Базель: мышь, которая не рычала (“Financial Times”, США)

Базель: мышь, которая не рычала

Чтобы отпраздновать вторую годовщину падения "Lehman", гора Базель тяжело трудилась и родила мышь (имеются в виду новые финансовые правила Basel II - прим. perevodika.ru). Нечего и говорить, что банковский сектор будет настаивать на том, что мышь - это тигр, который поглотит мировую экономику. Такие оправдания - в которых эта избалованная отрасль мастер - следует игнорировать: снятие стимулов к безответственному поведению - это не издержки для общества; это дорого обходится бенефициарам. Последних не следует путать с первыми. Миру нужна меньшая и более безопасная банковская отрасль. Недостаток новых правил состоит в том, что они не смогут этого обеспечить.

Я слишком суров? "Глобальные банковские регуляторы ... подписали соглашение ... утроить размер капитальных резервов, которые банки мира должны иметь от потерь," - говорит "FT". Это звучит жёстко, но только если не понимать, что утраивание практически нуля мало что даст.

Новый пакет устанавливает взвешенный по риску коэффициент достаточности капитала в размере 4,5 процента, более чем в два раза больше текущего уровня в 2 процента, плюс новый буфер в размере 2,5 процентов. Банки, капитал которых входит в буферную зону, столкнутся с ограничениями на выплату дивидендов и бонусов по усмотрению. Так что правило устанавливает эффективную нижнюю границу в 7 процентов. Но новые стандарты полностью вступят в силу к 2019 году, к тому моменту мир уже, вероятно, переживёт парочку финансовых кризисов.

Как показывает исторический опыт, эта сумма акционерного капитала гораздо ниже того уровня, который бы навязали рынки, если бы инвесторы не продолжили ожидать, что правительство выручит кредиторов в условиях кризиса (см. таблицу). Потребуется не такая уж и большая катастрофа, чтобы привести такие задолжавшие структуры достаточно близко к несостоятельности, чтобы запаниковали незастрахованные кредиторы. Эти новые коэффициенты также во многом дети Базеля II, предыдущего режима регулирования: они полагаются на то, что сегодня уже должно считаться дискредитированной оценкой риска - один из аргументов, выдвинутых Мартином Хелвигом из немецкого Института Макса Планка в превосходной недавней статье по интеллектуальному банкротству нынешних подходов к регулированию капитала. Мы могли бы подумать о новых требованиях, как о "коэффициенте неадекватности капитала".

Ряд аналитиков проверили возможное влияние регулирования с помощью стандартных экономических моделей. Банк международных расчётов и Совет по финансовой стабильности выпустили документ, в котором содержится вывод, что "увеличение на 1 процентный пункт целевого отношения обыкновенных акций к активам с учётом риска приведёт к [среднему] снижению уровня валового внутреннего продукта максимум на 0,19 процента по сравнению с базовым после четырех с половиной лет" (см. диаграмму).

Сюрприз, сюрприз: представители промышленности выпустили оценки, которые примерно в восемь раз выше. Официальный доклад саркастически отвечает, что "отраслевые оценки предполагают, что при отсутствие какого-либо усиления регулирования банки предпочтут увеличить свою задолженность в ближайшие годы, вернувшись к уровням, которые преобладали непосредственно перед кризисом; что требуемая от финансовых фирм отдача от капитала будет расти по мере того, как государственные запасы истощаются; и что связь между ростом совокупного кредитования и реальным ВВП приблизительно равна среднему за период высокого кредитного роста, предшествовавшему кризису".

Любое такое моделирование затрат на регулирование - это Гамлет без призрака: оно не учитывает, что движет сюжет. Мы не можем оценить издержки регулирования, не признавая несколько фактов: во-первых, экономика и финансовая система только что выжили после смертельной опасности; во-вторых, издержки кризиса включают миллионы безработных и десятки триллионов долларов в виде производственных потерь, как утверждал Энди Холден из Банка Англии; в-третьих, правительства спасли финансовую систему, переложив её риски на общество; и наконец, финансовый сектор - единственный, у кого есть неограниченный доступ к общественному кошельку и, как результат, на сегодняшний день наиболее субсидируемый в мире.

Необходимо вернуться к первоначальным принципам при оценивании предполагаемых затрат повышения требований к капиталу (ликвидности).

Во-первых, неправда, что собственные средства дороги, как утверждает ещё одна отличная статья Аната Р. Адмати из Стэнфордского университета и др., если мы допускаем тот факт, что увеличение собственных средств снижает риск для кредиторов и налогоплательщиков, а нам следует принять это допущение. Меньше собственных средств означает более высокие доходы, но и высокий риск (см. диаграмму).

Во-вторых, в той степени, в какой кредиторы несут расходы, связанные с банкротством, больше собственных средств означает более дешёвую задолженность. Таким образом, если бы долг действительно был несудированным, изменение отношения собственных средств к задолженности не должно влиять на расходы финансирования баланса.

В-третьих, в той степени, в какой налогоплательщики несут риск, больше собственного капитала компенсирует это неявное субсидирование. Общественность в целом имеет нулевой интерес - по сути, отрицательную ставку - в субсидировании рисковой активности банков в целом. По этой причине субсидия, которую оно предлагает, предоставляя бесплатное страхование, должна компенсироваться путём введения более высоких требований к капиталу.

В-четвертых, общественность заинтересована в установлении более высоких требований к собственным средствам, чем любой отдельный банк захочет, в его собственных интересах, установить. Банки создают системный риск эндогенно. Эти расходы должны быть усвоены принимающими решения. Одним из способов это сделать является увеличение рисковых мощностей.

Наконец, в той степени, в какой общественность хочет субсидировать конкретную форму риска - кредитование малого и среднего бизнеса, например, - оно должно делать это прямо. Субсидирование банковской системы в целом, чтобы убедить её принять то, что составляет лишь малую часть его деятельности, чудовищно неэффективно.

Вывод, в таком случае, состоит в том, что требования к собственному капиталу должны быть гораздо выше, возможно, равны 20 или 30 процентам, без учёта риска. Тогда будет возможно отказаться от различных форм условного капитала, у которых гораздо больше шансов усугубить панику в условиях кризиса, чем успокоить её. Только потому, что мы привыкли к этим чрезвычайно хрупким структурам, это требование кажется невероятным.

Это не отменяет две огромные проблемы.

Одна из них состоит в том, что любой такой переход будет напоминать отбирание наркотиков у наркомана. Самый простой способ уменьшить расходы - это правительствам гарантировать дополнительный капитал, а затем, с течением времени, продать то, что они заняли, на рынке. Даже в этом случае совокупные балансы банковской системы, вероятно, придётся уменьшить. Такое сокращение доли заёмных средств почти наверняка означает более длительный период крупных бюджетных дефицитов, чем почти все сейчас думают.

Другая - что есть огромный потенциал для регулятивного арбитража, когда риски сдвинулись по всей системе. Такие риски могут легко обрушиться обратно на банковскую систему. Таким образом, более высокие требования к капиталу банков будут работать только в том случае, если регуляторы смогут определить появление системных рисков в других странах.

Регуляторы пытаются сделать существующую финансовую систему менее опасной, шаг за шагом. Это лучше, чем ничего. Но это не создаст безопасную систему. Мир не может позволить себе еще один такой кризис, по крайней мере, ещё лет двадцать. По этим стандартам того, что возникает, просто недостаточно. Эта мышь никогда не сможет реветь достаточно громко.