ОКО ПЛАНЕТЫ > Версия для печати > К "Великой депрессии-2": настоящее падение ещё впереди

Михаил Хазин

Родился в 1962 г. В Москве. Окончил Механико-математический факультет МГУ. Экономист, публицист. Президент компании экспертного консультирования «Неокон». В 1997 – 2001 гг. совместно с Олегом Григорьевым и Андреем Кобяковым разработал теорию современного экономического кризиса.

...Представители «столпов» современной финансово-экономической системы, к которым, безусловно, относится Международный валютный фонд, про кризис всегда говорили крайне неохотно, а, главное, в весьма специфическом контексте. А именно, что он вот-вот закончится, что это все локально, «банальные» циклические проблемы, которые чуть-чуть подзатянулись из-за избыточного объема долгов ... И так далее, и тому подобное.

Никто из них никогда публично не анализировал связь избыточного долга, а, главное, масштабов его нарастания, с механизмами кредитования и уровнем жизни граждан, вообще, феноменом «среднего класса». Никто не сопоставлял масштаб реально располагаемых доходов населения в «развитых» странах с их расходами и, тем более, не изучал последствия разрыва между двумя этими показателями. Разрыва, который непрерывно возрастал до начала «острой» стадии кризиса осенью 2008 года.

Но вот, наконец, глава МВФ была вынуждена что-то на эту тему сказать. Кристин Лагард, директор-распорядитель МВФ, выступая в США, что называется, оторвалась. Причем сразу по максимуму. Нет, чтобы объяснить, что этот кризис, все-таки, не циклический, что у него имеются некоторые специфические особенности, которые могут дать неожиданные, с точки зрения «мэйнстримовской», монетаристской теории последствия. Нет, она сразу сравнила происходящее сегодня в мировой экономике с «Великой» депрессией и подчеркнула: «Нет больше в мире экономик, включая бедные, развивающиеся и развитые страны, которые бы имели иммунитет к кризису». И, соответственно, призвала «все страны, независимо от государственного и политического устройства или религии, объединиться для борьбы с кризисом».

Это, конечно, очень эмоционально, но, прямо скажем, не совсем верно. Депрессии, в том числе и вторая «Великая» (первая, напомним, была после обвала 1907 года и продолжалась в США до 1914 года, начала I Мировой войны) депрессия ХХ века, могут начаться только после того, как обвал завершится. Грубо говоря, депрессия – это затянувшееся дно кризиса. Если он был циклическим, то «дно» обычно бывает не больше пары кварталов, ну, максимум, с год. А вот если кризис был структурный, то есть спад был вызван тем обстоятельством, что перестал действовать механизм (иногда - искусственного) стимулирования экономического роста, который и вызвал диспропорции, то депрессия может быть достаточно длинной – пока не появится новый механизм экономического роста.

И вот здесь имеет смысл напомнить хронологию кризиса 30-х годов. В 20-е годы в США, как и сейчас, было стимулирование частного спроса, правда, всего в двух узких секторах экономики: спекуляций землей и спекуляций на фондовой бирже. Оба этих вида спекуляций создали финансовые пузыри, причем первый лопнул в 1927 году, а второй – осенью 1929 года (знаменитый биржевой крах). Но к марту 1030 года биржа отыграла уже больше половины спада октября-ноября 29 года, казалось, что худшее позади. И вот в этот момент началось падение частного спроса, которое продолжалось до конца 1932 года. Скорость падения была примерно 0.8-1% от ВВП в месяц – так что совокупный объем спада за этот период составил около 30% от первоначального уровня экономики.

У нас аналогичный весне 1930 года спад начался в сентябре 2008 года, он, как и тогда, проходил по дефляционному механизму, поскольку был вызван сокращением совокупного спроса. Однако в 2008 году денежные власти США начали активную эмиссионную денежную накачку (чего не делали в 30-е годы), причем, что удивительно, ее масштабы составляли как раз примерно 1% ВВП в месяц! Кто бы мог подумать. В результате, кризис удалось немножко приостановить. Немножко – потому что в экономике кризисные процессы продолжались, совокупный спрос продолжал падать, администрация президента Обамы даже для его поддержки увеличила дефицит бюджета на 1 триллион долларов в год. Что, между прочим, равносильно повышению реально располагаемых доходов населения примерно на 10%! И, несмотря на это, спрос продолжает падать. Что будет, когда возможности бюджета США по увеличению дефицита будут исчерпаны, каждый может себе представить – падение ВВП страны на 10% будет практически автоматически. А ведь процесс на этом не остановится.

Это главное место, в котором я не согласен с Лагард. «Великая» депрессия началась после спада, который в рамках сегодняшнего кризиса еще не произошел. Поскольку накачка спроса в 80-е – 2000-е годы была существенно выше, чем в 20-е годы прошлого века, спад может продолжаться и дольше, чем 2.5 года, как это было тогда. Во всяком случае, сегодня спрос выше, чем реально располагаемые доходы населения примерно на 3 триллиона долларов в год, а ведь с падением спроса доходы тоже будут падать. По нашим расчетам, конечная величина спроса будет ниже нынешней на 6 триллионов в год, что соответствует падению ВВП США от предкризисного значения на 55-60%, но это, конечно, только оценка, не говоря уже о том, что сравнивать ВВП до кризиса и после него будет вообще достаточно сложно, у экономики будет совершенно разная структура. В частности, по итогам кризиса резко сократится доля финансового сектора в экономике США.

С учетом того, что в 30-е годы прошлого века спад был не более 40% (причем для того времени расчеты были более объективны, поскольку структура экономики США тогда изменилась существенно меньше), то в наше время кризис будет куда сильнее. И это второе место, в котором я не согласен с Лагард – нас ждет не повторение кризиса 30-х годов, а куда более сильный кризис, самый масштабный со времен появления на свет капитализма. Более того, его масштаб будет столь велик, что неминуемо затронет и социально-политическую структуру крупнейших капиталистических государств, чего 80 лет назад не было.

А, в общем, я рад, что руководство МВФ, наконец, сказало вслух то, о чем раньше говорить опасалось. Даже после того, как поняло, с какого масштаба явлением оно столкнулось. И призывы к «совместной борьбе» я воспринимаю именно как эмоциональный вопль, обращенный, по большому счету, в воздух: кто и как может остановить этот структурный кризис? Пока спрос и доходы не придут в равновесие, любые попытки остановить процесс будут бессмысленны и только приведут к тяжким последствиям для самих активистов. Но ведь и просто молчать нельзя – так что Лагард здесь можно только посочувствовать.