Михаил Делягин: российский рубль и "мировая закулиса"

«Чем дальше в лес, тем больше третий лишний».

«Чем дальше в лес, тем больше третий лишний».

Чем глубже увязает планета во всеобъемлющем кризисе, тем чаще поминают «мировое правительство».

Прежде всего это проявление заскорузлой веры в заговоры, всесилие колдунов и чародеев, удобное возможностью списать ошибки, а то и прямое убожество, на злое и неведомое всемогущество. Мир становится все менее познаваемым — и человек, страдая от роста бессилия, прячется в мистику. Первобытный шаман, перед охотой рисовавший на стене пещеры вожделенную добычу, выглядит законченным скептиком на фоне иных нынешних «аналитиков».

Но о «мировом правительстве» грезят и иные, вполне рациональные и успешные современные лидеры — вроде жаждущего «финансового госплана» Сороса и ряда международных чиновников. Для них это символ стабильности и порядка — и затаенная мечта самим войти в его состав и таким образом править миром.

Крайности сходятся: отъявленные мистики и ограниченные технократы грезят об одном.

К счастью, «мировое правительство» как единая структура невозможно: для общественных наук это такой же нонсенс, каким для естественных является «вечный двигатель», нарушающий законы сохранения энергии.

Интересы влиятельных сил современного человечества столь разнообразны, противоречивы и изменчивы (как и сами эти силы), что объединить их не может никакая устойчивая структура. Она либо выродится в балаган для бессмысленной болтовни всех обо всем (что, похоже, случилось с ООН), либо, пренебрегая значительной частью интересов, станет инструментом одностороннего и потому неприемлемого для слишком многих насилия. В экономике таковым стал МВФ, в политике — НАТО.

Неустойчивость, текучесть, изменчивость интересов влиятельных сил современного человечества проявляется даже в такой их внешней оболочке, как клубы и форумы, постоянно уточняющие и заново вырабатывающие повестку дня, то есть систему приоритетов и «правил игры».

Чем влиятельнее клуб или форум, тем большее внимание он привлекает, тем большие усилия прилагают лидеры для попадания на его встречи, тем более многолюдными они становятся — и тем меньшим оказывается их реальное влияние. Пример — деградация Давоса: еще 10 лет назад он был перекрестком мирового влияния, а сейчас это просто абсурдно многолюдная и пафосная тусовка.

Легенды о Бильдербергском клубе и Трехсторонней комиссии держатся лишь благодаря их закрытости. Когда-то они играли большую роль, а сейчас в основном стали рудиментом, как масонские клубы, действительно потрясавшие мир — но лишь в конце XVIII века…

Тем не менее концентрация бизнеса (и порождаемой им власти) — закономерный процесс. Швейцарские исследователи, проанализировав взаимодействие компаний на международных рынках товаров, услуг и капитала, выявили около 1100 крупнейших фирм, образующих ядро мировой экономики. Глобальный успех практически невозможен без сотрудничества по крайней мере с несколькими из них — просто потому, что они концентрируют критически значимую часть денег человечества.

Но глобальный бизнес, стоящий над государствами и оказывающийся более сильным, чем большинство из них (исключая, может, лишь США и Китай), — лишь часть нового властного субъекта, нависающего над миром.

Внешнее проявление глобализации — упрощение коммуникаций. Оно сплачивает государственных и корпоративных лидеров, обслуживающих их деятелей спецслужб, науки, медиа и культуры на самой прочной основе — общности личных интересов и образа жизни.

Эти люди кровно заинтересованы в развитии глобального бизнеса. Они живут не в странах, а в отелях и закрытых резиденциях, обеспечивающих запредельный для обычных людей уровень комфорта вне зависимости от места расположения. Благодаря интенсификации коммуникаций они буквально за последнее десятилетие сгустились в новый — глобальный управляющий — класс.

Его структура не иерархия и даже не социальная сеть: это совокупность социальных вихрей, сталкивающихся, распадающихся, перетекающих одни в другие, жестко противостоящих по одним проблемам и объединяющихся по другим.

Новый глобальный класс собственников и управленцев не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков, ни влиятельных акционеров (за исключением его же членов). В силу своего положения «над традиционным миром» он противостоит не только слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой обособленной общности как таковой — в первую очередь традиционной государственности.

Попадая в смысловое и силовое поле глобального управляющего класса, национальные элиты перерождаются.

Они переходят от управления в интересах наций-государств, созданных еще Вестфальским миром, к управлению в интересах этого класса, в интересах «новых кочевников» — конкурирующих глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Такое управление пренебрегает интересами народов, сложившихся в рамках государств, и все чаще прямо подавляет их. Это именно та ситуация, которую мы на протяжении последней четверти века национального предательства наблюдаем в России, — но помимо нашей и в массе других стран, включая развитые.

Современный либерализм — это давно уже не идеология свободы и индивидуализма, а абсолютная вера в то, что любое государство должно служить не своему народу, а глобальному бизнесу. Если же интересы бизнеса требуют обнищания и унижения этого народа, государство обязано идти на «непопулярные» меры с гордостью и без тени сомнения.

Начав служить глобальному бизнесу, власти любого общества неизбежно предают свой народ, из элиты стремительно вырождаясь в тусовку, пусть даже и правящую.

Пренебрежение коренными потребностями общества невозможно скрыть. Так, Банк России вполне открыто заявил об ограничении своего присутствия на валютном рынке, что-де соответствует либеральной догме минимизации вмешательства государства в экономику. В результате дневные колебания курсов валют приобрели беспрецедентную динамику (до 80 копеек в один день), что дезорганизует экономику, толкает к панике общество, но зато существенно расширяет возможности спекулянтов всех мастей (в том числе, возможно, и занимающихся инсайдерской торговлей изнутри самого Банка России).

Ярчайшим примером подобного пренебрежения интересами народа России стало заявление министра финансов Силуанова о возможном повышении курса доллара на 1–2 рубля в результате его решений. Это вызвало не просто ослабление, но и дестабилизацию рубля, дезорганизовало жизнь многих людей и фирм (и, вероятно, помогло спекулянтам).

Тот же самый министр финансов заявил о намерении в полтора раза повысить цену сигарет для наполнения бюджета — который по итогам января—мая не только профицитен (при плановом дефиците в 0,8% ВВП), но и накопил 6,6 трлн руб. неиспользуемых резервов. Из которых выведен за рубеж в форме Резервного фонда и Фонда «национального» благосостояния лишь эквивалент 5,4 трлн, а 1,2 трлн руб. просто валяются в бюджете без какого бы то ни было оформления.

А чего стоит его заявление о «перегреве экономики», то есть о чрезмерной интенсивности ее развития, — в условиях резкого, в 2,5 раза (с 4,5 до 1,8% в январе—мае), торможения экономического роста? Невольно возникает подозрение, что неведомые диверсанты в разгар июньской жары сломали кондиционер в кабинете министра.

Содержанием эпохи, в которую мы вступаем, будет освободительная борьба обществ, разделенных государственными границами, против господства глобального управляющего класса. Это содержание остро ставит вопрос о солидарности всех национально ориентированных сил — ибо разница между правыми и левыми, патриотами и интернационалистами, атеистами и верующими не значит ничего перед общей перспективой социальной утилизации из-за агрессии сверхкрупного бизнеса и его «штурмовой пехоты», угнездившейся в госуправлении, этих «эффективных менеджеров», готовых на всё — без оглядки на какой-то там мало-средний бизнес, не говоря уж о пресловутом населении, мешающем в полной мере воплотить в жизнь их смелые финансовые фантазии. Не без реальной для себя пользы, конечно.