называть свою республику, её населенные пункты, горы, реки и улицы на своём языке как вам заблагорассудится. А мы уж как-нибудь по-русски сами всё назовём. Кстати, по-французски их столица называется «Пари», а по-русски - Париж. И французы на нас не обижаются.

- Иван Степанович! - вскочил мой оппонент с места. - Это возмутительно! Я объявляю протест!

- А я объявляю перерыв, - устало произнёс Силаев.

«И ты, Андрей Викторович, понежнее с ними», - увещевал меня в перерыве за чаем Иван Степанович. - Видишь, как у них всё запущенно. Кыргызтсон, тьфу ты, Кыргыз..., ну, в общем, как они там. Смотри, ещё письменный протест пришлют! Ну их к лешему!

…В 1995 году в Белом доме проходило большое совещание по подготовке к зиме. Пригласили министров, губернаторов, депутатов. Присутствовали и мы - работники аппарата правительства. В зале присутствовали не только мужчины, но и женщины. Это важно для дальнейшего восприятия рассказа.

Степаныч пришёл на совещание в хорошем расположении духа. Это было видно по всему: он не вошёл в зал, а влетел, словно несомый теплым сентябрьским ветерком воздушный шар. Он что-то весело вполголоса накоротке обсудил с сидевшим рядом с ним заместителем О.Н. Сосковцом и открыл совещание.

Начал выступать кто-то из основных докладчиков. ЧВС, казалось, слушал выступавшего невнимательно, щурился на пробивавшееся сквозь высокие шторы на окнах солнечные осенние тучи, чему-то улыбался. Лишь иногда он сводил брови, поворачивал голову к трибуне и строго, поверх очков, оглядывал зал. Однако добродушный настрой брал своё, и едва доклад был закончен, и пришло время переходить к дискуссии, Виктор Степанович, не давая увлечь себя нудными вопросами, кто и сколько топлива должен завозить на Север, вдруг ударился в воспоминания.

«Давно это было. Году этак в 66–67-м, - начал он издалека. - Тянули мы газовую ветку из пункта А в пункт Б. Ветка была секретная и знать детали вам не положено, - Степаныч снял очки и лукаво посмотрел на нас - оценили ли юмор. Мы юмор оценили — все вежливо захихикали, а губернатор Московской области А.С. Тяжлов и вовсе расхохотался на весь зал и долго качал головой - вот, мол, ведь удачно премьер сострил.

Надо сказать, что Анатолий Степанович всегда был излишне (как бы помягче сказать) ... комплиментарен по отношению к руководству. Будучи человеком глубоко пораженным национальной русской болезнью, постоянно получавший упреки за чрезмерное употребление, он пытался сгладить проблему излишней восторженностью и вознесением своих начальников до небес.

Тем временем Степаныч, плывя по волнам своей памяти и размахивая очками, вспоминал сибирские морозы, пар изо рта, стыки газовых магистралей, компрессорные станции и вообще радость трудовых будней добытчиков «голубого золота». Народ слушал вполуха, у всех было полно дел, но все держали заинтересованный вид, кивали головами и в нужных местах улыбались или даже начинали смеяться.

ЧВС уже подошёл к концу своего повествования, и пора было вновь обратиться к завозу топлива на Север, но вдруг в Тяжлове проснулось чувство благодарности за то, что Степаныч спускает ему его грехи, и он, слегка привстав со своего места, прочувственным голосом сказал:

- Виктор Степанович, ну, до чего это вы нам всё это интересно рассказали, и про стыки, и про пар, и голубое золото... Душа радуется! Как хорошо-то вы, Виктор Степанович, для всех нас, - подмосковный губернатор окинул взглядом притихший зал, - да что там для нас, - для всей страны, да и для зарубежья - ближнего и дальнего, - он взмахнул рукой. Вы для всего мира самый квалифицированный, опытный, самый уважаемый газовщик, - торжественно закончил фразу Тяжлов.

Слушавший его слегка морщившийся Черномырдин вдруг на последнем слове встрепенулся, глаза его вспыхнули молниями, очки отлетели куда-то в сторону. Он побагровел, тяжело поднялся из кресла и приглушенно спросил:

- Что ты сказал?

Тяжлов замер. Все сидящие в зале тоже застыли в оцепенении, в ожидании чего-то ужасного.

- Что ты сказал, твою мать, повтори, - уже громче зарычал Степаныч. Показалось, что это даже не Степаныч, а какой-то Бог-громовержец с Олимпа, который сейчас испепелит беднягу Тяжлова всепоглощающим огнём. Оставалось только узнать, за что падёт губернатор и будет ли страдать или, так сказать, сразу, без мучений.

- Я сказал, - запинаясь промямлил Тяжлов, - что вы, это... ну как его, самый - самый газовщик....

ЧВС не дал ему закончить фразу.

- Какой я тебе, тра-та-та..., газовщик! - взревел премьер, - ты что, охренел от выпивки! Нашёл газовщика! Виктор Степанович бесновался и матерился, не обращая внимания на присутствовавших дам и вообще ни на что.

- Газовщик! - с драматическими интонациями воскликнул он. - В словарь загляни сначала, а потом газовщиков ищи.

Тяжлов сидел растерянный. Что он такого сказал? Ведь хотел как лучше, а получилось... Дождавшись секундной паузы в потоке брани Степаныча, он тихо спросил:

- Виктор Степанович, скажите, а кто же вы?

- Кто?! - гордо поднял голову Черномырдин. - Кто я такой, ты спрашиваешь? - переспросил он. - Запомни на всю жизнь: - Степаныч поднял указательный палец - Газовщики - в ЖЭКе, а я - ГАЗОВИК.

После этого с чувством выполненного долга он покинул зал заседания.

P.S. Рубрика «Банковские байки с Николаем Кротовым» - совместный проект портала Bankir.Ru и издательства «Экономическая летопись».

Организатор проекта Николай Кротов приглашает к сотрудничеству всех, кто хотел бы пополнить летопись новейшей экономической истории России своими воспоминаниями или архивными материалами.

Контактный адрес проекта: info@letopis.org

Мемуары знаменитых финансистов, технологии финансовой индустрии, банковские истории - в специальной рубрике «Обзор книг».