«Умная экономика» как иллюзия

«Умная экономика» как иллюзия

Если несколько десятилетий назад локомотивами мировой экономики были такие традиционные отрасли, как промышленность, машиностроение, энергетика и сельское хозяйство, сегодняшние приоритеты выглядят совершенно иначе.

По мнению идеологов постиндустриальной экономики, новыми драйверами роста потребления должна стать «умная экономика» — продукция высокотехнологичных секторов (микроэлектроника, персональные компьютеры и всевозможные гаджеты), информационные технологии и незнакомые (или непопулярные) до недавнего времени услуги, прежде всего финансовые.

При этом одним из приоритетов видится как можно более широкое внедрение новых институтов и «прогрессивных» технологий управления как на корпоративном, так и на государственном и на межгосударственном уровнях.

Именно под этими красивыми лозунгами мировые элиты вели несведущих граждан в земные райские кущи все последние десятилетия.

Разразившийся кризис ставит на повестку дня резонный вопрос: какой же прямой и сопутствующий эффект принесло странам, народам и мировому хозяйству в целом экономическое «поумнение»? 

Умные гаджеты, которым не нужен прогресс

Гаджеты, как известно, имеют тенденцию быть более необычными и умными, чем ординарные, «низовые» технологии. Они являются наиболее яркими техническими атрибутами пропаганды «умной» экономики, способной, по мнению её адептов, до неузнаваемости изменить нынешний привычный мир с его «архаичными» хозяйственными отраслями, моделями управления, этнонациональными ценностями и самим человеком. Глобализация, деньги и технологии hi-tech должны придать миру новый облик. В данном контексте эволюция, дальнейшее развитие обычных технологий и производств, новая индустриализация, а также и обращение к исторической памяти народов, к духовным и ментальным корням выглядят даже не шагом, а бегом назад. Но так ли это?

Посмотрим, как оправдывается основополагающий тезис сторонников «умной» экономики на практике. Тот самый, который гласит, что высокотехнологичные компании с передовыми моделями управления в наименьшей степени подвержены рискам воздействия кризисных ситуаций и способны стать локомотивами роста, опорными точками для формирования хозяйственно-отраслевых кластеров, ориентированных в будущее.

Итак, что же происходит на самом деле? IBM и Symantec Corporation (крупнейший производитель программного обеспечения в области информационной безопасности и антивирусов) в июне нынешнего года приступили к увольнению тысяч сотрудников. Только IBM, по подсчётам аналитика Oracle Investment Research Лоренса Балтера, может уволить 6–8 тыс. человек.

Что в этом примере привлекает особое внимание? Во-первых, речь идёт не о Европе, где всё по-прежнему плохо, а о США, чья экономика вроде как выздоравливает, и ФРС по этой причине даже намерена свернуть стимулирующие программы. Во-вторых, обе компании заявляют, что действуют в рамках ранее анонсированных планов реструктуризации. И в-третьих, мы говорим о лидерах, гигантах, выше которых только звёзды.

О чём всё это свидетельствует? О том, что безоговорочная ставка на данный сегмент, на его необыкновенную неуязвимость и сверхспособности, мягко говоря, преждевременны и легкомысленны. Аналогичные ставки ещё недавно делались на Китай, якобы способный вытянуть всю мировую экономику из кризиса и стать её локомотивом. Этого не случилось. Кстати, сектор услуг КНР (являющийся опорной составляющей «умной» экономики и включающий в себя высокотехнологичные сервисы), на который китайцы также возлагали много надежд, падает.

И ещё это значит, что в условиях противопоставления новых передовых и традиционных старых отраслей экономики, а также финансово-экономических диспропорций, оказывающих крайне деструктивное воздействие на все элементы хозяйственной системы, планы, свёрстанные в момент головокружения от ожидаемых успехов, придётся пересматривать ещё не один раз. Этот вывод 6 июня частично подтвердил инвестбанк JPMorgan Chase, понизив прогноз роста расходов на информационные технологии в текущем году до 0,6% против 1,2%, ожидавшихся ранее.

Похожая тенденция имеет место и в России. Индекс ИПЕМ-спрос, рассчитываемый Институтом проблем естественных монополий в разрезе отраслевых групп, показывает, что рост спроса, причем с очень высокими темпами, наблюдается только в низкотехнологичных отраслях, где показатель в нынешнем апреле вырос на 9% к апрелю 2012 года и на 5,1% за четыре месяца текущего года. По отраслям, производящим товары инвестиционного спроса, наблюдается устойчивое падение индекса. Есть и другие примеры.

Чтобы исправить положение, необходимо органичное взаимодействие, совмещение развития новых высокотехнологичных отраслей с возвращением традиционной, обеспечивающей их развитие функции денег. В нашем случае, например, нобелевский лауреат, вице-президент РАН Жорес Алферов считает, что высокие технологии должны не противопоставляться кормящим сегодня Россию сырьевым отраслям, а в первую очередь идти в них. «Просто потому, что таким способом проще заметно увеличить и доходы сырьевого сектора, и использовать его для дальнейшего развития высоких технологий», — говорит академик. На этой же основе должно строиться и развитие всего хозяйственного комплекса. Он должен рассматриваться как единый блок, а не некий винегрет из различных ФЦП, отраслевых, ведомственных, региональных и каких угодно ещё программ, планов развития, часто не стыкующихся и прямо противоречащих друг другу. Деньги должны обслуживать его, а не он деньги. Без общего видения, идеологии, плана мы имеем и будем иметь очаговый, мерцающий характер развития экономики, уделами которой будет шараханье, нестабильность и слабая стрессоустойчивость.

Реальная экономика демонстрирует всё большее усыхание своих некогда здоровых и полноценных «рук» и «ног». Стержнем постиндустриального хозяйства стал «непроизводительный» сектор. Сфера обращения и услуг в последние десятилетия развивалась опережающими темпами по отношению к другим отраслям. Достаточно сказать, что в докризисный период с 1990 по 2007 год ее доля в мировом ВВП возросла с 61,5% до 67%, оттягивая на себя всё больше инвестиций и ресурсов (включая кадровые). В это же самое время А.Ю. Чернов в своей работе «Что происходит с современным НТП?» и В.С. Цаплин в работе «Постиндустриализм: оправданы ли претензии» отмечают, что за последние 30 лет в большинстве отраслей науки и техники вообще не отмечено революционных достижений (исключения составляют только собственно информационный сектор и назревающая микробиологическая революция). В немалой степени это обусловлено падением престижа специальностей инженерно-технического профиля, науки и образования на фоне галопирующего роста доходов в финансовом секторе экономики.

Мы, будучи активно вовлекаемой в мировую глобальную сеть «ячейкой», также во всей красе ощущаем на себе данные тенденции. Согласно последним социологическим опросам, наибольшей привлекательностью пользуются профессии банкира, депутата, начальника полиции (или любой другой силовой структуры за исключением вооружённых сил).

По последним данным Минтруда, российские работодатели в 2012 году заявили 7,5 млн вакансий, около 80% которых составляют рабочие специальности. При этом, по словам министра Максима Топилина, «доля высокооплачиваемых вакантных мест по рабочим профессиям достаточно весома». Но лома в отделы кадров предприятий нет.

Умные деньги, которым не нужна экономика

Мировая экономика и целые страны посредством активного затягивания в финансово-долговую паутину, с одной стороны, запутывались в ней, а с другой — множили «ячейки» сети, увеличивая её объём, вес и значение. Стремительно растущий рынок международных облигаций и иных долговых обязательств вырос с 1990 по 2007 год с 1,5 трлн почти до 80 трлн долларов, а активы коммерческих банков составили к 2007 году почти 85 трлн долларов. Суточный объём сделок на международном валютном рынке увеличился с 1,8 трлн долларов в 2001 году до 4,4 трлн в 2007-м.

Глобальные финансовые рынки вышли из-под контроля отдельных государств (но это совсем не значит, что их вообще никто не контролирует) и превратились в основную движущую силу мировой экономики. Монетаризм все последние годы получал и продолжает получать идейную и пропагандистскую поддержку со стороны как представителей интернационального капитала, так и внушительного лобби из рядов национальных политико-экономических элит. В результате этих усилий роль товарного производства и экспорта, напротив, в массовом сознании сегодня оказалась сильно недооцененной.

При этом указанные процессы не стоят на месте, а, если можно так сказать, кризисно прогрессируют.

Итогом этого «прогресса» стала так называемая «перевернутая логика». В её основе лежит принцип: чем труднее будет выздоравливать экономика, тем дольше будет продолжаться период работы печатных станков и раздачи дешёвой ликвидности. В первую очередь имеется в виду поставщик основных рыночных драйверов созданной системы — Соединённые Штаты Америки. И наоборот, любой позитив в реальной экономике (публикация хорошей макроэкономической статистики и тому подобное) воспринимается инвесторами как негатив.

К примеру, в данный момент ожидания участников рынка всё больше переключаются на тему предстоящего выхода ФРС из программы печатания долларов под названием QE3 (что, в принципе, должно будет сигнализировать об оздоровлении экономики). Формула «чем лучше для экономики, тем хуже для рынка» провоцирует рост негативных ожиданий. В итоге в движение пришли курсы валют, фондовые индексы, доходности облигаций, цены на активы-убежища (то же золото), что позволяет говорить о масштабном характере переоценки рисков со стороны глобальных инвесторов.

Заметим: не рост или снижение урожайности основных продовольственных и кормовых культур, не производственная активность, не открытие новых месторождений энергоносителей, а внехозяйственные факторы и манипуляции вызывают эту масштабную переоценку рисков.

Умные финансы, которым не нужны государства

Сверхдоходы, получаемые в виртуальной экономике, несравнимо опережают их рост в любом сегменте реального производства и сферы услуг. Результатом этого стал небывалый уровень всемирной офшоризации денежных средств. Так, согласно данным XII ежегодного отчета Boston Consulting Group, несмотря на все усилия международных регуляторов, объём состояний в офшорах в прошлом году увеличился на 6,1% — до 8,5 трлн долларов.

И прячутся там далеко не только деньги российских коррупционеров или «русской мафии». Это интернациональный капитал, за которым подчас стоят весьма серьёзные игроки, настоящие столпы «новой» (или «умной») экономики.

В июле прошлого года международная неправительственная организация Tax Justice Networks опубликовала расчёты, согласно которым глобальное офшорное состояние принадлежит менее чем 10 млн человек. При этом 9,8 трлн долларов из общего объёма средств на офшорных счетах владеют всего 92 тыс. человек. Они выводят их для краткосрочных спекуляций и диверсификации активов.

Так что эти деньги там не спят. Они выведены из национальных экономик и служат только своим истинным хозяевам, чьи имена не всегда совпадают с раскрываемыми WikiLeaks и другими разоблачителями.

Еще одним эффектом выстраиваемой «умной» экономической модели является растущее снижение влияния реальных производителей на ценообразование своей продукции. Главным образом (и это затрагивает Россию напрямую) речь идёт о сырье и энергоносителях. Цены на эти и другие группы товаров уже сегодня крайне мало зависят от действий производителей и потребителей и формируются в основном опять же на финансовых рынках.

Все эти тенденции приводят к двум важнейшим структурным изменениям. Во-первых, стремительно расширяется число стран, для которых внешнеэкономические факторы начинают играть ключевую роль во внутреннем развитии. А значит, эти государства становятся полноценными участниками «сети», её всё более зависимыми «ячейками». Во-вторых, как на мировом, так и на национальных уровнях активно формируется особая группа людей, чьи доходы принципиально не зависят от состояния как мирового хозяйства, так и реального сектора их национальных экономик. Они богатеют независимо ни от чего (об этом, в частности, говорилось на минувшем Давосе). А кризис только способствовал закреплению этой тенденции.

Если в начале 1990-х годов в мире действовало около 37 тыс. ТНК и 170 тыс. их иностранных филиалов, то в 2008-м общее количество ТНК в мире превысило 79 тыс., а их иностранных филиалов — 790 тыс. По некоторым оценкам (в частности, Степанян Т.М. «Современные транснациональные корпорации в условиях глобализации мировой экономики»), уже к началу XXI века ТНК обеспечивали 80% прямых иностранных инвестиций в мире, больше половины мирового товарооборота, свыше 80% продаж патентов и лицензий.

В прошлом году на весь мир прогремела работа швейцарских исследователей, которые установили, что всего 147 взаимосвязанных между собой корпораций уже практически контролируют мировую экономику. Сегодня идёт активный процесс их эволюции в сетевые транснациональные комплексы, которые могут легко трансформироваться в результате гибкого включения или исключения из производственного цикла тех или иных узлов (участников сети).

Что это значит? Инструменты и институты «умной экономики», экспортированные в какую-либо страну, позволяют сделать практически любую часть её хозяйственной системы, отрасль или всю её целиком участником сети, сделав зависимой от неё. В случае необходимости непослушную или по какой-либо другой причине проштрафившуюся «ячейку» просто отключают от сети со всеми вытекающими последствиями. На время или совсем, будет зависеть от степени усилий «ячейки» по работе над ошибками. Самое страшное наказание в пустыне — быть отлучённым от каравана.

Умное управление, которому не нужны народы

Согласно результатам опроса, проведённого недавно по заказу Европейского совета по международным отношениям (European Council on Foreign Relations, ECFR), большинство европейцев испытывает недоверие и недовольно новыми институтами, созданными в последние годы как в рамках Евросоюза, так и в собственных странах. Данные выводы подтверждает и опрос, проведённый в рамках инициативы «Европейское социальное исследование» (European Social Survey), объединяющей социологов из самых разных университетов ЕС.

Сегодня большинство опрошенных европейцев чувствуют себя жертвами. Ещё одной немаловажной проблемой является то, что никто, ни на высоком общеевропейском уровне, ни на уровне руководства государств — членов Евросоюза, не может или не хочет популярно объяснить людям, чем были плохи старые институты и почему с новыми ассоциируются главным образом усиливающиеся негативные явления и тенденции. «У людей возникло ощущение, что они утратили контроль над ситуацией. Их заставляют соглашаться с вещами, которые им преподносят как безальтернативные», — считает испанский политолог Хосе Торребланка.

Существование проблемы вынуждены признавать и официальные представители Евросоюза. Так, в конце апреля председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу отметил, что в рамках союза со стороны граждан существует непонимание. «Кто что делает, кто что решает, кто кем и чем управляет? И в каком направлении мы двигаемся?»

При этом Баррозу тут же перевел стрелки, заявив, что европейская «мечта» находится под угрозой из-за «усиления популизма и национализма» во всех странах ЕС. О необходимости в связи с этим каких-либо кардинальных реформ всё тех же институтов в рамках объединения либо отдельных стран господин Баррозу ничего не сказал. Это говорит о том, что сворачивать или кардинально менять глобальный проект, даже если он ухудшает жизнь абсолютного большинства своих невольных участников, никто не собирается.

Итого

…Безоговорочное копирование всего «умного», которое таковым подчас совсем не является, в реальности не приносит успеха ни одной стране.  

Может быть, и нам пора перестать потреблять то, что нам навязывают в качестве «умной экономики», и действительно поумнеть?

фото: REUTERS